Владимир Анин

Сценическая смерть

I

В один чудесный летний день Екатерина Андреевна Романова уютно расположилась на скамеечке перед небольшой сценой, прячущейся в тени могучих каштанов Екатерининского парка. В последнее время летняя эстрада нечасто радовала посетителей мероприятиями. Не то что пятьдесят лет назад, когда Екатерина Андреевна была совсем юной и частенько прибегала сюда на концерты. В основном тогда выступали самодеятельные коллективы, но иногда заезжали и именитые артисты. «Да, было время», – с улыбкой вздохнула она.

Впрочем, сегодня можно было вовсю поностальгировать – ведь концерт давал некогда чрезвычайно популярный артист Златковский. И хоть ему уже перевалило за семьдесят и он почти перестал сниматься в кино, но выглядел по-прежнему великолепно, подтянуто и благородно. Он читал стихи, и читал их так проникновенно, что Екатерина Андреевна время от времени вынуждена была прикладывать к глазам белый шелковый платочек.

Рядом сидела простенько одетая женщина лет пятидесяти и изредка всхлипывала, громко шмыгая носом, чем вызывала у Романовой легкое раздражение.

– А помните, как он играл в «Роковой любви Аделаиды»? – вдруг спросила женщина, повернувшись к Екатерине Андреевне.

– Конечно! – отозвалась Романова. Когда-то она не пропускала ни одной ленты с участием Златковского.

Сидевший по другую руку Екатерины Андреевны ее внучатый племянник Андрей Чайкин, вот уже несколько лет работающий в отделе уголовного розыска, ерзал весь концерт и наконец не выдержал и шепнул:

– Теть Кать, я пойду, а? Дел по горло, а я здесь застрял...

Екатерина Андреевна стрельнула в него пронзительным взглядом и молча пожала плечами. Сочтя этот жест за знак согласия, Чайкин поспешил смыться.

– Ваш тоже не любитель? – шепнула Романовой в ухо всхлипывающая женщина.

– Почему не любитель? – возмутилась Екатерина Андреевна. – У него... дела. Он, между прочим, в полиции работает.

– Да-а? – удивленно протянула соседка. – А вот мой не любитель совсем. Уж как я его уговаривала, чтобы он пришел со мной! Кое-как согласился.

Екатерина Андреевна бросила взгляд на пустующую скамейку рядом с женщиной и вопросительно посмотрела на нее.

– Вон он, – кивнула она в сторону молодого мужчины в инвалидной коляске сбоку от зрительских рядов. – Сидит, набычился.

Словно почувствовав, что о нем говорят, парень злобно зыркнул на женщин. От этого взгляда в груди у Екатерины Андреевны похолодело, и она поспешила отвернуться.

– Жизнь утомила меня... – донеслось со сцены.

– Это Бальмонт, – прошептала Екатерина Андреевна и устремила взор на трагически задравшего подбородок артиста.

Он резким движением руки сорвал микрофон со стойки и прижал его к губам:

Смерть, наклонись надо мной!

В небе – предчувствие дня,

Сумрак бледнеет ночной...

Смерть, убаюкай меня.

При последних словах Златковский обратил полный трагизма взор к публике, состоявшей из полутора дюжин пенсионеров, выбросил вперед руку с микрофоном, а другой ухватился за стойку. Внезапно тело его содрогнулось и мелко затряслось, будто в припадке. Глаза Златковского округлились, губы скривились в злорадной усмешке, редкие волосы встали дыбом.

Возглас испуга вперемежку с восхищением неподражаемой игрой артиста пронесся над зрительскими рядами. В это мгновение Златковский замер, взгляд его остекленел, микрофон выпал из руки, и артист навзничь рухнул на сцену. Новый возглас испуга пронесся по рядам, а через мгновение раздался чей-то отчаянный крик, за ним второй, и вскоре добрый десяток пожилых и не очень женщин голосили на всю округу.

– Что случилось? – услышала Екатерина Андреевна голос перепуганного Чайкина. – Хорошо, такси не успело приехать...

Но Романова будто дар речи потеряла и лишь махала рукой вперед, по направлению к сцене, куда бросилась ее соседка, всхлипывающая женщина. Чайкин рванул к эстраде.

– Полиция! Всем отойти! – заорал он.

– «Полиция», – передразнила его какая-то бабка. – Куда же вы смотрите-то, полиция?

– Разберемся! – отрезал Чайкин и принялся оттаскивать от распростертого на сцене артиста Златковского рыдающих женщин.

Через минуту подоспел наряд полиции и «скорая», они быстро отогнали любопытствующих и сочувствующих на безопасное расстояние. Чайкин тем временем успел позвонить своему непосредственному начальнику, или, как Чайкин предпочитал называть его, напарнику – капитану Завадскому, старшему оперуполномоченному, из-за своего несговорчивого нрава и неприятия подхалимства чересчур засидевшемуся в капитанах.

Екатерина Андреевна, наконец пришедшая в себя после шокирующего зрелища, поднялась со скамьи и направилась к сцене. Один из полицейских было преградил ей дорогу, но Чайкин распорядился пропустить, растерянно почесывая затылок. Екатерина Андреевна протянула руку к лежащему возле тела микрофону.

– Теть Кать! – испуганно крикнул Чайкин. – Нельзя, не трогай. Вдруг это убийство.

– А ты сомневаешься? – Екатерина Андреевна выпрямилась и пожала плечами. – Насколько я понимаю, это – радиомикрофон, – проговорила она задумчиво.

– Наверное, – отозвался Чайкин.

– Хм! А зачем тогда нужен провод? – Романова показала рукой на провод, тянущийся от стойки микрофона за кулисы.

– Откуда я знаю! – отмахнулся Чайкин. – Сан Саныч, сюда! – крикнул он, увидев приближающегося Завадского.

Екатерина Андреевна тоже заметила сурового капитана и поспешила скрыться за кулисами. А через мгновение оттуда донесся крик:

– Помогите!

Чайкин бросился на голос Екатерины Андреевны, а прибежавший следом Завадский увидел Романову, мертвой хваткой вцепившуюся в какого-то небритого мужика в синей спецовке, злобно зыркающего по сторонам и осыпающего ее отборными ругательствами.

 

– Электрика мы пока задержали. А теперь извольте, пожалуйста, объяснить, с чего вы вдруг решили, что он причастен к смерти Златковского? – спросил Завадский, глядя в упор на Екатерину Андреевну.

Дверь распахнулась, и в кабинет вбежал запыхавшийся Чайкин.

– Всё подтверждается, – выдохнул он. – Кардиостимулятор вышел из строя, в результате чего произошла внезапная остановка сердца.

– Что значит вышел из строя? – нахмурившись, спросил Завадский.

Чайкин растерянно пожал плечами:

– Это не сердечный приступ, а преступление. Пока это всё. Подробности обещали позже.

– Что с электриком?

– Буянит. Грозится решетку выломать.

– Ну пусть грозится. Побуянит и успокоится. Итак? – Завадский вновь повернулся к сидевшей напротив него Екатерине Андреевне.

– Удивительно! А вы сами еще не поняли? – произнесла Романова и с чувством нескрываемого превосходства откинулась на спинку стула. – Ты помнишь, я спросила тебя про микрофон?

Чайкин кивнул.

– К стойке микрофона тянулся провод, – продолжала Екатерина Андреевна. – Раз это радиомикрофон, зачем провод? Я пошла проверить, куда он тянется. А там этот жуткий тип. В общем, вижу, он как раз с этим проводом возится, отсоединяет его. Тут я и поняла, что всё это неспроста – ведь провод был подключен к электрическому щитку, там напряжение. А ночью прошел дождь, и доски, которыми покрыта сцена, были еще сырыми. Сухое дерево ток не пропускает, а вот влажное – отличный проводник. Шикарный способ шарахнуть током кого-нибудь, особенно если он в туфлях на кожаной подошве.

– Это всё? – спросил Завадский.

– А разве этого мало? – ответила вопросом на вопрос Екатерина Андреевна.

– Ладно, мы проверим. Чайкин, записал?

– Ага, – ответил тот, протягивая ему протокол.

– Распишитесь, – повелел Завадский Романовой. – И не забудьте указать: с моих слов записано верно.

Екатерина Андреевна расписалась в протоколе.

– А теперь можете быть свободны.

– То есть как? – возмутилась она. – Вы не позволите мне присутствовать на допросе?

– Допрос – это наша компетенция.

– Но я настаиваю...

– Пожалуйста, покиньте кабинет. До свидания!

Екатерина Андреевна, вскинув голову, быстрой походкой вышла из кабинета. Завадский тяжело вздохнул.

 

Чайкин в сопровождении дежурного привел электрика в комнату для допросов.

– Итак, гражданин, Карпушкин, – начал Чайкин, – вы по-прежнему будете отрицать свою вину?

Электрик молчал, уткнувшись взглядом в носки своих ботинок.

– Зря не сотрудничаете со следствием, Семен Игнатьевич. Все улики против вас, показания свидетелей говорят о том, что вы причастны к убийству Златковского.

– Туда ему и дорога! – буркнул электрик.

– Что? Так значит, вы всё-таки признаете...

– Ничего я не признаю. Может, это его инвалид.

– Какой инвалид? – удивленно приподняв брови, спросил Чайкин.

– Обыкновенный.

– Послушай, Карпушкин! – вмешался в разговор Завадский. – Не хочешь по-хорошему, мы ведь можем и по-плохому. Отвечай на вопрос, когда спрашивают.

– На коляске, – пробурчал Карпушкин и вновь уставился на свои ботинки, – вокруг сцены катался, всем интересовался, всюду заглядывал...

– А кроме инвалида вы видели кого-нибудь подозрительного? – вновь обратился Чайкин к электрику.

– Еще ковбой был.

– Что?! – вскричал Завадский. – Ковбой? В каком смысле ковбой?

– Не в смысле, а в шляпе.

– Чайкин, уводи его в камеру, – раздраженно бросил Завадский. – Только время зря тратим. Ковбои ему мерещатся, инвалиды-убийцы. Пусть посидит, подумает.

 

Вечером за традиционным чаем Чайкин сидел насупившись. Екатерина Андреевна искоса поглядывала на внучатого племянника, но начинать беседу первой считала ниже своего достоинства.

«Ну, погоди же!» – подумала Екатерина Андреевна и достала из хлебницы упаковку купленных днем бубликов.

Вытащив из пакета ароматное колечко, черное от мака, Екатерина Андреевна отправила его в микроволновку. Через полминуты достала оттуда пышущий жаром бублик и, разломив, положила на край кусочек сливочного масла.

Чайкин громко сглотнул, и Екатерина Андреева невольно улыбнулась – в его глазах пылало страстное желание отведать любимое лакомство. Екатерина Андреевна демонстративно поднесла бублик ко рту.

– Теть Кать! – проскулил Чайкин. – Ну не мучай!

Екатерина Андреевна протянула Чайкину бублик. Тот выхватил его из ее рук и, урча от удовольствия, впился в него зубами.

– Ты мне должен рассказать, что было на допросе, – медленно, как во время сеанса гипноза, произнесла Екатерина Андреевна.

– Да ничего особенного, – пробубнил с полным ртом Чайкин. – Карпушкин... ну, электрик... он всё молчал, только изредка бурчал, мол, ничего не знает, ничего не делал. А потом начал нести бред про какого-то инвалида.

– Инвалида? – переспросила Екатерина Андреевна.

– Ну да, он так и сказал. Мол, инвалид на коляске рядом крутился. Не знаю, правда или врет.

– Может, и не врет, – задумчиво проговорила Екатерина Андреевна. – Я тоже инвалида видела.

– Где?

– Недалеко от того места, где сидела. На концерте. Но это еще ничего не доказывает. А разве ты сам его не заметил?

– Нет, я не смотрел по сторонам. А ковбоя ты не видела случайно?

– Ковбоя? – Екатерина Андреевна удивленно посмотрела на Чайкина. – Какого еще ковбоя?

– В шляпе.

– Про ковбоя тоже электрик сказал?

– Ну да. Только это даже звучит... странно.

– М-да, будто бы у него не все дома. Кстати, надо наведаться к нему домой. Как, ты сказал, его фамилия?

– Карпушкин.

– К Карпушкину. Завтра же навещу его жену. Если она у него есть.

– Вообще-то на завтра ее вызвали на допрос.

– А... во сколько она должна прийти?

II

– Ну и где она? – нетерпеливо бросил Завадский.

На часах было четверть одиннадцатого, а Карпушкину вызвали к десяти.

– Придет, – уверенно сказал Чайкин. – Женщина!

В это время Зоя Васильевна Карпушкина неторопливо шла по соседней улице в сопровождении Екатерины Андреевны. Романова перехватила жену электрика по дороге. Она представилась и спросила, может ли задать несколько вопросов касательно ее мужа, Семена Игнатьевича. Тень удивления пробежала по лицу Карпушкиной, но она согласилась, даже не уточнив, с какой стати ее муж интересует эту почтенную даму:

– Задавайте.

– Я полагаю, вам известно, по какому поводу вас вызвали в полицию? – начала Романова.

– Рано или поздно это должно было случиться, – спокойно ответила Карпушкина.

– Позвольте! Что вы хотите этим сказать?

– У него... характер. Он... с ним тяжело.

– Стало быть, чего-то подобного вы ожидали? – проговорила Екатерина Андреевна. – Вы знаете, я вам сразу не сказала... В общем, я занимаюсь этим делом параллельно с полицией. Ну, то есть я веду дело вашего мужа.

Карпушкина смерила Романову взглядом и что-то пробормотала себе под нос.

– Вы частный детектив?

– Ну, в некотором смысле да. Официально я... хм!.. пенсионер. А это так – на общественных началах. Но я всё делаю по согласованию с правоохранительными органами, у меня там племянник работает. Внучатый.

Екатерина Андреевна посмотрела на Карпушкину, чтобы понять, оказала ли на ту должное впечатление. Карпушкина молча смотрела в сторону.

– У вашего мужа были враги?

– Нет, вряд ли.

– Может, кто-нибудь его чем-то обидел?

– Кого? Семена? Да он сам кого хочешь...

– Или были какие-то другие причины, по которым он мог кого-то ненавидеть?

– Не знаю.

Екатерина Андреевна внимательно посмотрела на Карпушкину и только сейчас заметила, что эта женщина весьма недурна собой, даже красива. Но отсутствие макияжа и прически вкупе с заношенным простеньким платьем делали образ Зои Васильевны скромнее, чем он мог бы быть.

– Может, он ревновал вас? – предположила Екатерина Андреевна и заметила, как Карпушкина едва заметно вздрогнула. – Я угадала?

...Завадский снова посмотрел на часы.

– Уже на полчаса опаздывает. Посмотри, вдруг она в коридоре стоит?

Чайкин встал из-за стола, распахнул дверь, шагнул в коридор и... нос к носу столкнулся с Екатериной Андреевной, державшей под руку какую-то бледную женщину. Чайкин удивленно уставился на Романову, а та, загадочно улыбнувшись и легонько подтолкнув жену электрика к двери, прошептала что-то ему на ухо. Затем приложила палец к губам и, повернувшись, бодро зашагала к выходу.

– Чайкин! – позвал Завадский, которому не было видно, что происходит в коридоре.

– Иду.

Чайкин завел в кабинет Карпушкину и закрыл за собой дверь.

– Зоя Васильевна, – начал разговор Завадский, когда она присела на краешек стула, – у вашего мужа были враги?

– Не думаю.

– Значит, конфликтов у него не было?

– Всякое бывало, но ничего серьезного.

– И на работе тоже?

– Нет.

– Вы подумайте хорошенько, Зоя Васильевна, – увещевал ее Завадский. – Поверьте, это поможет нам разобраться в ситуации и сделать правильные выводы.

– Зоя Васильевна, вы знали Михаила Анатольевича Златковского? – вдруг спросил Чайкин, и Завадский удивленно посмотрел на него.

– Да, я его знаю, – тихо ответила Карпушкина.

– А как вы с ним познакомились?

– Да я почти не знакома с ним. Я уборщицей в театре работала, в гримерке у него прибиралась. Он как-то спросил, не хочу ли я на спектакль прийти. Приглашение мне дал. Дома я Семену про это рассказала, а он в крик. Контрамарку в клочья порвал, меня чуть не ударил. Влюбилась, говорит, в артиста. Ну я, правда, до того уже несколько раз про него Семену рассказывала: такой вежливый, внимательный и вообще – симпатичный. Но это же не значит, что я в него влюбилась! В общем, пришлось мне из театра уйти, Семен настоял. Так что теперь я без работы.

– Давно это было? – уточнил Завадский.

– Да уж месяц как.

– И с тех пор вы Златковского не видели?

– Нет. А на днях афишу повесили, что он у нас в парке выступать будет. Я так обрадовалась! А Семен говорит: «Еще раз про него услышу – убью. И его, и тебя».

– Значит, сдержал обещание? – задумчиво проговорил Завадский.

– В каком смысле? – не поняла Карпушкина.

– Убил Златковского.

– Как убил?

– А вы не в курсе? Златковский мертв.

– Собственно, поэтому вашего мужа и задержали, – вставил Чайкин.

– Не может быть! – воскликнула Карпушкина. – Я думала... я думала, он подрался с кем-нибудь.

– А он часто дрался?

– Бывало. Он, конечно, ударить мог. Но чтобы убить...

– И тем не менее он подозревается в убийстве, – продолжал Завадский.

– Но он не мог!

– Отчего же? Вы ведь сами сказали, он угрожал.

– Да, но одно дело угрожать, и совсем другое – сделать...

– Как же вы не слышали о смерти Златковсого? – спросил Чайкин. – Такой шум стоял, по телевизору в новостях говорили.

– У нас сломан телевизор.

– Печально. Но факт остается фактом – Златковский мертв. И ваш муж является главным подозреваемым.

– А к нему можно? – тихим голосом спросила Карпушкина.

– Пока нет. Оставьте номер вашего мобильного, мы вам позвоним.

– Но у меня нет...

– Нет мобильного? Ну, дайте городской.

– И городского нет, – смущенно проговорила Карпушкина. – Вернее, есть, но его отключили. За неуплату. Я же сейчас без работы. А у Семена зарплата маленькая.

– Хорошо, мы за вами заедем, когда будет можно его навестить.

– Спасибо! – совсем тихо проговорила жена электрика.

– На этом пока всё, – подытожил Завадский. – Можете идти.

– До свидания, – едва слышно прошептала она и, поднявшись, медленно вышла из кабинета.

– А теперь признавайся, – обратился Завадский к Чайкину, – откуда про ее знакомство со Златковским прознал?

– Так ведь... – Чайкин напрягся и отвел взгляд в сторону.

– Только не говори, что сам догадался. Чую, откуда ветер дует. Ну, и когда она успела поговорить с Карпушкиной?

– Сегодня. Прямо перед тем, как сюда прийти.

– Ну ладно, в этот раз ее самодеятельность, похоже, сыграла нам на руку, – признал Завадский. – Можешь передать своей тете благодарность.

– Можете поблагодарить меня лично, – послышался голос Екатерины Андреевны, и Завадский вздрогнул.

Дверь в кабинет была открыта, на пороге собственной персоной стояла Екатерина Андреевна. На лице ее сияла обезоруживающая улыбка.

– Добрый день, Александр Александрович!

– Добрый! Когда вы избавитесь от этой привычки – появляться внезапно?

– Ну что вы, это же мой конек, – с достоинством произнесла Екатерина Андреевна, присаживаясь на стул.

– Сегодня же оболью дверные петли водой.

– Зачем? – удивился Чайкин.

– Чтобы заржавели и скрипели. Хотя это вряд ли остановит Екатерину Андреевну, она начнет появляться через окно.

– Ну, этот способ я еще не освоила, – парировала Романова.

– Ничего, с вас станется. Хорошо еще, что у нас нет камина.

– Пачкаться в саже – это больше в вашем стиле, Завадский.

– А в вашем стиле... – багровея, произнес тот.

– Я пришла не упражняться в острословии, – перебила его Екатерина Андреевна. – Вы получили доказательства вины электрика?

– Не то чтобы доказательства, но достаточно убедительные показания, – кивнул Чайкин.

– До недавнего времени у меня еще оставались некоторые сомнения по поводу него, – заметила Романова. – Но как ни прискорбно, похоже, это действительно был электрик.

– Спасибо, конечно, что потратили время и силы, – сказал Завадский, лицо которого вновь обрело нормальный оттенок, – но... не стоило, и так всё уже ясно. Тем более в вашем... с вашим...

– Не так уж много сил и времени я потратила, но благодарю, что заботитесь о моем здоровье, – едко отозвалась Екатерина Андреевна.

– Значит, всё-таки главный мотив убийства – ревность? – вставил Чайкин.

– Прямо Шекспир какой-то! – изрек Завадский. – Гамлет.

– Вы хотели сказать – Отелло? – поспешила поправить его Екатерина Андреевна и, не обращая внимания на скривившуюся в недовольной гримасе физиономию капитана, продолжила: – Да, ревность. Старейший и один из наиболее распространенных мотивов. – Ну что ж, «мавр сделал свое дело...», – процитировала она, вставая. – Пожалуй, мне пора.

И Екатерина Андреевна бесшумно выпорхнула из кабинета, оставив после себя терпкий аромат «Пуазона».

– Ну что, Сан Саныч, – задумчиво произнес Чайкин, – оформляем и передаем следаку?

– Не спеши, куда торопишься? До завтра время есть, пусть у нас пока посидит, а там отправим в СИЗО.

– Вас что-то смущает? – уточнил Чайкин.

– Поспешишь – людей насмешишь, как говорится. Кто знает, какие обстоятельства дела откроются по ходу...

 

– Андрей, нам надо поговорить с вдовой, – предложила Екатерина Андреевна за вечерним чаем.

– Слушай, теть Кать, тут Завадский...

– Завадский, Завадский! Ты когда-нибудь станешь самостоятельным?

– Во-первых, он старше по званию.

– А во-вторых, он твой начальник?

– Теть Кать, я уже сто раз тебе говорил – мы напарники.

– Но он тебе приказывает. Где же здесь напарничество?

– Он отдает распоряжения, потому что он – старший напарник.

– И на этом основании он может обращаться с тобой, как с собственным денщиком?

– Ну что за глупость! Какой денщик? Это называется субординация.

– Это называется деградация! Напарники должны поддерживать друг друга, помогать, ведь цель у них одна. И для достижения этой цели они должны пойти на всё, вплоть до привлечения дополнительных ресурсов, особенно если эти ресурсы весьма эффективны.

– Ты имеешь в виду себя? – прищурившись, спросил Чайкин.

– Хотя бы и себя, – дернув плечом, ответствовала Екатерина Андреевна.

– Ладно, – вздохнув, согласился Чайкин. – Давай завтра попробуем навестить вдову.

III

Чайкин откашлялся и позвонил в дверь.

«Бим-бом-м-м!» – раздался в квартире низкий перезвон, словно кто-то легонько ударил в колокола. И снова – тишина. Чайкин растерянно оглянулся на Екатерину Андреевну. Та знаком предложила ему позвонить еще раз. Но не успел он дотронуться до кнопки звонка, замок гулко щелкнул и дверь приоткрылась.

На пороге стояла солидная дама неопределенного возраста в траурном платье до пола, с роскошным бриллиантовым колье на шее. Черные волосы были уложены и спрятаны под черной косынкой, так что виднелась только челка.

– Златковская Элеонора Дмитриевна? – уточнил на всякий случай Чайкин и показал ей свое удостоверение.

– Кто там? – послышался из глубины квартиры мужской голос.

– Это из полиции, – ответила Златковская и предупредила гостей: – У меня полы чистые.

– Ничего, у меня бахилы, – отозвалась Екатерина Андреевна и извлекла из сумочки два синих комочка.

Размотав и разлепив бахилы, Чайкин помог сперва Екатерине Андреевне – натянул их на ее остроконечные лакированные туфли на толстом каблучке, затем надел бахилы на свои потертые кроссовки.

– Я вас слушаю, – произнесла хозяйка, усадив гостей на диван и расположившись в кресле напротив.

– Я так полагаю, вы дома не одна? – первым делом поинтересовалась Екатерина Андреевна.

– А вопросы будете задавать вы? – вместо ответа спросила Златковская.

– Если позволите.

Златковская хмыкнула и едва заметно дернула плечом.

– Роберт! – позвала она.

В комнату вошел молодой человек с такими же черными, как у Златковской, волосами до плеч, густыми, сросшимися на переносице бровями и орлиным носом. На нем была черная футболка с изображением черепа и синие в белую полоску шорты. Он был босиком.

– Познакомьтесь, мой сын Роберт, – представила Златковская.

– Очень приятно! – отозвалась Екатерина Андреевна.

– Здрасте, – поздоровался Чайкин.

В ответ Роберт буркнул что-то нечленораздельное и вышел из комнаты.

– Переживает, – поспешила объяснить странное поведение сына Златковская.

– Да, – вздохнув, согласилась Екатерина Андреевна. – Такая утрата! Скажите, пожалуйста, а вашему мужу перед смертью никто не угрожал?

– Не поняла, – Златковская озадаченно уставилась на Екатерину Андреевну.

– Ну, может, кто-то звонил, письма присылал? – вставил Чайкин.

– С чего вдруг такие странные предположения? Михаил умер от сердечного приступа.

– У него ведь стоял кардиостимулятор? – уточнила Екатерина Андреевна.

– Вот именно! Но, к сожалению, с его изношенным сердцем и кардиостимулятор не помог... И всё же почему вы спросили про угрозы?

– Так, значит, всё-таки были? – встрепенулся Чайкин.

– Нет! – резко ответила Златковская. – А у вас, по-видимому, имеются какие-то сведения, о которых мне не известно?

– Нет-нет, – поспешно заверила ее Екатерина Андреевна. – Просто следствию необходимо отработать все версии – обычная процедура.

– Что-то не очень вы на следователя похожи, – с сомнением произнесла Златковская.

– Я частный детектив, – гордо ответила Екатерина Андреевна.

– Ах, вот как! В таком случае попрошу вас немедленно покинуть мой дом. Еще частных детективов мне не хватало!

– Да, но я... – попытался возразить Чайкин.

– И вас тоже, молодой человек! Вы, видимо, тоже частный детектив?

– Нет, я...

– И удостоверение фальшивое.

– Позвольте!

– Уже уходим. – Екатерина Андреевна взяла Чайкина за руку и увела за собой в прихожую. – Если хозяева просят уйти...

– И чтобы больше я вас не видела! – крикнула Златковская, захлопывая за ними дверь.

– Ну и чего ты этим добилась? – сокрушался Чайкин, когда они оказались на улице.

– Того, что нам было нужно – побывать в квартире покойного и познакомиться с его домочадцами.

Чайкин хмыкнул.

– Зря хмыкаешь. Где бы мы еще получили столько исчерпывающей информации?

– А ты думаешь, к ним еще никто не приходил? Да их уже раз десять навещали. Во всяком случае, Завадский точно был вчера.

– И на каком же, позволь полюбопытствовать, основании? Вы же даже не поставили вдову в известность, что это было убийство.

– Мы решили, что это преждевременно.

– Ну, хоть на это у вас мозгов хватило. Так с чем же Завадский приходил к Златковской?

– Он приходил сообщить вдове что-то насчет безопасности, похорон...

– Вот! Ты даже толком не знаешь.

– А зачем мне знать всякие мелочи?

– Всё состоит из мелочей.

– Ну и пусть. Тебе-то зачем понадобился этот визит? Знаешь ли, неприятно, когда тебя гонят чуть ли не поганой метлой, а ты даже не понимаешь, почему.

– Она прогнала нас, потому как побоялась, что мы что-нибудь пронюхаем. Она ведь понимает, что частные детективы работают гораздо прилежнее ленивых полицейских. И не пытайся возражать! – воскликнула Екатерина Андреевна, заметив, как губы Чайкина обиженно надулись. Романова тут же благоразумно перевела тему:

– Ты видел их квартиру?

– Квартира как квартира.

– Э, нет! Пятикомнатная квартира почти в центре Москвы! Ты представляешь, сколько она стоит? А еще у них наверняка есть дача и другое имущество. Ну и, смею предположить, сбережения тоже имеются. Видел колье на ее шее?

Чайкин пожал плечами.

– Как? – воскликнула Екатерина Андреевна. – Ты его не заметил? Бриллианты! Даже не решусь сказать, сколько там карат, но оно стоит целое состояние! А сын? Ты видел этого сыча? Такое ощущение, что он весь мир ненавидит. А воспитание! Мой бог! Кто только его воспитывал.

– Мать, наверное.

– Именно! Какова мать – таков и сын. А у нее глаза алчностью так и пышут. Вот поэтому она и поспешила нас спровадить.

– Значит, опять корысть? Деньги? – разочарованно протянул Чайкин.

– Ну, пока это всего лишь предположение, но весьма обоснованное. Стало быть, надо этих субчиков прощупать, последить за ними.

– То есть ты не уверена в том, что Карпушкин виновен? Но ты же сама настаивала на том, что ревность и всё такое.

– Ревность и всё такое никуда не деваются и по-прежнему остаются убедительным мотивом. Но теперь у нас есть еще фигуранты, и с ними надо тщательно поработать. Мы же не имеем права на ошибку.

IV

С утра погода стояла отвратительная, лил дождь, однако к обеду как будто прояснилось, и Екатерина Андреевна, накинув легкий плащ и прихватив зонтик, выскочила на улицу. У входа в Екатерининский парк, как всегда, копошились два таджика: пожилой коренастый Сархат и молодой долговязый Анзур. Они шумно спорили, прыгая вокруг здоровенной картонной коробки, поставленной на старое шасси от детской коляски.

– Анзур, нест баҳс бо онҳое, ки калонтар ва оқилтаранд туро,^* – строго сказала Екатерина Андреевна. – Старших надо уважать и прислушиваться к их мнению, – добавила она по-русски.

Анзур потупил взор и нахмурился, а Сархат расцвел своей непревзойденной улыбкой, обнажив четыре золотых зуба.

– Ассалому алейкум, Екатрин Андревна! – пропел он.

– Здравствуй, Сархат! Здравствуй, Анзур! Ну, что у вас новенького?

– Ай, что новенький! – Сархат всплеснул руками. – Артист убивал, милиция прихадил...

Анзур что-то пробурчал.

– Ай, без тебя знай – полиция. Защем мешаешь, кагда старший гаварит!

Анзур склонился к земле, казалось, еще немного и он не устоит на ногах и клюнет носом аккурат между своих новеньких кроссовок, никак не сочетавшихся с пыльной полинялой робой.

– О, Анзур, у тебя новые кроссовки! – заметила Екатерина Андреевна.

– Вщера ходил, деньги тратил, – ответил за него Сархат. – Теперь работа одевайт, весь красовка испортить.

– Нищиго не испортить! Маи деньга, хащу – пакупать, хащу – не пакупать.

– Вот! Маладой, нищиго не панимайт. Деньга нада домой пасылать, мама, папа, дедущка, бабущка. А ты свой голова совсем не думайт.

– Ну что ты, что ты, Сархат! Молодым людям тоже хочется иногда побаловать себя, не всё же на нас, стариков, работать, – вступилась за Анзура Екатерина Андреевна. – Еще заработает и для папы, и для мамы.

Анзур слегка выпрямился, но по-прежнему смотрел под ноги. Сархат что-то недовольно проворчал по-таджикски и покачал головой.

– Щибко добрый ты, Екатрин Андревна!

– Анзур, а какой фирмы у тебя кроссовки? – спросила Романова.

– Адида-ас, – протянул Азур и, подняв наконец голову, расплылся в улыбке.

В это мгновение крупная капля ударила ему прямо в нос. Все трое разом посмотрели наверх.

– Ай, щас ливня будет! – воскликнул Сархат.

– Ну вот! Только погулять вышла. Ладно, еще увидимся, – бросила Екатерина Андреевна и неожиданно резво для своего солидного возраста припустила по направлению к летнему кафе.

Едва она забежала под навес, с неба обрушился целый поток. Толпа прохожих, застигнутая врасплох непогодой, кинулась следом. Заняв свободный столик, Екатерина Андреевна схватила ламинированную карточку меню и сделала вид, что изучает меню, хотя как завсегдатай этого кафе знала ассортимент наизусть.

– Что-нибудь выбрали? – спросил подошедший безусый официант с серьгой в ухе – маленьким колечком с бриллиантиком посередине.

– Пожалуйста, капучино с корицей и карамельным сиропом.

– Извините, карамельного сиропа нет.

– Тогда просто с корицей.

Официант повторил заказ и пошел к бару.

– Простите, у вас свободно?

Екатерина Андреевна обернулась и увидела женщину, которая сидела с ней рядом на концерте Златковского.

– О, это вы! – воскликнула женщина, узнав Екатерину Андреевну. – Здравствуйте!

– Добрый день, – ответила Екатерина Андреевна. – Да, конечно, прошу вас, присаживайтесь.

Женщина села на краешек стула, держа двумя руками большую хозяйственную сумку.

– Алевтина, – представилась та.

– Екатерина Андреевна Романова. А вас по отчеству как?

– Захаровна. Лукова.

– Ну что ж, очень приятно, Алевтина Захаровна. Будем знакомы. А вы здесь...

– За продуктами ходила.

– Но...

– Я всегда через парк хожу. Заодно гуляю. Мы с Ванечкой раньше в магазин обычно через парк ходили.

– Ванечка – это ваш сын?

– Да.

– Простите, но он же...

– Вы про это? – Лукова показала глазами на ноги. – Так он же не всегда в коляске сидел. В институте учился, когда они поехали с мальчишками на мотоцикле кататься и попали в аварию. С тех пор не ходит.

– Печально, – проговорила Екатерина Андреевна.

– Да, – со вздохом отозвалась Лукова. – Первое время совсем плохо было, учебу забросил, с девушкой расстался, в депрессию впал. Но потом ничего, отошел понемногу. Опять веселым стал.

– А мне показалось, он довольно хмурый.

– Нет, что вы! Но, конечно, бывает, особенно когда я его на концерт привожу, не любит он такие мероприятия. Тем более когда отец выступает.

– Отец? – переспросила Екатерина Андреевна.

– Ну да, Миша. – Лукова тяжело вздохнула.

Екатерина Андреевна слегка тряхнула головой и вопросительно взглянула на Лукову:

– Так Михаил Златковский – отец вашего сына?

 

– Завадский, я знаю, что вы сейчас скажете, но это важно, – громко произнесла Екатерина Андреевна, врываясь в кабинет. – Сядьте. И ты тоже сядь, – приказала она вскочившему Чайкину.

Завадский тяжело вздохнул и лишь плотнее сжал и без того вечно стиснутые губы.

– Итак, – объявила Екатерина Андреевна, усаживаясь на стул напротив Завадского, – у покойного артиста Златковского объявился еще один сын.

– Что значит объявился? – нахмурив брови, переспросил Завадский.

– Внебрачный. В общем, суть дела такова: двадцать шесть лет назад Михаил Анатольевич Златковский был вместе со своей труппой на гастролях в Пензе, где и познакомился с начинающей актрисой Алевтиной Захаровной Луковой, с которой у него случился мимолетный роман.

– То есть еще до рождения Роберта? – уточнил Чайкин.

– Совершенно верно! А спустя девять месяцев появился младенец, которого нарекли Иваном. Узнав о рождении сына, Златковский, к тому времени уже обладавший всякими регалиями и будучи весьма небедным человеком, потребовал, чтобы Алевтина переехала с ребенком в Москву. Поначалу он снимал для нее жилье, а потом купил Алевтине двухкомнатную квартиру.

– Стало быть, у Роберта Златковского есть старший брат? – воскликнул Чайкин.

– Андрей, ты невероятно прозорлив. Однако не всё складывалось гладко. Златковский, который уже несколько лет был женат, попросил Алевтину, чтобы она держала в тайне их былые отношения, а тем более историю рождения сына. Они практически не виделись, и Иван ничего не знал о своем отце. Впервые Алевтина рассказала ему о нем, когда Ивану исполнилось двадцать два года, он как раз заканчивал университет.

– А почему она вдруг решила признаться спустя столько лет? – уточнил Завадский.

– Дело в том, что со временем Златковский утратил свою популярность, и в театре дела его шли не слишком хорошо, не говоря уже о кинематографе. Поэтому в последние годы он стал часто выступать на эстраде, в частности, давал концерты в Екатерининском парке, и Лукова постоянно бегала туда да еще таскала с собой сына. В конце концов парню это наскучило, и он спросил у матери, почему они посещают
каждый концерт этого престарелого донжуана. И тут Лукова возьми и выдай сыну тайну его рождения. Был скандал, Иван заявил, что никогда не признает отца, а матери запретит ходить на его концерты. Он пошел к друзьям, с расстройства напился и решил погонять на мотоцикле. Результат – инвалидная коляска.

– Так значит, у него был мотив убить Златковского? – воскликнул Чайкин.

– Не знаю. – Екатерина Андреевна пожала плечами. – Почему же он не убил его раньше? Вся эта история случилась более трех лет назад.

– Месть, как хорошее вино, должна созреть, – раздумчиво протянул Завадский.

– О! Сами придумали или цитируете кого? – с сарказмом в голосе спросила Романова.

– Себя цитирую, – буркнул Завадский.

– Кстати, электрик говорил про инвалида в коляске, помните? – оживился Чайкин. – Якобы тот крутился вокруг сцены. Значит, он вполне мог подключить микрофон к электросети.

– Кое-что меня смущает, – проговорила Екатерина Андреевна. – Там же ступеньки. Как он забрался на эстраду?

Завадский и Чайкин переглянулись и пожали плечами.

– Нет, не вяжется, – заключила Екатерина Андреевна.

– Вот вы всегда так! – не удержался Завадский. – Врываетесь, устраиваете черт знает что, путаете всех, а потом – бац! Ошибочка вышла.

– Завадский, истина рождается в споре, то есть является продуктом столкновения противоречий.

– Знаете что! Хватит нам тут противоречий! Я вас внимательно выслушал, а теперь попрошу оставить нас, мы здесь всё-таки работаем. Чайкин, проводи свою тетю до выхода.

 

Вечером за чаем Екатерина Андреевна была крайне задумчива. Она даже забыла поделиться с внучатым племянником купленными по дороге миндальными пирожными. Понимая, что еще чуть-чуть и он останется без любимого лакомства, Чайкин решил прервать ее глубокие думы.

– Теть Кать, а ты допускаешь, что убийство совершил сын Златковского? Ну, этот, который внебрачный?

– Что? – встрепенулась Екатерина Андреевна.

– Я говорю...

– А, нет, нет, конечно. Как бы он это осуществил?

– Но ты всё-таки сомневаешься?

– Сомневаться в таких делах надо всегда.

– А я не соглашусь. Ну и что, что он внебрачный сын? Ну и что, что он затаил обиду на отца? Но убить! На это, скорее, другой сын способен.

– Роберт?

– Ну, да.

– Я как-то совсем о нем забыла. Хотя стоило бы присмотреться к его персоне. Внешне он производит весьма неприятное впечатление: груб, невоспитан и невоздержан. А чем он занимается? Ему ведь уже...

– Двадцать пять. Он всего на год младше Ивана Лукова.

– Вот именно! Так чем он занимается?

– Ты удивишься, но ничем. Хотя у него высшее образование.

– Случайно он учился не на факультете радиоэлектроники?

– Нет. Зато в школе занимался в кружке – радиоуправляемые модели или что-то вроде того. Но в университете учился на менеджера в шоу-бизнесе. Вот только, насколько мне известно, он по специальности ни дня не работал.

– Как сказал Колумелла: «Ничего не делая, люди учатся делать дурное», – заметила Екатерина Андреевна. – И чем же молодой человек зарабатывает себе на жизнь?

– Ничем. У матери есть деньги, так что Роберт ни в чем не нуждается.

– Кстати, а чем занимается сама Златковская?

– Когда-то работала администратором в театре. Там они со Златковским и познакомились. А потом родила сына и уволилась. И больше никуда официально не трудоустраивалась.

– Любопытно, – размыслила Екатерина Андреевна, – так откуда же у нее деньги и знала ли она о романе Златковского с этой женщиной, с Луковой?

Чайкин пожал плечами.

– Если бы она знала, она бы с ним давно развелась, – предположил он.

– Ну, отнюдь не все так поступают.

– Значит, она все эти годы должна была его ненавидеть и... жаждать мести.

– А почему бы и нет? Ты помнишь ее лицо? Злобное, надменное.

– Но не могла же она сама своего мужа... – с сомнением в голосе произнес Чайкин.

– Сама не могла. Но могла кого-нибудь подговорить.

– Сына?

– Возможно. Кстати, у Роберта не было проблем с законом? Я не про то, что он бездельник – хотя в былые годы его бы привлекли за тунеядство и отправили лес рубить. Каждый раз думаю: жалко, что эту статью отменили.

– Вообще, у него были проблемы с законом, – подтвердил Чайкин.

– И ты молчал? – оживилась Екатерина Андреевна.

– Но ты не спрашивала!

Романова только недоуменно покачала головой.

– Он дважды попадался с наркотиками, но каждый раз ему удавалось соскочить. Кончилось тем, что его на три месяца отправили в элитную психушку.

– Вылечился?

– Наверное, раз отпустили.

– А если убийца – действительно Роберт?

– Но у него же не было мотива убивать отца. Что он от этого получал?

– А вот это и нужно выяснить. Вдруг всё дело в наследстве?

– Опять? – удивился Чайкин.

– Ну а что тебя удивляет? Корысть – сильнейший мотив, толкающий людей на преступление.

– Но ведь ты совсем недавно говорила, что это ревность.

– И ревность тоже. А если это ревность вкупе с корыстью? О, это вообще – бомба. Мог Роберт Златковский иметь корыстный мотив завладеть наследством своего отца? Мог. А подтолкнуть его к этому могла мать, узнавшая об измене мужа и сгорающая от ревности. И вообще, возможно, Златковский намеревался отписать часть своего имущества Ивану Лукову, а жена случайно узнала о его планах.

– А почему ты думаешь, что она подговорила именно Роберта? – уточнил Чайкин.

– Может, и не Роберта, а кого-нибудь другого, того же электрика. Ведь по-прежнему основным подозреваемым у нас остается электрик Карпушкин – его мы поймали на месте преступления. Но тему с наследством всё же надо проработать.

– Ты хочешь сказать, что мы должны опять пойти к этой мрачной вдове и попросить показать завещание? – нахмурился Чайкин.

– Нет, конечно. Она его нам не покажет, а требовать его предъявить – нет никаких оснований. Во всяком случае, пока.

– А если завещания вообще нет?

– Вряд ли такое возможно. Златковский был неглупым человеком и наверняка позаботился о наследстве. Поэтому будем искать нотариуса. Но проблема заключается в том, станет ли нотариус говорить с нами?

– Не станет, – со вздохом согласился Чайкин. – Завадский ни за что не пойдет за постановлением, если не будет уверен на сто процентов, что подозреваемые – жена артиста и ее сын.

– Вот и я о том же. Поэтому придется действовать хитростью.

– Хитростью? Как ты тогда с Андроповым?

– С каким Андроповым?

– С Юрием Владимировичем. Ну помнишь, ты рассказывала, как вы с ним на встрече с госсекретарем...

– Что-то не припомню, чтобы я тебе такое рассказывала.

– Ну как же?

– Не было такого.

– А-а! – протянул Чайкин и заговорщически подмигнул Екатерине Андреевне. – Понятно.

– Чего тебе понятно? Ты давай своим делом занимайся и попытайся добиться, чтобы Завадский организовал постановление. Хотя бы поставь его в известность, а то мало ли...

V

– Сан Саныч, – робко проговорил Чайкин, – может, попробуем?

– Вы действительно думаете, что убийство – дело рук жены Златковского? – неожиданно спокойным тоном спросил Завадский у Екатерины Андреевны, приглашая присесть.

– Не совсем. Я склонна полагать, что она могла быть заказчиком, идеологом, а исполнителем был кто-то другой, вполне вероятно – ее сын.

– Это в том случае, если завещание было не в пользу жены Златковского, а в пользу...

– Его внебрачного сына, – закончила Екатерина Андреевна.

– Ну не знаю, может быть. А почему вы думаете, что завещание непременно у нотариуса?

– Даже если Златковский хранил завещание дома, у нотариуса должна остаться копия. Во всяком случае, соответствующая запись в реестре точно есть.

Завадский задумчиво пожевал губы.

– Хорошо, – наконец согласился он. – Попробуйте. Чайкин, можешь пока заняться этим. Но за постановлением я не пойду – меня на смех поднимут. У нас уже один подозреваемый задержан вообще-то. Так что действовать будешь без санкции.

– А как же... – попытался возразить Чайкин.

– Придумайте что-нибудь, – ехидно усмехнувшись, ответил Завадский. – Вы же с тетей такие... изобретательные.

 

– Ну, с чего начнем? – спросил Чайкин, когда они вместе с Екатериной Андреевной вышли из отдела полиции.

– Ты отправляйся на поиски нотариуса. До закрытия, думаю, еще часа два, как раз успеешь парочку адресов в нашем районе обойти.

– А что я скажу?

– Так и скажешь: оперуполномоченный такой-то, ведешь расследование, не бывал ли у них некто Златковский. Они записи реестра хранят, так что обязательно найдешь.

– А ты?

– А я прогуляюсь до парка, расспрошу наших старых знакомых, Сархата и Анзура. Вдруг что-нибудь всплывет.

 

Вечерело. Екатерина Андреевна не спеша вошла в Екатерининский парк и огляделась в поисках ярко-оранжевых жилетов. Сархат и Анзур стояли у самой кромки пруда и что-то оживленно обсуждали.

– Опять к ночной рыбалке готовитесь? – ехидно спросила Екатерина Андреевна, незаметно подкравшись к работникам.

Сархат от неожиданности вскрикнул и обернулся, а Анзур выронил метлу прямо в воду.

– Ассалому алейкум, Екатрин Андревна! Защем пугаешь? Какой-такой рыбалка! Конщилса рыба, савсем конщилса, – причитал Сархат, пока Анзур тщетно пытался дотянуться до плавающей в воде метлы.

– Значит, сегодня вечером вы свободны? – спросила Екатерина Андреевна.

– Мало-мало дело есть. А что нада? – поинтересовался старый таджик.

– Хочу пробраться в подсобку, – Екатерина Андреевна кивнула в сторону летней эстрады.

– Патсопку? Защем патсопку? – неуверенно спросил Сархат.

– Хочу кое-что проверить.

– Закрыт патсопка, замок закрыт. Кулющ нада. У меня нет кулющ.

– Если бы у меня был ключ, я бы и сама справилась. Надо как-то вскрыть замок, сломать.

– Ай! – воскликнул Сархат и, выпучив глаза, даже шарахнулся от Екатерины Андреевны, будто обжегся.

Послышался всплеск. Екатерина Андреевна и Сархат обернулись, а через мгновение над поверхностью воды возникла перепуганная физиономия Анзура.

– Ты защем вода ходил? – спросил Сархат.

– Метла ловил, – ответил Анзур.

Вместе с Екатериной Андреевной они вытащили на берег мокрого, дрожащего Анзура, крепко сжимающего в руках метлу.

– Нельзя замок ломать, – засомневался Сархат, покачивая головой. – Никак нельзя. Нащальник узнать – работа выгонять.

– Не узнает! – уверенно пообещала Екатерина Андреевна. – Мы всё по-тихому сделаем, никто не заметит.

Сархат тяжело вздохнул, и в это мгновение карман на робе Анзура заходил ходуном. Сархат в ужасе на него уставился. Анзур на секунду замер, но всё же, победив страх, сунул руку в карман и извлек оттуда маленькую серебристую рыбку.

– Ну вот! – воскликнула Екатерина Андреевна, обращаясь к Сархату. – А ты говорил: «кончился рыба».

Анзур бросил рыбку в воду, а Сархат лишь развел руками.

– Ладно, рыбаки, – сказала Екатерина Андреевна, – я пока пойду кофейку попью, а как стемнеет, встретимся у подсобки.

Романова зашла в летнее кафе и присела за столик. Накрапывал мелкий дождик, посетителей было немного. Екатерина Андреевна заказала чашечку «эспрессо» и, выбросив из головы абсолютно все мысли, принялась созерцать природу, медленно засыпающую под монотонное постукивание дождя.

В кафе включили свет. Екатерина Андреевна расплатилась и, раскрыв предусмотрительно захваченный зонтик, направилась к белеющей в темноте эстраде, возле которой уже топтались два знакомых силуэта.

– Вы бы жилеты сняли, – посоветовала Екатерина Андреевна, – для конспирации.

Сархат и Анзур стянули с себя жилеты и спрятали под ближайшую лавку, после чего Сархат взял заранее приготовленный ломик, примерился к висячему замку и, подумав, передал ломик Анзуру.

Сковырнув замок, Анзур открыл скрипучую, обитую железом дверь и заглянул внутрь.

– Темно, – поморщился он.

Екатерина Андреевна протиснулась в подсобку и, нащупав на стене выключатель, щелкнула по клавише. Под потолком вспыхнула тусклая лампочка без плафона.

– Теперь светло, – резюмировала Екатерина Андреевна и захлопнула дверь, оставив недоумевающих таджиков снаружи.

Подсобка представляла собой небольшое помещение с деревянными стеллажами, на которых покоились ржавые железки, обрывки проводов, на полу валялось помятое ведро, перемотанная проволокой швабра, несколько драных тряпок. И наконец в углу Екатерина Андреевна увидела то, за чем она, собственно, сюда и пробралась – микрофон. Длинный провод, подсоединенный к стойке, был скручен и валялся рядом.

Екатерина Андреевна присела на корточки и принялась внимательно разглядывать провод. Не обнаружив ничего подозрительного, она попыталась встать. Но не тут-то было. Романова громко вскрикнула. Дверь в подсобку приоткрылась, и в щель просунулась испуганная голова Сархата. Екатерина Андреевна резко окликнула его:

– Ну что стоишь? Помоги!

Ухватившись одной рукой за стойку микрофона, а другой опираясь на Сархата, Екатерина Андреевна с трудом поднялась. При этом стойка микрофона, представлявшая собой телескопическую трубку, поехала вниз, и провод, непонятно за какой надобностью воткнутый в нижнюю часть микрофонной стойки, выскочил и упал на пол.

– Ох! – произнесла Екатерина Андреевна, не на шутку испугавшаяся неминуемого падения. – Спасибо, дорогой!

– Пажалста! – ответил Сархат, расплывшись в улыбке и обнажив четыре золотых зуба.

– Если бы не ты... Погоди-ка!

Екатерина Андреевна наклонилась и подняла провод, выскочивший из микрофона. На самом конце его был прикреплен маленький пластмассовый цилиндрик черного цвета с двумя металлическими усиками, торчащими в стороны.

– Что это? – произнесла Екатерина Андреевна.

– Анзур! – позвал Сархат, и молодой таджик вошел в подсобку. – Ему казать нада, он весь этот электроник знает. Анзур, пасматри!

Анзур взял из рук Екатерины Андреевны провод, повертел в руках и оторвал цилиндрик.

– Ты зачем это сделал? – воскликнула Екатерина Андреевна.

– Пасматреть, – ответил Анзур, разглядывая находку. – Выкулучатель, – сказал он наконец, возвращая цилиндрик Екатерине Андреевне.

– Какой выключатель? – не поняла Екатерина Андреевна.

– Дистанционы. Ты идешь, кнопка нажимал – он вкулучалса.

– То есть ты хочешь сказать, что это выключатель, который срабатывает от нажатия на кнопку пульта дистанционного управления? – попыталась подытожить Екатерина Андреевна.

– Умный! – с гордостью сказал Сархат.

– Я эту штуку заберу с собой, – Екатерина Андреевна спрятала черный цилиндрик в сумочку. – Покажу специалистам.

Внезапно дверь в подсобку громко скрипнула и все трое резко обернулись. Сархат что-то прошептал по-таджикски, и Анзур на цыпочках подошел к двери. Приоткрыл, выглянул, вышел на улицу, потоптался и вернулся обратно.

– Кошка, наверно, – предположил он.

Через минуту Сархат с Анзуром уже приладили на место замок, а Екатерина Андреевна бодрым шагом направилась к выходу из парка. Настроение было хорошее. Если то, что она нашла в подсобке, действительно выключатель с дистанционным управлением, то злоумышленник мог пустить электрический ток по проводу, подсоединенному к стойке микрофона, находясь на таком расстоянии, что его никто не видел. А значит, в расследовании намечается совершенно новый поворот, и под подозрение может попасть кто угодно. Надо только тщательно проверить каждого персонажа, даже мало-мальски причастного к делу.

Мысли Екатерины Андреевны прервал странный шуршащий звук, нарастающий у нее за спиной. Не успела она обернуться, как мимо проехала инвалидная коляска. Сидевший в ней мужчина в надвинутом на глаза капюшоне сильным движением вырвал у Екатерины Андреевны из рук сумочку и покатил дальше. Романова не удержалась на ногах и с воплем растянулась на дорожке.

– Стой! Караул! Помогите! – закричала она.

Но вокруг никого не было. Екатерина Андреевна кое-как поднялась, потирая ушибленную коленку.

– Што сулучилса? – запыхавшимся голосом спросил подбежавший Сархат.

– Сумку украл, паразит! – ответила Екатерина Андреевна, кивая на блеснувшую в свете фонарей, уже у выхода из парка, коляску.

– Ай, шайтан! – вскричал Сархат, подталкивая присоединившегося к ним Анзура, чтобы тот побежал следом за колясочником.

 

– Теть Кать, ну опять ты самодеятельность устраиваешь! – сокрушался Чайкин. Завадский стоял чуть поодаль в свете фар припарковавшейся тут же кареты скорой помощи и допрашивал таджиков.

– Я же сказала тебе, что пойду в парк, – возразила Екатерина Андреевна.

– Но ты не сказала, что будешь тут ловить преступника.

– Я никого не ловила, я искала улику. И, между прочим, нашла... Но ее украли.

– Вот и я о том же.

– Ну, знаешь что, хватит! Яйца курицу не учат. Тем более такую старую.

– Да я не учу, я просто не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности.

– Опасность всегда существует для тех, кто ее боится, – процитировала Екатерина Андреевна и уточнила: – Бернард Шоу.

Врач скорой помощи взял Екатерину Андреевну под руку:

– Давайте я вам помогу. Вас надо обследовать.

– Что за глупости! Я совершенно здорова.

– Но вы же упали.

– Доктор, если бы я после каждого падения отправлялась в больницу, я провела бы там четверть жизни.

– Но вы же понимаете, в вашем возрасте...

– Спасибо, что напомнили.

– Теть Кать, ну правда, поезжай, пусть проверят. Мне так спокойнее.

– А о моем спокойствии ты не думаешь? Ладно, забирайте, – наконец согласилась она. Чайкин протянул ей принесенную таджиками сумочку, в которой всё осталось на месте, кроме найденного в микрофонной стойке выключателя.

– Так ты его видел? – спрашивал Завадский Сархата.

– Канешна видел. Щёрный такой, балшой, бистро-бистро полетел, шайтан-коляска.

– Понятно. – Завадский вздохнул и закрыл блокнот. – Я закончил, – сказал он Чайкину.

– Сейчас, – отозвался тот. – Теть Кать, ну всё, давай. Я за тобой заеду.

Дверь «скорой» захлопнулась, и автомобиль, озаряя деревья лиловыми лучами, громко крякнув, покатил к выходу.

– Сан Саныч, – сказал Чайкин, – неужели это и вправду Иван Луков?

VI

На следующее утро Ивана Лукова задержали. К подъезду его дома подкатило сразу два полицейских автомобиля: легковой, из которого резво выскочил лейтенант Чайкин, а затем степенно выбрался капитан Завадский, и микроавтобус с двумя патрульными, вооруженными автоматами.

Алевтина поначалу ничего не поняла, но когда сообразила, в чем обвиняют ее сына, села на стул и тихо заплакала.

– Такое ощущение, что она всё знала, – шепотом заметил Чайкин.

– Возможно, – согласился Завадский. – Останься здесь, допроси ее, а я пока побеседую с подозреваемым.

Чайкин долго пытался разговорить Лукову, которая перестала плакать и только молча смотрела в одну точку.

– Мы будем вам очень признательны, если вы поможете расследованию, – сделал последнюю попытку Чайкин. – К тому же, если вам удастся убедить вашего сына во всём сознаться... Знаете, чистосердечное признание облегчает...

– Это не он! – неожиданно громко крикнула Алевтина.

– Он ведь вечером выходил на улицу?

– Выходил. Он каждый вечер гуляет.

– А вы были с ним?

– Нет.

– Тогда откуда же вы знаете, чем он занимался...

– Я знаю своего сына.

– Ошибаетесь. Всякое бывает. Ладно, Алевтина Захаровна, распишитесь, пожалуйста, здесь. И зайдите к нам после обеда, часа в три.

– Хорошо, – сказала Лукова, ставя подпись в протоколе, и из глаз ее снова потекли слезы.

– Теть Кать! – радостно крикнул Чайкин, оказавшись на улице. – Мы его задержали. Тебе надо будет подойти в отдел на опознание.

– Я, конечно, подойду, – неуверенно проговорила Екатерина Андреевна, – но мне кажется, вы слегка поспешили.

– Почему поспешили? А вдруг он скрылся бы? Тогда ищи ветра в поле.

– Вы нашли при нем выключатель?

– Нет, выключателя не было. Но сейчас Завадский его допросит, всё как миленький расскажет.

– А если не расскажет?

– Обыщем квартиру. Теть Кать, не боись, найдем мы твой выключатель.

– Он не мой, Андрей. Это улика, – сказала Екатерина Андреевна.

Через полчаса она уже входила в здание отдела полиции, здороваясь с дежурным, как со старым знакомым. Он даже не проверил ее документы, а просто направил в комнату для допросов, где Завадский всё еще пытался выбить у упрямого Лукова признательные показания.

Екатерина Андреевна подошла к столу, перед которым, низко склонив голову, сидел в инвалидной коляске Иван Луков, одетый в старый спортивный костюм и казавшиеся совсем новенькими кроссовки. Следом за Екатериной Андреевной в кабинет вошел Чайкин и приветливо улыбнулся ей.

– Ну, гражданка Романова, – официальным тоном произнес Завадский, – вы узнаете этого человека?

– Да, – ответила Романова.

– Очень хорошо! – воодушевился Завадский. – И при каких обстоятельствах вы с ним встречались?

– На концерте. В день смерти Златковского.

– Хорошо. А вчера вечером? Это он на вас напал?

– Этого я утверждать не могу. Там ведь темно было, к тому же тот человек был в капюшоне.

– Но коляску-то вы можете узнать?

– Честно говоря, для меня они все одинаковые, – призналась Романова.

– Та-ак! – протянул Завадский. – Начинается. Может, хватит разводить тут политесы?

– Позвольте! – вскинулась Екатерина Андреевна. – О каких политесах идет речь? Вы вообще знаете, что означает это слово? Я вам говорю, что не могу со всей ответственностью заявлять, будто на меня напал именно он.

– А без ответственности?

– А без ответственности я не собираюсь обвинять человека, который может оказаться ни в чем не виновным.

Луков медленно поднял голову и посмотрел на Романову.

– Значит, вы отказываетесь давать показания? – прогремел Завадский.

– Против него – да, – заявила Екатерина Андреевна.

– Теть Кать, подумай, – шепнул ей на ухо Чайкин.

– Можно я задам ему вопрос? – спросила Романова.

– Вот еще! – вскинулся Завадский. – Прошу вас покинуть помещение.

– Как скажете, – хмыкнув, Екатерина Андреевна вышла из допросной.

– Черт! – выругался Завадский, стукнув кулаком по столу.

– А с ним что делать? – осторожно спросил Чайкин, кивнув на Лукова.

– В камеру. Пусть посидит до вечера.

На выходе из отдела полиции Екатерина Андреевна столкнулась с Алевтиной Луковой, волокущей огромную сумку.

– Здравствуйте! – воскликнула она, узнав Романову.

– Добрый день! Куда это вы? – спросила Екатерина Андреевна.

– Вот вещи сыночку собрала...

– Вещи? – вскинув брови, переспросила Романова.

– Ну да, его же в тюрьму посадили.

– Послушайте, никто его пока никуда не сажал. Его просто задержали, а к вечеру отпустят домой.

– Откуда вы знаете?

– Уж поверьте, я в этом немного разбираюсь. А можно у вас спросить?

– Да, спрашивайте.

– Ваш сын понимает в электронике?

– Конечно! Он знаете какой умный? Он и компьютер сам чинит, и сотовый телефон – на все руки мастер.

– Ясно, – проговорила Екатерина Андреевна. – Вы вот что, пока не торопитесь относить сумку домой.

– Почему?

– Так... на всякий случай.

 

Карпушкина встретила Екатерину Андреевну в узкой, заставленной коробками прихожей. Дверь она открыла, даже не спросив, кто там.

– Добрый день, Зоя Васильевна, меня зовут Екатерина Андреевна, и я занимаюсь...

– Я вас помню, – не дослушав, кивнула Карпушкина.

– Очень хорошо! – обрадовалась Екатерина Андреевна. – У меня к вам несколько вопросов, если позволите.

– Чай будете?

– С удовольствием, – ответила Екатерина Андреевна, хотя на самом деле обстановка этого мрачного жилища совсем не располагала к чаепитию.

Ничего не говоря, Карпушкина повернулась и пошла на кухню. Екатерина Андреевна направилась следом. Хозяйка кинула пакетик в потемневшую от частого использования и потому выглядевшую крайне неаппетитно чашку, затем залила его кипятком и села напротив Екатерины Андреевны.

– Боже! У вас трехпрограммник! – воскликнула Екатерина Андреевна, увидев на низеньком, покрытом клетчатой клеенкой древнем холодильнике пожелтевшее от времени радио.

– Не работает, – вздохнула Карпушкина.

– Хотя в наше время новости, как правило, узнаешь из телевизора.

– У нас нет телевизора. Точнее, есть, но старый, сломанный. Семен взялся его чинить, разобрал, а собрать не смог.

– Странно, – удивилась Екатерина Андреевна, – он же электрик.

– То-то, электрик. Вот ежели что такое... чайник, например, уже три раза чинил, – Карпушкина показала на допотопный алюминиевый электрочайник, – плиту ремонтировал, розетки менял. А телевизор не может.

– Вот это уже любопытно, – задумчиво пробормотала Екатерина Андреевна и машинально хлебнула из чашки безвкусный чай.

 

На закате дня Екатерина Андреевна сидела в своем любимом кафе и наслаждалась чашечкой вечернего кофе.

– Привет, теть Кать! Кофейком не угостишь? – сказал Чайкин, усаживаясь напротив.

– Ну не наглец, а? – нахмурившись, ответила Екатерина Андреевна.

– Да шучу я, шучу! Сегодня получку дали, так что можем гульнуть. Официант! – позвал он.

– Чего изволите? – послышался приторно-сладкий голос.

«О, нет! – подумала Екатерина Андреевна. – Опять этот...»

– Двойной «эспрессо», пожалуйста, – произнесла она вслух.

– Большой «капучино» без корицы, – заказал Чайкин.

– Когда я научу тебя, что вечером капучино не пьют?

– Ну теть Кать, ладно тебе! Не могу я кофе без молока пить.

– Пей «эспрессо» с молоком.

– Ты чего сегодня такая сердитая?

– Я не сердитая, озабоченная.

– С чего бы? Всё же разрешилось благополучно.

– Вот это-то меня и беспокоит.

– Теть Кать! Ну правда, ты, по-моему, перебарщиваешь.

– Сомневаться в виновности человека, вина которого не доказана, – это, по-твоему, перебарщивать? И вообще, куда делась презумпция невиновности?

– Ну здесь же налицо сговор.

– Вот именно! Сговор между моим внучатым племянником лейтенантом Чайкиным и этим жутким типом – капитаном Завадским. Вы сговорились по-быстрому закрыть это дело и получить поощрение от начальства. Судьба людей вас совершенно не волнует.

– Не волнует? – обиженно воскликнул Чайкин. – Еще как волнует. Ну, что уставился? – крикнул он на официанта, который только что поставил перед ним чашку с кофе и с любопытством прислушивался к их разговору.

Приторная улыбка мгновенно слетела с холеного лица официанта, и он поспешно удалился.

– Сомневаюсь я, что инвалид-колясочник мог так быстро исчезнуть, – сказала Екатерина Андреевна.

– Он же столько лет в коляске, у него руки натренированные, – возразил Чайкин.

– И ноги тоже?

– В каком смысле?

– А в таком. Когда Сархат и Анзур побежали за ним, на улице уже никого не было. Так что либо он испарился вместе со своей коляской, либо нырнул в подземный переход. Что, по-твоему, более реалистично?

– Это вы? – послышался знакомый голос.

Екатерина Андреевна обернулась и увидела Алевтину Лукову.

– Вы же... вы же мне обещали! – дрожащим голосом произнесла она, в глазах у нее стояли слезы. – Вы обещали, что его выпустят. А они... – Лукова перевела взгляд на Чайкина, – они сказали, что он будет сидеть в тюрьме до суда! – Она вновь повернулась к Романовой. – Как вы могли?

– Успокойтесь, голубушка! – сказала Екатерина Андреевна, вскакивая. – Присядьте, я вам сейчас всё объясню.

– Не надо мне ваших объяснений! Вы лживая, непорядочная женщина. Вы такая же, как они, эти полицейские. В вас нет ни грамма сочувствия и человечности!

Лукова повернулась и быстрым шагом пошла прочь.

– Вот видишь! – проворчала Екатерина Андреевна. – По твоей милости меня назвали лживой и непорядочной.

– Да не обращай внимания, – ответил Чайкин. – Тоже мне, нашлась искательница правды. Лучше бы своего сына как следует воспитывала.

– Всё, давай расплачивайся, и пошли, некогда рассиживаться, – Екатерина Андреевна поднялась и вышла из кафе.

Чайкин подозвал официанта, рассчитался, затем залпом выпил свой «капучино», слизал с верхней губы пенку и побежал догонять родственницу.

Возле входа в Екатерининский парк на них буквально налетели два таджика.

– Скорей, скорей, сыматреть нада! – тараторил Сархат, а Анзур возбужденно кивал.

Они потащили Екатерину Андреевну и Чайкина к мусорным бакам, стоящим неподалеку.

– Вот, сыматри! – воскликнул Сархат, откидывая крышку контейнера.

– Это обязательно? – неуверенно спросила Екатерина Андреевна.

Чайкин тоже не торопился сунуть нос в смердящее жерло.

– Анзур! – скомандовал Сархат, и молодой таджик, перегнувшись через край мусорного бака, извлек оттуда сложенную инвалидную коляску.

– Ну, что я говорила! – торжествующе произнесла Екатерина Андреевна. – Испарился! Теперь, надеюсь, ты будешь повнимательнее прислушиваться к моим словам. А раз так, – продолжала она, – давай-ка возьмись уже, наконец, за отработку версии с наследством. Ищи нотариуса.

VII

– Теть Кать! – прокричал Чайкин в трубку, и в голосе его было отчаяние. – Тут этих нотариусов! Мне неделя понадобится, чтобы всех их обойти!

– Не преувеличивай, Андрей, – спокойно ответила Екатерина Андреевна. – Если постараешься, справишься за два, максимум три дня.

– Но Завадский дал мне всего один день. И потом... Я уже съездил к одному, так он меня послал куда подальше.

– Ты показал ему удостоверение?

– Конечно! Но его это, как он сказал, не колышет. Ему постановление подавай, иначе он ничего показывать не собирается.

– А ты говорил про уголовное дело, про убийство?

– Говорил. Ни в какую.

– Скорее всего, это не тот нотариус. Если бы Златковский был его клиентом, он бы испугался и показал всё без постановления.

– Ну и как же мне найти именно того нотариуса?

– Скажи-ка мне, а была ли у Златковского машина?

– Да, был «мерседес».

– «Мерседес», – повторила Екатерина Андреевна. – Через полчаса встречаемся возле дома Златковского.

– Зачем?

– Узнаешь.

Когда Екатерина Андреевна подходила к дому Златковского, Чайкин уже сидел на лавочке у подъезда.

– Ну и что мы тут делаем? – с недовольным видом спросил он.

– Слушай меня внимательно, – пока они поднимались на лифте, Романова тщательно проинструктировала внучатого племянника.

Златковская встретила их враждебно:

– Я же велела вам больше здесь не появляться!

– Скажите, это ваш белый «мерседес» стоит под окном? – стараясь не обращать внимания на этот выпад, спросил Чайкин.

– Ну, допустим, – ответила Златковская.

– А можно взглянуть на документы?

– Это еще зачем?

– Видите ли, – сделав глупое лицо, пояснил Чайкин, – вдруг смерть вашего мужа связана с автомобилем?

– В каком смысле?

– Ну, может, кому-то приглянулась ваша машина...

– И что?

– И Михаил Анатольевич продал ее...

– Никому он ничего не продавал!

– По доверенности.

Раздался тихий щелчок, и дверь в квартиру напротив приоткрылась.

– Чушь! – воскликнула Златковская, бросив злобный взгляд на соседку, вышедшую якобы вынести мусор, но почему-то с пустым ведром, и знаком пригласила Романову и Чайкина войти в квартиру. Она захлопнула дверь и, оставив их в прихожей, ушла в комнату.

– Действительно, звучит как чушь, – шепнула Чайкину на ухо Екатерина Андреевна. – Но, кажется, сработало.

– Вот, смотрите, – Златковская подала Чайкину папку с документами.

– Да, действительно, – бормотал Чайкин, перебирая документы. – А вот и доверенность!

– Доверенность оформлена на меня, – заявила Златковская.

– В самом деле? – воскликнула Екатерина Андреевна, заглядывая в документы. – Ну, значит, всё в порядке, машина тут ни при чем.

– Да, спасибо, – поблагодарил Чайкин, возвращая документы Златковской. – Ну, тогда мы пойдем.

– Кстати, – спохватилась Екатерина Андреевна, – вы случайно за последние два дня не получали писем?

– Каких еще писем?

– Дело в том, что нотариус должен был отправить по почте завещание Михаила Анатольевича.

– Ничего я не получала! – отрезала вдова. – У вас всё?

– Да, да, – поспешно ответил Чайкин, и они с Екатериной Андреевной покинули квартиру Златковских.

– Ну вот, теперь ты знаешь фамилию нотариуса, – сказала Екатерина Андреевна, когда они уже ехали в лифте. – Завтра с утречка отправишься к нему и всё разузнаешь.

– А зачем ты ей про письмо наплела? – спросил Чайкин. – Разве завещание по почте отправляют?

– Это я так – на понт взяла, – усмехнувшись, ответила Екатерина Андреевна. – Кстати, неплохая идея – надо Златковской на самом деле письмо отправить, якобы от нотариуса. Для правдоподобности, так сказать. А заодно и Луковой. Посмотрим, кто как отреагирует.

 

Возле одноэтажной пристройки к жилому дому толпились люди. Из окон валил густой черный дым.

– Во горит! Будто деревянный!

– Так там ж, поди, мебель.

– Ага, и документы всякие.

– А люди? Людей там нет?

– Да кто ж его знает.

Оглашая окрестности воем и разгоняя сигналом зевак, пожарный автомобиль протиснулся к месту происшествия. Из машины выскочили несколько бойцов в комбинезонах и касках и стали разматывать рукава.

– Простите, вы не подскажите, где здесь нотариальная контора? – спросил Чайкин, оказавшись в толпе зрителей.

– Сгорела контора, – отозвался мужчина с хозяйственной сумкой.

– Куды ж теперь ходить-то? – запричитала какая-то бабка.

– А ты чо, кажный день по нотариусам ходишь? – ехидно спросила другая.

– Кажный не кажный, а когда-никогда приходится.

Чайкин протиснулся сквозь толпу и подошел к начальнику пожарного расчета, коренастому мужику с густыми черными усами.

– Здравия желаю! Лейтенант Чайкин. Не подскажете, что тут у вас?

– А ты сам не видишь, лейтенант? Пожар.

– Я вижу, что пожар. Но как произошло возгорание?

– Я-то откуда знаю! Сейчас зальем и поглядим.

– А где сам нотариус?

– Я тебе что, справочное бюро? Иди, давай-ка, не мешай работать.

Чайкин обратил внимание на двух девушек и одну весьма солидную даму – особенно беспокойно поглядывающих на пожар и что-то оживленно обсуждающих.

– Здравствуйте, – поздоровался Чайкин и показал им удостоверение. – Вы случайно не здесь работаете? – Он кивнул на полыхающую пристройку.

Женщины наперебой принялись рассказывать ему о том, как они пришли на работу, а тут – всё полыхает. Солидная дама представилась помощником нотариуса, две другие оказались секретарями.

– Ну а где сам нотариус?

Женщины переглянулись и одновременно пожали плечами.

– Какой у него адрес?

– Адрес? – переспросила солидная дама.

– Ну да, где он живет?

– Я не знаю. У меня есть только его телефон, но он не отвечает.

– Как это вы не знаете, где живет ваш начальник?

– Дело в том, что по месту регистрации он не живет – у него другая квартира.

– Ясно, и кто может знать его адрес?

Женщины вновь переглянулись и пожали плечами. Чайкин вздохнул и вытащил мобильный телефон:

– Сан Саныч, тут такое дело...

...По дороге в отдел Чайкин забежал перекусить в кафе. Однако не успел он сделать заказ, как позвонил Завадский.

– Пожарные нашли обгоревший труп, – сообщил он.

– Нотариус? – спросил Чайкин.

– Пока неясно, но, скорее всего, да. Кто ж там еще будет спозаранку. Я выяснил, где он проживает, так что отправляйся к нему домой, я тоже скоро подъеду. Что-то мне всё это не нравится. Записывай адрес.

Через десять минут Чайкин уже стоял у дома нотариуса, собираясь позвонить в домофон. В это время распахнулась дверь, и из подъезда вышел пожилой мужчина с маленькой собачкой на поводке. Чайкин, придержав дверь, юркнул внутрь.

– Вы к кому? – раздался грозный голос бдительной консьержки.

– Я из полиции, – ответил Чайкин.

– Докумэнты! – потребовала она, делая упор на звук «э», ей, видимо, казалось, что так звучит солиднее.

Чайкин вытащил удостоверение и приложил его к окошку. Консьержка, приподняв очки и склонившись к стеклу, внимательно прочитала каждое слово, отпечатанное в удостоверении, и наконец произнесла повелительным тоном:

– Проходите.

Чайкин поднялся на лифте на шестой этаж, подошел к квартире и нажал на кнопку звонка. Из квартиры донесся мелодичный перезвон. Чайкин подождал немного и снова позвонил. Никто не открывал. Следуя выработанной привычке, он схватился за дверную ручку и, нажав, дернул на себя. Дверь распахнулась. Уже с порога было ясно, что здесь что-то произошло – всё в квартире было перевернуто вверх дном.

– Анатолий Дмитриевич! – позвал Чайкин.

В ответ на его призыв из комнаты вышел черный кот и жалобно мяукнул. Осторожно прикрыв дверь, Чайкин спустился к консьержке.

– Кто-нибудь посторонний сегодня приходил? – спросил он.

– Тэлевизионщик приходил.

– Телевизионщик? В какую квартиру?

– В двадцать четвертую.

– А хозяин в это время был дома? – спросил Чайкин.

– Да вы что! Он в восемь часов уже уходит. Каждый день, минута в минуту. Он же, – консьержка подняла кверху указательный палец, – нотариус.

– Значит, это было после восьми?

– Да, что-то около девяти.

– А как же вы впустили его, раз хозяина уже не было дома?

– Так ведь он же не в квартиру шел. Ему нужно было что-то в щитке сделать.

– И вы даже не проверили у него документы?

– Но он же был в униформе.

– В какой униформе?

– Ну, такая курточка синяя, кэпочка...

 

– Всё это кажется мне очень подозрительным, – задумчиво произнесла Екатерина Андреевна, подавая Чайкину, забежавшему домой пообедать, тарелку наваристого борща с пампушками.

– Еще бы! – воскликнул Чайкин. – Если это не совпадение, то нотариус действительно как-то причастен к этому делу.

– Не как-то, а самым прямым образом. Теперь я практически уверена, что завещание было, а его содержание кому-то не понравилось. Только вот местонахождение завещания этому кому-то, видимо, было неизвестно... Поел?

– Да, спасибо, очень вкусно.

– Ладно, ты давай выясняй подробности, а мне надо на почту сбегать.

– Опять посылка? – ехидно спросил Чайкин, намекая на появившееся в последнее время у Екатерины Андреевны пристрастие к покупкам в интернет-магазинах. В ответ она лишь улыбнулась.

 

– Итак, что мы имеем? – подытожил Завадский, откидываясь на спинку кресла. – Некто приходит с утра пораньше к нотариусу. Причем нотариус, вероятно, знал этого человека, иначе бы не впустил его в контору до открытия. Некто устраивает пожар, предварительно оглушив, а может, и убив нотариуса...

– А зачем он к нему пришел? – перебил Чайкин.

– М-м-м... За какими-нибудь документами.

– Типа, за завещанием?

– Возможно. Пока нотариус был в отключке, он эти документы искал. Видимо, не обнаружив их в конторе, чтобы замести следы, он устроил пожар, а сам под видом телевизионщика проник в квартиру жертвы...

– А как?

– Что как?

– Как он в квартиру проник?

– Чайкин, ты меня удивляешь. Ты явно не унаследовал генов своей родственницы, – подытожил Завадский. – Может, это и к лучшему, – подумав, добавил он. – Преступник забрал ключи у жертвы.

– А, ну да! – согласился Чайкин.

– Остается всего лишь выяснить, кто этот преступник. Это явно не Луков, поскольку телевизионщик пришел к нотариусу домой на своих ногах.

– И это явно не электрик Карпушкин, – вставил Чайкин. – Он до сих пор в изоляторе.

– М-да. А что если всё-таки сообщник?

 

Когда Карпушкина привели в комнату для допросов, выглядел он ужасно. Небритый, осунувшийся, впалые глаза безразлично смотрели из-под косматых бровей.

– Садитесь, – сказал Завадский и раскрыл папку с делом.

Карпушкин бросил взгляд на стоявшего у окна Чайкина, сел на стул и уставился на руки Завадского.

– Итак, гражданин Карпушкин, поскольку от услуг адвоката вы отказались, мы зададим вам несколько вопросов в отсутствие защитника. Вы не против? Ну еще бы он был против, – сам себе ответил Завадский. – Я должен вас предупредить, что от того, как вы ответите на вопросы, может зависеть ваша дальнейшая судьба. Вам понятно?

– Понятно, – буркнул Карпушкин.

– На первом допросе вы показали, что в день гибели Златковского к вам подходил... точнее, подъезжал инвалид-колясочник, – продолжал Завадский.

– Подъезжал, – подтвердил Карпушкин.

– И больше никто?

– Я уже говорил, – усталым голосом произнес электрик, – ковбой был.

– А потом куда он делся?

– Пошел к выходу из парка.

– А во что он был одет? – спросил Чайкин.

– В джинсы, – ответил Карпушкин. – И рубашку пеструю какую-то.

– А телевизионщик не приходил?

Электрик поднял на него удивленный взгляд.

– Какой еще телевизионщик?

– Который антенну подключает.

– Не было никакого телевизионщика. Радийщик был, а телевизионщика не было.

– Стоп! – крикнул Завадский. – Какой еще радийщик?

– Который аппаратуру налаживает.

– А почему вы в первый раз про него не рассказали?

– А что про него рассказывать? Радийщик всегда перед концертом аппаратуру налаживает.

– И как зовут этого радийщика?

– Как того зовут, не знаю, тот первый раз приходил. Раньше Виктор был.

– Погодите! Как не знаете? – встрепенувшись, переспросил Чайкин. – А почему вы не спросили?

– А мне зачем? Мое дело – электричество: свет, питание. Я в их тонкие дела не лезу.

– А как он выглядел?

– Молодой, темноволосый, ростом с вас будет... Обыкновенно выглядел.

– А во что был одет? – спросил Завадский.

– Обыкновенно был одет: джинсы, рубашка пестрая какая-то под спецовкой.

– Что? – хором переспросили Чайкин и Завадский.

– Рубашка, – повторил Карпушкин.

– Так вы же сказали, что ковбой был одет в пеструю рубашку и джинсы, – напомнил Чайкин.

– Ну да. Так ковбой еще в шляпе был...

– Та-ак! – едва сдерживаясь, проговорил Завадский. – Теперь по порядку. Когда появился инвалид-колясочник?

– Я почем знаю, я на часы не смотрел.

– До или после инцидента?

– Еще до концерта.

– Та-ак, – продолжал Завадский, делая пометки в блокноте. – И радийщик, стало быть, тоже – до концерта?

– Ясное дело! Когда ж ему еще приходить!

– А ковбой? – Завадский вперился острым взглядом в электрика.

– Да всего за минуту до того, как на меня набросилась эта сумасшедшая старуха...

– Но-но, я попрошу! – вскинулся Чайкин.

– А что, не так, что ли? Подскочила, вцепилась как клещ...

Завадский усмехнулся и снова что-то пометил в блокноте.

– Чайкин, заканчивай тут, – сказал он.

Чайкин слегка поморщился, предвкушая длинный и скучный процесс заполнения протокола.

– Я пока в парк смотаюсь, – продолжал Завадский, – хочу сам поглядеть записи с камер наблюдения. И смотри, Карпушкин, если не увижу там ковбоя, пеняй на себя!

 

Когда наконец очередь дошла до Екатерины Андреевны, она просунула в окошко заполненное аккуратным почерком извещение на получение «мелкого пакета» из Китая. С некоторых пор Екатерина Андреевна баловала себя милыми безделушками, выписывая их через интернет, который она вполне освоила, конечно, не без помощи внучатого племянника.

– Вам в другое окошко, – буркнула краснощекая дама в очках и принялась перебирать какие-то бумажки.

Екатерина Андреевна тоскливо посмотрела на очередь в соседнее окно.

– Подходите, – ласково предложил старичок, стоявший первым.

Люди позади него загудели, но он не счел нужным обратить на них внимание. Екатерина Андреевна смущенно поблагодарила его и подошла к окошку.

– За пенсией? – поинтересовался старичок.

– А что, похоже? – сразу надулась она. В свои семьдесят с хвостиком Романова выглядела гораздо моложе своих лет, но всё же подходила под определение «пенсионерка». Старичок, видимо поняв свою бестактность, брякнул:

– Или за стипендией?

Екатерина Андреевна улыбнулась и протянула извещение еще одной краснощекой женщине в толстых очках. «Отчего, интересно, они тут все такие румяные?» – подумала она.

– А вы разве не студентка? – продолжал хохмить старичок.

– Нашли молодежь! – хмыкнув, ответила Екатерина Андреевна.

– Ой, не говорите! – вдруг отозвалась краснощекая женщина. – Молодежь нынче пошла! Тут сегодня один ворвался, явно не в себе, наркоман какой-то, всё письмо требовал от какого-то нотариуса. Ну, я всё проверила – нету ничего. Так, мол, и так, говорю, если было такое, так уж отнесли, наверно, в ящик бросили. Или не приходило вовсе. Ушел, слава богу. А то уж так всех напугал!

Екатерина Андреевна вдруг сорвалась с места и бросилась к выходу.

– Женщина, а бандероль?

– Потом, – бросила на бегу Екатерина Андреевна и выскочила на улицу.

Лукова долго не открывала, и Екатерина Андреевна решила, что ее нет дома, а Ивана, видимо, еще не отпустили из полиции. Но неожиданно дверь распахнулась, и Екатерина Андреевна даже охнула. Не от неожиданности, а от того, что ее самые худшие предположения оправдались. На пороге стоял Роберт Златковский и буравил ее ненавидящим взглядом. Не говоря ни слова, он схватил Екатерину Анд-
реевну и, втащив в квартиру, захлопнул дверь. Прямо посреди комнаты с кляпом во рту сидела на стуле связанная Алевтина Лукова. Ее наполненные ужасом глаза еще больше расширились, вперившись в новую пленницу. Роберт поступил с Екатериной Андреевной так же, как и с Луковой – привязал к стулу и сунул в рот какую-то тряпку.

Затем подошел к Алевтине, выдернул кляп и сказал:

– Ну что, так и будешь молчать?

– Я... я же... сказала – не было никакого письма.

Екатерина Андреевна огляделась по сторонам. В комнате царил хаос. Из всех шкафов и ящиков было вытащено содержимое: документы, какие-то бумажки, фотографии, старые поздравительные открытки и прочая мелочь – всё это теперь валялось на полу.

– Ключи? – рявкнул Роберт.

– Что? – испуганно переспросила Лукова.

– Ключи от дома?

– В прихожей, на гвоздике.

Роберт бросился в прихожую и, схватив ключ, выбежал из квартиры. Стало необычайно тихо. Лукова вся тряслась, безотрывно глядя в одну точку.

– М-м-м! – промычала Екатерина Андреевна, но Лукова не реагировала. – Мы-мы! – Екатерина Андреевна громко топнула ногой.

Лукова наконец посмотрела на нее. Екатерина Андреевна продолжала мычать, яростно вращая глазами.

– Я не понимаю, – прошептала Лукова. – Не понимаю. Развязать? Но я же сама...

– Ы-ы! Ы-ы! – рявкнула Екатерина Андреевна. – А-а-у!

– Караул? – наконец сообразила Лукова. – Помогите! – заверещала она.

Но в это мгновение входная дверь распахнулась и в комнату вернулся Роберт Златковский. В руках он держал почтовый конверт, лицо скривилось в злорадной усмешке. Екатерина Андреевна тяжело вздохнула, а Лукова пискнула и зажмурилась от страха.

– Еще звук издашь, язык отрежу! – прошипел он ей прямо в лицо и, выпрямившись, вскрыл конверт.

Он извлек белый лист плотной бумаги и медленно прочел:

– Обманули дурака на четыре кулака... Это что за бред?

Его взгляд из торжествующего сделался растерянным. Он посмотрел на Лукову, потом на Романову и снова уставился на листок. Глаза его стали наливаться кровью, лицо побагровело.

– Шутки со мной шутить вздумали? – Он шагнул к Екатерине Андреевне и выдернул у нее изо рта кляп. – Твоих рук дело?

– Руки вверх! Не двигаться! – донеслось из прихожей, и Роберт замер. – А теперь на пол, медленно. И не дергайся, а то я сегодня нервный.

Роберт выронил из рук издевательское послание и покорно лег на пол.

– Это тот редкий случай, когда я искренне рада вас видеть, Завадский, – выдохнула Екатерина Андреевна.

 

– Теть Кать, ну ты опять! Зачем ты всё время... Не могла подождать? – упрекал Екатерину Андреевну Чайкин,
примчавшийся на зов Завадского.

– Во-первых, я тебе звонила, но ты был недоступен. А во-вторых, медлить было нельзя. Мало ли чего он мог учудить, – ответила Екатерина Андреевна, кивая на Роберта Златковского, которого как раз уводили двое полицейских.

– Ну, тогда могла бы...

– А у него был включен автоответчик. Хорошо, что он его прослушал.

– И всё же не стоило так рисковать, – сказал подошедший Завадский. – Мы его практически уже вычислили.

Чайкин вопросительно посмотрел на него.

– Ковбой, – пояснил Завадский. – Пестрая рубашка. Между прочим, отличный прием – в таких случаях свидетели обращают внимание на одежду, но совершенно не запоминают лицо. Он хорошо подготовился, знал, где установлены камеры наблюдения. Но там была одна новая, ее поставили совсем недавно, и он ее не заметил. А она его заметила. Хоть и издалека, но лицо вполне можно узнать. Я, как увидел, сразу всё понял и рванул сюда.

– А мое сообщение на автоответчике? – спросила Екатерина Андреевна.

– Вообще-то я им не пользуюсь. Просто не знаю, как его отключить.

– Ах, вот как? – возмутилась Екатерина Андреевна. – Я тут грудью на амбразуру, а им обоим хоть бы хны!

– Теть Кать, ну что ты такое говоришь?

– Я говорю то, что вижу...

– Ладно, давайте вы дома будете отношения выяснять, – сказал Завадский, – а сейчас надо к Златковской ехать.

– Я с вами! – заявила Екатерина Андреевна.

Завадский обернулся, посмотрел на нее и, ничего не сказав, вышел.

– Сан Саныч, – догнав его на лестнице, спросил Чайкин, – а как вы догадались, что Златковский будет у Луковой дома?

– Ну, вообще-то запись на автоответчике я прослушал, – шепотом признался Завадский.

 

– Златковская Элеонора Дмитриевна? – официальным тоном произнес Чайкин, когда вдова артиста открыла дверь.

– Опять вы? – раздраженно бросила она и посмотрела на стоявших позади Чайкина Екатерину Андреевну и Завадского. – У меня сейчас нет времени на разговоры, приходите завтра.

– Боюсь, что до завтра наш разговор отложить не получится, – произнес Завадский.

– Это почему?

– Полчаса назад задержан ваш сын, – сообщил Чайкин.

– Что? – переспросила вдова, бледнея.

– Он подозревается в совершении двух убийств, а также в покушении на двойное убийство, – отчеканил Чайкин и оглянулся на Екатерину Андреевну.

– А я здесь при чем? – неожиданно холодно парировала Златковская.

– Может, всё-таки позволите войти? – спросил Завадский и, не дожидаясь разрешения, вошел в квартиру.

Екатерина Андреевна юркнула следом, а Чайкину пришлось еще несколько секунд стоять в дверях, прежде чем Златковаская отступила в сторону, впуская его. Дверь напротив приоткрылась и в щель просунулась любопытная физиономия соседки.

– По какому праву вы врываетесь ко мне в дом? – захлопнув дверь, крикнула Златковская.

– Вам же уже сказали, – разглядывая квартиру, ответил Завадский. – Или этого мало?

– Если вы без каких-либо оснований арестовали моего сына...

– Не без оснований, – перебил ее Завадский. – Об этом вам тоже сказали. И не арестовали, а пока только задержали.

– То это не дает вам права... – не слушая его, продолжала Златковская.

– Элеонора Дмитриевна, давайте не будем качать права. Раз уж попались, лучше сознайтесь.

– Мне не в чем сознаваться, я ничего не сделала.

– Но ваш сын...

– Он врет!

– В чем?

– Во всём.

– Но он пока ничего не сказал.

– И это называется мать! – шепнула Екатерина Андреевна Чайкину.

– Зачем же вы тогда... – сказала Златковская.

– Я всего лишь предупреждаю вас об ответственности за дачу ложных показаний, – ответил Завадский.

– Вы меня в чем-то подозреваете?

– Я этого не говорил.

– Что-то я вообще ничего не понимаю, – пробормотала совершенно сбитая с толку Златковская.

– Капитан Завадский дает вам шанс облегчить свою участь, – выступая вперед, объявила Екатерина Андреевна. – Я настоятельно рекомендую вам прислушаться к его совету и во всём сознаться.

– И в чем же я должна сознаться? – с вызовом спросила Златковская.

– В том, что вы организовали убийство своего мужа, Златковского Михаила Анатольевича, что подстрекали вашего сына Роберта, у которого, как выяснилось, серьезные проблемы с психикой...

– Это ложь!

– Подстрекали к покушению на убийство отца. А насчет психики – чистая правда. Разве он не лечился в клинике?

– Он совершенно здоров! Он вылечился.

– Значит, вы подстрекали здорового человека.

– Что за чушь! Зачем мне это нужно?

– Из-за наследства. Вы узнали, что ваш муж решил отписать часть своего имущества Ивану Лукову. А это не только квартира в Москве, но и загородный дом, и коттедж под Сочи, и вилла в Испании. Вы не могли с этим смириться и подговорили Роберта совершить покушение на отца. Умно! Подвести незаметно электричество к стойке микрофона и в нужный момент пустить ток. У Златковского ведь стоял кардиостимулятор, достаточно было небольшого разряда. Но этим дело не кончилось. Вы побоялись, как бы завещание не оказалось у нотариуса, и отправили к нему Роберта, который его и убил. А когда я подсказала вам, что завещание могло быть отправлено по почте...

– Не существует никакого завещания, – перебила Екатерину Андреевну Златковская. – И всё имущество, нажитое в браке...

– Но вы же получили письмо? – хитро сощурившись, спросила Романова и покосилась на письменный стол, на котором лежал беленький нераспечатанный конверт.

Златковская бросилась к столу, но шустрый Чайкин ее опередил и успел схватить конверт.

– Отдай! – зарычала Златковская, намереваясь вцепиться ему в лицо.

И вцепилась бы, если бы не подоспевший Завадский, который крепко обхватил ее и усадил в кресло.

– Вы действительно решили, что завещание могло быть отправлено по почте, – продолжала Екатерина Андреевна, – и потому подослали вашего сына к Алевтине Луковой, чтобы перехватить письмо и сжечь. То же самое вы собирались сделать с вашей копией завещания.

– Ну-ка, дай, – сказал Завадский, забирая конверт у Чайкина.

Он резким движением вскрыл конверт и вытащил листок плотной белой бумаги.

– Обманули дурака на четыре кулака... – прочел Завадский. – Вы и ей такое же отправили? – спросил он Екатерину Андреевну.

– Что? – вскричала Златковская, она вскочила и выхватила у Завадского из рук письмо. – Что это за белиберда? Где завещание?

– Вы же сами говорили, что нет никакого завещания, – усмехнувшись, сказала Екатерина Андреевна.

– Ведьма! – прорычала Златковская, бросаясь на нее.

Но Завадский снова крепко обхватил ее, а Чайкин защелкнул на запястьях наручники. Затем, подхватив вдову под руки, они повели ее к выходу. Златковская больше не сопротивлялась.

VIII

Небо превратилось в сплошную серую вату, от которой к земле протянулись тонкие струйки измороси. В такую погоду на кладбище обычно пустынно, тяжелый промозглый воздух не способствует посещению этого и без того унылого места. Однако Екатерина Андреевна всё же уговорила внучатого племянника сопроводить ее на могилу недавно почившего артиста Златковского, дабы отдать дань уважения кумиру молодости.

Могила находилась в дальнем конце кладбища. Они молча шли под руку по мокрой аллее, Чайкин держал в руке раскрытый зонт и, глядя под ноги, поминутно вздыхал.

Неожиданно Екатерина Андреевна остановилась.

– Что? – спросил Чайкин.

Екатерина Андреевна молча кивнула вперед. Возле свежего, еще не обнесенного оградой холмика стояли двое: маленькая сгорбленная женщина и ее сын в инвалидном кресле.

– Что ж, – сказала Екатерина Андреевна, – пожалуй, не стоит им мешать.

– Получается, Иван его простил? – спросил Чайкин.

– Как сказал Атанелов, «самое великое искусство – это искусство прощать, ибо прощение удел сильных, а непрощение ведет к страданиям», – отозвалась Екатерина Андреевна.

– Да уж, сценическая смерть отца примирила его с сыном, – с пафосом проговорил Чайкин.

– Артисту, скончавшемуся на сцене, не грозит сценическая смерть, – сказала Екатерина Андреевна. – Златковский останется жить в сердцах своих поклонников. А с сыном его примирила физическая смерть. Увы, мы нередко прощаем близких только после их ухода, так и не сумев испытать радость примирения... Ладно, поехали домой.

– Я как знал, что не надо сегодня сюда тащиться, – проворчал Чайкин.

– Да-а, – протянула Екатерина Андреевна, – чувствую, когда меня похоронят, ты будешь нечастым гостем на моей могилке.

– Ну что ты такое говоришь! – возмутился Чайкин.

– Хочешь сказать, что всё-таки будешь навещать меня?

– Конечно, буду.

– Часто?

– Часто.

– Так я и знала – ты спишь и видишь, как бы побыстрее свести меня в могилу.

– Теть Кать...

– Да-да, не отнекивайся. Вот только знаешь, что я тебе скажу? Ждать тебе придется еще очень долго, это я тебе обещаю! – и, отобрав у Чайкина зонт, Екатерина Андреевна зашагала прочь по аллее.

Чайкин обернулся на стоявших у могилы Луковых, мать и сына, затем посмотрел на удаляющуюся Екатерину
Андреевну и, тяжко вздохнув, побрел следом...