Мария САКОВИЧ

Я всегда была уверена, что все – не побоюсь этого слова культовые – произведения нужно как минимум перечитывать в разные периоды взросления. Это работает практически с любым великим автором от Достоевского до Бальзака, но при этом справедливо и по отношению к менее знаменитым, но иногда не менее мудрым писателям, о которых сейчас мало кто помнит. Речь далее пойдет именно о троих таких представителях советской литературы.

Валентин Распутин

Я давно знаю, что Распутин гениален. Что он – один из ярчайших представителей деревенской прозы. Он автор повести «Уроки французского», «Прощание с Матёрой», «Живи и помни». По его «Последнему сроку» в МХАТ имени Горького поставлен Сергеем Пускепалисом один из лучших спектаклей. Именно последний факт и послужил импульсом для чтения, собственно, «Последнего срока» и заодно – «Денег для Марии».

Сказать, что я была тронута – значит ничего не сказать. Автор словно расковырял старые ранки, содрал с них корочку и они начали сладко саднить, чесаться, напоминать о себе – и всё это глубоко внутри, в душе. Каждое слово, каждая эмоция – о нас, сегодняшних. Да, мы не живём в деревне, мы не подозреваемая в растрате в магазине, мы – не умирающая неграмотная старуха, хоронить которую приезжают взрослые дети, и только любимая дочка так и не едет – не знает, что мать собралась на тот свет. Но разве не каждому из нас знакома эта точка, накрывающая с головой в ноябре, когда природа, утомившаяся от дождей и сырости, ждёт снега, а его всё нет? Не каждому разве знаком страх – когда ночью просыпаешься и слушаешь дыхание матери – жива ли ещё? И слышишь лёгкий всхрап, и отпускает когтистая лапа тревоги сжавшееся сердце – ещё поживем, я ещё маленькая, не сирота, ещё наговоримся... Разве не каждый в минуты отчаяния боится верить, что всё наладится – и всё же пытается эту веру вытащить на поверхность, заставить себя перестать каждый день умирать и воскресать заново? Разве не каждый жаждет верить в людей – и не получается, и руки опускаются, и боишься попросить ещё один раз, но понимаешь – надо? Разве не каждый видел эти грязные деревни, наполненные запахом навоза, прелой листвы, горького дыма покосившихся печных труб, где между домами ртутными озерцами замерли лужи, а голые ветки уснувших деревьев росчерками торопливых автографов забрасывают титульный лист неба, в углу окрасившийся бледной охрой тусклого заката?

«Давным-давно, ещё в молодости, Кузьма понял: каждый день наступает не просто так, одинаково для всех, а приходит для кого-то одного, кому он приносит только удачу. Если человеку не везёт или если месяц, два у него сплошные будни – значит, это были чужие дни, а его собственный где-то уже на подходе».

«И ходят красуются: вот я какая, поглядите на меня. Вот у меня какие ножки, это правая, это левая, будто у нее у одной ноги, а у всех костыли. Вот у меня какая вертушка – туда-сюда, туда-сюда, ишь, как красиво – будто никто не знает, для чего человеку это приспособление дадено. Ее, вертушку-то, прятать надо, а она рада ее совсем заголить. Вот сколько я на голове волос накопила, вот какие у меня глаза: я вас в упор не вижу, а вы на меня смотрите, любуйтесь. Для неё в том и состоит цель жизни, чтобы, значит, себя показывать, я не знаю, как она там дышит, когда ее никто не видит. А чуть чего: ой, у меня нервы, нервная
система. И уж руки у нее нервы, и ноги нервы, и это самое место, откуда ноги растут, тоже сплошь нервы».

Распутин пишет о нас – метко, садняще, и при этом на удивление просто. Слова падают на дно памяти и остаются там – и тянет домой. К маме. К котам. К этой иногда неуютной, но такой любимой и нужной земле, на которой трудно жить – но за которую можно умереть.

Рекомендую всем неравнодушным людям, особенно тем, у кого за плечами адекватное советское прошлое – а заодно и тем, у кого этого прошлого нет, но они всё же хотели бы знать, какими мы были, есть – будем. Да и они тоже.

Василий Шукшин

Полны чудес полки книжного шкафа – если есть время их перерыть. И нарыть «своё, родное» и нежно полюбить снова. Речь, конечно, о великой русской литературе, а конкретно сейчас – о Василии Шукшине.

Сначала я увидела его на экране – некрасивого, с обветренным лицом и весёлыми глазами, невероятно обаятельного и очень своего – в доску, как говорится. С таким не страшно в разведку, в командировку – и в старость. Пожалуй, примерно таким же джентльменским набором обладал столь же любимый мной Леонид Быков.

А потом я нахожу в недрах своей хаотичной и непрактичной библиотеки Азбуку-Классику – «Калина красная» – и понимаю, что Шукшин в первую очередь – автор. Творец и писатель, режиссёр и сценарист. И много-много вторичнее Шукшин-актер. Его повести ёмкие, краткие, даже сжатые – и при этом бесшабашные, полные скрытой радости, жизнелюбия, надежды – и трагедии. Герои его произведений просты, они плоть от плоти земля, на которой выросли, и поэтому они несут добро, даже не понимая, что это добро – как светит солнце, не зная, что его свет необходим этим смешным букашкам.

Егор из «Калины красной» – уголовник, вор, пропащий человек, та самая птичка, у которой увяз коготок – но как хочется его вытащить, улететь, зажить где-то там совсем иначе – как все. С домом, женой, любовью, хозяйством, друзьями – а не с хатами, шалавами, пьяными объятиями по углам, хабаром и подельниками... но отпустит ли трясина, даст ли вздохнуть полной грудью и оборотиться добрым молодцем из чудища поганого?..

«Печки-лавочки» – история удивительного столкновения посконной Руси с городской Россией. Но Иван Растор-
гуев – не Платон Каратаев и вряд ли сможет научить своей простоватой крестьянской философии будущих учёных мужей. Понимают ли друг друга и тот, и другие – вопрос. Однако, несмотря на «дистанцию огромного размера», они все русские – поэтому смотрят друг на друга с любопытством, лёгким ожиданием – чего ты следующее выкинешь? А где-то там, вдалеке, негромко шуршит галькой и прибоем вечно ждущее море.

«Есть на Алтае тракт – Чуйский. Красивая стремительная дорога, как след бича, стеганувшего по горам». А мчится по этой дороге на своём грузовике Пашка Колокольников – потому что «Живёт такой парень», не может не жить. И живёт он просто, как песню поёт за рулём. То подбросит женщину за просто так. То влюбится в местную красавицу, по-
ссорит её с женихом – и сам же помирит. А то сватать напарника начнёт – а что, водители ведь, как мы знаем,
всегда лучше всех знают, как надо всё, что угодно. Но у Пашки и правда получается. У него даже подвиг получается совершить – и так же легко, не задумываясь, как живёт. Потому что не может иначе.

«Позови меня в даль светлую» – самая лиричная из повестей. Она про любовь, одиночество, поиски счастья, про взросление и родство. Про то, что разные люди не смогут вместе. И про то, что родных притянет друг к другу через расстояние. Про то, что дети важнее мужика, а мать и ребёнок уже семья. И про то, что понять и принять можно почти всё, кроме насилия. Особенно если это насилие над собой в угоду «обществу» – этому безликому идолу, нашептывающему красивой молодой женщине, что с сыном-прицепом она никому не нужна, кроме какого-то условного «хорошего мужика», который по сути и сам никому не нужен. И как только женщина понимает, что «не лежит душа, и всё» и это конец попыток пристроить себя хоть как-то –
вот тут для неё и начинается настоящая, своя собственная – личная – жизнь.

Сеня и Иван – братья. Иван – старший, живёт в городе. Сеня – младший, остался в деревне с родителями. Сюжет повести «Брат мой» строится вокруг невольно завязавшегося любовного четырехугольника – неправильного, невозможного и случившегося. Выхода из него нет и не может быть – Сеня любит, но не любим, Валя не любит, но «словно крылья выросли», Ивана тянет в деревню обратно, но сам он закрывает себе дорогу в родные места, где нуждаются в нем и которые нужны ему, как воздух. И сосед Микола – вечный смотритель со стороны, тоже влюблённый и ещё больше не у дел, чем остальные. И выхода из ситуации нет – только вход...

Если вам нравится тонкий юмор, чёткие акценты, абсолютная человечность персонажей, их неоднозначность и недосказанность в поступках, благие намерения, приведшие в филиал персонального ада – или рая, как посмотреть – то Шукшин точно ваш писатель, и в этом случае читать его для вас станет наслаждением. Для меня стало точно. А я, как вы знаете, не жадная. Делюсь!

Рувим Фраерман

Когда старое бывает лучше нового? Да практически всегда. Это касается одежды, привычек, друзей. И книг. История «Дикой собаки динго» как раз из таких примеров.

Я твёрдо уверена, что не читала её ранее, хотя есть подозрения, что проглотила и не заметила. Тем не менее именно сейчас книга Рувима Фраермана пришлась впору, как удобный домашний халат. И оказалась комфортной и абсолютно своевременной.

Пересказывать её не буду, полагаю, что сюжет знают едва ли не все: девочка Таня Сабанеева живёт на Дальнем Востоке, дружит с нанайским подростком Филькой, хорошо учится и мечтает о дальних странах. Мама её врач, много работает, а папа живёт с другой семьёй в неведомой Москве, поэтому Таня самостоятельная девочка, выросшая в сугубо женском кругу. Она лидер мнений в классе, к ней прислушиваются, её уважают. Казалось бы, жизнь вполне устроена и обещает быть гладкой. Конечно, Тане немного не хватает папы, но она уже привыкла жить без него. В общем, всё хорошо. Пока в один прекрасный момент мама не сообщает Тане, что папа переезжает к ним в город. Да не один, а со всей семьёй – женой и приемным сыном (племянником жены) Колей. И тут начинаются неприятности...

Повествование не зря называется «Дикая собака динго, или Повесть о первой любви». Это и впрямь повествование о первой пробе чувств, ещё неоформившихся, незрелых, но уже сильных, сбивающих с ног. Таня проходит через все стадии – гнев, отчаяние, месть, принятие – и наконец принимает новое чувство, постепенно дающее проявиться дремлющей взрослости. Коля Сабанеев, предмет этих чувств, тоже минует все стадии, и переживает их тоже сложно и сильно. А рядом зреет ещё одна большая, чистая и искренняя любовь – безответная преданность Фильки, которой никогда не выйти из оков детской дружбы...

И всё это – на фоне принятия отца, которого очень долго не было в жизни и которого, оказывается, так не хватало; и попытки понять, почему мужчина может оставить лучшую в мире женщину – маму – и уйти к другой. И как смириться этой самой маме с тем фактом, что любимый мужчина снова присутствует в жизни, но его сердце и время тебе не принадлежат? А смириться не получается – ни у мамы, ни у Тани. И выход только один – уйти, уехать и оставить всех жить своей жизнью и дать себе шанс построить свою, новую судьбу – на основе полученного опыта.

Книга тонкая, говорит очень о многом – о дружбе и верности, о подростковых переживаниях, о доброте и чувствительности, об умении прощать и принимать верные решения. Она о том, что истинная любовь – как мы помним из апостола Павла – не ищет своего. Она о ревности, глупости, мечтах и суровой реальности. И, конечно, о том, что каждый имеет право на счастье.

Самый ужасный и грустный момент в книге – когда ездовые собаки загрызли Тигра. И ведь Таня убила собаку собственноручно – обрекла на эту жуткую смерть. И вообще большей глупости, чем вот эта её попытка спасти Колю, придумать сложно. Мне прямо орать хотелось от того, какая она идиотка... но она же ребёнок ещё, к тому же ребёнок с фантазиями... как сложно с детьми!

Для семейного и подросткового чтения – самое то. Грустно только, что книга написана в 1939 году, и через два года в страну придёт страшная беда, которая коснётся и героев повести. Папа Тани – военный, мама врач. А мальчики Коля и Филька через несколько лет вполне могут попасть на фронт. И что с ними будет дальше, неизвестно – и немного беспокоишься за их судьбы...