Преснякова Людмила. Унесенные "винтом".

Как все-таки мало мы знаем о наркомании! Судим о ней по фильмам «Игла» и «Брат» либо по шлягерам группы «Агата Кристи». Вольно или невольно, но там небрежно наброшенная вуаль романтики и лиризма создает впечатление мнимой свободы, раскованности, почти воздушной легкости отношений.

Но тот, кто видел по телевизору страшные кадры подростковой тусовки, где ребята постарше «сажают» на иглу почти ребенка, тот не забудет этого никогда и вряд ли позволит добровольно совершить над собой первое насилие: «пыхнуть дурью» или «ширнуться».

Оперативная съемка. Установленная в одном из притонов скрытая камера бесстрастно запечатлела улыбку мальчика на вид лет восьми. Ему что-то азартно внушают друзья, а парнишка, видно, все еще робеет, но сильно заинтригован. Ему ужасно интересно и немножко стыдно своей нерешительности. И вот он сбрасывает с себя остатки страха и сомнений, смело закатывает рукав рубашонки и протягивает руку. Голос за кадром говорит: «Сейчас на ваших глазах этот ребенок умрет от передозировки». Но мальчик еще улыбается, над его тонкой, цыплячьей рукой колдуют старшие друзья, нащупывая вену. Попали!..

Улыбка потихоньку сползает с лица ребенка. Ему очень плохо. Глаза заволакиваются пеленой, зримо покрываются тенью, будто вваливаются. Друзья явно обеспокоены, бестолково суетятся, бьют мальчика по щекам, не зная, что еще предпринять. Но все напрасно. Жизнь потихоньку уходит из этого маленького тельца. Камера последний раз скользит по его лицу, по руке, которую он так доверчиво подставил под иглу, останавливается на полузакрытых, но уже мертвых глазах, обведенных черными кругами. Ужас! Как это ни кощунственно, но мне кажется, эти кадры страшной, но добровольной смерти должны войти в школьную программу. В назидание, во имя спасения других.

С этим молодым человеком меня познакомили для анонимной беседы сотрудники Управления Федеральной службы наркоконтроля по Республике Мордовия – нового ведомства, призванного не только бороться с наркопреступностью, но и заниматься профилактикой этой чумы нашего времени. И я очень им благодарна за услугу, оказанную журналисту. Мы заранее условились, что тема разговора выбрана не ради праздного любопытства, а именно в назидание другим, как уже отмечалось. И «герой»-собеседник должен быть настоящий, в некотором роде идейный, типичный для среды саранских наркоманов.

Если не знать, что Никита – наркоман, то первое впечатление – парень просто нездоров. И если бы не эти болезненные черты, он был бы просто красавцем. Рост – метр восемьдесят, темные волосы, черные глаза, тонкие брови. Но какая-то нервозность сквозит во всех его движениях, дерганность и суетливость сразу настораживают. Опять же если заведомо не знать о его пристрастии к «винту». Это такая дрянь, которую можно сварганить у себя на кухне. Наркоманы называют его первинтин (правильно – первитин) – самый дешевый наркотик, но это верная смерть и добровольный путь на эшафот.

Никита, просвещая меня, подробно и со знанием дела перечисляет ингредиенты «варева», среди которых есть и соляная кислота. «Капнешь на руку «винтом», – с усмешкой глядя в мои расширенные от жуткого разговора глаза, продолжает он, – дырка будет». А дорогие наркотики, считает он, ставят в тотальную зависимость. Кстати, в качестве добавок, например, в героин, тоже кладут сахарную пудру, стиральный порошок...

И все это добровольно вливать себе в кровь? Что же происходит? Неужели не срабатывает даже такой мощнейший природный инстинкт, как самосохранение?

– Ну надо же мне как-то расслабляться, – «веско» аргументирует свое пагубное пристрастие Никита и добавляет, – к алкоголю я равнодушен.

– Ну, а печень, почки? – неуверенно спрашиваю я, и он обреченно машет рукой. Известно, что пацаны, подсевшие на «винт», доживают в лучшем случае только до двадцати пяти лет. Вот и Никита говорит, что многие его друзья-наркоманы уже умерли. Хотя тут же сам себя и
успокаивает: «Знаю одного наркомана, ему уже за пятьдесят. И ничего, пока живет».

Как живет, это уже другой вопрос. А Никита на собственную жизнь не жалуется, но видно, что он только бравирует. Начинает говорить одно, и сам себе противоречит, даже не замечая этого. Клянется, что ни одного человека не «посадил» на иглу. Жена – не в счет. И тут же признается, что продает свое дьявольское зелье, но ведь не наркоманам же из рук в руки. Примерно половину того, что «нахимичит», отдает барыге, то есть на их жаргоне – сбытчику. Надо же на что-то существовать кроме «дури».

Есть у него жена Оксана и шестилетняя дочка Настенька. Оксана – прекрасная домохозяйка, чистюля, великолепно готовит, имеет несколько профессий: секретарь-машинистка, референт, повар, парикмахер и т.д. Никита кается, что взял грех на душу, пристрастив к «винту» и Оксану. Как-то после «вмазки», когда психика, мозг, душа – буквально все
разрывается на части, он ночью метался по квартире один и не выдержал, разбудил Оксану. Стали колоться вместе. Но и тут Никита находит себе оправдание: дескать, у жены – астма, а «винт» готовят на эфедрине. После дозы ей вроде бы становится легче. Во всяком случае, так она сейчас говорит.

Никита совсем молод, ему нет еще и двадцати пяти, хотя выглядит он гораздо старше своих лет. В будущее смотрит с «оптимизмом»: «Лет десять еще топну...» Ему кажется, что это очень много, а между тем его дочка Настенька за это время едва достигнет шестнадцати. Между прочим, самый опасный возраст, когда глаз да глаз за чадом нужен. Но если родители отпетые наркоманы, не ждет ли и девочку та же участь?

 

– Никогда в жизни! – громко восклицает Никита, и видно, как ему страшно от одной только этой мысли. Ведь он сам только что рассказывал: чтобы девушке заработать дозу на день, надо лечь под пятерых грязных, месяцами немытых вонючих скотов.

Никита – имя, разумеется, вымышленное. Это было единственным условием – не называть подлинных имен и фамилий, а все остальное можно писать на диктофон с его голоса, историю его молодой, но уже загубленной жизни.

Родители Никиты разошлись как раз на заре перестройки. Мама Елена Дмитриевна, оставшись одна с двумя детьми, решила заняться бизнесом. Тем более, что дети были ей не в тягость. Дочь уже росла доброй помощницей, сын хорошо учился, занимался в секции каратэ, как многие саранские мальчишки. Предпринимательство отнимало у матери практически все время: калькулятор, бумаги, подсчеты, прибыль, налоги и т. д. А в это время в Саранске шли жестокие кровопролитные бои между уличными «конторами», и, как сотни других пацанов, Никита вскоре пополнил ряды одной из преступных группировок. Одно время он с братвой даже «крышевал» мамин бизнес.

Елена Дмитриевна далеко не загадывала и была довольна сыном. Он имел спортивные награды, закончил без троек школу, поступил в одно из саранских училищ. Однако долго там не задержался. Во время расследования преступления, совершенного в общежитии, Никиту обвинили в соучастии, и парень при всех, публично, ударил директора училища. Этому неслыханному по дерзости инциденту хода не дали, обошлись без милиции и широких слоев общественности, а инициаторов и исполнителей, а заодно и Никиту, просто тихо исключили из училища. Вот тогда и началась у него настоящая жизнь, полная «обезбашенной романтики»: охрана объектов, рэкет, выбивание долгов. Денег зарабатывали много. Но как их могут потратить шестнадцатилетние мальчишки? Ездили в Питер, где порой за один вечер просаживали по 1000 – 1500 долларов. Не считая, швыряли «зелень» в дискотеках, казино, барах. Кайф!

Правда, случались погони и перестрелки. Однажды Никиту ранили в ногу в ходе уличной «разборки». Он долго отлеживался и тайком лечился. Рана дико болела, гноилась, самолечение грозило непредсказуемыми последствиями. Однако обращаться за помощью в больницу братва строго-настрого запретила. Но рана все-таки зажила сама. Самым ярким впечатлением той жизни, по словам Никиты, был эпизод, когда он сидел за одним столом с авторитетным в ту пору Олегом Алиевичем Еникеевым, после нашумевшего убийства которого прямо во время лекции в стенах университета в городе стали делить власть и сферы влияния. На этом закончилась для Никиты крутая вольная жизнь, и он отошел от «дел».

Про сестру свою Никита подробно не рассказывал, но, судя по всему, девочка тоже время даром не теряла. Вышла замуж за местного бандита, но он пропал без вести. Стала зарабатывать на жизнь торговлей наркотиками. Сама на них «подсела», а потом и брата втянула.

Ему и раньше много раз рассказывали друзья про наркотики, описывая беспредельную гамму неизведанных чувств, новых впечатлений и ощущений. Но поскольку Никита с детства боялся уколов, сначала решил попробовать выпить какой-нибудь химической гадости. Ожидаемого кайфа не наступило. Тогда он все-таки рискнул – укололся. И... клетка захлопнулась. Сейчас «зависает» на несколько дней, а то и недель. Пробовал разные наркотики, но героин, кокаин – товар дорогой. Деньги нужны большие. А где их взять? То-то и оно, что наркотики и преступления по жизни неразлучны.

Раз попался Никита на воровстве, совсем по-глупому. Продали ворованную вещь родственникам... потерпевшего. Прямо как в анекдоте. А вот посадили на год уже всерьез. В камере ломку перенес очень тяжело. Это даже объяснить невозможно, это за гранью понимания, в другой нечеловеческой плоскости...

Кстати, сестра Никиты тоже отбывает срок за хранение и сбыт наркотиков.

Теперь, по словам Никиты, его жизнь как-то определилась, устоялась. В своем рассказе он даже пытается придать ей некий смысл. Себя оценивает как умеренного наркомана, перешел на стабильное употребление «винта»: есть – хорошо, нет... и не надо.

Например, жена звонит ему в притон, спрашивает: «Винтишься?» «Да». «А мне есть?» «Нет». И она успокаивается.

Но это иллюзия. Как бы Никита себя ни успокаивал, жизнь этой семейной пары идет на самоуничтожение. Жизнь, где физический недуг тесно сопряжен с моральным: на грани сознания и умопомешательства, тюрьмы и воли, жизни и смерти.

Наркоман пуще всего боится ломки, живет в постоянном страхе. Никита рассказывал, как одного его знакомого жадность сгубила. Утром к нему пришел друг: денег нет, ломка. Просит дать, Христа ради, дозу, «раскумариться». «Нет, говорит, у меня, отстань». А сам вмазал себе все, что было, и умер от передозировки. Так к нему на похороны никто не пошел...

Никита смотрит на меня и ждет, как я оценю чью-то жадность, эгоизм и их благородную наркоманскую реакцию.

А мне просто очень жаль этого парня. Судьба щедро наделила его и внешностью, и способностями к учебе, к спорту, разным профессиям. Например, он неплохой строитель. К сожалению, теперь уже не может работать на холоде: руки не действуют и ничего не чуют. Вены исколоты до предела, недавно нащупал у себя две нерассасываю-
щиеся шишки. Как там они по-научному называются? Инфильтраты?

Печальные, обведенные темными кругами глаза Никиты смотрят как бы мимо происходящего. «Упустил я свой шанс», – глухо говорит он, но не поясняет, какой именно.

Специалисты говорят, что «винт» порождает страшную депрессию, сжирает всю энергию, все здоровье. После укола ночь напролет не хочется ни спать, ни есть, а под утро сердце из груди выскакивает. Начинается жуткая депрессия. Но это когда доза нормальная. А если чуть перебрал, то «крыша» сразу едет. И многие понимают, что «винт» – это скорая гарантированная могила или психушка. То есть – полная деградация личности, а еще доходчивее – дебилизация.

С этим все ясно, даже и самому Никите. Не дает покоя только один, но самый важный вопрос: а что будет с Настенькой?