Валерий ЮРЧЕНКОВ

СОСЛОВИЕ ДВОРЯНСКОЕ

В эпоху апогея Российской империи А. С. Пушкин отметил: «Что такое дворянство? Потомственное сословие народа высшее, то есть награжденное большими преимуществами касательно собственности и частной свободы. Кем? Народом или его представителями. С какой целью? С целью иметь мощных защитников или близких ко властям и непосредственных представителей. Какие люди составляют сие соловие? Люди, которые имеют время заниматься чужими делами... Чему учится дворянство? Независимости, храбрости, благородству (чести вообще)». Практически одновременно николаевский министр просвещения, князь К. А. Ливен сделал запись, которая до настоящего времени обращает внимание специалистов, касающихся истории дворянства. Он писал: «Линия дворянского сословия столь необозримое имеет у нас протяжение, что одним концом касается подножия престола, а другим почти в крестьянстве теряется». В словах этих отразилась действительность российская, размытость границ сословных, да и внутреннего деления на слои и группы.

Сперва понять вам надо бы,

Что значит слово самое:

Помещик, дворянин,—

вывел в свое время Н. А. Некрасов. Последуем его совету и попытаемся определить происхождение термина «помещик». Сделать это легко, любой словарь подскажет, что произошел он от слова «поместье», которым обозначалось небольшое земельное владение, получаемое за выполнение государственной и военной службы. Поэтому можно заключить, что в Саранске дворяне появились одновременно с оформлением поместной системы в его окрестностях и несением государственной и военной службы хотя бы частью городских жителей. А произошло это еще в XVII столетии.

Саранск возник как город-крепость. Ему требовались защитники, а защитники кормились с земли да с крестьян, которые на ней обитали. Если земли у служилого дворянина не было, то он «бил челом», и за службу его государство жаловало. Достаточно типичным был случай 1679 года, когда подьячий саранской приказной избы Артемий Полянский обратился к царю Федору Алексеевичу. В челобитной он указал, что в Саранском уезде «с Атемара по Инзерской дороге по конец дач саранских полковых мурз и татар деревни Тавлы» есть земля. А. Полянский просил дать ее ему во владение, уверяя, что «та оброчная земля порозжа в поместье и в вотчину никому не отдана и не ясачная, и не мордовская и спору о той земле ныне и впредь не будет». Подьячий получил просимое, положив тем самым начало одному из наиболее знаменитых в истории края поместий. Уже сын Артемия Полянского Макар расширил родовые земельные владения под Саранском, получив в 1688–1689 годах за отличие при строительстве Богородицкой крепости не только царский ковш, хранящийся ныне в Оружейной палате Кремля в Москве, но и землицу. Он же, теша свою дворянскую спесь, заложил в Макаровке храм Иоанна Богослова, высота которого (44 метра) превышала в те времена любое здание города.

В Российском государстве XVII века существовала традиция привлечения на государственную службу нерусской знати, тем самым осуществлялось ее интегрирование с русским дворянством. Саранск в этом плане не составлял исключения. Атемарская десятня 1659–1670 годов зафиксировала: «...Станичные мордовские мурзы, которые служат по Саранску станичную службу на Чардане, верстанные. По 150 четей, денег 7 рублев. Девай мурза Бигилдеев. Денег 6 рублев. Бажен Сустатов. Денег по 5 рублев. Родой мурза Вергазин сын княж Мокшазаров. Денег по 5 рублев. Башен мурза Юркаев сын княж Мокшазаров. Соло мурза Байков сын княж Мокшазаров. По 100 четей, денег по 5 рублев. Лобай мурза Башатов. Кибас мурза Истомин. Кутлумамет мурза Кудайбердеев сын Чебуков. Седой мурза Тепаев. Осип мурза Емелдяшев. Бояр мурза Иванов. Осип мурза Москаев».

Земли, переданные саранским мордовским мурзам, были не столь уж велики, ведь четь равнялась 0,5 десятины. Но и не столь уж малы.

Следил за наделением дворян землей саранский воевода, он же контролировал несение службы с этой земли. Вообще же стоит отметить роль воеводского управления, ведь в XVII веке воевода в Саранской крепости был первым человеком. Он должен был «о всяких делех радеть и промышлять» и «во всем великому государю искати прибыли». И неслучайно воевода в крепость назначался царским указом. Выезжая в Саранск, он получал в Приказе Казанского дворца наказ, в котором перечислялись его функции. Но наказ наказом, а первое, что делали воеводы, получив городские ключи и отведав хлеба-соли, – это устремлялись к сметным спискам, окладным росписям и приходо-расходным книгам. Той самой документации, которая позволяла им фиксировать «царские доходы и поборы с посадских и с уездных крестьян, и таможенные, и кабацкие, и иные сборы» и при этом себя не забывать. Воевода имел массу возможностей для личного обогащения. Расходы казны на жалование приказным и служилым людям, на городские нужды и тому подобное были довольно велики и слабо контролируемы. Кроме того, воеводы брали взятки за освобождение дворян от мобилизации, за неправый суд, незаконную продажу в холопы заключенных из тюрем, порой прибегали к прямому вымогательству.

Злоупотребления со стороны воевод приводили к тому, что они часто становились объектами ненависти местного населения, которая вырывалась на «свет божий» в ходе восстаний. В 1670 году саранский воевода Матвей Вельяминов был казнен взявшими город разинцами.

Воеводская служба была «срочной» – годовой; однако смена воевод через год производилась редко. Чаще всего продолжительность воеводской службы составляла два-три года. Иногда при назначении воевод сказывалась протекция родственников. К примеру, в 1681 году Павла Языкова на посту саранского воеводы сменил его сын Федор Большой.

Помимо сбора пошлин налогов воеводы разбирали земельные споры, вели расследование разбойных, или, как тогда говорили, «воровских» дел и т.п.

Саранские воеводы XVII века были, как правило, людьми деятельными, понимающими суть государственной политики и проводящими ее, но и не забывающими себя при этом. Первым воеводой, основателем города был Савва (Савелий) Иванович Козловский – князь, из рода князей Смоленских, заложивший в 1641 году на берегу Саранки крепость. А вот при стольнике Федоре Ивановиче Леонтьеве (воеводствовал в 1652–1653 годах) в Саранск был перенесен из Атемара центр «засечной черты» и уезда. Среди наиболее знаменитых саранских воевод стоит назвать Петра Лермонта – предка великого русского поэта. Он «сидел» в крепости в 1655–1659 годах, и под его руководством в 1656 году было отражено наиболее сильное и опустошительное нашествие южных кочевников в мордовский край в середине XVII века. Стольник Никифор Никитич Нащокин, управлявший городом и уездом в 1667–1669 годах, осуществил перепись служилых дворян, татарских и мордовских мурз, иноземцев и т. п. А под руководством князя Владимира Андреевича Волконского в 1671–1672 годах ликвидировались последствия разинщины, город отстраивался заново.

Впрочем, оставим перечисление заслуг саранских воевод XVII века для более подобающего случая и огласим лишь их имена:

С. Козловский – 1641 год,

Ф. И. Леонтьев – 1652–1653 годы,

С. Д. Хитрово – 1654 год,

П. Лермонт – 1655–1659 годы,

Н. Н. Нащокин –1667–1669 годы,

Н. И. Приимков-Ростовский – 1669–1670 годы,

М. Вельяминов – 1670 год,

Ф. Болтин – 1670–1671 годы,

М. Л. Плещеев – 1671 год,

В. А. Волконский – 1671–1672 годы,

Г. Касагов – 1672 год,

П. П. Языков – 1672, 1677–1681 годы,

П. Г. Долгоруков – 1675 год,

Ф. П. Языков – 1681 год,

И. Ю. Леонтьев – 1682–1684 годы,

И. Л. Римский-Корсаков – 1691 год,

Л. А. Бутурлин – 1700–1706 годы.

При этом напомним, что воеводы были не только людьми государственными, но и дворянами.

Саранское дворянство XVII века жило в массе своей не столь уж зажиточно. Иной раз даже оружие выдавалось дворянину государством. Так, в атемарской десятне 1679–1680 годов о служившем в рейтарском строю Павле Жукове сказано: «Ружье ему из казны выдано: карабан, а пары пистолей и лат не дано: поместье за ним, в Саранском уезде, с братьями вообче, 40 четей». Лишь отличие на службе влекло за собой увеличение выплат, а, следовательно, и улучшение жизни. К примеру, саранский дворянин Федор Жулябин в 1664 году получил прибавку поместного оклада за участие в военных действиях в Литве. Дмитрий Алферьев в 1674 году был ранен на государственной службе и «велено... в служилой список написать в дворовых, за службу и за рани и по родству». Весьма показательна судьба Панкрата Нечаева; начавшего службу в 1647 году в Атемаре и участвовавшего в строительстве корсунской и симбирской засечных черт. В 1659 году ему был увеличен поместный оклад за литовскую службу, «за конотопский бой». В 1664 году он был пожалован «за черкаскую службу», новую поместную «дачу» принесло ему ранение под Уфой в 1665 году.

Серьезным испытанием для саранского дворянства стала разинщина. Многие бежали от огня крестьянской войны, но многие пошли в ополчение, ставшее основной ударной силой правительства при подавлении восстания. В его рядах сражались Афанасий и Федор Жулябины, Андрей и Степан Нечаевы, в боях с разинцами погибли Андрей и Любим Юрловы, под Симбирском был тяжело ранен Григорий Алферьев. В боях с разинцами особо отличился саранский дворянин Григорий Тихонович Хардин. Был он воином опытным, участвовал в боях в Польше и под Ригой, где был ранен в правую руку. В полку князя Юрия Барятинского он сражался с восставшими, «на бою под Синбирском бился и ранен в левую руку, ниже плеча». Однако даже практически безрукий, правая действовала с трудом, Григорий Хардин участвовал в сражениях на Кондарати у села Тургенево. Долгое время мы поражались мужеству разинцев, почему бы ныне не отдать должное и дворянам, с ними бившимся.

Конечно же, дворянство нельзя идеализировать. Постоянное соприкосновение с военной стороной жизни бунташного XVII столетия порождало, как писали историки былого, «натуры грубые и характеры необузданные». Бытовые реалии того времени могут служить свидетельством. В 1681 году Макар Полянский со своими людьми ворвался к саранскому жителю Василию Дехтереву в дом и «ушиб» его сына, «младенца Микифора до смерти», а жену Авдотью взял с собой и бил и увечил плетьми до полусмерти.

XVIII век иногда называют дворянским столетием. В значительной степени это так, ведь дворянство, бесспорно, в массе своей поддерживало петровские реформы. Именно из этого сословия черпались неотложно требуемые работники – офицеры для армии и флота, чиновники и дипломаты, администраторы и ученые. Великолепный знаток российского быта Юрий Михайлович Лотман как-то заметил: «Психология служилого сословия была фундаментом самосознания дворянина XVIII века. Именно через службу сознавал он себя частью сословия. Петр I всячески стимулировал это чувство...»

В петровское время численность дворян в Саранске была невелика. Иван Кирилов, автор знаменитого первого статистико-географического описания России – «Цветущее состояние Всероссийского государства», зафиксировал в нем 4 дворянских и 43 помещичьих двора. И это неслучайно, большинство дворян предпочитали жить в своих имениях, в город же наезжали редко – либо на ярмарку, закупить что-нибудь необходимое, либо в экстренных случаях, да и то с неохотой. Так, в 1717 году, когда Саранску угрожала опасность кубанского набега, «в осадное сидение» собрались «знатные персоны» со своими людьми – подполковник Афанасий Дубасов, капитан Яков Анненков и прапорщик Савва Языков. Из остальных дворян и вотчинников никто в Саранск не явился.

В начале XVIII века большинство дворян было неграмотным. Петр I под угрозой записи в солдаты, запрета жениться, конфискации имений заставлял дворянскую молодежь учиться. По его указу саранские власти должны были собрать для  обучения 302 человека дворянских детей, но 118 из них «ухоронились или сбежали». Когда об этом стало известно, последовали указы о конфискации имений.

Относительное спокойствие в крае, сложившееся в начале XVIII века, привело к быстрому росту дворянского землевладения в окрестностях Саранска. Причем к фамилиям, в городе известным чуть ли не со времен его основания, прибавились роды знатные. К примеру, владельцем сел Троицкое, Мельцаны, Богородское, а вместе с ними и 1639 душ крестьян стал князь Николай Петрович Голицын. Директор канцелярии строений, князь Алексей Михайлович Черкасский получил в Саранском уезде 1777 душ крепостных, граф Алексей Петрович Апраксин – 1459 душ, князь Иван Федорович Ромодановский – 2494 души. Все эти вельможи даже не показывались в своих отдаленных вотчинах, однако они заметно потеснили саранское дворянство.

И все же знатные люди в Саранске появились, правда не по собственной воле. В 1697 году был раскрыт один из первых заговоров против Петра I. Во главе его стоял стрелецкий полковник Иван Цыклер. Заговор дал государю повод для расправы с недовольными его деяниями, среди которых были и родственники жены – Лопухины. Выдающийся российский историк Николай Иванович Костомаров отметил: «Вслед за тем отца царицы сослали в Тотьму, а двух его братьев в Саранск и Вязьму». Дворцовые разряды позволили выявить имя знатного ссыльного. В Саранске было указано быть «боярину Василию Абрамовичу да с ним племяннику его стольнику Алексею Андрееву сыну...» Боярская спесь Василия Лопухина, конечно же, была сильно задета. Ведь он занимал достаточно высокие посты в государстве Российском, был стольником, полковником московских стрельцов, окольничьим, стал боярином. Да и Петр I первоначально благоволил к нему, в 1690–1695 годы Василий Абрамович был судьей Казанского приказа. Опала сказалась на его здоровье, 9 июня 1698 года он скончался. Судьба его племянника, сосланного также в Саранск, неизвестна.

Петровские преобразования дали толчок карьере многих саранских дворян, вошедших в историю XVIII столетия. При Петре I в Московском морском училище начинал учиться Андрей Полянский. В 1715 году его переведут в Санкт-Петербургскую морскую академию, а в 1716 году отправят в числе других молодых дворян во Францию. Позднее Андрей Иванович Полянский отличится в «боях с Пруссией», станет командующим Балтийским флотом, будет награжден орденами святого Александра Невского и святой Анны. Судьба князя Федора Мустафина менее известна, однако она также достаточно типична для того времени с дворцовыми переворотами и интригами, головокружительными карьерами и стремительными падениями вниз. Этот саранский дворянин начинал службу гренадером, затем был переведен в гвардию. Он участвовал в возведении на престол Елизаветы Петровны, был пожалован крестьянами, а в апреле 1743 года предан военному суду и «за предерзости» отправлен в полки подпоручиком.

В XVIII столетии многие саранские дворяне стали связывать свое благополучие и благополучие своих семей не только со службой. Нередко они становились организаторами промышленного производства, чаще всего перерабатывающего сельскохозяйственное сырье. К примеру, в окрестностях Саранска было 22 винокуренных завода. Правда, из них только два – Левженский, принадлежавший Алексею Желтухину, и Архангельско-Голицынский, владелицей которого была Мария Вителевуж, были относительно крупными и давали до 1000 ведер вина. Остальные заводы были мелкими, производившими от 30 до 100 ведер в год. На заводе помещицы Прасковьи Литвиновой в селе Симбухове производилось 40 ведер в год, а на заводе статского советника Александра Полянского в Макаровке выкуривалось в год до 120 ведер. Со временем число крупных предприятий увеличилось. И роль личности здесь была чрезвычайно велика, достаточно вспомнить «акишинского накопителя» – Богдана Ильича Огарева, завод которого вышел на мощность 2000 ведер в год. Помимо винокуренных саранские помещики содержали полотняные заводы. Наиболее крупный из них принадлежал Николаю Бахметеву и располагался в селе Рождественском. Годовая потребность его в сырье выражалась более чем в одной тысяче пудов шерсти.

Пытались решить свои проблемы дворяне и за счет крестьян, ведь неслучайно XVIII столетие называют «золотым веком» крепостничества. Во времена Крестьянской войны 1773–1775 годов многие дворяне поплатились за свои издевательства над крестьянами. Была повешена вдова бывшего саранского воеводы Авдотья Каменецкая, казнены малолетние Макар и Марина Высильевы (повстанцы не нашли их родителей), убит генерал-майор Синягин. По словам статского советника В. И. Беккера, в Саранске «триста человек граждан обоего пола, не исключая и невинных младенцев, тут же преданы были казни нарушителей общего спокойствия...» Правда, некоторым удалось спастись. Так, неизвестный дворянин спрятался под личиной пастуха и три дня пас свиней в болотах к северу от города средь камыша и ивняка в грязи и тине.

Среди саранских дворян были и такие, кто перешел на сторону пугачевцев. Причины подобных поступков носили, конечно же, субъективный характер. Николай Иванович Костомаров записал достаточно типичную историю: «Один барин заколотил свою жену для того, чтобы иметь возможность жениться на своей любовнице. В то время, когда жена лежала мертвая на столе, прибыл к отцу в гости сын, служивший где-то в полку, и догадавшись, что мать его умерла насильственной смертью от руки отца, решился мстить отцу: ушел к разбойникам, сделался предводителем шайки и ночью напал на отцовский двор. Предуведомленный заранее отец успел убежать с новою женою, а сын в досаде сжег отцовскую усадьбу, но скоро был застигнут войском, взят в плен и казнен».

В 1785 году была издана Жалованная грамота дворянству, подтверждавшая его привилегии. Было установлено, что лишение жизни, дворянского достоинства и имения могло осуществляться только по суду, образовывались дворянские общества и дворянские депутатские собрания. Для доказательства сословных прав в губерниях были заведены родословные книги. Обратимся к одной из них – Пензенской. В различное время в нее были внесены роды саранского дворянства: Анненковы, Барабановы, Батурины, Булдаковы, Внуковы, Водар, Гавриленко-Нащинские, Доминцевы, Дятковы, Жмакины, Жуковы, Жулябины, Зиновьевы, Игумновы, Инсарские, Кикины, Корольковы, Кузьмины, Мачинские, Мезенцовы, Мельниковы, Нечаевы, Новохацкие, Обуховы, Олферьевы, Пановы, Поповы, Понялковские, Родзевич, Селивановы, Темирязевы, Тепловы, Тепляковы, Толбузины, Томсон, Федорчуковы, Ферлюдины, Филатовы, Шуваловы, Юрловы.

Дворянство получило право выбирать органы сословного самоуправления, во главе с уездным предводителем дворянства. Наверное, вновь стоит утомить читателя перечислением имен и фамилий, тем более, что список людей, занимавших этот пост, ныне является раритетом:

Александр Никонорович Анненков – 1783–1787 годы,

Андрей Федорович Желтухин      – 1787–1789 годы,

Гавриил Иванович Караулов                 – 1789–1792 годы,

Алексей Федорович Желтухин      – 1792–1795 годы,

Дмитрий Федорович Внуков                  – 1795–1799 годы,

князь Борис Васильевич Галицын          – 1801–1804 годы,

Михаил Васильевич Алферьев      – 1804–1807 годы,

Александр Алексеевич Столыпин          – 1807–1811 годы,

Лаврентий Афанасьевич Безобразов – 1811–1813 годы,

Петр Васильевич Борисов             – 1813–1819 годы,

Александр Львович Ховрин                   – 1819–1821 годы,

Григорий Васильевич Теплов       – 1821–1824 годы,

Дмитрий Алексеевич Желтухин    – 1824–1831 годы,

Андрей Андреевич Нечаев            – 1831–1834 годы,

Александр Александрович Татищев – 1834–1837 годы,

Андрей Андреевич Нечаев            – 1837–1845 годы,

Николай Петрович Обухов           – 1845–1857 годы,

Дмитрий Емельянович Чарыков   – 1857–1860 годы,

Николай Петрович Обухов           – 1860–1863 годы,

Дмитрий Емельянович Чарыков   – 1863–1969 годы,

Николай Кузьмич Кузьмин           – 1869–1872 годы,

Александр Васильевич Инсарский – 1872–1873 годы,

Николай Николаевич Шувалов     – 1873–1875 годы,

Дмитрий Николаевич Обухов       – 1875–1893 годы,

Георгий Иванович Юрлов            – 1893–1901 годы,

Николай Николаевич Кузьмин      – 1901–1902 годы.

Имена, имена, имена... Для многих перечисленные выше люди неизвестны. Попробуем оживить хотя бы одну из прочитанных вами строк. Дважды, в 1831–1834 и 1837–1845 годы саранским уездным дворянским предводителем был Андрей Андреевич Нечаев, судьба которого типична для провинциального дворянина. В 1791 году он был записан капралом лейб-гвардии Семеновского полка, в 1794 году стал фурьером, в 1795 году – сержантом. С 1796 года служил подпоручиком Выборгского мушкетерского полка, с 1797 года – Казанского гарнизонного полка. В 1798 году был произведен в поручики, в 1799 году – в капитаны. Ушел в отставку в чине майора. С 1802 года началась гражданская служба Андрея Нечаева в постовом департаменте. В 1816 году он был уволен «по прошению», в 1825 году  утвержден смотрителем Саранского уездного училища, за постройку помещения для которого был пожалован орденом святой Анны 2-й степени.

Саранское дворянское общество первой половины XIX века – явление в какой-то мере удивительное. Его быт был часто далек от той картины, которую порой представляют. Филипп Филиппович Вагель – сын пензенского губернатора, часто бывавший в Саранске на ярмарке, писал: «Чтобы судить о неприхотливости тогдашнего образа жизни пензенских дворян, надобно знать, что ни у одного из них не было фаянсовой посуды, у всех подавали глиняную, муравленую (зато человек хотя несколько достаточный не садился за стол без двадцати четырех блюд, похлебок, студеней, взваров, пирожных)». Это с одной стороны, с другой же стоит привести слова пленного французского офицера Христофера-Людвига фон Иелина, сосланного в 1812 году в Саранск: «...большинство дворян говорят хорошо по-французски: я знал девушек лет двенадцати – пятнадцати, кроме родного языка говоривших и довольно порядочно писавших по-польски, по-французски, по-немецки и немного по-итальянски».

Благосостояние дворян во многом зависело от числа душ крепостных, которыми они владели. Наиболее богатым в Саранском уезде в 30-е годы XIX века был Е. А. Кикин, которому принадлежали 1016 душ мужского пола. В уезде было восемь имений, владельцы которых обладали свыше 500 душ мужского пола. Среди них помещики Г. А. Анненков (839 душ) А. С. Абухов (738 душ), Н. Л. Безобразова (615 душ), С. А. Викулин (580 душ), князь А. П. Оболенский (591 душа), Д. А. Паков (520 душ), С. А. Римский-Корсаков (594 души), А. А. Татищев (578 душ). Однако уже к середине столетия крепостное хозяйство дохода не приносило. Наметилось оскудение дворянства, что проявилось в заеме существенных денежных сумм в государственных или частных банках и залоге имений. Конечно же, подобная практика существовала и ранее. Например, в 1792 году саранская помещица Е. С. Юматова получила из дворянской казны до тысячи рублей. Спустя три месяца долг ею не был возвращен, и Саранский нижний земский суд принял решение: «Ежели она тех денег в скорости не внесет, то с заложенным имением поступлено будет по обязательствам ее непременно». Прошло пятьдесят лет, и единичные ранее случаи стали обычной практикой. В 1856 году, к примеру, 7,2 тысячи человек крепостных (19%) саранских помещиков и 33,7 тысячи десятин земли было уже заложено. Кстати, параллельно росла дворянская задолженность государству. В том же 1856 году в уезде она составила 252,7 тысячи рублей. Результатом оскудения явилось описание помещичьих имений и взятие их доходов под контроль опекунских советов. В Саранском уезде в 1841 году в опеке находилось одно имение, а через десять лет – уже пять. Некоторые поместья шли с торгов. Так, во втором десятилетии XIX века было описано и продано имение майорши Хитрово в селе Конопать Саранского уезда.

Дворянство оказалось в массе своей неспособным приспособиться к новым условиям, оно стало вырождаться. Нравы саранских дворян и отношение к ним со стороны населения блестяще показал Роман Гуль, который в романе «Конь Рыжий» писал: «И словоохотливый старик вкусно рассказывает, кто и как из помещиков пропадал, как прожигали, прокучивали поместья... Соседнее Смольково помещик Новохацкий промотал на смольковских же девок. В богатом Лопатине отставной ротмистр Олферьев, с привезенной из Парижа француженкой, фейерверками и кутежами до тех пор удивлял весь уезд, пока имение не пошло с торгов, а барина не вывезли на единственном оставшемся ему шарабане. На торгах, глядя на распродажу своего добра, Олферьев лежал на диване, и когда торг дошел до бархатной подушки под его головой, ее за рубль купил Саранский прасол Постнов и, подойдя к Олферьеву, проговорил: «Подушка-то нам без надобности, только вот из-под барина-то ее вытащить!» И вытащил ее из-под Олферьева. Теперь от олферьевской усадьбы остались только развалины дома в сорок комнат, заросли жасмина, сирени, да кусок недорубленного еще липового парка».

Портрет саранского дворянства на излете его истории позволяет дать перепись 1897 года. Всего в городе проживали 371 человек дворянского звания, из них 130 человек были потомственными дворянами. По национальной принадлежности из потомственных дворян 127 человек были русскими, 1 – поляком и 2 – немцами. Уроженцами Саранского уезда были 39 человек, других уездов Пензенской губернии – 26 человек, других губерний Российской империи – 65 человек. Из общего числа дворян 134 человека состояли в браке, 40 человек были вдовы, 197 человек – холосты. Ну вот, пожалуй, и все данные, которые можно извлечь из статистических справочников той поры.

Судьба саранского дворянства, как и всего сословия дворянского, трагична. Оно погибло в 1917 году. Роман Гуль оставил свои впечатления от разгромов помещичьих имений в окрестностях Саранска в 1917 году. Он писал: «Мать рассказывала, как в Евлашеве убили Марью Владимировну Лукину. Ее убийство евлашевские крестьяне обсуждали на сходе, выступать мог свободно каждый. Против убийства выступил Никита Федорович Сбитнев, но большинство не захотело слушать кулака; на убийство мутил пришедший с фронта солдат Будкин. Но тогда несогласное с убийством меньшинство потребовало у общества приговор, что они в убийстве не участники, и поднятием рук сход постановил: выдать приговор несогласны и убить старуху. И, взяв колья, толпа двинулась во главе с Будкиным на усадьбу убивать старую барыню и ее дочь, которую все село полуласково-полунасмешливо называло «цыпочкой».

Как друзья ни уговаривали М. В. Лукину в эти дни разгромов и самосудов бросить Евлашево, старуха наотрез отказалась: «Тут родилась, а если Бог судил, тут и умру», и осталась в разваливающейся родовой усадьбе. Когда сельский сход голосовал ее смерть, она ужинала с дочерью, но из парка вдруг в окно забарабанила чья-то темная рука; дочь подбежала, открыла форточку, на пол упал комок бумаги, на бумаге накарябано: «Бегите скорей, вас будут убивать», и от темного окна какой-то мальчонка кинулся бегом по сугробам. Но старая старуха успела добежать только до каретника; их учуяли бросившиеся за ними крестьянские собаки, а за собаками набежала и, темная толпа с кольями. Марью Владимировну убили, вероятно, первым же ударом кола, с «цыпочкой» же случилось чудо. Окровавленная, она очнулась на рассвете у каретника, когда ей облизывал лицо их ирландский сеттер; из последних сил девушка подползла к матери, но увидев, что мать мертва, поползла дальше из сожженной усадьбы; ирландский сеттер шел за ней; он и спас ее, когда она, не доползши до хутора Сбитневых, потеряла сознание; сеттер бросился к избе, скребся, лаял и вышедшие Сбитневы подобрали «цыпочку» и отвезли в Саранскую больницу».

Уцелевшие в вакханалии 1917 года либо бежали куда глаза глядят, либо погибли во времена «красного террора». Так прекратило свое существование саранское дворянство.