Бритва

Рассказ

– Ну вы, лоси, в натуре, – Бритва уперся локтями в шершавую стену дома и затравленно смотрел на подходящих к нему мужчин.

Их было двое, лет тридцати с лишним. И этого сухого, в очках, Бритва узнал сразу и кинулся в отрыв. Но не ожидал от мужиков такой прыти. Кто-то из них кинул ему в ноги палку, Бритва запнулся, упал и успел встать только тогда, когда они уже были рядом, в нескольких шагах, отрезав путь к бегству. Оставалось одно – прижаться к стене и надеяться на чудо: вдруг во двор заглянет кто из своих, из «крыс». В заднем кармане у него лежала выкидуха, но он боялся ее вынуть, остатки здравого смысла подсказывали, что лучше этого не делать.

– Че надо, в натуре? – для храбрости огрызался он.

– А дерзкий мальчик, – усмехнулся один, повыше ростом, крепко сбитый, в черной кожанке, обернувшись к очкарику. – А с виду не скажешь. Красивый такой мальчик, чистенький.

Мужик говорил спокойным ровным голосом с неведомой Бритве интонацией, и от этого голоса все внутри сжималось, покрывалось инеем, а к горлу подкатывал удушливый ком страха.

– Ну ты, я вижу, меня узнал? – холодным, как лезвие финского ножа, тоном спросил очкарик. – А теперь слушай, – он потрогал кончиками пальцев кровоподтек под левым глазом, поморщился: видно, саднило. – Во-первых, назовешь своих кентов и их адреса...

– Ага, – Бритва опустил руки – раз болтать взялись, не тронут, – поспешно решил он. – А может, мы все прямо в ментовку сходим?

Хмыкнуть у него не получилось. Резко вспыхнули искры в глазах, и онемели губы, и соленым залило язык. Очкарик, потирая костяшки левой руки, не повышая голоса, сказал с расстановкой:

– Мальчик, пора бы научиться слушать.

Внутри у Бритвы все вскипело, но он смолчал и только скоро кивнул в ответ на тихое «понятно?»

– Так вот, – продолжал очкарик, – ты называешь своих дружков, потом, – мужик ухватил его за левую руку, удовле-
творенно хмыкнул и снял с руки браслет с часами, – возвращаешь мое имущество.

– Уже вернул, – усмехнулся «кожаный».

Бритва дернулся, но хватка очкарика стала железной, он дернул его руку до хруста в плечевом суставе. А «кожаный», прижав за другое плечо жесткими, как тиски, пальцами, до-
стал из Бритвиного кармана нож – солидное «зоновское» изделие с инкрустацией на рукояти.

– Ого, – чуть не радостно воскликнул он. – Вот это вот ведь какая игрушка, – он нажал на кнопку, и лезвие, смачно щелкнув, сверкнуло на солнце хищной рыбкой.

– Да уж, – очкарик отпустил руку парня. – Такие вот игрушки теперь носят, да еще и в ход пускают.

– Ну че пристали, че вам надо? – заныл Бритва.

Жаль было ножа и обидно за собственное бессилие и трусость. Одного ему только хотелось: избавиться от них поскорее, спрятаться, исчезнуть.

– Что надо, говоришь? – очкарик, резко выбросив вперед руку, за подбородок поднял безвольно опущенную голову Бритвы. – А вам от меня что было нужно? А? – вдруг его лицо перекосилось в бешенстве, в лютой ненависти. – Что? Молчишь? Падаль. – Он тряхнул безвольной головой парня. – А нужно мне, чтобы вас, сук, на белом свете не было, чтобы сдохли вы все, – прошипел он в самые глаза Бритве.

Бритва весь напрягся, попятился от жгучих ненавидящих глаз, от сабельно свистящего шепота, вдавливаясь в шершавую бетонную стену. Он вдруг ясно представил себе, как его собственный нож входит в его живот. Пропоров куртку, кожу, вспарывая кишки, выплескивающие кровь. И нож входит легко, без сопротивления, как два дня назад в бок этого вот очкарика, только не на пол-лезвия, а по самую рукоять, и после этого на него все еще давят и давят, пока острие не начинает скрябать о бетон стены.

Так ясно представил себе это Бритва, что даже почувствовал холодок лезвия, приставленного к беззащитной коже, хотя нож давно лежал в кармане у «кожаного». Ноги у Бритвы обмякли, подломились, и он медленно осел на колени.

– Дяденьки, – неожиданно неприятно тоненьким голоском заскулил он, захлебываясь хлынувшими по щекам слезами, судорожно выталкивая из себя дрожащие слова: – Простите меня. Не надо, дяденьки. Я не буду больше. Я все скажу. Это же не я. Я не хотел, это Бурый, это все он. Бурый это и Кузя. И Босс, дурак, лох поганый. А я не хотел. Не трогайте меня. Дяденьки, помилуйте.

Очкарик брезгливо оттолкнул его.

– Кончай ныть. Говори адреса, – он вытащил из внутреннего кармана ветровки записную книжку и ручку.

Бритва назвал всех. Не чувствуя ничего, кроме звенящей пустоты и внутри себя, и вокруг, он еле слышно продиктовал адреса, обессиленно отвалившись на стену.

– А тебе, пацан, мой совет, – пряча записную книжку, сказал очкарик, – бросай эту компанию, пока не поздно. Не дурак вроде. Не совсем пропащий.

И они ушли. А Бритва смотрел им вслед и только беззвучно повторял одно имя: «Саша, Саша...» Слезы высохли, стянули кожу на щеках противно и больно, ныли зашибленные губы, но злости на мужиков не было. Он все повторял это имя и все не мог вспомнить – чье? Оглушенный пустотой, он не мог сообразить, что это имя его, это он Саша – Саша Бритов.

ЭТИ КОШАЧЬИ ГЛАЗА

Рассказ

Не знаю, что привлекло меня в этой девице, одиноко сидевшей на спинке парковой скамейки, закинув ногу на ногу, и отхлебывающей пиво из темно-красной жестянки. Вид у нее был вызывающ и мил. Кожаная мини-юбка, короткая красная майка едва прикрывала грудь; над черной кожаной курткой – непроницаемые зеркальные очки и бельевая (по виду) веревка, стянувшая обручем каштановые пряди.

Обычно я не обращаю внимания на таких девиц, едва скользнув по ним взглядом, прохожу мимо, но тут за что-то зацепился и сам не знаю, зачем, присел рядом.

– Скучаешь, герцогиня? – и с чего это я ее так назвал? – Не возражаешь, если компанию составлю?

– Валяй, – выгнула она густо накрашенные ярко-красной помадой губы, едва взглянув на меня.

– Ждешь кого или отдыхаешь?

На вид ей было лет восемнадцать, не больше.

– Жду, – она поставила банку на скамейку и на несколько секунд подняла на лоб свои очки. – А ты че, дядя, снять хочешь?

– А если?

«Снимать» я никого не хотел. А зачем так ответил? Шут его знает.

Само вырвалось, потому что неожиданно я растерялся под ее взглядом. Что-то до боли знакомое сверкнуло в ее удивительных, по-кошачьи зеленых глазах.

– Пролет, – кошка спряталась за очками.

– Приятеля ждешь? Какой-нибудь крутой?

Девочка только досадливо прошипела и снова отхлебнула из банки.

– Какой там! Мать жду. Ясно?

– Вполне.

– Ну вот и вали. Пока.

Я закинул ногу на ногу, достал сигареты.

– Не волнуйся. Ничего не случится.

– О-о! – девчонка досадливым жестом откинула за спину пустую жестянку, обиженно токнувшую об дерево.

Помимо воли я, не отрываясь, смотрел на незнакомку, разглядывая детали лица вплоть до чуть заметных усиков над пухлой губой, под вздернутым носиком. Честное слово, она мне кого-то напоминала. Я все пытался вспомнить, кого именно, но не мог.

– Тебя как зовут-то? – спросил, чтобы не молчать.

– Какое тебе дело! – она раздраженно оглянулась на меня и вдруг попросила: – Угостил бы сигареткой, папик?

– Отчего вдруг папик? Или так старо выгляжу? – поинтересовался я, рефлекторно раскрыв пачку «Мальборо».

– Да нет, ничего. Во тьме потянешь, – девчонка еще раз внимательно оглядела меня. – А сколько папику лет? Тридцать?

– Спасибо за комплимент, – я закрыл «Мальборо», но пачку в карман не убрал. – Чуть больше.

– Ха. Это сколько – «чуть»?

– Не важно.

– Ну. Дашь закурить? – и она бесцеремонно потянулась к сигаретам.

– А тебе не рано? – вдруг заартачился во мне сорокалетний ханжа (кем я, собственно, и был).

– Ха! Скажи: жаль берет. Поди, последнюю пятерку спалил, чтобы перед дэвушками покрасоваться? Жану без хлеба оставил, да?

Вот же стерва. Тронутый за живое, я протянул ей сигарету.

– На, трави свой юный организм... А без хлеба мне оставлять некого. Один живу.

– Да ну? – прикурив, сквозь выхлоп оскалилась она, приоткрыв передние, чуть смещенные зубы (а я невольно пощупал языком свои, так же криво выросшие). – Что так? Заливаешь часто, или с башлями туго?

Интерес к моему одиночеству у нее был неподдельный, хотя и ернический. Ну да не рассказывать же каждой скучающей... девице про свое житье-бытье?

– Это, герцогиня, тебе вряд ли будет интересно. И вообще, это мое дело.

– Нет, ну все-таки?

Похоже, девочка решила от меня отделаться, а самой уходить не хотелось, или и правда мамашу ждала, вот и уцепилась за явно неприятную собеседнику тему. Что ж, сам виноват: открыл при кошке холодильник.

– Какая любопытная, – я швырнул окурок в стоявшую неподалеку урну, удовлетворенно отметив точное попадание. – Состариться быстро не боишься?

– А, – махнула она рукой, поразительно знакомым жестом. – при такой жизни чем раньше, тем лучше.

– Глубокая мысль.

– Ага. Ниже уровня городской канализации.

Вот же чудо-юдо! Я невольно восхитился. С виду ангел, выкрашена и выряжена как клоун, выражается как грузчик, и с покорностью ребенка сидит, ждет маму. Ребус, а не девчонка.

Вдруг она поспешно бросила под лавку окурок, вытащила из кармана куртки «даблминт» и сунула в рот сразу два пластика. Я оглянулся по направлению ее встревоженного взгляда...

Черт меня побери!

Аллея была пуста. Только одна фигура двигалась навстречу нам. Это была женщина. И эта женщина была Лариса.

Меня словно поддомкратили. Я не чуял ни себя, ни ног, но поднялся перед нею. Встал как сказочный Сивка-Бурка, только укатанный годами и одиночеством.

Она почти не изменилась, моя Лариска. Двадцать лет я не видел ее, почти двадцать лет, но узнал сразу. Она осталась все той же. Хотя что-то в ней все же изменилось, появилось новое. Походка ли стала другой, тверже или осанка горделивее? Но вот она растерялась. И снова стала прежней милой девчонкой – Лариской-крыской.

– Игорь. Ты? Здесь? – она играла губами, не решаясь улыбнуться.

– Здравствуй. – Я шагнул к ней. – Откуда ты-то здесь? Я слышал, что ты за бугром.

– Я? – растерянность не проходила. – Нет... То есть я была. А теперь вот приехала... Мы приехали. Знакомься. – Она шагнула за меня. – Это Ира... Моя дочь.

Ира сняла очки и смотрела округлыми глазами то на меня, то на мать. И я понял, что окончательно спятил.

Я понял, что привлекло меня в Ире: и статью, и лицом она была вылитая мать, только волосы были не русые, а цвета жареного каштана. А эти кошачьи глаза потому и показались мне до боли знакомыми, что я их вижу каждое утро, когда бреюсь перед овальным зеркалом в ванной...