С утренней весенней прохладой я иду в особняк, который строит моя родная сестра. Отношения с сестрой, можно сказать, никакие, не сложилось что-то у нас в родственных отношениях. Солнце уже взошло, и тепло его ложится на спину согнувшейся женщины, которая старательно рыхлит землю руками. Это моя мать.
Я знаю: сердце у неё ещё здоровое, но нервы потрёпанные.
– Серёжа! – говорит мать, увидев меня, протирает свои очень сильные очки, через которые я не видел бы не только землю, но и небо. – Иди, покушай. Я там приготовила.
Стало припекать, солнце протянуло ласковые золотые лучи и уже не выпускало маму из своих объятий. У мамы очень натруженные руки. Однажды случилось так, что от бесконечной работы на них стала трескаться кожа, и мать рвала тряпки на бинты, пропитывала их подсолнечным маслом, бинтовала ладони, не обращаясь ни к каким докторам, и продолжала делать грядки и бросать семена в благодатную почву.
На стройке есть досчатый закуток, где ставится баня, там можно поесть и отдохнуть. Туда я и направился.
Мать подошла ко мне нескоро – с загорелым лицом, в запачканном халате, надетом поверх тёплой кофты, в резиновых галошах и шерстяных носках.
– Серёжа, вон там курица, яички, хлеб порежь, кушай, кушай.
Я внимательно смотрю на мать, и жалость к ней переполняет моё сердце. Я ей говорю:
– Мам, давай я тебе чай разогрею, сама поешь.
– Погода выдалась хорошая, надо всё успеть сделать, – отвечает она. – Мало ли что завтра будет.
Я люблю слушать рассказы матери о её прошлой жизни.
Закончив всего один класс сельской школы, она по памяти могла прочитать стихи Пушкина и Некрасова, с благодарностью вспоминала по именам-отчествам своих бывших учителей, но получить настоящее образование ей так и не довелось. Зато с лихвой поработала на трудовом поприще, в колхозе и на строительстве дорог, где инструментами были только лопата и лом. Да ещё потом работала на заводе в три смены. А теперь – строительство дома на ней, забота о детях и больном муже.
Мать вспоминала: «Отец непутёвый был, всегда наведёт домой кого ни попадя, вот и сидят, наливаются под завязку... Без рюмки никогда не обходился».
Когда мне было года четыре, мать брала меня с собой на работу. Спал я там возле батареи, на стульях, приставленных к ней. «А тебя все любили, конопатого, – вспоминала мать. – Плохое, сынок, у тебя детство было. Но ничего, с работы идём, разговариваем, а ты пухленький, румяный, весёлый: «Мам, а как сделать, чтобы веснушек не было?»
Мои мысли блуждали в воспоминаниях, я встал из-за стола и вышел на воздух. Мать снова копошилась на грядках.
– Мам, давай я тебе помогу, – говорю ей.
– Не надо, сынок! Я сама, спасибо, что пришёл.
Встреча затянулась, много было сказано, обговорено, но впереди ещё оставались главные слова, которые я никогда не забуду до конца своих дней.
– Сынок, я так люблю землю, я готова целовать её, родную. Ведь она – наша кормилица... Как же её не любить?
Я отвернулся, у меня, взрослого мужчины, брызнули слёзы. Я шёл и плакал, плакал, как ребёнок. От восторга, от сказанных матерью слов. А слёзы капали и капали на тёплую весеннюю землю...