Константин Смородин
* * *
Я чувствую: душа моя черна.
И страшно мне от этого, и больно.
Сияет на дворе, лучась, весна
и светится лазурь в высотах колокольных.
Деревья брызжут зеленью, и птичьи голоса
перекликаются в садах и перелесках.
Весна возводит новые леса,
чтоб строить светлый храм для жителей окрестных.
Но мне не в радость свет –
душа моя черна,
как будто бы над пропастью повисла.
Весна! Весна!
Какой ещё ответ
держать мне пред тобой для обретенья смысла?..
* * *
Жизнь, беременная смертью,
смерть, беременная жизнью.
Вечности гуляет ветер
и шумит в ветвях отчизны.
Всё вокруг – отчизна ветру,
нет границ у мирозданья.
Странно это, странно это...
Невместимо... Несказанно...
Не достать мечту рукою,
нет без Бога смысла в жизни.
Может быть мечта – рекою,
может быть Любовь – Отчизной...
* * *
Попадешься на удочку бесу
и тебя он, как карася,
выудит из среды небесной
в бездну, имени не спрося.
На крючке всё та же приманка.
Угодив в гипнотический сон,
снова веришь без вариантов,
будто выиграешь миллион.
Но покуда ты еще бьешься,
рвешься, мечешься в камышах,
может статься, именем Божьим
и спасётся твоя душа.
Ангел Божий, приди на помощь!
Богородица, пособи!
От печали себя не помнишь,
не укроешься от любви...
* * *
Трать себя, трать.
Растрачивай понемногу.
Что с тебя взять?
Встанешь пустым перед Богом.
Он поглядит.
Скажет устало:
– Этого – наградить
чистилищем...
Толку от него мало...
* * *
Я забыл, что такое сон,
я забыл, как меня зовут,
что поделаешь – я влюблен,
заглушает всё сердца стук.
Давит прошлого обелиск.
Разрешится ль с душою спор?
Жизнь лежала, как чистый лист.
Мелким почерком: приговор.
Я прошу тебя: отмени!
Умоляю: не утверждай!
Вновь вернутся черные дни
и откроется бездны край.
Впрочем, что тебе? Вечен спор
двух, схлестнувшихся вдруг, стихий.
Что ж, подписывай приговор,
и забудь про мои стихи...
* * *
Нет, не Жар-птица ты,
а птица Феникс,
на пепелищах чёрных обитаешь,
и возрождаешься,
когда вокруг темно
и ни во что не веришь,
внезапно
огненным цветком взвиваясь.
Неверных – опаляешь,
верных – греешь...
* * *
Я стою на краю балкона,
впереди – только взмах руками.
Я давно уже вне закона.
Я раздавлен меж берегами.
Как поверить, что я не птица?
И что бездна вне моей власти?
Просыпайся, жизнь только снится.
Просыпайся же, просыпайся...
* * *
Каждый звонок я встречаю с надеждой,
вдруг это ты позвонишь мне однажды.
Этих звонков уж набрался ком снежный,
лишь от тебя я звонка не дождался.
Что ж, соберу ещё парочку комьев –
снеговика слеплю в память о встрече.
Встретимся как-нибудь:
– Вроде знакомы?..
– Правда? Лица не узнал. Сумерки. Вечер...
* * *
Нас отучили различать, где кетчуп, а где кровь.
Из правды и лжи смешали шипучий коктейль.
И нашу последнюю крепость – любовь
превращают в роскошный отель.
Хочешь – останься на ночь,
а хочешь – неделю погости.
Всё обесценилось,
вернее, имеет определённую цену.
И все... Почти...
* * *
Расплылся киселём туман,
и на душе моей туманно,
и если я немного пьян –
узнай, каким бываю пьян я.
Как будто бы нашкодил чёрт:
стена кисельная до неба,
река молочная течёт.
И так нелепо всё, нелепо.
Не разобраться, не понять
в тумане – как найти друг друга?
Приговорённые, опять
мы движемся с тобой по кругу.
Прикованные к жерновам
своих пристрастий и мечтаний,
слепые, бродим тут и там,
и черпаем туман в тумане...
* * *
Я!.. Я сам во всём виноват,
живущий жизнь впустую,
из-за меня с виноградину град
сыплется на мостовую,
из-за меня сходят с рельсов поезда,
падают самолёты,
потому что это моя звезда
в небе горит отчего-то,
потому что мной построены города,
закупорены реки, пробиты штольни,
мой ток бежит по моим проводам,
мной развязаны войны,
потому что это моя земля
гулко дрожит под ногами,
потому что именно я, а не змея,
распоряжаюсь этими берегами.
Или мне странный приснился сон?
Не мой на дворе век?
И, управляем со всех сторон,
ничтожный я человек?..
Русские
Мы уходим с арены,
медленно, постепенно,
нас становится меньше,
мы становимся мельче.
Мы уходим с арены,
наши девы – в гаремах,
иссякает деревня,
мало воинов верных.
Мы уходим с арены,
потому что – растленны,
потому что без веры
мир становится серым.
Но пока что есть старцы, –
кто в скиту, а кто в коме, –
мы живем в своем царстве,
мы живем в своем доме.
О. Георгию Саковичу
Дорогой отец Георгий,
к нам доносит ветер горький
с ридной неньки Украины
то обиды, то кручины.
Вообще, куда ни глянешь,
то поля лежат – в бурьяне,
то баркасы кверху днищем,
то ведет калеку нищий.
Пусть вернулся Крым в Россию,
внешне мы сильней, красивей, –
рубищем прикрыты раны,
ближе глянешь: наркоманы,
алкоголики, путаны,
тати, злые басурманы...
Не узнать порою лица –
ненависть из глаз сочится.
В головах людей – разруха.
Кто идет навстречу Богу?
Больше тех, кто ради брюха
пропадает понемногу.
Но пока что в храме строгом
служите Вы, представляя
нашу паству перед Богом,
Бог страну – благословляет.
Верим в это не словами,
верим в это в сердце, твёрдо,
и уходим вслед за Вами
в мир живых из мира мёртвых...
Май 2015 г.
* * *
матушке Ларисе С.
И колокольчик, дар Валдая,
Звенит уныло под дугой...
Ф. Г л и н к а
Что мне Цветаева и Мандельштам,
что мне Чухонцев и Бродский?
Я отрекаюсь, истерзанный, сам
жить в этом топком болотце.
Мне не по силам произрастать
словом, пропитанным болью,
все мои чувства, все, бедные, пять,
стоном звенят колокольным.
Что мне поэзия в жизни дала?
В небо подняться, как птица?
Только сломались два белых крыла,
ветер по ним не струится.
Что мне поэзия в жизни дала?
Вечным пронизанный током,
я заземляю колокола
в этом болоте глубоком.
Верно, без разницы – омут, обрыв, –
лётчик или налётчик, –
колокол мощный в руке и – надрыв,
или звенит колокольчик?..
Сколько болото таит миражей
и испарений тревожных.
Сто колоколен в сто этажей
кличут посланников Божьих.
Быть бы попроще, себя не искать,
а положиться на Бога.
Все мои чувства, все, бедные, пять,
рвутся с родного порога!..
Только не станет ли Бог мне пенять,
что не пою я, страдая?
Нет уж, звени, колокольчик, опять,
дар золотого Валдая!..
* * *
Что – поэзия? Плод или пустоцвет?
Квинтэссенция снежного дня?
Это я говорю. Через тысячу лет,
может, кто-то услышит меня?
