«На море-океане, на острове Буяне...» – некстати вспомнилась Дарье старая и жуткая заговорная молитва...»

В.Распутин «Прощание с Матёрой»

«В последней вещи Распутин упал», – обмолвился один известный критик, имея в виду прошумевшую и в общем-то даже прочитанную по нашему нечитающему времени повесть «Мать Ивана, дочь Ивана». Он имел в виду, что никто не посмеет сказать правду и что, наверное, было сказано много хвалебных слов, но они не совсем соответствуют действительности, потому что давит авторитет крупного имени.

А правда, действительно, такова, что в жгучей повести Валентина Распутина боль не всегда художественно преображена. Потому что боль – сегодняшняя. Она болит и без перспективы облегчения. Но рассматривать эту повесть как вещь литературно ОТДЕЛЬНУЮ невозможно. Необходимо понимать что, без осознанной воли автора, «Мать Ивана, дочь Ивана» и «Прощание с Матёрой» сплавились в дилогию. Вот тут-то все и встает на свои места, неразрывно, преемственно связавшись: и художественность – в «Матёре», и социальная острота и горечь в «Матери Ивана...», ведь именно выходцы и потомки переселенцев с затопленной, легендарной, как Атлантида, Матёры стали героями новой повести.

О да! Вовсе другая жизнь окружает их. Ожесточенно-каменная жизнь под низко-серым небом. И такова страшная степень откровенности новой повести Валентина Распутина, что перелистываешь журнальные страницы и всё не можешь сам себе поверить: да неужели ж это в нашей-то «новой» России этакая свобода, что черным по белому напечатано то, что всем известно, всеми обсуждается, но о чем политкорректно вид делается – что ничего подобного и в мыслях не держали. Про рынок – «всесветную барахолку», где «чурок через одного», где «новая власть купается в сказочной роскоши, а закон истово помогает новой власти нарушать правосудие...», где азербайджанец по имени Эльдар бешено злится и грозится убить изнасилованную девчонку, где «молодая бурятка, хозяйка квартиры и друг ее, еще один кавказец... заставлял Светку плясать по-ихнему, по-кавказски...», где «голос с акцентом предложил деньги», и следователь по фамилии Цоколь и прокурор района «тоже на их стороне», где для нас с вами «ничего хорошего, земляк, нету», где расправляются «как со скотом и хуже скота...», потому что «налетели эти коршуны... хищные, жадные, наглые, крикливые», «все эти черные, желтые, пегие... они ведут себя как завоеватели». А мы с вами – «даже гордиться принялись: мы, мол, народ терпеливый...» Надо быть Распутиным, иметь его имя, литературный авторитет, мужество, надо иметь в писательском активе «Прощание с Матёрой» и в личностном плане – иметь осознание происходящих процессов, чтобы взяться сказать то, что он сказал во всеуслышанье. Воспользовался свободой и со всей ответственностью. В назидание, так сказать, заодно всей литературной братии. Такие острейшие социальные вопросы ставить – это вам не половые акты описывать, ниже пояса раскрепостившись, и в том свободу творчества почитая.

А как же прекрасен был прежний остров русской жизни – обреченная, погубленная реформаторами Матёра! (Вот когда бороться с ними надо было – на дальних подступах!) Все существование Матёры таинственно было, все жило особенной своей, мистически озаренной жизнью. Тут и молитвы старух, и неведомый зверок – Хозяин острова, и могучий «листвень» – в перекличку с толстовским дубом, и из всего этого – самоценное бытиё, где человек столь значителен и столь целостен. Признаемся прямо, новая распутинская вещь заставила перечесть «Матёру», и с каким же наслаждением было сделано это!.. С восхищением языком, характерами, писательской ненавязчивостью. Классическая вещь, без сомнения. О новой повести этого не скажешь – и язык суше, и характеры проще (без мистики, без молитвы, а значит, без вертикали), но ведь и Матёры уже нет. Остров погублен. Вне этого острова, вне особенной цивилизации русские живут так, как описал Распутин в повести «Мать Ивана, дочь Ивана». И за то, что он взялся писать об этом и написал, поклониться ему надо. Неужели ж хуже того критика понимал, что не так выйдет, как про Матёру?.. Боль – всегда крик. И такая степень социальной напряженности тоже кричит. Мы просто слышать не хотим: не про нас, не с нами и пусть этого, страшного, что происходит, как бы не будет. Вторую часть не признаем, развития судеб не принимаем, документальное кино не смотрим.

В связи с распутинской дилогией, да простит автор эту вольность, хочется сказать еще об одной вещи. Наша воля – вот так бы, одной книгой и издавать: две повести Распутина и роман Веры Галактионовой «На острове Буяне».

Не знаем, намеревалась ли писательница связывать свой роман с распутинской «Матёрой» (вещью, безусловно, знаковой), но повторимся – литература ткется как единый покров, и удивления достойно, как это иногда хорошо выходит! Потому что роман Веры Галактионовой, несмотря на убийство в конце одного из главных героев, по всему своему строю, стилистике и духу – произведение глубоко оптимистическое. И оптимистичность эта заключается снова в том, что действие происходит на русском острове, название которого овеяно песнями и мифами. Отсюда и внутренняя, убежденная сказочность и в то же время – крепкий реализм деталей и образов. Все мы привыкли толковать о безмерности русской души и, может быть, это по нынешним временам всё спрятаться хочется, но глубочайшей отрадой измученной душе предстает эта отделенность, отграниченность, «островность» жизни. «Места здесь строгие, – поясняет героиня Бронислава. – Мы ведь сроду без никого живем тут, в медвежьем углу... не доедешь, по грейдеру идти, по Дикой дороге... с трех сторон – лед, с четвертой – тайга...» Эх и красота! – думаешь про себя. Вот бы туда – на остров Буян. Или на остров Матёра?.. Даже ведь и стиль иной раз перекликается, язык. И в напоминание о хозяине Матёры на Буяне тоже таинственный зверь присутствует – кот, выводящий пришлого Кешу, болтуна, городского чужака, из гибельного оврага. 

Все говорит о том, что русский этот остров – «колдовское место». И пояснение-то проще простого автор предлагает: «У нас и церковь не закрывалась, везде церкви рушили, а нашу-то небось – пальцем тронуть побоялися! Оно самое чистое место поэтому и осталось – Буян...» И даже дети здесь в советские времена иконы в галстуках пионерских целовали.

И снова в перекличку с распутинской «Мать Ивана, дочь Ивана» – такие социальные диагнозы, что на обложку журнала снова и снова смотришь: неужели напечатано?.. Так и есть – «Наш современник», 2003 год. «В Москве нерусь одна затаилась... где начальство бандитам за деньги продалось, там народу через кровь только освобождаться. А где не продалось – через оборону...»

Зато в Буяне люди стойкие. И вот когда Витек, сын героини, из армии вернется да с Макарушкой Макаровым объединится, то всем миром решат «как Буян от власти защищать... и про охрану границы района...» А поскольку люди в Буяне живут крепкие, не в пример нам с вами, то и нам надежду надо на них иметь. И это писательница нам обещает твердо. Только вот беда-то: из реализма русский остров в сказочность перекочевал! И в Буян как последнюю нашу надежду нам остается только верить. Где люди, которые «ни анашой, ни Родиной не торгуют... где нравственность. Православная...» Пусть спасет нас народная дружина от «заграничников, которые город захватили... Они, заграничники, по-культурному называются олигархи...» «Сама земля наша их съест, денежных-то этих...» Как они дороги становятся сердцу, эти русские люди от Веры Галактионовой: девочка, разговаривающая с Богом на кладбище, старухи, поминающие покойника, сама Бронислава, старик Федор Федорыч, Егорушка, погибший в Чечне, который за нас с вами молится...

Хорошо у нее там, у Галактионовой, на Буяне! Убедительный у нее Буян получился – Матёре погубленной альтернативой. Ну и какова же в этом сказочном свете русская перспектива?.. У писателя Валентина Распутина, кроме многих никчемных и сломленных русских, сын героини Иван, после несчастья с сестрой, страдательного пути матери и отца, встречи с бритоголовыми и лицом к лицу – с реальностью рыночной жизни, отправляется строить в селе на Ангаре церковь. Вот его правильный русский путь, а уж что будет дальше, как и будет ли – туманно. К сожалению, есть в образе некоторая вялость современная, материнской пассионарности не ощущается. Вера Галактионова реально и живописно изображает молодого уголовника (вот где энергия!), совершающего символическую расправу над Кешей (Кеша, кстати, из тех, за кого стыдно, что русские – так изоврались, изболтались, истаскались физически и нравственно по жизни), но автору-то и читателю шаг важен. Свобода зло совершить. И это наша перспектива тоже. Но в развитие мифической «буянной» атмосферы есть и герой вымечтанный, мифический, надёжа-парень, упоминавшийся уже Витек, тоже сын героини, пока служащий в армии. И поскольку он не написан, а только обещан, то веришь ему охотнее. И эта, значит, перспектива (или надежда, или вера) у нас есть.

Идея русского острова звучит сегодня с особенной силой. Это идея «третьей правды» (Л.Бородин), но в масштабе России. Это выбор и твердое осознание своей особости в мире. Это отрицание того, что мир предлагает. Сам факт, что идея эта отлилась в художественные произведения, свидетельствует, что она выношена русским сознанием, дорога сердцу, вожделенна, спасительна для народа.

От Матёры – к Буяну. И это не путь литературы – это путь нации. Куда дальше?..