Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (фрагмент выступления):

«...Я бы хотел поговорить сегодня о молодежи, о специфике молодежного общественного служения и в связи с этим о будущем нашей страны. Чем молодой человек отличается от человека зрелого? Многим. Он, во-первых, отличается большим количеством сил и энергии. Я очень люблю спорт, но я навряд ли смогу пробежать столько, сколько любой из присутствующих здесь молодых участников. Потому что разные возможности. Нет физической силы, нет энергии. Правда, у меня появилось с годами что-то, чего нет у молодых людей. Каждый возраст имеет свою ценность. И вот в этой связи очень опасно смотреть на молодежь как бы немножечко свысока. И постоянно учить молодежь. Я думаю, что мы все друг друга должны учить. Так род человеческий создан. Каждый человек, каждая личность обладает уникальностью. И общаясь с человеком, можно очень много узнать, очень много понять и многому научить.

Важно заставить себя не смотреть никогда свысока на другого человека, какое бы он общественное положение ни занимал, какое бы образование у него ни было. Потому что Бог каждого из нас отметил своей особенностью. Вот то же самое и в отношении возрастных категорий. Бог каждую возрастную категорию отметил своей особенностью. Поэтому не должно быть взгляда на молодежь сверху вниз, но с другой стороны и другого не должно быть – заискивания перед молодежью, присвоения молодежи каких-то особых качеств, которыми часто она не обладает. Таких, знаете, сусально-разукрашенных и витиеватых фраз в адрес молодежи: «Вы – наше будущее! От вас всё зависит!..» От всех всё зависит! И от молодежи, и от стариков, от всех нас. Каждый вносит свой вклад в жизнь, общество, страну, свою личную жизнь. Мы – единый народ.  Я думаю, что самое правильное отношение к молодежи – это отсутствие вот этого взгляда сверху вниз, и с другой стороны – отсутствие всякого желания понравиться молодежи. Нужно быть самими собой.

Вот я сейчас буду говорить перед молодежью так, как я говорю перед взрослыми. Я не буду употреблять вашего жаргона и вашего языка, я не буду стремиться вам понравиться. У меня в жизни был ужасный, такой, знаете, покоробивший меня опыт. Я участвовал в одном международном молодежном большом собрании, и выступал протестантский пастор, которого вдруг словно в одночасье изменили – он стал говорить на несвойственном ему языке, использовать молодежный жаргон, сел верхом на стол. Я его спрашиваю: слушай, зачем ты это делал? А он в ответ: а как же, они иначе не поймут. Такое впечатление, что он в зоопарк пришел. Я думаю, что методологическая ошибка работы с молодежью заключается в том, что мы пытаемся с молодежью говорить на таком, только для нее понятном языке, а говорить надо на своем нормальном языке. И молодежь поймет, молодежь – равноправный участник нашей жизни. Здесь, конечно, есть специфика, я уже сказал, что молодой человек сильнее, энергичнее. И есть еще одно, что связано с возрастной психологией. У каждого из нас в пятьдесят, тридцать, шестьдесят, сорок лет многое уже сделано, многое реализовано, а на что-то уж и сил не хватает. Я вот в отпуске задумался однажды над тем, что бы мне такое сделать полезное, и подумал: дай-ка я займусь изучением иностранного языка, которого не знаю. А потом сам себе сказал: пожалуй, я не успею. Занят, много работы. Буду ведь изучать в свободное от работы время, наверняка не успею, времени уже не хватит. А потом себя поймал на этой мысли и задумался, что еще лет пятнадцать тому назад мне это и в голову не могло прийти, что мне на что-то не хватит времени. Мне казалось, что на всё времени хватит, передо мной вся жизнь. Вот это и есть специфическая психология молодежи.

Молодой человек не чувствует никакой ограниченности, ему кажется, что это время будет всегда, он не чувствует ограниченности и в силе, ему кажется, что он всегда будет таким. Именно поэтому ему непонятно, почему человек другого возраста не идет так быстро, как он идет. Почему человек другого возраста предпочитает полежать, поспать, отдохнуть, а не бежать гонять мяч или ездить на мотоцикле. Вот эта энергетика, свойственная молодежи, она, конечно, создает определенную психологию, свойственную молодым людям. А цель этой психологии есть стремление к самореализации. Молодой человек, ребенок, учится в школе. Его учат, он всё воспринимает на веру, с доверием, считает своей главной задачей запомнить то, что ему говорят, научиться, познать. И процесс накопления знаний сопровождается, особенно в начале этого молодежного возраста, ясно о себе заявляющей потребностью самореализации: «я уже что-то знаю», «я могу», «я хочу что-то сделать» и «я хочу еще большему научиться, чтобы еще больше сделать». Это стремление к самореализации, этот, собственно говоря, натуральный пафос – это центр жизни молодого человека, даже если молодой человек сам себе не отдает в этом отчета. Даже когда девушка хочет понравиться молодому человеку – это тоже работа на самореализацию, потому что женский организм предрасположен к тому, чтобы содействовать продолжению рода человеческого. Это тоже важная самореализация личности. Мы в этом не отдаем себе отчета, но это так – всё направлено на самореализацию, на раскрытие способностей. На то, чтобы заняться каким-то делом, найти это дело. Я думаю, что главной задачей, которая стоит перед молодыми людьми, является нахождение такого дела, которое стало бы делом жизни. Здесь существует множество стереотипов, о которых я сегодня хотел бы поговорить, особенно в связи с церковью.

В ответ на мои телевизионные передачи люди нередко присылают письма, и довольно много этих писем. И вопросы самые разные. Бывают такие вопросы: «А можно ли православному ходить в театр?», «А можно ли православному заниматься спортом?» «А можно ли православному быть тем-то и тем-то?..» И думаешь: «Господи, а почему люди такие вопросы задают? Откуда возникает сама вот эта озабоченность, что православному чем-то нельзя заниматься?» Я думал над этим, и вот как ответил себе. Те гонения на Церковь, которые были в недавнем прошлом, привели к тому, что Церковь оказалась вытесненной с общественной сцены. Церковь была загнана в узкое пространство. Храмы были закрыты, кафедральные соборы в городах были взорваны, так же, как и кафедральный собор Саранска. Церковь могла быть где-то на окраине, маленькая церквушечка, чаще всего одна на целый город, ходить туда нельзя было людям, занимавшим общественное положение. Нельзя было, чтобы глава республики, председатель обкома или мэр города пришел в храм. Пришел бы в храм – работы бы лишился. Нельзя было врачу прийти, учителю, инженеру. А кто без боязни ходил? А без боязни ходили люди, вышедшие на пенсию. Поскольку у нас долгожителями являются женщины, то в основном это были женщины-пенсионерки, бабушки, которым терять было нечего. И они ходили в храм Божий. И вот такой образ создавался: где-то на окраине города маленькая церковь, наполненная старушками. Тогдашние идеологи говорили: посмотрите, это же вчерашний день! Кто там в этом храме? Люди не очень образованные, в основном старые, живущие пережитками. А молодому и сильному человеку там делать нечего.

Когда меня назначили архиепископом города Смоленска, то я по тогдашним правилам и законам должен был посетить совет по делам религии при Совете Министров в Москве. Я пришел к чиновнику, который меня проинструктировал, что мне нужно будет делать, когда я приеду в Смоленск. Я никогда в жизни не забуду его слов. Он сказал: «Ваше дело – заниматься старыми людьми, у которых потерян всякий общественный интерес. Вот если вы будете заниматься этими старыми людьми, с потерянным общественным интересом, то вы будете играть некую общественно-полезную роль. Это и есть ваше как бы общественно-значимое дело». Я подумал, что не случайно у этого чиновника такой подход. Образ церкви был и до сих пор – и у верующих, и у неверующих людей – остается несовместимым с очень многими сферами общественной и профессиональной жизни. А иначе откуда возникает вопрос – можно ли верующему быть артистом, можно ли верующему быть писателем?.. Ответ на этот вопрос заключается в следующем. Верующий человек может заниматься любой общественно-полезной деятельностью. Церковь никаких лимитов, никаких ограничений не накладывала и не накладывает. Больше того – церковь призывает людей к эффективной самореализации. К такому раскрытию своего потенциала, к такому занятию своим делом, в результате которого достигается максимальный результат».

С.Кириенко:

«Человеческий капитал – главное богатство страны»

Не мне говорить вам о пути пастырского служения, здесь присутствуют люди, которые смогут сделать это с гораздо большими основаниями и гораздо лучше, чем я.  Я могу говорить о том пути, который знаю сам – о пути служения государству. И вот здесь возникает важный вопрос: в чем смысл для государства взаимоотношений с Православной Церковью, в первую очередь в том, что касается молодежи. Что здесь общего, какие у нас общие задачи? Мне кажется, есть одна общая, очень важная задача, в которой государство не может обойтись без церкви – это задача формирования будущего страны. Мы, политики, можем только создавать условия, но будущее России – это совместная ответственность государства и церкви, это зона, в которой одно только государство справиться не в состоянии. Почему? Давайте попробуем вместе разобраться. Какое будущее нас ждет и чего мы хотим в этом будущем для себя и своей страны? Мне кажется, мы хотим для своей страны, чтобы она была сильной, богатой, чтобы граждане нашей страны могли получать достойную заработную плату и иметь возможность реализовать себя, чтобы люди, нуждающиеся в поддержке и социальной защите, были обеспечены достаточностью средств государством. Значит, страна должна быть успешной, богатой и конкурентоспособной в мире, могла бы выиграть конкуренцию у других стран. В чем будет эта конкуренция? Чем отличается будущее, которое нам предстоит, от того времени, в котором мы живем сейчас или жили еще вчера? Давайте посмотрим, что является сегодня основным богатством страны? Ведь было время, когда основное богатство зарабатывалось только природными ресурсами, и самой богатой была та страна, у которой больше природных ресурсов. Когда-то главным природным ресурсом была плодородная земля, возможность сельского хозяйства, лес, вода, потом прошло время и основными богатствами природных ресурсов стали нефть, газ, металл, то есть то, что находится в недрах земли. Прошло еще немного времени, и основным богатством страны стало большое индустриальное производство, крупные заводы, большие фабрики, большие технологические предприятия – это то, на чем зарабатывались основные богатства для страны и людей, которые в ней живут. Потом, к концу ХХ века, мир опять изменился, и основным богатством стал не физический капитал, а банки, страховые кампании и все, что связано с финансовым капиталом – там зарабатывались основные деньги.

Что происходит в мире сейчас, в начале XXI века? Давайте посмотрим, где сегодня зарабатывают самые богатые страны мира? И мы с вами сделаем вывод, что самое главное богатство сегодня – это люди, потому что основное богатство сегодня страны зарабатывают на интеллектуальном труде: программирование, компьютерные программы, высокие технологии и так далее. Что здесь главный источник богатства? Это не запасы в недрах, это уже даже не станки и здания, фабрики, заводы, – это люди. Люди, которые могут лучше других работать с этими новыми технологиями. У экономистов появился новый термин – «человеческий капитал» как главное богатство страны. Я хочу предложить не пугаться здесь слова «капитал», потому что мы говорим о капитале как об источнике богатства, как об источнике мощи и силы нашей страны, а мы хотим, чтобы наша страна была сильной и богатой. Более того, сегодня экономисты стали говорить не только о «человеческом капитале», а это – весь человек в комплексе: это знания, которыми он обладает, его способности, его возможности, его здоровье, его энергия, его воля, его вера; стали говорить еще и об общественном капитале, потому что в современном мире значение имеет не один человек, а коллективы людей. Люди, которые умеют работать вместе друг с другом, потому что один человек в современном мире мало чего может достичь. Что такое составляющие этого общественного капитала, или богатства, общества, в котором мы живем? Это образование и система образования, которая существует в стране. Это традиции, это нравственные и этические основания.

И вот мы с вами пришли к тому моменту, когда стали понимать, что главное богатство страны в XXI веке – это человеческий и общественный капитал, это люди. Так мы приходим с вами к осознанию важного факта: добывать нефть и металлы из недр государство может и само, ему для этого не нужны общественные организации, ему для этого не нужно взаимодействие с Церковью, это техническая проблема; строить станки, фабрики и заводы государство может само, для этого не требуется взаимодействие с Церковью, с общественными организациями, с тем, что называется гражданское общество; но если главное богатство – это общественный человеческий капитал, то одно государство никогда не справится с проблемами развития и поддержания богатства культуры. Тем более государство не может сформировать и поддержать нравственные и этические основания. Это уже вопрос, относящийся в первую очередь к зоне влияния и ответственности Церкви, это зона совместной ответственности. Так же как проблемы культуры держатся еще и на проблемах языка, то есть основанием культуры является язык. У государства возникает важнейшая потребность сформировать «заказ» на нравственную и этическую позицию, в том числе на деловую этику.

Этот вопрос звучал на Русском Соборе, который недавно проходил в Москве, в Храме Христа Спасителя. Я знаю, что вчера многоуважаемый митрополит Кирилл говорил с трибуны этого съезда о тех же проблемах. Это проблема нравственных оснований, которые существуют сегодня в экономике, то, что называется «деловой этикой». И это потребность государства, которое обращается к Церкви. Не может государство без Церкви выработать эти нравственно-этические основания.

Зачем рыночной экономике, в которой сегодня оказалась страна, какие-то нравственные основания, есть ведь законы рынка, которые сами всё отрегулируют?.. Но давайте посмотрим, какой в этом экономический смысл. Это вопрос цены доверия, это вопрос того, что стоит доверие. Доверие стоит очень больших средств и затрат, потому что если два участника, заключающие между собой любой договор, доверяют друг другу, то они могут не тратить огромное количество сил и времени на придумывание всевозможных юридических схем защиты, на наем юристов и адвокатов, которые будут защищать их интересы. Отсутствие доверия общество компенсирует большими затратами в поддержании и гарантии правил. И это серьезная потеря. То общество и то государство, в котором нет доверия между людьми, окажется неконкурентоспособным, потому что оно слишком много сил и времени будет тратить на создание систем гарантий. Приведу пример. На Дальнем Востоке деловые связи между предпринимателями, людьми, принадлежащими к одной диаспоре, к слову, живущими в России китайцами, часто оказываются успешнее, чем с местными предпринимателями. Потому что между ними существует доверие, они могут просто на бумажке написать свое обязательство или даже произнести его на словах. И другой участник этого же коллектива понимает, что его не обманут, ему не нужно идти в суд, ему не нужно нанимать юристов. Значит, если в государстве и обществе не будет доверия, то это государство будет проигрывать другим странам. Это, кстати, вопрос доверия не только между людьми, это и вопрос доверия к государству. Это вопрос этических норм взаимоотношений с государством, потому что – давайте с вами признаем, – у нас сегодня немало случаев, когда человек верующий, человек православный, человек, имеющий нравственное основание, может позволить себе совершенно спокойно хитрить и не платить налоги. У такого человека или нет нравственной основы и он только стремится казаться добропорядочным, или он делает для себя вывод: «я не знаю, как государство потратит эти налоги, и поэтому не буду отдавать ему свои деньги». Но ведь это деньги, которые государство должно потратить на зарплату учителям, врачам, на социальную защиту тех, кто в этом нуждается. Поэтому без системы доверия, построенной на нравственных и этических нормах, государство не может нормально развиваться.

Второй вопрос – это вопрос эффективности управления государством. Вы знаете, что два года федеральная власть занимается тем, чтобы сформировать одинаковые законы на всей территории страны. У нас пятнадцать регионов в Приволжском федеральном округе, и два года назад у нас существовала ситуация, когда в каждом регионе были разные законы. На территории Татарстана действовал один закон, на территории Нижегородской области – другой, в Оренбурге – третий, а в Башкирии – четвертый. И гражданин России, если бы он переехал из одного региона в другой, не получал гарантии, что он везде защищен одинаковыми государственными законами. Сегодня это удалось изменить, сегодня на всей территории России действуют одинаковые законы. Но является ли это достаточной гарантией того, что всегда восторжествует справедливость и что интересы человека всегда будут защищены. Мы будем вынуждены ответить, что такой гарантии у нас пока нет, потому что кроме норм, записанных в Законе, есть нормы обычного права, которые следуют из обычая; нормы права, которые реально существуют в жизни, построенные на этических основаниях, выросших из бытовых норм. Вы же знаете эту грустную полушутку, когда в любом споре у нас задавют вопрос: «Как будем судить – по закону или по совести?» Но мы понимаем, что это могут быть разные вещи: по совести может быть совсем не так, как по закону, это зависит от тех самых оснований.

Ну и третье, о чем я хотел бы сказать и что мы должны понимать: в этой среде не может быть пустоты. Если эти нормы и правила не предъявлены, они будут сформированы из других центров идеологического влияния, потому что Западный мир строит свою экономику на нормах протестантской этики, мир Юго-Восточной Азии строит свою экономику на нормах конфуцианства, а исламский мир пытается построить свою экономику на нормах шариата. Это вызов, который существует сегодня для России. Если раньше нас защищали и удерживали вместе границы государства, то сегодня «экономические границы» исчезают. Многие жители России, живя сегодня здесь, работают в филиалах иностранных компаний. А молодой человек, который сегодня является талантливым программистом, может разрабатывать компьютерные программы для российского института, а завтра он получит такую же работу от компании, не находящейся в России. Поэтому граница экономическая не обеспечивает целостности государства. У нас должны быть другие основания нашего «мы». И в какой-то мере это – язык и культура, но в гораздо большей степени – нравственно-этические основания. Выскажу личную точку зрения: я убежден, оглядываясь на историю России, что много раз в переломные моменты для России (а мы не в первый раз оказываемся на переломе истории, и России не в первый раз история предъявляет испытания) основанием, на котором Россия удерживала свою целостность, оказывалась Православная Церковь, оказывалась православная вера. На этом собиралась Россия, на этом собиралась великая Российская держава в XVII веке, и это в истории было не один раз. И только так можно ответить на вызов, который существует сегодня для России. Я снова возвращаюсь к тому, с чего начал: к зоне совместной ответственности государства, Церкви, к вопросу будущего и молодежи. Здесь есть важный момент, на который я хотел бы обратить внимание. Нормы нравственности и деловой этики не могут быть просто написаны на бумаге, их нельзя просто проговорить на съезде, согласиться, записать в решение, разойтись, жить дальше как раньше – ведь тогда ничего не произойдет. Потому что нормы нравственности и этики не пишутся. Они проживаются. Только так можно действовать. Вы, православная молодежь, можете принести в реальную жизнь общества эти нормы нравственности, принести, демонстрируя собой, своей собственной жизнью, своим поведением. Это непросто, это всерьез непросто. Но это принципиально важно, потому что нужны примеры того, что молодой православный человек может быть успешным в сегодняшнем мире, в сегодняшней экономике, может демонстрировать правильные нормы поведения, будучи успешным сам и помогая тому, кто в этом нуждается. Это относится и к проблемам развития культуры, и к проблемам продержки социально незащищенных людей, и к проблемам спорта.

Еще один вопрос, на котором я хотел бы остановиться, – образование. Ведь главные наши возможности и потенциал – это знания людей, это образование людей. До сих пор, когда мы говорим о партнерстве между государством и Православной Церковью, особых проблем и особых возмущений, ну, кроме уж совсем консервативных людей, не возникает. А вот как только мы начинаем говорить о партнерстве государства и Церкви в сфере образования, возникает серьезное напряжение. 10-11 октября этого года в Москве, в Сергиевом Посаде, прошла совместная конференция, которую проводил учебный комитет Русской Православной Церкви, Министерство образования, Министерство науки и три аппарата полномочных представителей – Приволжский федеральный округ, Центральный округ и Южный округ. Там был поставлен вопрос о том, каково должно быть взаимодействие и партнерство между государством и церковью в вопросах образования – и высшего образования, и среднего образования. И вот здесь сразу возникли огромные претензии. Я считаю, что в школе и в вузе обязательно должны быть основы религиозной культуры этики и нравственности, и тот стандарт, который разработан Министерством образования – стандарт теологии, – обязательно должен присутствовать в высших учебных заведениях, и более того – в школе должен быть введен курс и стандарт «Основы религиозной культуры и нравственности». Это принципиально важная вещь. Нам тут же задают вопросы, звучат упреки: означает ли это отказ от светского характера государства? Для меня принципиально следующее: мы не ставим под сомнение светский характер государства. Другой вопрос – что такое «светский характер государства», в чем он заключается, означает ли «светский» – атеистическое государство? Так было в годы Советского Союза: «светское» значит атеистическое. Но моя точка зрения состоит в том, что «светское» значит «равноудаленное» или «равноприближенное» по отношению к основным вероисповеданиям, к основным идеологиям. Атеизм в этом смысле является такой же верой – верой в то, что Бога нет. Эта точка зрения не может иметь господствующую позицию во взаимоотношениях с государством. Это как раз нарушение правил равноприближенности и одинаковых условий, которые создает государство. С другой стороны, «светское» не может означать «безразличное». «Светское» как безразличное к тому, что происходит в вопросах нравственности, этики, веры. Но государству не все равно. Образование является одной из зон совместной ответственности, для нас принципиально важно, чтобы люди, которые получали религиозное, конфессиональное образование, имели широкий кругозор и могли свободно общаться со своими сверстниками, получающими гуманитарное, светское образование, и для нас принципиально важно, чтобы люди, получающие светское образование, имели точные знания основ религиозной культуры, были компетентны в этих вопросах. Совсем недавно в Санкт-Петербурге мне пришлось общаться с журналистом, который всерьез говорил мне: «Ну как вы говорите о возможности преподавания основ религиозной культуры в вузах, когда наука и религия несовместимы?» Откуда это у молодого человека? Поэтому я убежден, что нам необходим в первую очередь стандарт теологии для высших учебных заведений. Наша задача – дать человеку возможность знаний, он должен иметь возможность ознакомиться с основами религиозной культуры. Верить или не верить – это его собственный выбор. Государство не может его подталкивать к принятию этого выбора.

Я хотел бы завершить выступление цитатой, которая произвела на меня огромное впечатление, это цитата из выступления архиепископа Афинского Христодула, который сказал: «Юный христианин! Будь господином времени и истории. Юный христианин, пусть жизнь твоя имеет смысл». Ничего лучше к этому добавить нельзя.