Открыть лицо

Судя по показаниям приборов, атмосфера планеты представляла собой причудливый коктейль из ядовитых газов. Всюду наблюдался жуткий радиационный фон. Потому-то и казались нереальными, противоречащими здравому смыслу разбросанные внизу многочисленные города.

«Блюдце» зависло над мегаполисом, похожим на зверя, припавшего к земле и ощетинившегося иглами-небоскребами. Зрелище было впечатляющим. Фантастическое царство вздыбленного камня!

– Напоминает земные города, – произнес Ярослав Драбек. – Век этак двадцать первый.

Шаров молчал. Он пытался заглушить нарастающую тревогу, но слишком бросались в глаза безжизненные, пересохшие капилляры улиц и такие же пустые, словно их хорошо подмели, пятачки площадей. Куда делись строители этого каменного леса, подпирающего небо?

«Блюдце» скользило над бесконечными крышами, и вдруг картина изменилась.

Это было чудовищно. Окруженная развалинами, в земле зияла исполинская воронка со спекшимися стенками. То тут, то там из каменного крошева возвышались шаткие, готовые осыпаться от малейшего сотрясения, остовы небоскребов. Слепые глазницы окон пугали мертвящей чернотой.

– Командир, – голос Драбека дрогнул, – это же... – Он опустил голову, плечи его взбухли буграми мышц, нависли над пультом. В кабине стало тихо, только тоненько, как надоедливое насекомое, жужжал индикатор внешней радиации...

Шаров, не оборачиваясь, нащупал руку пилота и сжал ее.

– Может быть, погибли не все... Мы же еще ничего не знаем. На всякий случай проверь эфир.

Драбек молча потянулся к приемнику, включил его на поиск. И случилось невероятное. В кабину ворвались низкие отрывистые звуки – чужая речь!

Драбек рывком поднял голову. Глаза его совсем по-детски расширились.

– Вот это да, – тихо, словно боясь спугнуть удачу, произнес пилот.

Шаров облизнул внезапно пересохшие губы.

– Запеленгуй их, – приказал он. – И свяжись с кораблем.

Огромное ядовито-желтое облако какого-то плотного газа то затягивало поверхность клубящейся пеленой, то расступалось, и тогда в просветах возникали бесформенные черные фигурки, лупцующие друг друга тонкими голубыми лучами. Устрашающего вида машины, утыканные стволами, антеннами и еще черт знает чем, ползали по полю и плевались раскаленной плазмой.

«Блюдце», скрытое маскировочным полем, нырнуло вниз. Вблизи картина битвы оказалась еще страшнее. Солдаты враждующих армий методично занимались взаимным уничтожением. На поле стоял непрерывный грохот и лязг: одни машины тщательно перемалывали другие, втаптывая искореженные останки в перепаханную землю.

Жители планеты имели отдаленное сходство с людьми. Две руки, две ноги, но всё это – невообразимой толщины. Могучее туловище с нелепым горбом на спине. Голову закрывал большой, причудливой формы, шлем. Солдаты с трудом переставляли ноги и выглядели неуклюжими, но оружие – мощные лучеметы – делало их страшными противниками.

– Приготовь нейтрализатор, – скомандовал Шаров.

Драбек кивнул и включил прибор. На экране запрыгали, извиваясь, сотни тончайших линий, вскоре слившихся в одну широкую, слегка подрагивающую кривую.

– Их биополя почти совпадают с нашими, – удивленно произнес Драбек.

– Тем лучше, – мрачно отозвался Шаров. – Не придется долго настраивать частоту...

Из днища «блюдца» выдвинулась большая овальная пластина. На панели перед Драбеком вспыхнул яркий зеленый глазок, и вскоре существа внизу замедлили движения и стали один за другим опускаться на землю. Прекратились лазерные вспышки, смолкло громыхание стали, и через несколько секунд клубы желтого газа остались единственным, что двигалось на огромном поле.

«Блюдце» снизилось.

– Вот этого возьмем на борт, – Шаров показал на тело, распростертое несколько в стороне от лежащих вповалку солдат.

Драбек снова кивнул. Мерцающая силовая сеть упала вниз и, спеленав неподвижную черную фигуру, втянула ее в блюдце.

– Теперь сядем где-нибудь поблизости, – сказал Шаров. – В нашем распоряжении семь часов, потом надо будет всех «оживить». Иначе возникнут осложнения. – Он чуть помолчал и добавил: – Мы должны его понять...

Пленник сидел перед Шаровым – огромный, массивный, облаченный в черный лоснящийся комбинезон с множеством молний, карманов и ремней. Замысловатый шлем не позволял увидеть глаза – они тонули во мраке глубоких прорезей. Поза пленника была скованной, даже какой-то неестественной, и у Шарова на миг промелькнула мысль, что перед ним не живое существо, а автомат.

Вошел Драбек.

– Я изучил его оружие. Чем-то напоминает наш довольно древний излучатель ИР-22.

– Понятно. – Шаров не отрывал взгляда от пленника.– Садись. – Надо о многом расспросить нашего... гм... гостя. Может, ты и начнешь?

– Хорошо. – Драбек опустился в кресло и задал первый вопрос: – Из-за чего у вас война?

Дешифратор щелкнул и произнес фразу из коротких, как междометия, слов. Пленник шевельнулся и начал что-то сбивчиво бормотать.

– Наш народ, – заговорил дешифратор, – ведет героическую борьбу с варварским режимом Туссуна... Туссуны – порождение зла... Их цель – разрушить царство свободы, созданное нами, гуддами... Мы полны решимости отстаивать наши идеалы...

Драбек посмотрел на него, как на безумца.

– Что ты говоришь, подумай! – Его голос срывался. – Какая свобода, какие идеалы?! Планета превратилась в пустыню! Города мертвы! Уму непостижимо, как вы еще сумели выжить в этом аду!

Пленник оставался неподвижным и внешне спокойным, но не вызывало сомнений, что глаза его, скрытые маской, затравленно бегают и так же лихорадочно мечутся мысли: «Что им от меня нужно? Я рядовой воин и знаю то, что должен знать. Если могучие пришельцы недовольны ответами, пусть допросят кого-нибудь повыше рангом!»

«Ну, так Ярослав всё испортит, – подумал Шаров. – Что толку от его патетических восклицаний? Надо проще».

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Крад...

– Слушай, Крад, ответь на несколько вопросов. Когда у вас была ядерная война? Как вам удалось выжить? И, наконец, сколько вас осталось?

Пленник какое-то время молчал, явно припоминая, какой официальный документ следует процитировать в данном случае. Затем заговорил.

– Со времени большой войны прошло двадцать шесть лет, – переводил автомат. – Это была величайшая война гуддов за свои идеалы. Привела же к ней безрассудная политика врага, который...

– Стоп-стоп, – Шаров поднял ладонь, прекращая словоизвержение. – О причинах мы уже наслышаны. Теперь отвечай на второй вопрос...

Вот что удалось узнать.

Ядерной войны ждали давно и считали ее абсолютно неизбежной. Поэтому, когда конфронтация достигла критического уровня, власти обеих держав не попытались смягчить обстановку, а приняли весьма своеобразные меры. Были срочно разработаны системы жизнеобеспечения. Венцом конструкторской мысли стал антирадиационный костюм, напичканный чудесами техники. Он мог создавать собственную микроатмосферу, добывать воду, конденсируя пары из наружного воздуха, синтезировать пищу из имеющейся «за бортом» органики. Кроме того, внушительные пластиковые мышцы удесятеряли физическую силу «подопечного». Сначала такие костюмы выдавали только солдатам отборных войск, затем наладили их массовое производство.

Перед самой войной огромный размах приобрело строительство подземных жилищ. Скромные железобетонные бункеры непрерывно разрастались, превращаясь в казармы для войск, правительственные апартаменты, целые городки с заводами и фабриками. И всё же многое из намеченного убрать с поверхности не успели.

Кто нанес удар первым? Вряд ли это имело теперь какое-нибудь значение. Ракеты стальным дождем упали на планету, и те, кому секретными военными планами было отказано в жизни, утратили ее.

Но не все боеголовки несли ядерный заряд: большинство из них содержало отравляющие вещества невероятной токсичности. Таким путем намеревались, уничтожив население, сохранить заводы и другие важные объекты. Однако стратеги просчитались. Вопреки расчетам, облака ядовитых газов не желали разлагаться. Они кочевали по мертвым городам, обволакивая подножия небоскребов.

И всё-таки в подземельях жизнь продолжалась. Не успел еще остыть радиоактивный пепел, а в залах, облицованных свинцовыми плитами, высшие военные чины уже приступили к расчетам, как добить противника обычными средствами. Спираль истории начала новый виток...

Первые два десятилетия царило кажущееся затишье. Всё это время спецслужбы обоих государств медленно и кропотливо (ведь самые современные средства разведки были практически уничтожены!) собирали сведения о потенциале врага. Сколько у него уцелело живой силы, техники, припасов? Наконец этот нелегкий труд был завершен. И тогда солдаты вышли на поверхность...

Механический голос дешифратора доносился до Драбека глухо, как сквозь вату. В голове крутилось: «Бред... Не может этого быть, не может...» Вспомнился Свифт. Остроконечники, тупоконечники... Лилипутские, крошечные страсти... До какой степени абсурда надо дойти, чтобы два островка жизни начали войну за право обладать испепеленной планетой? Ярослав еле удерживался, чтобы не заорать на этого цивилизованного питекантропа!

Крад начал повторяться. Шаров уже не надеялся услышать что-то новое, но не перебивал. Он разглядывал восседавшее перед ним удивительное существо и пытался угадать, что скрывает маска, напоминающая лицевой щиток робота. Воображение так и рисовало размалеванную физиономию дикаря-людоеда с длинными, искусственно заостренными клыками. Что поделаешь – пещерный уровень мышления предполагает и соответствующую внешность...

«Какие у него глаза? – думал Шаров. – Лицо – не важно: пусть звериное, заросшее шерстью, пусть гладкое, лягушачье – всё равно! Но глаза... Мне необходимо заглянуть в них, чтобы понять это существо, его жуткую, перевернутую логику, постичь нечто важное – то, что отказывается пока принимать рассудок. Откуда у меня такая уверенность? Не знаю. Но я должен, должен их увидеть!»

– Сними костюм! – Это вырвалось у Шарова непроизвольно, словно нестерпимое, до зуда, желание посмотреть пленнику в глаза само собой отлилось в слова.

– Что? – не понял Крад.

– Сними свой костюм! Кибермедик дал заключение, что наш воздух тебе не повредит. Надоело, наверное, таскать эту тяжесть на себе?

Крад некоторое время оставался неподвижным, затем, взявшись за один из ремней, стал возиться с ним. Внезапно костюм распахнулся, и из его медленно оседающих половинок, путаясь в толстых складках, начал выбираться... человек. Это был худощавый юноша с бледным лицом, затянутый в черное трико с серебристой эмблемой на правом плече.

В первый раз прославленный капитан, побывавший в переделках, которые и не снились многим «пахарям космоса», не мог поверить собственным глазам. А Драбек и вовсе застыл, словно кто-то пришпилил его к креслу.

Крад меньше всего походил на воина. Он стоял, невероятно тщедушный радом с громоздящимся на полу костюмом, и переминался с ноги на ногу.

– Что же ты... Садись, – проглотив застрявший в горле комок, произнес Шаров. И снова замолчал. Ему нужно было время, чтобы осознать: кровожадный гориллоподобный убийца обернулся юнцом, этаким ощипанным цыпленком, которому надо дать хорошего пинка за то, что балуется с оружием. Вот, значит, кого они посылают в мясорубку! Таких вот!..

И вдруг Шаров поймал себя на мысли, что парень кого-то ему напоминает. Он вгляделся. Хрупкая угловатая фигура. Жидкие волосы, прилипшие ко лбу. Заостренный носик. Подумать только! Вылитый Сережка Любаров!

Воспоминание о Сережке обожгло затаенной, ушедшей с годами вглубь, но всё еще не изгладившейся болью.

Этого стажера, тихого нескладного паренька, им чуть ли не силой навязали перед полетом в систему Тубана. «Птенец!» – пренебрежительно отзывались о Любарове звездолетчики и под любыми предлогами старались навязать ему необязательную, зачастую бессмысленную работу. Что греха таить, Сережка был неловок, путался в определениях, когда «космические волки» просили его, к примеру, перечислить все пункты чрезвычайно сложной и запутанной инструкции. Шаров не раз одергивал своих зубоскалов, подтрунивавших над Сережкой, но и сам, откровенно говоря, поначалу не принимал его всерьез. И всё же запомнился ему стажер не таким – смешным и постоянно попадающим впросак. Он врезался в память лежащим, раскинув руки, посреди раскаленного плато на Тубане-2. Разряд «красного диска» – единственный разряд, после которого это зловещее образование навсегда распадалось, – Сережка принял на себя. А он, Шаров, остался жить, и вот уже двенадцать лет не исчезает ноющая боль в душе...

– Поразительно похож, – пробормотал Шаров, подходя к пленнику. Взял его за плечи и всмотрелся в лицо.

В глазах Крада не читалось ничего. Взгляд его был мертвенно-холодным, неподвижным, словно установившимся раз и навсегда.

Шаров вспомнил глаза Сережки Любарова – живые, с крохотными искорками, вспыхивавшими в самой глубине, и его словно царапнуло по сердцу. Он выпустил эти безвольно обмякшие, готовые выскользнуть плечи и отвернулся.

На обзорном экране неспешно проплывали желтые клубы, сквозь которые смутно виднелась смятая рама какого-то большого механизма.

«Как объяснить этому мальчику, за что он воюет? – думал Шаров. – Как добраться до души, закованной в панцирь лживых догм?»

– Командир, пора будить остальных, – произнес Драбек. Что мы им скажем?

Шаров устало взглянул на Ярослава, подошел к экрану и остановился перед ним.

«Что мы им скажем? – эхом отозвалось в мозгу. – Что мы им скажем?..»

Обходчик

Корабль нырнул в «кротовую нору», и звезды на обзорном экране заволокла унылая серая рябь. Теперь ее предстояло терпеть примерно трое земных суток. До тех самых пор, пока грузовоз «Альнилам» не вывалится в обычное пространство возле Эпсилона Индейца.

Николай Ситнов, капитан и единственный член экипажа, обожал звезды, а серую рябь, напротив, недолюбливал. Поэтому он первым делом отключил экран и лишь после этого занялся проверкой корабельных систем. Так полагалось — бытовало мнение, что в гиперпространстве любая из них может взбрыкнуть.

Закончив работу, Ситнов не стал маяться от скуки, а активизировал виртуалку «Битва за Млечный Путь». Соперником, как всегда, он назначил Малый компьютер, предварительно понизив его игровой уровень до своего собственного. В противном случае и начинать не стоило – исход сражения был бы ясен еще до его начала.

В зеленоватом мерцании игровой зоны замерли друг напротив друга два космических флота. По составу — совсем как настоящие, вот только даже корабли высшего ранга были не длиннее указательного пальца.

Оставалось дать старт.

Капитан всмотрелся в боевой порядок противника, и вдруг оттуда, не дожидаясь отмашки, нахально выдвинулся один из легких фрегатов.

– Это еще что такое? – вслух удивился Ситнов. – Кто шалит?

– Я, – произнес кто-то неестественным синтетическим голосом. Затем примерно в метре от пола возникло нечто, напоминающее большой волчок. Его поверхность, словно усыпанную разноцветными блестками, опоясывали витки золотистой спирали. Волчок неспешно вращался, и после каждого оборота в его сердцевине вспыхивал маленький красный огонек.

Капитан крепко зажмурился, вновь открыл глаза — ничего не изменилось.

– Кто ты такой? – сдавленно спросил он.

– Галактический обходчик! – охотно просветил его волчок. – На меня возложены разнообразные функции, включая контроль за движением в «кротовых норах». Между прочим, права проходить их твоя цивилизация не имеет. Оно дается тем, чей индекс развития — как минимум «шестерка». А вы, земляне, только-только до «двойки» добрались.

– Всего-то? – Ситнову стало обидно и за себя, и за человечество в целом. – Вот уж никогда бы не подумал... И что прикажешь делать?

– Об этом четко сказано в новейшем своде Галактиче-
ских правил. Нарушитель, пойманный с поличным, возвращается в начальную точку своего путешествия, а перед его расой закрываются все каналы выхода в гиперпространство.

– Не по-людски это, – еще больше обиделся капитан. – Мы же о ваших Галактических правилах ни сном ни духом...

– Незнание закона не освобождает от ответственно-
сти, – назидательно изрек обходчик. – Но есть выход.

– Какой? – встрепенулся Ситнов.

– Моя служба — скучное занятие, но эта встреча может меня развлечь. Ты приготовился к некой игре. Я проник в твой компьютер, ознакомился с правилами и предлагаю тебе сыграть со мной. Если одержишь верх — можешь продолжать полет. Если же потерпишь поражение — я верну тебя на Землю и исполню всё, что мне предписано. Согласен?

Ситнов пробурчал, что восторга от этого предложения не испытывает. Но выбора у него не было, и игра началась.

Обходчик сразу же сделал ставку на прессинг. Он привел в действие всю свою армаду и принялся давить противника, надеясь, что тот дрогнет.

Капитан искусно оборонялся, время от времени огрызаясь, и каждая контратака приводила к потерям с обеих сторон.

Прошел час, другой, и кораблей на поле боя почти не осталось. Все крупные были уничтожены, а уцелевшие вспомогательные могли маневрировать сколь угодно долго.

– Не вижу смысла продолжать, – сказал обходчик. – Предлагаю ничью.

– Согласен, – проанализировав позицию, ответил Ситнов.

– Принято, – констатировал волчок и стал замедлять вращение, одновременно утрачивая краски.

«Сейчас он полностью остановится и растает в воздухе, – подумал капитан. – А я буду спокойно продолжать... Постой-постой... Что продолжать? Если я выигрываю — всё ясно, проигрываю — тоже. Но мы заключили ничью. Что же такое получается?.. Я никуда не попаду, навеки останусь вмороженным в это чертово подпространство?!»

– Стой! – заорал Ситнов и рванулся к уже ставшему полупрозрачным волчку. – К дьяволу ничью! Я сдаю-у-у-усь!

Поединок

Военная удача не изменила амазонкам и на этот раз. Небольшой дозорный отряд эллинов был уничтожен меньше чем за полчаса. В живых остался лишь один боец — в самом конце стычки его обезоружили, а теперь силой привели к царице Ипполите.

– Тебе повезло, – сказала она, рассматривая прекрасно сложенного юношу лет восемнадцати. И тут же поправилась: – Нам обоим повезло. Ты останешься жить, а я получу нового раба, красивого, как Аполлон. Назови свое имя!

Юноша поднял на нее глаза. В них не было ни страха, ни покорности.

– Никомах, сын стратега! – гордо ответил он. – Но тебе никогда не сделать меня своим рабом. Лучше сразу прикажи убить.

– Вот как? – подняла брови Ипполита. – Я видела много храбрецов, и ни один не смел говорить со мной так дерзко. Но хорошо. Хочешь смерти — будет по-твоему. Эния!

Амазонки расступились. У многих в предвкушении кровавого зрелища горели глаза.

Эния, одна из самых юных, но вместе с тем искуснейших воительниц, никогда не заставляла царицу себя ждать. Однако сейчас впервые замешкалась. Ее сердце, сроду не напоминавшее о себе, вдруг трепыхнулось, и в груди стало горячо-горячо. Наконец, совладав с собой, она выступила вперед.

– Сразишься с ним, – кивнула на юношу Ипполита. – Ты готова?

– Да, великая царица! – громко, чтобы не выдать свое смятение, отчеканила Эния.

– Тогда приступайте. Если эллин падет, он отправится прямиком во владения Аида, и таким образом его желание исполнится. Если же победит... – Ипполита усмехнулась. – Тогда я дарую ему свободу.

Ближайшая к пленнику амазонка отдала ему свое оружие. Он с мрачной решимостью стиснул рукоять меча и, закрывшись щитом, стал ждать нападения.

Эния не знала, что с ней творится. Жгучие глаза юноши выпивали ее душу, лишали воли. Внезапно ей почудилось, что она одна из Мойр — самая неумолимая, та, что перерезает нить жизни.

Думать об этом было невыносимо. Ни с того ни с сего захотелось умереть самой, и, чтобы прогнать эту безумную мысль, амазонка сделала первый выпад.

Они кружили лицом к лицу, как два молодых сильных зверя.

Мечи сшибались, высекая искры, и несколько раз Энии едва удалось отбить удар. Щиты трещали — казалось, вот-вот разлетятся на куски.

Мужчинам доводилось побеждать амазонок, но очень редко. Это удавалось только величайшим героям, могучим полубогам. Сын стратега в их число не входил, и его участь была предрешена.

Уже после первого обмена ударами Энии стало ясно, какую манеру боя избрал Никомах. Теперь надо было подстроиться под нее и ждать, когда противник допустит оплошность.

Она дождалась.

Разгорячившись, юноша вскинул над головой меч — и непроизвольно сдвинул щит, обнажив грудь. Оставалось лишь порадоваться удаче и вонзить эллину клинок в самое сердце. Это сумела бы любая амазонка, даже самая молодая и плохо обученная.

И тут Эния поняла, что не может поставить в поединке кровавую точку. Кто угодно, только не она! Сердце резанул страх, но тут же уступил место решимости. Амазонка отбросила щит, выронила из руки меч и, крепко зажмурившись, подставила шею под разящий удар. Пусть всё закончится сразу...

Меч Никомаха со свистом рассек воздух совсем рядом с ее головой.

Сердце отсчитывало удар за ударом, а Эния всё еще была жива. Наконец она открыла глаза. Юноша стоял напротив. Он был бледен и от этого почему-то еще более прекрасен.

– Не могу... – выдохнул Никомах.

Качаясь, словно под тяжестью давящего на плечи горя, он отошел в сторону, опустился на траву и с силой вонзил лезвие меча в землю.

По рядам амазонок прокатился гул, но вскоре стих. Все взгляды обратились к царице.

Наступила тягучая тишина. Наконец в нее тяжело, как камни, упали два слова:

– Ты свободен.

Испытание
на разрыв

Им было не выстоять. Держать оборону начинали вчетвером, и вот уж трое погибли. Двоих посекло осколками, а одного прямым попаданием снаряда разорвало на куски.

Но последний, четвертый, каким-то чудом держался. Бетонные укрепления превратились в развалины, а он всё еще сновал среди них — рывками, волоча покалеченную ногу. «Не дать им пристреляться, – крутилось в голове. – Остановка — это смерть».

Пока что костлявую удавалось перехитрить. А может, она сама не спешила поставить точку, растягивая себе удовольствие? Он старался не думать об этом. Оружия в блиндаже достаточно, так что, пока его не сровняли с землей, надо отстреливаться. А там видно будет...

Каждый раз, когда в грудь впивался визжащий кусочек металла, он вздрагивал. И, убедившись, что всё еще жив, вновь тянулся к гранатомету или переносному зенитному
комплексу. Метрах в двухстах от блиндажа скособочились два подбитых им танка-робота. За ними в небо поднимался густой столб дыма — догорал беспилотник.

«Мне чертовски везет, – подумал он. – Может, так и подмоги дождусь?»

Но тут из облачной пелены вынырнул хищный силуэт еще одного беспилотника. Под его левой плоскостью полыхнуло — стартовала ракета.

И он обострившимся внутренним чутьем ощутил, что на этот раз уже не увернется.

* * *

Генерал и его спутник, известный военный корреспондент, разглядывали то, что осталось от блиндажа. Кое-где еще сохранились остатки железобетонных плит, но в целом он представлял собой изрытый воронками прямоугольный котлован. На дне одной из воронок застыла в нелепой позе темная фигура.

– Вот это живучесть! – довольным тоном сказал генерал. – По выкладкам наших экспертов, уже через полчаса здесь ничего не должно было шевелиться. А этот парень сумел продержаться час сорок две минуты. Просто герой!

– Да, впечатляет, – согласился журналист. – Но он, если бы вы захотели, мог протянуть и дольше. Насколько мне известно, всего их изготовили десятка два. Не было соблазна бросить пятерых-шестерых на подмогу?

– Нет, – жестко ответил генерал. – Вы не вполне представляете суть эксперимента. Нам было важно оценить возможности киборгов в максимально жестких условиях. Так сказать, испытать на разрыв. Помочь этой группе значило пустить всё насмарку.

– Ясно. – Военкор вынул из пачки сигарету, но щелкнуть зажигалкой не успел. Темная фигура дернулась! Еще раз, и еще...

Солдат долго ворочался, стряхивая с себя землю, потом приподнялся на колени и, наконец, выпрямился. Его шатало, и, чтобы не упасть, он ухватился за скрюченную арматурину. А затем посмотрел на генерала, да так, что даже у газетчика, навидавшегося всякого, по спине просквозил холодок.

В воздухе повисла тяжелая пауза.

– Прости, солдат. – Казалось, генерал выталкивает из себя слова через силу. – По-другому было нельзя. Но я позабочусь... тебя наградят.

Он повернулся и зашагал к стоящим на краю полигона автомобилям.

– Это правда? – на полпути спросил его журналист. – Я имею в виду награду.

Генерал бросил на него странный взгляд. Затем подозвал к себе майора с непроницаемым лицом, кивнул назад и вполголоса сказал:

– Он не должен был этого слышать. Так что – ликвидировать. По исполнении доложить.

– Есть! – козырнул майор.