Светлана Еремеева
Чужая мечта
Высоко-высоко среди далеких блистающих звезд плывет планета Зеркального Счастья, на которой живут людские мечты. Здесь собрано всё самое красивое, светлое, чарующее – ведь почти все люди мечтают о чем-то прекрасном. (Есть, правда, у людей и черные желания, но они обитают совсем в другом месте.)
На планете Зеркального Счастья могут одновременно светить солнце и шуметь дождь – разные люди мечтают о разной погоде. Здесь растут прелестные цветы, которые на земле стараются вырастить добрые девушки. Здесь живут чудесные стихи, которыми на земле бредят поэты. Здесь кружатся в танце волшебные сказки, которые по ночам снятся детям. Здесь произносятся самые нежные слова, о которых вздыхают влюбленные.
Когда приходит время, мечты опускаются на землю и встречаются с теми, кто их так долго лелеял. Мечты улетают к людям, но планета Зеркального Счастья никогда не пустеет. Во-первых, увы, но не всем желаниям суждено сбыться, а во-вторых – как только исполняется одна мечта, у человека тут же появляется другая, а значит, планета пополняется новым обитателем.
Одной из жительниц планеты Зеркального Счастья была очень красивая, но совсем коротенькая Мелодия. За те несколько минут, что она звучала, расцветал весенний сад, воздух наполнялся утренней свежестью и цветы влюблялись друг в друга. «Интересно, кто обо мне мечтает на земле? – иногда загадывала Мелодия. – Может быть, это какая-нибудь прекрасная девушка или гордый юноша?» Мечте-Мелодии так сильно хотелось исполниться, что однажды (иногда такое случается) она оказалась на земле, еще не зная, кто ее здесь ждет.
Мелодия обрадовалась и испугалась одновременно. Дело в том, что если мечта попадает на землю раньше времени и не находит своего хозяина, она должна просто растаять...
Нежным облаком поплыла мечта-Мелодия по улицам вечернего города. Кругом сияли огни, яркими красками переливались иллюминации. Один из домов был особенно красивым: белый, с узорным балконом и множеством светящихся окон. Мечта залетела в окно с бархатными шторами, огляделась и... затрепетала от счастья. В комнате стояла девушка, точь-в-точь, какой она себе представляла свою будущую хозяйку. Девушка расчесывала перед зеркалом длинные каштановые волосы. Мелодия подлетела к ней близко-близко, но красавица не услышала ее. Она смотрела на свое отражение и говорила:
– Ах, неужели завтра мое новое платье будет готово! Как я мечтаю о нем! Что может быть чудеснее платья, украшенного бриллиантами?!
Услышав эти слова, Мелодия вспомнила, что видела это платье на своей планете. «Значит, это не моя хозяйка», – поняла она и, огорченная, полетела дальше.
В следующем окне Мелодия увидела юношу. Он тоже не услышал ее, потому что перебирал на столе какие-то важные документы. Юноша отдал бумаги своему слуге – бедно одетому мальчику – и приказал ему отнести их по указанному на конверте адресу.
– Завтра я выиграю дело в суде и стану самым известным в городе адвокатом. – Юноша горделиво смотрел вдаль. – Ко мне будут обращаться только богатые клиенты. Слава и деньги – вот к чему я всегда буду стремиться.
И снова Мелодия полетела прочь.
В следующем доме, в который она попала, пахло котлетами и пирожными. На диванчике после сытного обеда отдыхал изнеженный толстячок. Мелодия опустилась рядом, зазвучала, и... начал распускаться весенний сад.
– Эх, что-то долго не несут пирожки и пампушки, – мечтательно закатив глаза, пробормотал толстячок. – Теперь для них самое время...
Это было уже слишком – мечтать о пирожках и пампушках, когда рядом звучала такая музыка! Мелодия рассердилась, а потом заплакала. Ей некого было винить. И девушка, и юноша, и толстячок не были перед ней виноваты. Просто она была – ЧУЖАЯ мечта. Но чья же?
Начался дождь. Мелодия продрогла и опустилась передохнуть на дерево. Она уже почти задремала под шелест ветра с думой о том, что ее участь – растаять, когда вдруг услышала... саму себя. Мелодия посмотрела вниз и увидела мальчика – бедного слугу адвоката, который, выполнив поручение, спешил, как видно, на урок музыки – потому что к груди он прижимал маленькую дешевенькую скрипочку.
Мальчик бежал и напевал мелодию. Она была еще несовершенная, неотточенная, неполная. Но это была ОНА – мечта с планеты Зеркального Счастья. Мелодия подлетела к мальчику, и он сразу услышал ее и радостно воскликнул:
– Получилось, у меня получилось! Я слышу ЕЕ, я знаю, КАКОЙ она будет!
Мальчик взял в руки скрипку и заиграл. Он играл, и в зябком воздухе расцветали весенние сады, благоухали свежие, как морской бриз, ароматы, и цветы влюблялись друг в друга. И теперь, когда это была уже не мечта, а настоящая мелодия, ее услышали и девушка, грезившая о платье, и юноша, жаждущий славы, и даже толстячок с набитым пирожками ртом. Они выглянули в окно, и пусть на минуту, пусть на миг, но всё-таки увидели ЭТОТ сад, почувствовали ЭТУ свежесть, улыбнулись ЭТИМ цветам. Даже чужая мечта, если она прекрасна, способна делать людей лучше!
Так встретились человек и его мечта. Став взрослым, мальчик прославился как великий композитор. Его музыка заставляла людей поднимать головы от собственных забот и смотреть ввысь, где среди звезд сияет планета Зеркального Сча-
стья, в которой, как в зеркале, отражается то, что покоится у каждого на самой глубине души, и что всегда – прекрасно...
Как Весна и Лето
на сестриц обиделись
Однажды Весна и Лето на своих старших сестер Осень и Зиму обиделись.
– Не поскупилась Матушка-Природа на сестриц, – говорит Лету Весна. – Вон какие богатые наряды им подарила! У Зимы – шуба белоснежная, скатным жемчугом украшенная, алмазами пересыпанная. А у Осени плащ из чистого золота, серебряными дождевыми нитями вышитый. А что у нас с тобой? У меня простенький сарафан из зеленого шелка, а у тебя – скромное платьице из разноцветного ситца с одним-единственным украшением – блестящим пояском из утренних росинок.
– Твоя правда, сестрица, – согласилось Лето. – У Зимы шапочка белыми соболями подбита, самоцветами усыпана. У Осени – шаль бархатная, узорчатая... А что у нас с тобой? У тебя, Весна, – простая алая лента в косе, а у меня – и вовсе венок из обыкновенных ромашек.
И решили Весна с Летом пойти и попросить у Матушки-Природы такие же наряды, как у старших сестер.
Выслушала их Природа и говорит:
– Мне не трудно вам такие же одежды изготовить. Но разве так уж ваши плохи? У тебя, Весна, сарафан – из первой изумрудной травки, которая всегда глаз радует, в твоей алой ленте – частичка первого весеннего луча, который землю от зимней стужи отогревает. А в твоем ситцевом платье, Лето, – играют оттенки всех летних цветов. Разве может быть что-то красивее этого?..
– Нет, – заупрямились сестры. – Хотим такие же наряды, как у Осени и Зимы!
Пошла Природа в свои закрома. Набрала чистейшего снега, насыпала туда горсть алмазов, горсть жемчуга и изготовила для Весны шубу. Затем достала золотую листву – и получился плащ для Лета.
Вот вышла Весна в новой шубе и ждет, пока все увидят, какая она стала нарядная да красивая. А смотреть-то и некому. Птицы не поют, ручьи не журчат, люди спешат, жмутся от холода, в шарфы кутаются. Бурчат: «Ждали, ждали весну, а она вон какая холодная да затяжная. Будто зима всех заморозила...»
Наконец Весна и сама в своей шубе замерзла. Сбросила она ее на землю, та сразу и растаяла. И такой теплотой и свежестью от зеленого сарафана и красной ленточки повеяло, что сразу и птицы запели, и ручьи зазвенели, и люди заулыбались.
«Вот, значит, какая сила в моем простеньком сарафане, – поняла Весна, – ну нет, теперь я его ни на какие соболя и алмазы не променяю!»
Настала пора Лету на прогулку выходить. Ждут люди лета солнечного, ромашкового – с разноцветьем и разнотравьем. А лето явилось в золотом плаще.
– Что еще такое, – возмущаются люди, – не успели листья на деревьях распуститься, а уже желтеют...
Только Лето эти слова не слышит – так увлечено новым плащом. Смотрит Лето на свое отражение в голубой речке и говорит:
– Пожалуй, к этому плащу мой прежний ромашковый венок был бы очень кстати. Плащ золотой – и серединки у ромашек золотые. Сплету-ка я себе венок.
Ищет лето ромашки, а найти не может.
– Ну, ничего, одуванчики тоже подойдут, – не сдается Лето.
Но и одуванчики, и синие васильки, и розовый клевер исчезли с луга. А вместе с ними пропали прекрасные разноцветные бабочки, так любившие сидеть на цветах, и веселые труженицы-пчелки, собирающие цветочный нектар. Осталась одна желтая пожухлая трава...
Не на шутку испугалось Лето, и, поняв, что всему виной новый плащ, решило поскорее отнести и подарить его Осени.
Приняла мудрая Осень плащ и говорит:
– В твоем ситцевом платье люди любят тебя не меньше, чем меня – в золотом плаще, зиму – в белой шубе и весну – в зеленом сарафане. Каждому – своя одежка к лицу. В чужое рядиться – никуда не годится!
Эта история случилась очень-очень давно. Но, наверное, вы замечали, что и сейчас иногда весна бывает такой же холодной, как зима, а летом, словно осенью, льют проливные дожди. Может быть, это Весна с Летом снова чужие наряды примеряют?..
Храбрые листья
Эта история произошла в одном маленьком веселом лесу. Почему веселом? Да потому что все деревья, которые жили в нем, очень дружили между собой. Они переговаривались, шумя ветвями, шутили и смеялись. Этот лес так и назывался – смешанный. И хотя это название он получил совсем по другой причине, деревья были уверены, что их лес так называется потому, что они очень смешливые.
Так вот, в одном веселом смешанном лесу жили рядом осина и клен. Весной изумрудные листочки на них появлялись почти одновременно. Они сразу же начинали шептаться, знакомиться друг с другом, вместе радовались солнцу, небу, первому дождю. Летом листьям и вовсе было раздолье. Их умывал теплый дождик, птицы пели для них свои самые чудесные песни, солнечные зайчики играли с ними в прятки. Два листочка на осине и клене особенно подружились между собой. Они росли на самых крайних ветвях своих деревьев, любили поболтать, повеселиться, а в ветренную погоду – играли в «пятнашки». Это происходило так: ветер качал ветви, и листья то прикасались друг к другу, то разлетались в разные стороны.
Так продолжалось всё лето. А когда пришла осень, все листья в парке стали менять цвет. Изменились и наши друзья: осиновый лист покраснел, а кленовый – пожелтел.
– Ах, какие мы стали красивые, яркие! Вот спасибо осени за такой подарок, – восхищались друг другом листья. И действительно – это было очень красиво: осина в пурпурном платье рядом с кленом в желтом плаще... Разноцветный карнавал царил во всем лесу – все деревья были в восторге от своих новых нарядов и блистали ими на осеннем солнце! (Кстати, оно даже немного померкло на фоне этого золотого праздника.)
Но потом два друга-листочка заметили, как их собратья один за другим стали отрываться от веток и падать на землю. Желто-красным покрывалом опускались они на землю. И было очень жалко смотреть, как осенний дождь (совсем не такой ласковый, как летний) хлещет по ним своими жесткими и холодными струями. Листья сморщивались, покрывались грязью и покорно принимали свою участь – тихо умирали. Они не просили о помощи, потому что помощи им ждать было неоткуда. У опушки леса уже стояла зима, а она всем цветам предпочитает белый. Зачем ей разноцветные листья?..
– Неужели и мы скоро погибнем?! Нет, я не хочу падать на землю, – прошептал кленовый лист.
– Давай держаться из последних сил, – предложил осиновый.
И друзья решили держаться. Хлестал дождь, свирепствовал ветер, а листья продрогшие и печальные, крепко держались за ветви, боясь упасть. Как красный и желтый флажки, среди обнажающихся деревьев они были особенно заметны и очень злили осенний ветер. Упрямец-ветер никак не мог смириться с тем, что ему противостоят два слабых листочка, в то время когда все другие уже покорились его воле. Он решил во что бы то ни стало сорвать непокорных и обрушивался на них с новой и с новой силой. Но они держались!..
А скоро пошел снег. Он покрывал лежащие на земле листья и от этого друзьям стало совсем страшно и одиноко. Но они поддерживали друг друга.
– Главное, что мы остались на дереве, – еле слышно говорили они. – Пусть погибнем, но не на земле...
Рядом с лесом стоял дом. В нем жила девочка. Всю осень она проболела и не выходила на улицу. Ей очень хотелось полюбоваться на разноцветные деревья, но когда, наконец, девочке разрешили выйти из дома – всё вокруг было уже серым, деревья стояли голые, а остатки их пышных нарядов были засыпаны снегом. Девочка шла по лесу и вдруг увидела два фонарика – желтый и красный. Это были наши друзья-листочки, которые в оголенном лесу действительно сияли как фонарики.
– Ах, какие красивые! – воскликнула девочка. – Как же вы сохранились, бедненькие листочки!..
Она бережно сорвала листья и понесла их домой. Девочка шла, радуясь своей находке, и вовсе не знала, что у нее в руках два бесстрашных друга, с которыми не смогли справиться ни ветер, ни дождь, ни снег! Хотя, может быть, она и догадывалась об этом...
«Где теперь храбрые листья?» – спросите вы. А я вам отвечу: в теплой светлой комнате, на книжной полке, в красивой книжке с яркими картинками. Они живут на одной странице, по-прежнему любят шептаться, шутить и смеяться. И в этом нет ничего удивительного – ведь они родились весной в веселом смешанном лесу...
Хрустальные дорожки
Иногда зимой после оттепели вдруг резко наступают холода. И тогда дороги, дорожки и даже тропинки покрываются блестящим скользким льдом. Люди называют это явление гололедом и совсем ему не радуются. Это и понятно – ведь они всегда спешат и поэтому поскальзываются, а некоторые даже падают.
Жители города, в котором случилась эта история, тоже не любили гололед. Они посыпали ледяные дорожки песком и недовольно бурчали: «И кому только нужен этот противный лед?»
А между тем в этом городе жила девочка, которой очень даже нравились сияющие на солнце ледяные дорожки. Эта девочка была большой мечтательницей. Она жила вдвоем с мамой в маленьком домике на окраине города. Мама почти всё время была на работе, и девочка развлекала себя придумыванием различных волшебных историй. Так, наблюдая за облаками, солнцем и дождем, она придумала сказку о том, как солнце и облака играют в прятки. Иногда, когда облака никак не могут найти спрятавшееся солнце, они темнеют от обиды и начинают плакать. Так рождается дождь. Вечером, когда мама приходила с работы домой, девочка рассказывала ей свои истории. Мама устало улыбалась, целовала дочку и называла ее фантазеркой.
«Но за что же девочка любила ледяные дорожки?» – спросите вы. А за то, что для нее они были вовсе не ледяными, а ХРУСТАЛЬНЫМИ, по которым в сказках ходят принцессы. И, гуляя по закованной в лед улице, девочка представляла себя именно принцессой, шествующей по хрустальным ступенькам в прекрасный волшебный замок.
Однажды, перед самым Рождеством, мама послала девочку за хлебом. На обратном пути она встретила свою приятельницу – дойкую, красивую, но не слишком добрую девочку. Она несла в руках новую нарядную куклу, действительно похожую на принцессу.
– Это мне папа подарил! – начала хвастаться приятельница. – Он сказал, что она стоит кучу денег...
– А можно мне подержать ее? – девочка никогда еще не видела такой чудесной куклы. Сколько бы историй она сочинила про нее!
– Вот еще! Мама велела никому не давать. И вообще – у каждого должны быть свои игрушки.
Девочка вздохнула. А бойкая, красивая, но не слишком добрая приятельница продолжала:
– Вообще-то я могла бы тебе дать подержать свою куклу. Но только если у тебя можно было бы что-нибудь взять взамен. Но ведь у тебя ничего нет...
Девочке стало очень обидно.
– Это неправда! – воскликнула она. – Мама тоже покупает мне игрушки, хотя и не такие красивые, как твои. Но зато у меня есть хрустальные дорожки!
– И где же они?
– Вот – я по ним хожу, – девочка показала рукой вниз.
– Ха-ха-ха! Это же просто грязный лед. Завтра он растает, и от твоего «хрусталя» останется одна слякоть.
– Это у тебя под ногами лед, а у меня – хрустальные дорожки, по которым я приду в волшебный замок.
– Надо же! Никогда бы не подумала, что твой домишко похож на замок. – Бойкая, красивая, но не слишком добрая приятельница зло рассмеялась и стала не очень красивой.
А девочка... заплакала.
За этой сценой наблюдали Белокрылое Облако и Яркое Солнце. Надо вам сказать, что им очень нравилось, что девочка придумывает про них такие красивые истории (ведь обычно людям некогда обращать на них внимание). Так вот, и Солнце, и Облако часто подслушивали девочкины сказки, когда она рассказывала их маме, и были от них в восторге. И теперь, видя, что девочка горько плачет, они решили отблагодарить ее.
Облако подмигнуло Солнцу и начало превращаться в дивной красоты воздушный замок. Когда он был готов, Солнце раззолотило его крышу и все башенки.
Девочки подняли глаза и увидели, что на горизонте, куда убегала хрустальная дорожка, возник прекрасный сияющий замок. Они не отрываясь смотрели на это чудо, пока замок не растаял.
– Ну что видела? Видела?! – от восторга и счастья девочка уже не помнила чужих грубых слов.
А приятельнице вдруг стало очень... стыдно. Бойкая, красивая, но не слишком добрая девочка благодаря волшебному замку превратилась в бойкую, красивую и ОЧЕНЬ добрую девочку.
– А давай вместе играть куклой и гулять по твоим дорожкам, – предложила она.
И девочки весело засмеялись, взялись за руки и побежали по хрустальным дорожкам. Навстречу своему прекрасному, волшебному замку!..
Тайна двух колодцев
Жили-были два колодца. Один колодец жил в прекрасном зеленом саду. Его окружали благоухающая сирень, цветущие яблони и золотой одуванчиковый ковер. Ночью над колодцем пел соловей. Утром его согревало нежное розовое солнце, и голубое небо отражалось в чистой хрустальной воде. Этот колодец всегда думал только о хорошем, а потому замечал красоту вокруг себя и был рад и солнцу, и небу, и соловью.
А второй колодец жил в дремучем, темном, заметенном снегом месте. Его окружали огромные сугробы. Они тяжело наваливались со всех сторон, и колодцу казалось, что он умирает. Этот колодец всегда был очень-очень печальным. Его не радовала ни красота заснеженных деревьев, ни блеск инея, ни веселые снежинки, танцующие свои бесконечные танцы. Он думал только о том, как грустно устроен мир, что дни похожи друг на друга и ничего хорошего у него впереди уже нет.
Вот так по-разному жили эти два колодца. А в чем же тайна, спросите вы? А в том, что их просто не было. Да-да, двух колодцев не было. Был только один – в заброшенном саду заброшенного дома. Он очень тосковал по людям и всё время ждал их. Долгая одинокая зима нагоняла на него уныние, и колодцу казалось, что люди никогда не вернутся ни в этот дом, ни в этот сад. Тогда всё вокруг казалось ему грустным, тоскливым, и жизнь вокруг совсем замирала. А весной...
Весной, когда прилетали птицы, зацветала сирень, колодец вдруг начинал верить, что люди сюда еще вернутся, обязательно вернутся! И тогда он преображался – и вновь видел и чувствовал красоту во всём, радовался тому, как хорошо, что он живет в таком замечательном месте! Где-то вдалеке колодец слышал разговоры и смех, и был уверен – скоро, скоро здесь появятся новые хозяева. Они приведут в порядок и старый дом, и старый сад – и всё будет по-прежнему.
Колодец хорошо помнил прежнюю жизнь. Тогда в доме жили люди, они много работали в саду, часто приходили к колодцу за водой. Какое замечательное это было время!
И зимой, и летом колодец чувствовал себя нужным. Он с радостью давал людям воду. А больше всех любил маленькую Маришку. Она еще не могла сама достать ведро из колодца и терпеливо ждала, когда это сделает кто-нибудь из взрослых. Тогда Маришка переливала воду в маленькие детские ведерки, бежала умывать своих кукол, и ее звонкий смех еще долго был слышан в саду.
...А потом люди ушли. Они собрали и увезли все вещи. Обошли старый дом, заглянули в сад, поблагодарили колодец и – ушли. С ними исчезла и Маришка. Напрасно колодец думал, что люди покинули это место на время. Никто не возвращался, и новые хозяева не спешили покупать старую усадьбу. Дом и сад стали ветшать, дряхлеть, а у колодца с тех пор началась двойная жизнь – тоска и надежда. Зимой надежда совсем покидает его, и остается только тоска. А весной уходит тоска и появляется надежда.
Сейчас весна, и колодец вновь надеется и верит... Если люди вернутся, тогда его тайна исчезнет. И даже зимой он будет видеть и замечать красоту, даже зимой дни не будут казаться ему такими темными и однообразными, даже зимой для брошенного колодца будет цвести весна!
Он ждет...
Волшебный дневник
Каждое утро Димка Стирашкин по дороге в школу просил про себя: «Пятерочки и четверочки, ну, пожалуйста, зайдите в мой дневник. Вы мне очень нужны!» Но пятерки и четверки к Димке приходили редко. Гораздо чаще его посещали тройки, двойки и даже единицы. Возможно, это происходило потому, что пятерки и четверки были неженками, и им вовсе не нравился Димкин совсем не аккуратный дневник. Но, скорей всего, дело объяснялось тем, что Димка очень часто забывал сделать уроки, а такой забывчивости хорошие отметки не прощали.
Однажды, получив на уроке очередную двойку, Димка, как обычно, сел за свою последнюю парту и нечаянно (что, впрочем, случалось с ним довольно часто) заснул. И приснился ему удивительный сон.
Димка увидел перед собой какой-то неуютный и кривой волшебный город и его правительницу – тощую длинную Единицу. На ней была надета бумажная корона с корявой надписью – КАРАЛЕВА.
– Эх, Димка, Димка, обижаешь ты моих подданных, – скрипучим голосом начала упрекать его «каралева». – Они к тебе без всякого приглашения приходят, а ты всё пятеркам и четверкам кланяешься. Отвечай, зачем тебе эти зазнайки понадобились?
– Мамка с папкой за двойки ругают, – оправдываясь, зашмыгал носом Димка. – Обещали, если на пятерки буду учиться – велосипед купят.
– А, вон в чем дело, – смягчилась Единица. – Значит, я в тебе не ошиблась. Твоему горю мы пособим. Велосипед у тебя будет. Вот, держи волшебный дневник: он всё сделает наоборот. На-о-бо-рот! – еще раз проскрипела Единица, и Димка проснулся.
Смотрит, перед ним лежит его дневник. Открыл его Димка и обомлел: вместо только что поставленной гусыни-двойки стоит-красуется большая пятерка! «Вот так дневник!» – обрадовался Димка и поскорее спрятал его в портфель.
C тех пор началась у Димки замечательная жизнь. Учебу он совсем забросил, занятия пропускал, домашние задания не выполнял. Только на волшебный дневник и надеялся. Поставит ему Вера Васильевна двойку в дневник, Димка и рад. «Еще одна пятерочка будет», – ликует про себя. Напишет учительница родителям в дневнике: «Систематически не выполняет домашнее задание. Плохо ведет себя на уроке», а мама дома читает: «Ваш мальчик – настоящая гордость школы, пример всем остальным».
В общем, жил Димка припеваючи, раскатывал на новеньком велосипеде и ничего не делал. Только стал он вдруг замечать, что с каждым днем его голова всё легче и легче становится. Удивительно, но на уроках Димка мог своей головой куда хочешь вертеть, такая она невесомая сделалась. Вот однажды навертелся он таким образом во все стороны, притомился и по старой привычке опять заснул на уроке.
Уснул, и снится ему другой город, в котором правит Пятерка. Город красивый, ровный, аккуратный. И пятерка красивая. Только смотрит на Димку грустно.
– Что ты наделал? – качает она головой. – Зачем взял этот негодный дневник? Скоро твоя голова будет совсем пустой. Раньше ты хоть немного думал да соображал – что-то в голове задерживалось. А теперь ничего нет.
Испугался Димка – не хочется ему с пустой головой ходить. А тут и «каралева» Единица откуда-то взялась.
– Не слушай ее, – заскрипела она в Димкино ухо. – Главное, что велосипед тебе купили, и в дневнике ты – круглый отличник.
– А знания как же? – убеждает Пятерка. – Без них ты совсем пустой человек.
Растерялся Димка. Закружились у него перед глазами двойки и единицы, тащат за собой в свой кривой город.
– Помоги мне! – закричал он Пятерке.
– Подумай, головой подумай, – ответила та.
Посмотрел Димка внимательно на Единицу, взял ручку и исправил на ее бумажной короне ошибки в надписи «КАРАЛЕВА».
– Эх, ты, – засмеялся, – королевой назвалась, а писать грамотно не умеешь!
И тотчас Единица исчезла. Открыл Димка глаза, а перед ним его прежний дневник – с двойками и тройками. Эх, как он им обрадовался:
– Ничего, я плохие отметки сам исправлю. По-настоящему – знаниями. Тогда и пятерки ко мне придут настоящие, – сказал Дима и взялся за учебник.
Анжелика Горбунова
Еремкино счастье
Еремка сидел на крыше своего дома и смотрел на сиреневый вечер. Тихо вокруг. Ни ветерка. Теплый воздух да плывущий над рекой туман, будто платом обнимали плечи. Уже вышли первые звезды и где-то за рекой забрехали собаки, обмениваясь дневными новостями. Кое-где в домиках зажегся свет и маячками уюта приветил Еремкину душу. Эх, кабы и его дом осветился однажды таким вот светом, да чтобы в проеме двери стояла хозяйка, а на свет слеталась вечерняя мошкара. Еремка аж зажмурился от восторга, живо представляя себе эту картину. Да вот уже три года стоял его дом пустым. Вон и крыша в сенях прохудилась, и Еремка подставлял тазик, когда шел дождь.
А чтобы ему самому уют не навести?! Да Еремка-то ведь домовым был, а даже и домовой без человеческих рук с хозяйством не управится. И вот уже три года летними вечерами, когда немногочисленные жители деревеньки Калинки отдыхали от дневных забот, Еремка забирался на крышу и, обхватив руками коленки в латаных штанишках, любовался красотой родных мест. А рядом, мурлыча извечную кошачью песенку, примащивался рыжий кот Епифан, или Фанька. Прошлой весной нечто грязное, с переломанной лапой, слезящимися глазами скукожилось в ожидании своей дальнейшей судьбы на Еремкином крыльце. Еремка, недолго думая, занес животинку в дом и принялся за спасение кошачьей души. В росных травах купал, чередой обмывал, да и выходил. Теперь Епифан первый друг и помощник. От былой хвори и следа не осталось, только лапку чуть подволакивал.
А как станет Еремке тоскливо и в пустом доме невмоготу, так спешил он к соседке своей – бабе Насте. У той отчего-то своего домового не было, так Еремка все крупы от мошек у нее переберет, крысам да мышам накажет бабкины запасы не портить, где паклю подобьет, где еще чего починит. Зимой скучнее было. Дом холодный, темно. А как хотелось Еремке, чтобы печка жарко топилась, в углу елка наряженная стояла, а вокруг нее детишки прыгали да кот его, Фанька, на лоскутном одеяле умильно щурился. Но... уж сколько лет прошло, как его домочадцы на погосте лежат, а из молодых-то в городах живут и про домовых разве что из телевизора узнают, в программах про чудеса и тайны.
Однажды проснулся Еремка на заре, когда солнечный лучик светлой ленточкой проник в щелочку на чердаке. Сполоснулся он в бадейке с дождевой водой, потянулся, солнышку поклонился и направился Фаньке завтрак варганить. Каши наварил, сметанкой из-под соседкиной коровы Зорьки сдобрил, сахарком присыпал. А после завтрака направился лекарственные травы пропалывать. Уж пол-огорода прополол, как вдруг слышит, шум какой-то с другой стороны дома появился. Юркнул Еремка за угол и видит, что глава ихнего сельсовета Пал Иваныч каким-то людям на его, Еремкин, дом указывает. Приезжие – молодая женщина и с ней девчушка с мальчонкой годков о семи со светлыми, будто льняными волосиками. Прислушался Еремка к разговору и аж застыл. Пал Иваныч такую речь повел:
– Вот этот дом и обживайте, гражданочка. Он в деревне самый исправный. Без хозяев года два всего стоит, а другие и того больше. Вы сама молодая, быстро его поправите, а где и мы поможем, да и документики наладим. Здесь и садик-огородик есть, и сараюшки еще крепкие – живность завести можно, и даже колодец имеется. Обживайтесь, в общем, на здоровье!
С этими словами Пал Иваныч помог занести вещи приезжих к крыльцу и ушел, а молодая женщина, отворив калитку, вошла на территорию дома, ведя за собой детей.
Еремка, прошмыгнув из-за угла дома на чердак, в щелочку принялся рассматривать так неожиданно свалившихся гостей. Женщина, русоволосая, с чуть заметными лучиками-морщинками у светлых глаз, привлекала взор мягкостью движений, а слух – ласковым голосом. Ладная, серьезная, глянулась она Еремке. Детишки на первый взгляд оказались смышленые да послушные – что мать скажет, то и выполняют, не канючат, не капризничают. Еремка детей любил, только балованных да нерадивых не жаловал.
Женщина осторожно открыла дверь в сени, распахнула веранду, потом чуланчик, осмелела, пробежалась босиком по деревянному полу и, распахнув двери всех комнат, счастливо рассмеялась, а детишки ей вторили.
Еремка вдруг осознал, что и сам улыбается да подхихикивает. Первый смех в его доме, первый раз за три года все двери распахнуты, и не по печальному случаю, как во время похорон, а от того, что жизнь ворвалась. Неужели ожил его дом-старикан и дождались они счастья?! Всё же поспешных выводов он делать не стал. И решил испытать новоприбывших особым средством – впустить Фаньку. Коли добрый люд – приветят, а коль начнут фыркать да носы воротить – не жить им здесь. И вот, когда женщина осматривала кухню, прикидывая, что и как подремонтировать, в проеме дверей появился рыжий Епифан.
– Мама, смотри, киса! – заверещал мальчик.
– Ой, какой премиленький! – запищала девочка, присаживаясь на корточки и гладя кота.
– И правда! – улыбнулась мама, беря Фаньку на руки. – А какой рыжий! Ты – Солнышкин сынок!
Мама ткнулась носом в Фанькин носишко и смешно потерлась. – Это нам к удаче! – заявила она и прижала кота к груди.
А Фанька, начисто опешивший от такого потока ласк, вытаращенными глазами глядел на Еремку и задавал немой вопрос: «Чего делать-то?!»
А Еремка кивал, показывая: «всё более чем хорошо!» и сиял от радости.
А к вечеру печка теплом задышала, дом, водой освеженный, ожил, а в саду банька дымком поманила. Еремка счастью своему не верит: дом жилым духом наполнился и показалось Еремке, что он аж вздохнул облегченно. А уж как спали в эту ночь Еремка с Фанькой на сеновале, счастливо улыбаясь во сне – первый раз за долгие года не одни, а с семьей.
Разбудили их звонкие голоса, смех и шум переставляемой мебели. Еремка перепрыгнул через Фаньку, пока тот лениво потягивался со сна, и выглянул в небольшой люк в кухню. Молодая хозяйка в голубом ситцевом халатике мыла окна, распахнув их настежь, а детишки снимали с полок посуду. А на плите весело булькало варево, источая аппетитный запах. Мама посмотрела на часы – ходики с еловыми шишками, ловко спрыгнула с подоконника и, налив в мисочку молока, громко позвала:
– Кис-кис-кис, где ты, Солнышко? Идем завтракать!
А «Солнышко» еще продирало со сна зеленые глаза.
– Иди, тебя зовут, Солнышко! – прыснул Еремка и шутливо подтолкнул Фаньку. А того дважды просить не надо было. Он легко спрыгнул лестницу и вскоре уже с аппетитом пил молочко. А к обеду пришла баба Настя знакомиться.
– Здоровы будьте, хозяева! – возвестила она, переступая порог. – Можно ль?
– Конечно, проходите! – поспешила ей навстречу хозяйка. А детишки с интересом смотрели на гостью.
– А я гляжу в окошко – у дома-то люди, вот и любопытно стало, кто такие да зачем в наши края пожаловали.
– Проходите, пожалуйста, – хлопотала мама, – присаживайтесь к столу. Давайте с нами обедать, а за столом и познакомимся.
– Что ж, – улыбнулась баба Настя, – не откажусь тогда. – И, вытащив из кармана фартука сладких «петушков» на палочках, протянула детям. Хозяйка разлила по чашкам ароматные щи, нарезала хлеб, и все принялись за еду. А после баба Настя принялась за расспросы:
– Спасибо за обед, хозяйка ты хорошая, давно таких щец вкусных не едала. А что ж ты к нам сюда с дитями собралась?
– Так вот вышло, – смущенно улыбнулась молодая женщина, чуть пожав плечами, – одна я детей ращу. В городе трудно, да еще проблема у нас со здоровьем у сынишки. Врачи прописали ему чистый воздух да здоровую пищу. А в городе, где это найдешь?
– У-у-у, – сочувственно покачала головой баба Настя, гладя по голове прильнувшего к ней мальчика, будто он ее всю жизнь знал. – А что ж там, квартира осталась?
– Да нет, – ответила хозяйка, грустно улыбнувшись, – комнатка была в общежитии. Все обещали квартиру дать, да так и забыли. Вдова я давно, муж военный, погиб на задании как раз перед тем, как квартиру должны получить были. Сначала чиновники помогали понемногу, а потом и вовсе подзабыли про нас.
– Это понятно. – Тоже вздохнула баба Настя. – И я от этого племени всяко видала. Я ведь тоже вдова, только мужа на войне потеряла. Детей не успели завести – он на второй день после свадьбы на фронт ушел. Так всю жизнь одна и живу.
Старая женщина горько поджала губы.
– И мы одни, – кивнула молодая хозяйка, – нет у нас ни бабушек, ни дедушек. А хотя, что я говорю, – вдруг встрепенулась она, – У меня дети, теперь вот свой дом, даже не верится, а еще... кот у нас появился – Солнышкин! Так что совсем мы не одни. Приходите к нам почаще, дома-то боками соприкасаются, так что скучать не придется! Меня Наташей зовут, детишек – Слава и Оля. А вас как величать?
– Баба Настя я. – Просияла старушка. – Бог спасет тебе за слово приветливое. В деревне у нас люду мало, а вечерами так тоскливо бывает... а тут вы как подарок! А я и за детьми пригляжу, и по хозяйству подмогу.
– Ой, спасибо! – обрадовалась Наташа, – а то ведь мне на работу нужно будет устраиваться, а детей с кем бы я оставила!
Новые соседи не могли нарадоваться такому повороту судьбы и все, взрослые и дети, счастливые, принялись за чай.
Так прошло несколько дней. Наташа отмыла дом, перебрала вещи в чулане, навела порядок в комнатах и на веранде, и занялась огородом. Да еще умудрялась помогать бабе Насте. Еремка нарадоваться не мог. Фанька жил теперь на двух половинах: на Еремкиной, на чердаке, и в доме. Дети его любили, Наташа баловала, а баба Настя козьим молочком угощала, а то и у себя привечала.
Конечно, Наташа – городская жительница не всё поначалу знала в крестьянском хозяйстве, тогда ей на помощь Еремка приходил. Да так увлекся, что стала Наташа подмечать его заботу. Опустеет на столе солонка, надо бы подсыпать, пока другие дела делает, глядь, она уже и полна. Поначалу думала склероз начинается, а потом смекнула, что тут помощь чья-то со стороны. Бабе Насте рассказала, а та и говорит:
– Так то домовой тебя принял! – а сама лукаво улыбается.
– Как так?! – аж подскочила Наташа.
– Да пришлись вы ему, вот и приветил, помогает.
– Да не верится... в домовых-то... – пролепетала Наташа.
– Э-э, дочка, это вам в городах не верится, а в деревне своя жизнь, настоящая, с землей накрепко связанная, потому и домовые не в диковинку.
– А что же теперь делать? – прошептала Наташа.
– Как что?! – рассмеялась баба Настя. – Живи да радуйся! А домовой – защитник дома, живности и семейства. Уважай его, угощай, тогда и лад будет. Домовые ссор не любят, шума, а 10 февраля у него и вовсе именины. Кашу навари аль блинов напеки и к столу его приглашай.
Наташа слушает как маленькая девочка, с широко распахнутыми глазами, верит и не верит.
А как ночь пришла и вовсе боязно стало. К детям подойдет – ничего, спят, посапывают. Кота позовет – нет его, видно, на свиданье по ночам бегает. Так до полуночи с открытыми глазами и лежит. А потом сон одолевает и Наташа засыпает. А утром опять за дела.
Еремка, видя Наташины страхи, только руками разводит. Вот уж никак не ожидал, что бояться его станут.
И решил он мосты дружбы навести. Однажды проснулась Наташа утром, подошла к столу, волосы светлым ливнем по плечам стелятся, видит – на столе записка:
«Доброе утро! Давай дружить! Я – домовой Еремка. Живу здесь давно, хочу вас защищать и по хозяйству помогать. Меня не бойтесь.
Кстати, кота зовут Епифан, можно просто Фаня. С поклоном, домовой Еремей Авдеич».
А рядом в вазочке букет ромашек и васильков.
Наташа записку прочитала, на цветы посмотрела и в обморок бухнулась.
Теперь перепугался Еремка, наблюдавший за ней с чердака. Бросился вниз, зачерпнул воды в кружку и на Наташу побрызгал. Открыла она глаза и видит маленького человечка с всклокоченными рыжими волосами, тронутыми сединой, с добрым лицом и неимоверно голубыми глазами, такими же, как васильки в букетике.
– Ох, не хотел я тебя пугать, – сокрушается он, – но и ты тоже хороша, сразу в обморок прилегла! Домовых что ли не видала?!
– Да откуда же?! – ожила, наконец, Наташа, приподнимаясь. – Я же думала, что это сказки всё.
– Эко, сказки! – возмутился Еремка. – Я триста восемь лет живу, а тебе еще, поди, и ста лет нет, а уж больно неверующая!
– Ну ладно, прости! – совсем освоилась Наташа. – Давай-ка, чай пить. Сейчас я оладушек напеку, со сметанкой.
Еремка расцвел. Пока Наташа умывалась да прибиралась, он печку растопил. А уж как оладушки румяной, ароматной горкой на тарелочке улеглись, Наташа детей разбудила и с Еремкой познакомила. Вот радости было! Так и зажили они семьей дружной, и баба Настя им как бабушка теперь. А уж она-то как рада! Не чаяла такого счастья, что и дочка и внуки в одночасье появятся, да еще с домовым в придачу.
Шли дни за днями. Мама Наташа дом совсем преобразила, садик-огородик разбила, кур-пеструшек завела и еще на работу в детский садик устроилась. Любота! Как вдруг однажды стал Еремка замечать, что Наташа погрустнела как-то, да всё чаще просыпается с темными кругами под глазами.
Вечером за чаем Еремка раз ее да спросил, отчего так. Наташа рукой махнула, не высыпаюсь, мол. Но чует Еремка, скрывает она истинную причину. Решил сам выведать. Притаился как-то, когда бабушка пришла, и хоть не по сердцу ему стало, что разговор чужой подслушивает, но ведь ради благого дела.
Вот Наташа и поведала:
– Не хватает мне денег на прожитье. Кручусь на работе, огород, устаю очень, а всё равно не хватает. Детей к морю хочется вывезти, как доктор советовал, а тут еще... – Наташа замялась.
– Что? – подалась вперед баба Настя.
– Да местный наш «олигарх» внимание излишнее мне уделять стал.
Еремка застыл. «Олигархом» у них в Калиновке прозвали предпринимателя Лешку, местного буяна и оторву. Наглостью и хитростью заграбастал под себя Калиновки, да и пол соседнего села прихватил. И вот теперь эта чума к его Наташе подбирается.
– Ах ты, шмокодявка непотребная! – рассвирепел Еремка на Лешку.
А Наташа продолжает:
– У меня от его вида аж скулы сводит, да как подумаю о детях... ради них...
– Чего ты?! – замахала на нее руками баба Настя. – Неужто думаешь, что этому «рангутану» дети твои нужны будут?! И думать не моги!
Наташа только вздохнула. Озадачился Еремка. Вот, значит, чего! Правильно, он ведь к дому привязан и не знает, что за его пределами с Наташей происходит. Стал думать да гадать, как Наташе помочь, да до того думами изошел, что у самого темные круги под глазами пошли. И вот, лежит раз Еремка у себя на сеновале, руки под голову закинул и на звезду, что в прореху сарая видна, уставился. Хорошо! А как представил Еремка, что в их с Наташей доме Лешка появится, а чего скорее, так это Наташу с детьми к себе в дом заберет и опять они с Фанькой одни останутся, аж взвыл. Да так громко, что раздался испуганный Наташин голос (она во дворе с козочкой возилась):
– Ты чего, Еремушка?
– Да... в сене... сучок острый попался... – быстро соврал он. Сел по-турецки, руками вихры свои седо-рыжие взлохматил, а когда Наташа, поднявшись по приставной лестнице, протянула ему кружку с парным молоком, аж прослезился.
Решил домовой Еремей от грустных мыслей развеяться и отправился поутру к реке – рыбки половить. Идет, красотой прибрежья любуется. Кусты в чистой речной глади отражаются, облака белые по небу голубому летят, птицы поют – до чего же хорошо!
Расположился Еремка на деревянных мосточках, удочку оснастил и в воду закинул. Вдруг пошли круги по воде и показалась зеленая голова с усами как у сома и с зелеными лохматыми бровями.
– А-а, это ты, Еремей-домович! – поздоровалось зеленоволосое создание.
– Уф, перепугал ты меня! – признался Еремка, распахнув ворот косоворотки. – Я ведь думал чудило какое доисторическое в реке завелось.
– Как же, заведется! – ворчливо отозвался Водяной. – Местным рыбам бы не пропасть!
– Отчего так? – насторожился Еремка.
-Да это ваше чудило, наземное, как раз до нашей речки добралось.
– Кто? – вытаращил глаза Еремка.
– Предприниматель Лешка, ерша ему в штаны!
– А до речки-то ему какое дело? – дивится Еремка.
– Так хочет, паразит, пляж на берегу обустроить, кафе понаставить, шашлыки там всякие, да лодочную станцию организовать. Представляешь, что с рекой станет?
– Представляю, – сдвинул картузик на затылок Еремка.
– То-то и оно!
– Так чего вы плавники-то сложили?! – возмутился Еремка, – бороться надо!
– Как?
– Может, Кикимору попросить, она ведь мужчин на дух не переваривает, вот и натравим ее на Лешку.
– Не-а, – отмахнулся от этой затеи Водяной, – еще переусердствует. Здесь надо с умом, по-божески.
– Это нам-то по-божески? – улыбнулся Еремка.
– А чего?! – вскинул зеленые брови Водяной. – Без Бога никуда, раз на этом свете живем, значит с ним, ведь Он всё это сотворил.– И Водяной обвел рукой красоту вокруг.
– Ладно, думать будем, что дальше делать! – решительно заверил Еремей и тут у него клев начался. Пошла рыбка справная, ладная. Радуется Еремка: домашние его сегодня сытые будут и Наташе не придумывать, что на ужин творить.
Вдруг дремавший рядом Водяной встрепенулся:
– Я Морскому Царю весточку отпишу, пусть он Акулий спецназ вышлет.
– Да ты пересох что ли?! – вскинулся Еремка. – Акулы же только в морях живут, в соленой воде, в глубине!
– Речка у нас очень глубокая, а акулы, к твоему сведению, и в реки пресноводные заглядывают. Универсальные они рыбки! – не сдавался Водяной.
– А прибудут они сюда на чем, – выходит из себя Еремка, – на самолетах?!
– Да чего ты надрываешься?! – спокойно развел руками Водяной. – Все реки впадают в море, к твоему сведению, своим ходом дойдут.
И тут, Еремка подумал – а вдруг, и правда получится? Вот смеху будет! А Водяной продолжил свою мысль:
– Только поторопиться надо. Есть только один день в году, когда рыбы и животные на человеческом языке разговаривают. Нужно, чтобы акулы именно в этот день у нас появились, вот и сказали бы они Лешке пару ласковых.
Еремка аж в ладоши захлопал. Вечером аромат ухи и жареной рыбы витал над садом. А уж Наташа как была рада. А когда сиреневый вечер украсил небо первыми звездами, пили чай из самовара, принесенного бабой Настей и растопленного по всем правилам – сосновыми шишками. Заносили детей в дом уже спящих.
Утром Еремка занялся генеральной уборкой на своем чердаке. Открыл слуховое оконце, впустил проснувшееся солнце, потянулся и...
– Здорово, подруга! – раздалось внизу. Еремка выглянул в щель – на пороге стоял Лешка. Он презрительно оглядел простую, но уютную и чистую комнату, пнул ногой вывернувшегося из-под печки Фаньку и, разглядывая испуганную Наташу, спешно застегивавшую халатик, выдал:
– Кароче, я тя жду на пляже, в купальнике и всё такое. Пока шашлыки жарятся, чтоб пришла.
– Спасибо, – пролепетала Наташа, – но я хотела провести выходной с детьми.
– Мелких к бабке-соседке сплавишь, а выходной надо провести круто. Ну и хило ты живешь. – Процедил он сквозь зубы, чавкая жвачкой. – Ниче, вот склеимся с тобой, твою рухлядь снесем, а тут трехэтажный дом поставим. Да, только, чтобы этого рыжего глистопера там не было...
Это стало последней каплей в сердце Еремки. Он взял ушат с грязной водой, где до этого полоскал пыльные тряпки и, отворив пошире крышку люка, вылил воду прямо Лешке на голову. А пока тот орал и отряхивался, хорошо поставленным голосом спросил:
– Наташа, что это за организм у тебя в дверях стоит?
Лешка как-то сразу осел, протирая глаза, подался назад, наступил Фаньке на хвост и получил от него когтями по голой ляжке.
Наташа звонко рассмеялась, а Лешка, матюгаясь и отряхиваясь, пулей выскочил за калитку.
– Вот тихоня! – зло сплюнул он. – Тоже мне, принцесса! А у самой хахаль на чердаке.
Бубня всякую нелепицу про Наташу, Лешка побежал к речке. День сегодня обещал быть жарким, еще 10 часов, а вон как солнце палит. Лешка сбросил с себя рубашку, брюки и ввалился в воду, подняв брызги и шум, как от стада коров.
– Уф, хорошо! – вынырнул он, руками протирая глаза... Вдруг, что-то колючее, как наждачная бумага, коснулось его живота и через секунду Лешка оледенел от ужаса – на поверхности воды появились два огромных тела, увенчанных треугольными плавниками. Этих рыб не перепутаешь ни с чем на свете, даже если ты никогда не видел... акул. Лешка стоял в оцепенении, в ужасе сложив руки на груди. Так чудовищно нелепо смотрелись оскаленные акульи зубы на фоне широкой и блестящей реки, безбрежного голубого неба и порхающих над водой стрекоз. Но это был еще не весь ужас, который должен был пережить Лешка. Когда он, клацая зубами, задал риторический и не очень умный вопрос: «В...вы кто, откуда здесь?», одна из акул... ответила на чистом русском языке:
– Золотые рыбки. Так что загадывай желание.
– Последнее. – Уточнила вторая, и обе расхохотались.
Лешка обмяк и «ушел» в обморок. Но ненадолго. Одна из акул хлестанула его грудным плавником по щеке и начала речь:
– Не надейся, что мы тебя есть будем.
– Размечтался! – фыркнула вторая.
– Нам тоже не резон потом несварением маяться. – Продолжила первая. – Вот тебе наказ наш дружеский: сматывай удочки с этой речки и ни о каких лодочных станциях, прибрежных кафе и прочих радостях не мечтай.
– Или ласты склеишь. – Любезно просветила вторая акула.
– Да, и к Наташе больше не лезь. – Попросила первая, скорчив насмешливо-свирепую мину.
– И не вздумай после того, как мы отчалим, взяться за старое. – Улыбаясь от души, посоветовали акулы. – Помни, все реки впадают в море и мы всегда на связи. Адье, малек!– И огромные рыбины скрылись под водой.
После этого случая, говорят, Лешка долго лечился и опасался войти даже в собственную ванну.
Еремка с Водяным, как узнали, чем эта встреча закончилась, хохотали до упаду, а Морскому Владыке письмо написали с премногими благодарениями.
– Это Слава Богу, что мы от Лешки избавились, – проговорил Еремка, сидя на мостках и закинув руки за голову, щурясь на солнце. Водяной облокотился на мостки. – А вот как всё же моей Наташе помочь, чтобы жилось ей полегче?
– Да есть у меня мыслишка одна. – Загадочно улыбнулся Водяной. – Глубоко в иле у меня кубышка запрятана с червончиками.
– Да ну?! – подался вперед Еремка, но тут же осел: – Так моя Наташа ее и не возьмет, она у меня на предмет честности упертая.
– А ты обставь как-нибудь, чтобы она ее приняла.
И вот, после того, как поздним вечером, под светом мерцающих звезд, Еремка с Водяным извлекли на берег кубышечку, воском запечатанную, приступил Еремей Авдеич к намеченному плану.
Ранним утром, пока Наташа пекла блинчики к завтраку, дети барахтались у умывальника, а Фанька пил молочко, Еремка незаметно выставил на стол кубышечку. Наташа как раз повернулась к столу – блинчиков подложить и... обомлела – рядом с тарелкой, полной круглых и ароматных блинчиков рассыпались другие кругляши – золотые.
– Это что? – выдохнула Наташа, опускаясь на стул.
– Золото, самое настоящее. – Улыбаясь, провозгласил Еремка.
– Я хотела спросить, откуда? – прошептала Наташа, бледная как лунный луч.
– Со дна реки. Вот что, Наташа, – переключился на серьезный тон Еремка, – Ответственное поручение тебе мой друг Водяной дал. Долго мы думали, кому поручить. Баба Настя стара, а боле на деревне серьезных да грамотных нет. Так что придется тебе.
– А... что... еще и Водяные есть? – еле выговорила Наташа.
– И даже лешие. – Кивнул Еремка. – И пора уже тебе привыкнуть и принять, что всё, о чем вы, люди, в сказках читаете, есть. Ты же взрослый, серьезный человек, а не веришь как дите малое.
Наташа улыбнулась Еремкиным речам.
– И что же от меня требуется? – спросила она, приняв серьезный вид.
Еремка упер руки в колени и начал вещать:
– Надобно, чтобы золото это в дело доброе пущено было, тогда только все зароки с него сойдут и зла никому не причинят.
– Так а я какое дело смогу сотворить? – Наташа подивилась, мимоходом отметив, что стала выражаться Еремкиным стилем.
– А ты Лешкину, не будь помянут, затею используй. –Лукаво прищурился Еремка.
– Какую?– заинтересовалась Наташа.
– На берегу реки построй что-нибудь. – Подсказывает Еремка.
-Здравствуйте! – Шутливо поклонилась Наташа. –То же кафе с лодочной станцией? Так речке и ее обитателям от этого радости мало.
– Зачем кафе? Зачем станцию? – пожал плечами Еремка. –У твоего мальчонки со здоровьем проблемы есть? Есть. И другие дети тоже не все здоровы, особливо кто в городах живет. Вот и спроворь на берегу нашей речки хороший санаторий для ребятенков. Воздух-то у нас какой! А красота вокруг?! Лес, поля, луга – от одного вида выздоровеешь!
– А что?! – У Наташи даже глаза засияли. – Хорошую ты идею подал, Еремей Авдеич! Вот только как я отчитываться стану, откуда я столько средств на строительство раздобыла.
– А наследство тебе оставили! – смеется Еремка. – Кто проверять будет? Ты здесь человек новый, кто тебя знает, откуда ты средства берешь. Главное, уверенно за дело берись.
И работа закипела. Не всё поначалу гладко было, но Наташа себе на диво и Еремке на радость настойчивой и решительной оказалась. И вскоре вырос на берегу реки белоснежный детский санаторий в честь Фаньки названный «Солнышко», тоже с лодочной станцией и веселым кафе, но только с непременным условием: не мусорить и не шуметь.
И потянулись детишки с мамами и папами, бабушками и дедушками аж со всей страны. Слава о нем и его сотрудниках добрая пошла. Наташа директором стала, баба Настя старшей нянечкой. Кто из детишек надолго без родных оставался, тем она сказку на ночь расскажет, одеяльце подоткнет и колыбельную песенку споет. Даже Фаньке работа нашлась. Кто из малышей один спать боится, Фанька под бочком пристроится – теплый да пушистый. Мурр – да – мурр, тут и сон придет.
А однажды постучался в кабинет Наташи молодой мужчина, представился детским врачом и попросился на работу. Так и пришелся «ко двору»: дело свое знает, детей и животных любит, хороший,в общем, человек.
И с некоторых пор стали их с Наташей вместе замечать: то о деле спорят, то идеями делятся, а то и просто гуляют. И вскоре у Славы и Оли появился новый папа, а совсем потом – братишка и сестренка.
Еремка себя не помнит от счастья. Всё сбылось как в мечтах виделось. И на Новый Год и Рождество, когда зима пришла вьюжная да снежная, волшебная и морозная, засияла елка в уютном и теплом доме, запылали жарко печка с камином, а из кухни полились дивные ароматы – Наташа с бабой Настей и подросшей Олей готовили праздничные угощения.
А в самую Новогоднюю полночь, когда все радостные и возбужденные, загадывали сокровенные желания, домовой Еремка прошептал:
– Пусть это счастье длится долго-долго и все добрые мечты сбываются!
Полина Смородина
Мамин сад
В маленьком домике с красной черепичной крышей жила обыкновенная счастливая семья. Всё у этой семьи для счастья было – мама с папой и две красавицы-дочки, свой дом и свой сад. Домик был хоть маленький, но очень уютный. И всем в нем места хватало – и хозяевам, и гостям, и горделивому рыжему коту Вольке и скромнице трехцветке Малашке, и кенару Дику в собственном домике под потолком, и хомячкам Феде и Васе, и морской свинке Фуньке, и пестрым неоновым рыбкам и много кому еще.
Рано утром, еще только солнце золотило первыми лучами землю, мама выходила во двор. Из ладной свежепокрашенной будочки лениво выбирался пес Дружок – песчаного цвета с большими карими глазами и улыбался маме. Мама гладила его и кормила. Все цветы поворачивали свои головки в сторону хозяйки, и она брала зеленую большую лейку, и ласково здороваясь с каждой цветной головкой, поливала их, рыхлила землю вокруг. Ах, каких только цветов здесь не было! Изящно стоящие на длинных ножках розы, изысканные орхидеи, томные шапки пионов на крепких стеблях, неунывающие ромашки, георгины, астры, петунии, львиный зев, анютины глазки, бархатцы... Синие, голубые, фиолетовые, красные, бежевые, желтые, оранжевые! И ягоды, и фрукты в мамином саду были самые сладкие – от рубиновых вишен до изумрудной антоновки. А когда сад цвел, утопая в красочном буйстве – только смотри, любуйся, райдуйся! И все соседи смотрели, но чаще не радовались, а завидовали, потому что лишь маме удалось развести сад, полный цветов и ягод, пропитавший тонким приятным благоуханьем всю округу... И мама решила поделиться тем, что сама умела с соседями. Она щедро раздавала семена и рассаду, рассказывала, как правильно ухаживать за растениями, но соседкам по-прежнему казалось, что у мамы сад лучше, а их собственные цветы чахлые, блеклые, а деревья плодоносят скудно, с неохотой...
Мама возвращалась в дом и всё здесь оживало – лианы в розовых звездочках, увивающие стены от потолка до пола едва заметно дышали-колыхались, живность крутилась возле ног, не жалея свои шубки, Дик, сложив солнечно-желтые крылья, приземлялся маме на голову, проваливаясь в каштановую волну волос. Образовывался целый хор – Дик запевал, коты мурлыкали, Фунька фырчала в такт, и мама затягивала какую-нибудь веселую песенку под дружный аккомпанемент, успевая каждого погладить и каждому улыбнуться. Через какое-то время с кухни начинали доноситься чудесные домашние запахи – то яблочного пирога, то поджарых колбасок, то желтоглазой яичницы на сале, то румяных оладушек, разложенных на огромном блюде и политых душистым вареньем из роз. Когда сонные домочадцы выходили на кухню, стол уже был накрыт. И солнце глядело в их окно, когда они завтракали, весело переговариваясь между собой, и береза склоняла свои ветви, чтобы оно не светило слишком ярко и не мешало. И в их доме всегда жило лето и всегда было радостно каждому, кто входил в их маленький мир.
Но однажды мама заболела и в воздухе, словно серебряные нити натянулись, и позванивали тихо-тихо от беспокойства. Мама лежала на кровати у окна, в которое уже стучалась нахмуренная осень. Волька и Малаша вытянули свои теплые пушистые тела вдоль мамы, Фунька грела ступни, чтобы ей было не так зябко, Дик, Федя и Вася притихли в своих домиках, и даже неоновые рыбки не светились, а мигали, словно, подавали сигналы о помощи. В ход шли высушенные жарким солнцем травы и лечебные цветы из маминого сада, домашние чаи и настои, но ничего не помогало и маме становилось только хуже. Хрустальный звон серебряных нитей становился всё громче, а небо за окном всё пасмурней. Последние осенние цветы совсем пригорюнились и даже стойкие октябрины повесили грустные головки, а песчаного цвета пес Дружок не выходил из своей конуры, словно забыл, где находится выход. Дочки днем ухаживали за мамой, а по вечерам плакали друг у друга не плече в своей комнате. Папа почти не отходил от мамы, даже работу бросил, а через какое-то время высох и пожух будто любимая мамина чайная роза нежно-бежевого цвета. Сама она тоже была похожа на розу, которую забыли полить в жаркий день. Ее лицо становилось всё бледней, а губы всё суше, но она продолжала из последних сил улыбаться своим родными и подбадривала их, как могла.
И однажды ночью папа с мамой проснулись и увидели в окне дорогу из цветов, похожую на радугу. Она светилась и манила своей красотой. Мама встала с постели, помолодевшая и вмиг выздоровевшая. Она уже всё поняла. Лицо ее было радостным и грустным одновременно. Одетая в белую длинную сорочку вышла из дома. Папа пошел за ней следом, но мама, крепко его обняв, велела ждать у окна. Он не посмел ее ослушаться и тихо смотрел как она удаляется, плавно ступая по цветущей светящейся дороге...
А утром наступила настоящая зима. Стало холодно, тоскливо и печально. Домик с красной черепичной крышей со всех сторон заметали разраставшиеся сугробы, и в окна стучался пронзительный ледяной ветер. А скоро из-за сугробов перестала открываться входная дверь и сквозь стекло было видно только снег. Все обитатели дома стали тихими и грустными, никому не хотелось разговаривать, а только лежать, свернувшись калачиком, в своем уголке. И так было день за днем, и никак не хотело проходить. Папа и дочери пережили эту зиму с трудом, ибо она показалась им бесконечной.
Но однажды луч солнца настоятельно постучался в окно, и Дик робко взял первую весеннюю ноту. Снег растаял, и небо открыло во всю ширь свои голубые глаза. Папа и дочери вышли на улицу после долгой зимы и увидели как пусто и голо стало в их саду... От ветра многие деревья поломало, а земля вокруг их дома промерзла на столько глубоко, что все цветы погибли. Папа и дочери сели на лавочку и горько задумались, не зная с чего начать. Для себя они решили обязательно продолжить мамино дело. Вот только не знали как. И вдруг в калитку стали заходить люди. Они несли семена цветов, саженцы деревьев – те, что когда-то давала мама, и свои собственные – и сажали-сажали-сажали, пока не заполнили всё свободное пространство. Папа и дочери каждый день рыхлили, поливали и удобряли землю, а через какое-то время пошли первые всходы. Тонкие зеленые расточки пробивались сквозь землю и поднимали головы к небу, молодые деревца приживались и зеленели на радость хозяевам. Дик переселился в сад и начинал утро распеваясь на ветке старой березы у кухонного окна. Дружок, как настоящий сторожевой пес, огуливал сад ежечасно. Даже Волька и Малаша ему помогали.
Началось лето, и сад зацвел новыми красками. Каких цветов здесь только не было! И синие, и красные, и розовые, и желтые, и фиолетовые... И снова тонкий аромат поплыл над их маленьким городком на зависть всех соседей, помогавших ухаживать за маминым садом, ставшим настоящей достопримечательностью. Конечно, сад получился не такой красивый, как у мамы, но он был достойным преемником.
Однажды пошел летний теплый дождь. Лучи солнца пронизывали огромные прозрачные капли, стремящиеся скорее опуститься на землю. Девочки выскочили на улицу и с детской радостью кружились под дождем, подставляя ему лица, плечи, руки. Появилась радуга и долго стояла над маленьким домиком с красной черепичной крышей. Издалека можно было подумать, что это целая дорога из цветов, ведущая за облака. Но в этот раз по ней никто не решился пройти, хоть папа долго всматривался вдаль, стоя у окна. Он до сих пор надеялся, что когда-нибудь по такой же дороге к нему вернется счастье...