Иван Капитонов

Год души *

Самое трудное в этой жизни – перейти от слов к делу. На словах-то мы почти все хороши. Если судить по нашим речам, мы такие замечательные, что не заметить этого даже на небесах просто невозможно. Если бы наши слова хоть в половине звуков соответствовали действительности, то ворота рая давно были бы распахнуты в ожидании встречи с нами!

Мы хотим добра, но больше получать, а не нести кому-то. Кому же хочется перетаскивать тяжести?

Когда ты хочешь сделать кому-то доброе, но, если честно признаться, ленишься (делание добра – это всегда труд, напряжение), то вспомни: это ведь не ты, а сам Господь Бог хочет это сделать, а ты, раб нерадивый, «сачкуешь» при выполнении ответственного задания.

Шестого марта ко мне в гости на работу, в конце трудового дня зашел Игорь Егорович Поверинов, очень глубокий и интересный человек, в вопросах веры ушедший далеко вперед многих из нас. Мы пили чай, говорили о высоком и бренном. Затем стали собираться домой. Вдруг Игорь Егорович предложил навестить священника, отца Сергия. И не только отца духовного, но и отца десятерых собственных детей. Согласитесь, большая редкость.

Сказать по-честному, ехать никуда не хотелось. На вечер у меня другие планы – добраться домой, вздремнуть и ближе к полуночи посмотреть трансляцию футбольного матча Лиги чемпионов. У нашего «Зенита» отличные шансы пробиться в четвертьфинал этого важнейшего турнира. Это вам не фунт изюма. Игорь Егорович ненавязчиво предложил съездить к отцу Сергию еще раз, затем еще. Я как мог отнекивался, извинялся. Действительно, как-то неудобно: там большая семья, и тут мы неожи-данно нагрянули – здравствуйте, не ждали. Но в конце концов понял неслучайность предложения. Очевидно, я должен увидеть что-то интересное, пообщаться с неординарным человеком, способным оказать на меня позитивное влияние. И мы поехали.

Если Игорь Егорович хотел выбить меня из душевного равновесия, то у него получилось с первого раза.

Потрясли две вещи – личность самого отца Сергия и уровень жизни его семьи. Еще когда мы только ехали в сторону Юго-Запада, Игорь Егорович сказал, что отец Сергий – «настоящий священник». Предполагаю, что понял характеристику: «настоящий» священник определяется не его местом в церковной иерархии, а тем, что он несет людям, демонстрирует ли он своей жизнью пример истинной, а не бутафорской праведности. Отец Сергий действительно оказался настоящим священником.

Высокий, худощавый, с небольшой бородкой и достаточным количеством седины в волосах. Он всё время придерживал шею рукой, наклон головы не очень естественный. Оказывается, к нему несколько лет назад «привязалась» неизвестная болезнь: что-то случилось с мышцами шеи.

Достаточно болезненные ощущения, голову держать прямо очень трудно. «Смотрят» его известные врачи, в том числе и за пределами Мордовии (в той же Казани), а пользы пока не много.

Плохо быть больным человеком. Еще хуже болеть неизвестно чем. Когда нет точного диагноза, невозможно назначить правильное лечение, выписать рецепт. Другой бы расстроился, а то и вовсе напился не один раз, но отец Сергий сохраняет хотя бы внешнее спокойствие. По-моему, и внутреннее. Он вспоминал несколько раз многострадального библейского Иова и говорил, что ему еще очень и очень далеко до того уровня страданий, испытаний. У отца Сергия в связи с этой хворью – инвалидность. Инвалидность есть и у его жены – матушки Марии. Но уточнять о проблемах со здоровьем матушки очень неудобно.

Имена-то какие. Отец Сергий – и сразу же вспоминается Сергий Радонежский. Матушка Мария – каждый, даже атеист, знает, что Деву, родившую нам Иисуса Христа, звали именно так – Мария. Святые для православного человека имена.

Интересна судьба самого отца Сергия. Он родился в Уфе. Затем их семья переехала в Тольятти и стала трудиться на известном всем автогиганте. Юность и молодость достаточно стандартные, окружающая среда далека от праведности: выпивали, курили, в том числе и травку. Отец Сергий:

– Кто его знает, как бы судьба сложилась. Кого-то из моих друзей убили в многочисленных разборках, кто-то умер от передозировки, кто-то спился, кто-то живет нормальной жизнью. Но в журнале «Наука и жизнь» стали печатать выдержки из Библии. Однажды такой журнал попал мне в руки. И... я сказал маме, что собираюсь пойти в монастырь. Она, понятно, в штыки... Но я всё же уехал в Подмосковье, пытался найти себя. Была дилемма, куда пойти – в монастырь или в священники. Выбрал последнее... Случайно встретил Олега Меркулова, он и предложил – езжай в Мордовию, в мои родные места. Так я оказался здесь, о чем и не жалею. Промысел Божий.

Не удержался от двух банальных, предельно обывательских вопросов. Первый звучал так:

– Тяжело с десятью детьми?

– Конечно, тяжело. Не столько мне, как матушке. Вот ей-то действительно нелегко. Порой хочется уединения. Удалиться куда-нибудь на месяц, с душой поговорить, сознание привести в порядок, но это мечты, и не более. Но мы не представляем, как бы мы жили, не будь у нас, к примеру, третьего ребенка, или седьмого, или десятого. Все дороги, всех Господь дал...

Мы не видели всех десятерых, только четверых. Старший, заканчивающий в этом году школу, уступил нам комнату, в которой мы и беседовали. Примерно четвертый или пятый принес нам чайник, примерно седьмая принесла нам сахар, примерно предпоследний, совсем малыш лет двух-трех, периодически заглядывал в открытую дверь. Остальные где-то занимались своими делами.

Наличие десятерых детей очевидно повсюду. В комнате, где мы сидели, – две двухъярусные кровати, стол со стареньким компьютером и большое количество одежды. В этот день разрушились некоторые уже сложившиеся стереотипы о священнослужителях. Я видел дома священников, похожие на небоскребы, часто вижу людей в рясе за рулем очень и очень приличных иномарок. А тут... Да не обидится отец Сергий, уровень благосостояния его семьи лучше всего характеризует слово – «бедность». Нет, всё же скажу: если стараться быть объективным, а не деликатным, то таким словом будет «нищета».

Не удержался и задал второй обывательский вопрос:

– Если не секрет, что у вас является источником дохода?

– Какой секрет? У меня пенсия по инвалидности – примерно пять тысяч. У жены такая же пенсия. За каждого ребенка дают четыреста с чем-то рублей. У нас есть однокомнатная квартира, осталась от родителей, мы ее сдаем. Правда, недорого, еще и налоги за нее нужно платить. Где-то всего около двадцати тысяч. В среднем у нас получается рублей пятьсот в день. Это нормально.

Возможно, это и нормально для семьи, где три-четыре человека, но не двенадцать. Это если иметь в виду только питание. Но ведь нужно покупать одежду, многое иное для домашнего обихода. И для школы. Так что здесь до нормального еще очень далеко.

Периодически по ходу жизни вспоминаются слова Талейрана, знаменитого французского дипломата времен Наполеона: «Бойтесь первых порывов души. Они могут быть благородными». Не нужно бояться первых порывов души, если это порывы, призывающие сделать добро. Нужно довести каждый порыв до логического завершения. Естественно, такие порывы случались и у меня. Осталось довести их до добрых дел. Скверно будет, если ограничусь только добрыми намерениями да словами «ох» да «ах»!

Жизнь постоянно развивается. Мы на словах ратуем за демографию. Русский народ, если называть всё своими именами, вымирает, причем всё с большим ускорением. А тут десять детей. Радость большая для семьи и для государства. Помочь бы нашими общими усилиями. Если каждый неравнодушный, находящийся рядом, протянет руку, всё будет хорошо.

Мы стали прощаться с отцом Сергием. Он взял с подоконника книгу и протянул мне. Читаю название: «Непознанный мир веры». Пытаюсь вернуть книгу:

– Спасибо большое. Но у меня уже есть такая. Купил ее в Троице-Сергиевой Лавре. Возьмите, дадите ее кому-нибудь другому.

Отец Сергий только улыбнулся:

– Ничего, что есть. А эту отдадите, кому сочтете нужным. Возьмите еще.

Отец Сергий протянул еще две. Я взял, теперь я тоже своего рода миссионер.

Едем с Игорем Егоровичем в машине. Пытаюсь привести свои эмоции в относительно спокойное состояние; не получает-
ся. Задаю вопрос коллеге:

– А где отец Сергий берет книги?

Ответ ошеломил не меньше, чем только что виденное.

– Покупает...

В книге «Непознанный мир веры» много страниц великолепного текста, полезной информации. Два коротких рассказа, взятых из нее.

«Однажды преподобный Ефрем вознамерился пойти в город Едессу в Месопотамии. Он обратился к Богу с такой молитвой: «Господи Иисусе Христе! Сподоби меня увидеть город и, когда я буду входить в него, пошли мне навстречу такого человека, который побеседовал бы со мной о Священном Писании с пользой для меня».

Если бы Господь захотел показать людям Саранск, как город Свой, то навстречу идущим Он мог бы показать отца Сергия в окружении своих детей. Это лучшая визитная карточка столицы Мордовии. К тому же... Когда отец Сергий беседовал с нами, я поражался его речи. Он не говорил ничего пафосного, псевдоглубокого. Обыкновенно об обыкновенном, но очень проникновенно. Казалось, каждое слово – зерно, которое обязательно прорастет. Пусть даже изначально упадет на камень. Что-то произойдет и с камнем.

И второй пример из книги. Ныне причисленный к лику святых архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) гулял по какому-то садику, где играли дети:

«Был он, разумеется, в рясе и в клобуке. Владыку увидел милиционер и буквально набросился на него:

– Гражданин, почему вы тут гуляете в таком виде? Здесь же дети! Подумайте, какой вы пример подаете?

Владыко отвечал:

– А по-вашему так: если бы я нацепил кобуру с пистолетом, это было бы для них лучшим примером?»

Каждый из нас, чем бы он ни занимался, – пример: высокого служения Родине или ничегонеделания, строительства Храма или беспробудного пьянства, высоких слов или грязных ругательств, добрых дел или пустых разглагольствований. И каждый из нас предстанет перед последним Страшным Судом. Кто-то в окружении многочисленных детей, а кто-то – пустых, неисполненных обещаний.

Казалось бы, куда как легче – сберечь себя лежа на диване, и носа не высовывая из трехкомнатной раковины. Пожалуй, лучший способ обрести спасение и прощение – потерять душевный покой.

Вспомнилось.

В детские годы (стало быть, шестидесятые-семидесятые годы) в любом частном доме на стене в рамках висели семейные фотографии. Уже тогда это воспринималось своего рода архаикой, чем-то выходящим из моды. Рамы и фото были похожи на иконы. К ним даже чаще подходили, если только не крестились на них.

К этому можно относиться как к некой разновидности крестьянского быта, а на самом деле – замечательная русская традиция, подчеркивающая семью как величайшую ценность человеческой жизни. Сейчас это как-то подрастерялось. Фотографии спрятаны в альбомы, которые не сразу и найдешь.

На стенах что только не висит вместо дорогих сердцу лиц. Стали мы оформлять свои дома и квартиры по какому-то «фэн-шую», а раньше оформляли согласно православным канонам.

Слава Богу, возвращаются на стены наших жилищ иконы. Это ведь так, что на стенах, то и в душе.

Вечер 16 марта 2012 г. До электрички, возвращавшей из Сергиева Посада в Москву, осталось не более десяти минут. Чтобы не сильно скучать в ожидании транспортного средства, достаю из пакета «Литературную газету». Собственно, почти всю ее я прочитал, направляясь сюда, в Троице-Сергиеву Лавру. Даже хотел выбросить «Литературку» несколько часов назад; оставалось не прочитано всего полстраницы – шестнадцатой. Именно на ней публикуются юмористические материалы в «Клубе 12 стульев».

В нижнем левом углу напечатано несколько стихотворений. Для непонятливых у этой подборки есть заголовок «Ироническая поэзия». Все стихи принадлежат Артему Султанову из Казани. Последнее из них имеет даже название «Блоковские мотивы». Оно и потрясло точностью попадания в мое умонастроение.

Ошалев от водки, баб и денег,

Полон тяги к праведным мирам,

Ты своей душе навесишь ценник

И с утра пораньше двинешь в Храм.

И перед иконой ставя свечку

И шепча губами чепуху,

Ты состроишь из себя овечку

В перманентной страсти к пастуху.

Предвкушая телематч футбольный,

Ты потопчешь крашеный настил

И уйдешь в уверенности полной,

Что Господь грехи твои простил!

Иногда нужно добавить чуть-чуть иронии, чтобы достучаться. Когда тебя «уговаривают», «просят» – реакция наша, как правило, одна: повыпендриваться. А когда над тобой иронизируют, а то и вовсе открыто смеются, то тут уже вместо позы сватающегося жениха (кисть руки за расстегнутый на груди мундир, левая ножка вперед) – поза главного героя картины «Опять двойка».

Не возносись, не воображай много о себе. Для «возгордиться» нет ни повода, ни оснований. Наверное, прав автор, высмеивая, прежде всего, нашу псевдоискренность. Искренность веры, искренность покаяния, искренность нашей любви к Всевышнему. Думается, многие верующие переживают эмоции, схожие с моими: время идет, жизнь проходит, а зримого продвижения к истинной вере нет. То ли топчешься на месте, то ли ходишь вокруг да около всё расширяющимися кругами. Должны быть сделаны шаги и шаги, пройдены километры и километры по дороге к Богу, но нет. Пора уже задумываться о вечном, но, дожив не просто до седых волос, а до полного отсутствия неседых, всё сидишь на «педальном коне» детских радостей. К великому стыду, «телематч футбольный» приоритетен: увидев в программе передач очередную трансляцию, всегда предпочтительнее посидеть на диване, чем постоять в Храме. И мысль подленькая – в Храм-то всегда успею, а матч этот уже не повторим. Так и размениваем золото на медяки и радуемся этому лжевыгодному обмену.

Это посещение Троице-Сергиевой Лавры оставило неоднозначные эмоции. Стояние в Троицком Соборе, приложение к мощам Сергия Радонежского, посещение сокровищницы Лавры, где находятся мощи и частицы мощей многих выдающихся представителей православного мира, иные святыни – всё это бальзам на душу, если не благодать. Но вот служба в Успенском Соборе – здесь не всё так однозначно.

Оказывается, настрой на пребывание в Храме формируется многими мелочами. В том числе и такой – где ты встанешь. Обычно я стою в любом Храме под центральным куполом, в левой его части. Для меня там почему-то наиболее комфортно. В этот раз я встал подальше, у одной из колонн, с одной целью – мне предстояло уйти раньше, чем закончится служба...

Оказалось, у моего местонахождения в Храме два довольно существенных минуса, очень здорово мешающих настрою. Во-первых, видишь больше, в том числе и большое количество перемещающихся по Храму людей. Во время службы не рекомендуется шататься, как по аллеям парка, нужно сосредоточиться на молитве, на внутреннем покаянии, но нет, не получается. Запомнилась монашка лет сорока с калмыцким разрезом глаз. Она почему-то не находила себе в Храме места. Женщина, которая следит в Храме за свечами, тоже летала от одного «аналоя» до другого, а то и третьего со скоростью гоночного автомобиля.

Во-вторых, главный отвлекающий фактор всё же следующий. Я непроизвольно встал неподалеку от двух длинных столов, стоящих в центре Храма. Подходили люди и постоянно выкладывали продукты из пакетов – хлеб, растительное масло, различные крупы, сок. В каждую буханку хлеба или каждый батон ставилась свеча, зажигалась, освещая пищу. Она пойдет монахам, несущим свой крест в Лавре, и нуждающимся. Благое, замечательное дело. Но... Рядом постоянный шелест – пакетов, мешков. Что-то достают из пакетов, что-то уже складывают в большие пластмассовые коробы, опускают в мешки. Хлеб, летящий на дно мешка, производит по пути достаточно много шума. Так и стоял я с очень противоречивыми чувствами. Перед глазами кто-то постоянно мелькает, с правой стороны – постоянный шорох. В шумном зале ожидания Казанского железнодорожного вокзала и то бывает более высокая степень сосредоточения на внутреннем мире.

Совершенно неожиданно неизбежный шум от расположенных поблизости столов привел к внезапной мысли: парень, а ведь у тебя в пакете лежит почти целый килограмм разнообразных сухофруктов. Пища постная. Я достал пакет сухофруктов, положил на стол... и улыбнулся. Наверное, шум меня не столько отвлекал, как продвигал в нужном направлении.

И не поверите, через пару-тройку минут в Храм заглянуло... солнце. Садясь, оно иногда заглядывает в окна и приоткрытые двери. В Храме стало неожиданно светло, особенно (так показалось) около меня. Подумалось: Господь даже самое ленное движение души к добру поощряет. Спасибо Тебе, Господи, за всё.

Я ушел из Храма раньше, чем закончилась служба. Всё же нужно ехать до Москвы и не опоздать на поезд. Как там, у Артема Султанова:

Предвкушая телематч футбольный,

Ты потопчешь крашенный настил

И уйдешь в уверенности полной,

Что Господь грехи твои простил!

Ощущения, что Господь простил хотя бы часть моих грехов, не было. Наоборот, было понимание, что грехи мои только множатся. Дело в том, что я купил в Лавре два огромных тома «Полного собрания творений святых отцов церкви и церковных писателей». Великолепное издание, в каждом томе около тысячи страниц мощнейшего по содержанию текста. Эти покупки исчерпали мой лимит средств. Пришлось включить «режим экономии». По этой причине я прошел, низко опустив голову, мимо троих просящих подаяние. Мне было стыдно смотреть в глаза человеку, стоящему с протянутой рукой, и ничего в нее не положить. По этой же причине я не купил хлеба голубям, которых стараюсь подкармливать у входа в Лавру.

Я ехал из Лавры на электричке и читал преподобного Феодора Студита. Этот святой, живущий в Византии в восьмом-девятом веке нашей эры, прославился не только своими «нравственно-аскетическими творениями», но и тем, что отстаивал веру и ее каноны, не боялся вступить в открытое противостояние с властителями государства. А это испытание сравнимо с важным подвигом, поскольку продолжение жизненного пути вовсе не гарантировано. А тут против себя голос подаешь почти неслышно. Господи, прости нас, грешных, страстями избиенных.

Феодор Студит: «Старайтесь понять, что я говорю. Ведь я знаю, что вы люди разумные. Спасение – трудное дело, оно есть восхождение, которое требует многих усилий, стараний, труда, трезвения, малоядения, бдения, дабы, поднявшись, мы потом могли насладиться ровной и безмятежной добродетелью».

Для того, чтобы «подняться» с четверенек и встать относительно ровно – сколько еще нужно усилий и труда!

Помоги нам, Господи!

Продолжение следует

Продолжение. Начало см. «Странник» №4, 2015 г.