Мила МЕЛЬНИКОВА

Еще до его рождения обстоятельства складывались так, что Владимир Блохин мог стать, допустим, кадровым военным или знаменитым живописцем... или... погибнуть в первые дни Великой Отечественной. Однако причудливая вязь судьбы крепко-накрепко связала его с Саранском. И более 44 лет он отработал слесарем-наладчиком на производстве, в республиканском Центре стандартизации и метрологии, занимался проверкой и реанимацией умных приборов. Но важной жизненной основой для Блохина было и остается изобразительное творчество.

Офицерские гены

Его отец, Григорий Блохин, на волне постреволюционного энтузиазма первым из односельчан в ичалковском селе Резоватово записался в комсомольцы. Хотя родственники, всегда добросовестно трудившиеся на земле и благодаря своему усердию на бедность не жаловавшиеся, комсомольского азарта Гриши, мягко говоря, не поддерживали. И дабы не обострять внутрисемейных трений, он подался в Красную Армию. А в жены себе к тому времени приглядел соседку-односельчанку Полину Филинкину.

Активного комсомольца армейское начальство оценило и вскоре рекомендовало уроженца Мордовии на учебу в Московское высшее военное командное училище.

Учился Блохин с тем же неуемным азартом. Но тут вдруг выяснилось, что его дядя по отцовской линии служил офицером в царской армии. И Григория, как неблагонадежного, отчислили из числа кремлевских курсантов. Правда, под занавес 1939-го года, когда обострились отношения Советской страны с Финляндией и на северо-западной границе назревал нешуточный межгосударственный конфликт, обнаружилось, что Красной Армии не хватает толковых офицеров. Тогда «неблагонадежный» Г.В.Блохин оказался вполне пригодным для исполнения солдатского долга.

А после завершения финской кампании лейтенанта Блохина с женой и дочкой Томочкой откомандировали в военную часть, расквартированную в Полоцком районе Витебской области. Там, в селе Ветрино, 14 января 1941 года у Блохиных родился сын Вовочка.

Ситуация на границе Белоруссии с Польшей тоже была напряженной. В июне, оформив отпуск, Григорий повез супругу с детьми на родину. Едва они добрались до Мордовии, над страной разнеслось трагическое: «война!». Наскоро распрощавшись с семьей, офицер Блохин тут же отправился в часть. Уже потом Григорий Васильевич рассказал близким, что, приехав «из отпуска» в свой Полоцкий гарнизон, увидел: от их служебной квартиры осталась груда дымящихся кирпичей, 4-этажный офицерский дом 22 июня разбомбило взрывом.

Сражался Блохин также по-комсомольски отчаянно. Когда их часть попала в окружение, солдаты героически сопротивлялись, не желая сдаваться фашистам. С горсткой уцелевших красноармейцев лейтенанту Блохину удалось-таки вырваться из осады. За находчивость его назначили командиром разведотряда. Воевал он до тех пор, пока вражеский осколок не снес ему половину черепа.

Санитары, доставившие искалеченного разведкома в госпиталь, думали, лейтенант не выживет. Но Григорий не сдавался «старухе с косой». И каким-то чудом военные нейрохирурги, не располагавшие в ту пору ни высокими технологиями, ни элементарными обезболивающими, сумели вернуть Блохина к жизни, поставили его на ноги. Правда, после такого тяжелого ранения медкомиссия вынесла вердикт: «к строевой не годен».

Одной левой

Военное лихолетье Владимир Григорьевич почти не помнит. Слишком был мал. А голодное послевоенное детство оставило в памяти бесконечные очереди за пайкой хлеба – от булочной лавки вдоль всей улицы. Новой одежды в местных магазинах не покупали и почти не продавали. Рубашки и курточки сыновьям мамы чаще, как умели, перешивали из солдатских гимнастерок и шинелей. Даже ученические тетрадки считались страшным дефицитом. Школьники писали на газетах – между строчек.

Несмотря на голодное время и иные послевоенные тяготы, в Саранске работал Парк культуры и отдыха, куда молодежь бегала на танцы, разновозрастная публика – покататься на качелях или просто погулять по тенистым аллеям.

А еще горожане активно посещали спектакли музыкально-драматического театра, размещавшегося на Советской, 27. Телевизоры тогда считались невиданной редкостью. Кинотеатров в городе еще не существовало. Поэтому единственным зрелищным развлечением были театральные представления. Вовке особенно повезло. Мама его приятеля Олега Плятнера служила в театральной труппе и регулярно выдавала мальчишкам «входные» на спектакли. Пацаны «задаром» пересмотрели весь репертуар. И не важно, что детских постановок тогда не показывали. Усевшись на одном кресле в первом ряду, они восхищенно любовались «настоящими» дворянскими и купеческими нарядами героев Толстого, Тургенева, Островского...

«Поразительно, – Владимир Григорьевич затрудняется объяснить откуда, – но цветные карандаши и краски в Саранске тогда имелись».

И дома, после спектакля, Вова вдохновенно рисовал на листе свои фантазии, разбуженные увиденным в театре или за городом на рыбалке, куда его нередко брал отец.

А еще Блохин-младший мечтал о собственных коньках. С завистью смотрел, как соседские ребята лихо рассекают по ледяному зеркалу городского стадиона. Накопив нужную сумму, лет в девять он купил-таки у знакомого паренька заветные коньки. Правда, коньки были уже не новые и без ботинок, а представляли собой просто лезвия, крепившиеся к подошве обычных войлочных валенок. Но и они считались настоящим счастьем!

Однако мальчишеская радость продолжалась недолго.

У городских пацанов практиковалась нехитрая забава: прицепиться палкой с крюком к торцу какого-нибудь грузовика и кататься за ним следом... Однажды Вова не удержался и на полной скорости рухнул наотмашь спиной на обледеневшую дорогу. От резкой боли мгновенно потерял сознание.

Когда очнулся, взгляд уперся в белый потолок, собственные руки-ноги не чувствовались. Врачи диагностировали «перелом позвоночника». Отец, вспомнив о военных докторах, сгреб сына в охапку и повез к хирургам-травматологам в специализированный медицинский центр...

Врачи сделали всё, что могли. Почти год, чтобы срослись разорванные позвонки, Блохин-младший пролежал в гипсе. От скучного однообразия его тогда спасло рисование. Однако из-за повреждения спинного мозга правая рука категорически не хотела подчиняться. Левая оказалась послушнее. Вове пришлось заново переучиваться держать карандаш, осваивать «левостороннюю технику» письма и рисунка. И такие «упражнения», кстати, заметно помогли разработке атрофировавшихся от долгого бездействия мышц.

Недипломированный талант

Практические премудрости живописного искусства он изначально осваивал под руководством старшего двоюродного брата и жившего по соседству выпускника Пензенского художественного училища. Завидное усердие и неординарные способности Вовы заметил и школьный учитель рисования, который посоветовал ему записаться в единственную на тот момент в Саранске художественную школу.

Причем, хотя школа называлась детской, среди ее учеников послевоенной поры были не только малолетки, но и уже взрослые талантливые ребята, которым обстоятельства ранее не позволили постигать науку изобразительного творчества. В числе однокашников Вовки Блохина оказались Владимир Якутров, Валерий Макаров, Вячеслав Кабанов, ставшие впоследствии известными в Мордовии профессиональными художниками.

Сам Блохин, окончив среднюю школу, к выбору профессии отнесся исключительно прагматично. Обучение в творческом вузе – дело затратное, а ему нужно зарабатывать деньги, чтобы и себя обеспечивать, и родителям помогать.

Отца к тому времени одолели хвори, спровоцированные фронтовыми ранениями. Так что на 17-летнего парня легла ответственность главного кормильца в семье. И он пошел на металлообрабатывающий завод. Начинал помощником слесаря, но, окунувшись в стихию производственного процесса, дорос до слесаря-наладчика 6-го (высшего!) разряда.

Однако для души, в свободное время, он продолжал заниматься творчеством. Садился на велосипед, ехал на природу, писал трогательные пейзажи – маслом и акварелью. Плотный небесный полог, пронзенный солнечными лучами... сияющие маковки храма на крутом речном берегу... Воздушные хлопья снега, кружащиеся над озябшими деревьями...

С блокнотом и этюдником Блохин исколесил всю Мордовию. Но страсть к путешествиям не ограничилась родным краем. Он ездил в Карелию, Среднюю Азию, на Байкал. А свои впечатления перекладывал на холст и бумагу.

Кроме того, Владимир Григорьевич создал более сотни содержательно насыщенных карандашных многофигурных композиций на исторические темы, а также зарисовки старинного оружия, деталей одежды, орудий труда, бытовой
утвари.

По мнению искусствоведов, «особый напряженный штрих придает рисункам Блохина не только динамику, но и личную авторскую индивидуальность. Они являются прекрасными иллюстрациями многих известных литературных произведений на историческую тему, а также русских и мордовских народных сказок».

К сожалению, о неординарности художественного таланта Владимира Блохина долгое время знали лишь его родные и близкие друзья. И лишь осенью 2015 года с его творчеством познакомилась широкая публика – на персональной выставке «Такая разная акварель», демонстрировавшейся в Музее мордовской народной культуры.