Сергей СЕРГЕЕВ

УТРЕННИЙ КРОСС

Летом 1985 года массивная плотина в нескольких километрах к югу от райцентра перегородила речушку Очим. К осени набралась вода, и так образовался совхозный пруд. Вблизи нашего поселка не было крупных водных артерий, поэтому нам он казался настоящим морем. Этой же осенью в пруд запустили малька карпа, примерно два миллиона штук.

Рыба успешно перезимовала, а весной стала стремительно набирать вес и достигла вполне «товарных» размеров. Так что даже самые опытные рыбаки не считали зазорным совершать далекие утренние переходы, чтобы половить совхозного карпа.

Ну, а в выходные дни берега пруда были просто усеяны любителями рыбной ловли. И никто не уходил домой с пустыми руками. Даже те, кто о рыбалке знал лишь из посторонних рассказов.

Настоящим бедствием в то время были мальчишки в возрасте от 8 до 12 лет. Их приближение ощущалось уже за километр, так как по одному они на рыбалку не ездили и во время движения наперебой рассказывали друг другу о своих вчерашних успехах. Заслышав в отдалении эти высокие звонкие голоса, рыбаки недовольно морщились и про себя молили Бога и всех святых, чтобы эта «орда» прошла мимо. Поначалу, действительно, встретив недружелюбные взгляды рыболовов, пацаны садились в отдалении и даже замолкали, но ненадолго. Потом оказывалось, что у соседей справа и слева, да и вообще везде, рыба клюет гораздо лучше, чем у них. Поэтому они все чаще начинали озираться по сторонам и вскоре переставали обращать внимание на собственные поплавки.

Конечно, рыба клевала бы и у них, если бы они поменьше орали и бегали по берегу. Некоторые из ребят понимали это и пытались образумить своих товарищей, уговаривали их вести себя спокойно. Но для большинства из них гораздо легче было бы переродиться заново, чем просто закрыть рот.

Постепенно эта шумная компания рассеивалась. Причем каждый из них старался устроиться между двумя наиболее удачливыми, по его мнению, рыбаками. Сердитые взгляды на этот раз их не останавливали, так как перспектива остаться без рыбы придавала им наглости. Доходило даже до того, что, в очередной раз выудив из воды рыбу и сменив наживку, рыбак не мог забросить свои снасти на прежнее место, потому как там уже торчал из воды несуразный поплавок не в меру нахального юного гражданина. В этой ситуации даже железное терпение дало бы трещину. И в адрес незадачливого ребенка, как правило, сыпались слова «на все случаи жизни», которые ему желательно бы не слышать.

Но в общем, несмотря на возникающие иногда конфликтные ситуации, все возвращались домой с хорошим уловом и в отличном настроении. Так продолжалось до тех пор, пока об этом не узнало совхозное начальство.

То, что рыба успела вырасти за столь короткий срок, было для них полной неожиданностью, на которую они не смогли оперативно отреагировать. И уж, конечно, кусали локти оттого, что немало рыбы уже было выловлено.

В один такой день на пруду появился «уазик», из которого вышел директор совхоза. Его появление не предвещало ничего хорошего. Большое количество рыбаков на пруду его ничуть не смутило. Зычным голосом, чтобы было слышно на другом берегу, он приказал всем убираться по домам, повторив это несколько раз для большей убедительности. Со стороны было интересно наблюдать, как с приближением этого человека десятки людей вставали со своих мест и спешно сматывали удочки. Такое ощущение, будто сытый волк подошел вплотную к овечьему стаду и, несмотря на то, что его намерения не были агрессивны, овцы как-то по привычке все равно шарахались в разные стороны.

Видя, что уже первый его натиск увенчался успехом, директор принялся укорять людей. «Как вам не стыдно, – кричал он, – ну ладно дети… а вы, взрослые, пожилые люди… какой пример вы им показываете? Браконьеры! Неужто вам ловить больше негде… ведь это не мое, это совхозное добро…»

И так далее.

Со стороны рыбаков слышались отдельные дерзкие выкрики. Большинство же молча собирались по домам.

Уже после первых таких столкновений число «браконьеров» на пруду резко уменьшилось. С теми же, кто осмеливался приходить снова, велась более жестокая «индивидуальная работа».

Больше всего хлопот совхозному начальству доставляли опять-таки дети. Многие из них в этот год поймали свою самую большую рыбу. И упорно не желали лишать себя удовольствия только из-за чьей-то прихоти. Но и с мальчишками сумели справиться. Их ловили, трепали за шиворот, выбрасывали рыбу и безжалостно, невзирая на мольбы и слезы, ломали удочки.

Буквально за одну неделю пруд опустел. Те немногие, кто отважился прийти туда, вынуждены были быть все время начеку, так как в любой момент могли превратиться из охотников в жертву.

В один из таких дней мы втроем (с отцом и соседом) отправились на совхозный пруд. Пошли пешком, посчитав велосипеды лишней обузой на случай погони. На них от машины далеко не уйдешь.

Уже рассвело, когда мы добрались до конечной цели. Причем место выбрали с таким расчетом, чтобы было куда скрыться на случай опасности. Но так как пруд со всех сторон окружали открытые степные просторы с редким кустарником, то единственным нашим спасением мог бы явиться только ручей, впадавший в водоем неподалеку от плотины. Ручей протекал по дну глубокого оврага, и, переправившись на другую сторону, мы могли бы чувствовать себя в относительной безопасности.

Правда, до спасительной переправы было как минимум метров двести, но это расстояние мы сочли вполне приемлемым, тем более, что наше местоположение давало очень обширный обзор территории, что позволяло быстро отреагировать на появление опасности.

Ранним утром бояться кого-то было нечего. Поэтому мы, не теряя времени даром, принялись за дело.

Рыба клевала весело, скучать не приходилось. И наши сумки быстро наполнялись. Так продолжалось примерно до 7 часов, когда вдалеке появился клуб пыли, из которого по мере приближения вырисовывались очертания директорского «уазика».

Все разговоры как-то сразу прекратились, на поплавки никто не думал и смотреть, мы напряженно наблюдали за автомобилем. Местность с нашей точки просматривалась хорошо, но и нас было прекрасно видно. Каждый втайне надеялся, что не захочет совхозный начальник связываться с тремя скромными рыбаками, пусть даже, по его мнению, браконьерами. Машина проедет мимо, и мы вздохнем с облегчением. Но наши надежды оказались напрасными.

«УАЗ», шедший на довольно высокой скорости, вдруг резко затормозил, дал задний ход и свернул на плотину. Ясно: нас заметили.

Сразу, как по команде, взметнулись вверх удочки. Сматывать их не было времени. Поэтому мы просто схватили их в охапку, не снимая наставки, уложили на плечи и, прихватив рыбу, побежали в сторону спасительного ручья.

Свои удочки и рыбу отец передал мне, мотивировав это тем, что если директор увидит его хотя бы издали и узнает, то обязательно выгонит с работы. Прежде чем я успел что-то возразить, он уже преодолел добрую четверть пути. И глядя на его легкий красивый бег, нельзя было подумать, что этот человек выкуривал в день не меньше пачки «Беломора». Правда, он неоднократно рассказывал о своей славной спортивной юности, но, честное слово, поверил я во все это только в тот день.

У меня также не было проблем с легкой атлетикой. Во всяком случае, в школе по физкультуре я имел твердую «пятерку». Но, к величайшему стыду, в данной экстремальной ситуации мне не удалось проявить во всей силе свои легкоатлетические способности. И причину случившегося нужно искать в области психологии.

Уже с первых метров дистанции я почувствовал, что значит быть в шкуре «зайца». Ощущение не из приятных. К тому же местность, которая на первый взгляд представлялась чуть ли не идеально ровной поверхностью, на деле не оказалась таковой.

Ноги то и дело натыкались на какие-то кочки, муравейники (которых оказалось почему-то слишком много на моем пути) или проваливались в невесть откуда взявшиеся ямки. Да еще эти удочки на плече, целых шесть штук, с размотанными снастями, волочившимися по земле. В руке два пакета с рыбой (и зачем я туда воды налил?)

Все это в совокупности очень мешало бежать. Дышал я так, словно уже пробежал километров десять. И не нужно лишний раз напоминать, насколько длинными нам показались эти злосчастные двести метров.

Именно нам. Потому что сосед чувствовал себя еще менее комфортно, чем я. Он старался не отставать, но было видно, что для его насквозь прокуренного организма это оказалось слишком тяжелой нагрузкой.

Примерно на середине дистанции мы обнаружили, что на пруду были не одни. Скрывшись за полуостровком в узком уютном заливе (куда впадал спасительный ручей), расположились два любителя рыбной ловли. Их место было более укромным, но не давало хорошего обозрения местности, поэтому они и не подозревали, какая опасность им грозила.

Когда мимо них пробежал мой отец, они его, возможно, и заметили, но не придали этому должного значения, настолько легко и непринужденно тот бежал. Но когда к ним приблизились мы с соседом, дыша словно два паровоза, нагруженные удочками и рыбой, они все поняли без слов и, быстро собрав все необходимое, последовали следом за нами.

Только на берегу ручья я впервые позволил себе оглянуться. «УАЗ», невзирая на неровности местности, на большой скорости уже спускался с холма. Но было уже поздно. Пробежав несколько метров вверх, там, где ручей не был таким широким, я легко перепрыгнул на другую сторону и шагом направился к березовой посадке, где нас давно поджидал отец.

А на другом берегу разворачивались интересные события.

Сосед к тому времени окончательно выбился из сил и, чтобы не утруждать себя лишними метрами пробега, решил перепрыгнуть через ручей в том месте, где остановился. Но там было довольно-таки широко, и он, как следовало ожидать, до другого берега не долетел и очутился по колено в воде. Вернее, не в воде, а в тине.

Обычно в таких ситуациях сосед крепко ругался матом. Но на этот раз он или был слишком напуган, или не посчитал нужным тратить на это жизненную энергию, которая явно была на исходе, судя по тому, как он вяло и судорожно карабкался наверх, работая только руками. Ноги, в сапогах, заполненных доверху тиной, безжизненно повисли, создавая лишь дополнительный довесок к его грузному телу.

Глядя на него со стороны, могло бы показаться, что здесь снимают кино. И в центре внимания насмерть уставший путник, который из последних сил карабкался на высокий берег реки…

Надо признать – сосед блестяще «отыграл свою роль». И жаль, что в этот момент его не снимали. Правда, действительная высота берега «нашей реки» едва ли превышала полтора метра, но сила впечатления от этого ничуть не уменьшилась. Так и тянет сказать: чем меньше берег, тем талантливее актер.

…Из ПОСЛЕДНИХ СИЛ, словно тяжелый мешок, сосед перевалился на твердую поверхность и замер без движения. И только шумное дыхание подсказывало, что перед вами не труп. В данный момент его можно было «брать голыми руками», но директор наметил себе другую жертву.

Его опытный взгляд разглядел среди всех нас двух пожилых любителей рыбной ловли. Правда, один из них проявил невиданную для своего возраста прыть, перепрыгнув ручей вслед за мной. Другой решил поискать местечко поуже и побежал вверх по течению. Ему наперерез бросился директорский «уазик».

Рыбаку ничего хорошего это не предвещало. Тем более, что по дороге он просыпал рыбу и, видимо, ни за что не собирался с ней расставаться. Когда же рыба была собрана, оказалось, что «УАЗ» преградил «старому» путь к бегству. Бежать назад было некуда.

Из машины вышел директор совхоза. В этот момент он ничуть не сомневался в том, что уже поймал «браконьера». Оперевшись одной рукой на раскрытую дверь, другую уставив в бок, откинув борт костюма, директор напоминал чем-то русского барина, который изловил плутоватого крепостного на «месте преступления».

Но велико же было его удивление, когда этот крепостной, ничуть не смутившись, буквально на расстоянии вытянутой руки пробежал мимо своего «изловителя», не удостоив того даже взглядом. Директор опешил от такой непочтительности к собственной персоне и на пару секунд замер в боевой стойке борца «сумо», глядя вслед пожилому нахалу, который старческой трусцой продолжал передвигаться вверх по течению ручья.

«Стоять, с…!» – закричал он, опомнившись от шок. Потом было бросился догонять рыбака, но, вспомнив о статусе солидного начальника, быстро вернулся назад в машину. Но пока «УАЗ» разворачивался, старый рыбак нашел-таки узенькое местечко и перепрыгнул на другой берег.

Если меня не подвела наблюдательность, то как в начале пути, так и в конце он бежал с одинаковой скоростью и никогда не оглядывался назад. При более близком знакомстве на его лице, бесстрастном, как кирпич, не отражалось ничего, кроме усталости. Чувство юмора для него, по-видимому, также было незнакомо, так как после нашего рассказа о происшедшем с ним никакой реакции с его стороны не последовало.

Вскоре появился сосед. Он успел немного отдышаться на берегу, но до конца в себя еще не пришел. Поэтому его походка и осанка напоминали древнего человека на заре его эволюции. Подойдя к нам, он тяжело осел на землю, снял сапоги и вылил остатки тины. Потом закурил и… наконец-то выругался. Все вздохнули с облегчением, ибо ждали этого давно.

Поначалу его брань была безадресной. Но постепенно обрела направленность в сторону директора совхоза, чья машина нервно курсировала вдоль берега, как будто он всерьез вознамерился любой ценой переправиться на другую сторону. Но все было бесполезно.  После пяти минут безрезультатных  перемещений машина остановилась. Снова вышел директор. То, что он был раздражен, это мягко сказано. Неудача явно вывела его из равновесия. А уж последняя сцена со старым рыбаком… и говорить нечего.

В таком состоянии не сразу и сообразишь, что нужно говорить и нужно ли говорить вообще. Вот и директор, подойдя к берегу, не нашел ничего лучше, как крикнуть: «А ну все сюда! Быстро!!!»

По-моему, он даже подпрыгнул от переизбытка чувств – ясно было видно, как всколыхнулось его пузо. Мы, в свою очередь, ожидали ответной реакции соседа. Но к тому времени он уже успел «выпустить пар», и достойного ответа не последовало.

Директор же покоя не находил. Что-то еще неразборчиво прокричав в наш адрес, он снова вернулся в машину и стал по рации вызывать милицию. «Пятый, пятый…» – доносилось из «уазика».

«Сейчас СОБАК ПО НАШЕМУ следу пошлют», – пошутил сосед.

«Для такой «шишки» и вертолеты прилететь могут», – поддержал тему отец.

Директор говорил намеренно громко, чтобы нам было слышно. И было понятно, что за его словами нет ничего серьезного. Наверное, он просто хотел подольше задержать наше внимание. Но сидящий в машине человек – зрелище малоинтересное. Поэтому мы быстро привели наши снасти в порядок и тронулись в обратный путь. Шли мы вдоль оврага, а параллельно по другому берегу двигался директорский «уазик». Но дороги там не было, и водитель, не выдержав, развернулся, после чего машина как-то уж очень быстро скрылась с наших глаз.

«Наверное, обиделся», – снова пошутил сосед.

…На этот раз, чтобы дойти до дома, нам предстояло сделать приличный крюк. Поначалу активно обсуждались утренние события. Прошедшие переживания уже кроме смеха ничего не вызывали, много и крепко ругали директора, который появился некстати, в самый разгар клева. Ближе к дому разговоры прекратились, чувствовалась усталость. Но настроение было хорошее. Ведь несмотря на потерянные крючки, сорванную рыбалку и перенесенные волнения, у каждого в голове звучала торжествующая мысль: «А все-таки мы его сделали!»

*

Наталья ЗАДАЛЬСКАЯ

Эскулапинки

Так устроен человек, что не может прожить, не болея. Увы! – волей-неволей мы должны обращаться к врачам – людям, которые долго изучают человеческий организм, чтобы потом… возможно, квалифицированно загубить его. Очевидно, не слишком почтительное отношение к разным врачам существовало давно. Недаром вспоминается А.С.Пушкин:

Я ускользнул от Эскулапа

Худой, обритый, но живой;

Его мучительная лапа

Не тяготеет надо мной.

К сожалению, некоторые медики сами способствуют тому, чтобы о них рассказывали анекдоты. Но, конечно, среди врачей много настоящих специалистов, самоотверженных и благородных. Я всю жизнь буду помнить и всегда с уважением и благодарностью относиться к доктору Леониду Дмитриевичу Дьячкову, буквально спасшему меня от тяжелой мучительной болезни, которую десять лет не могли вылечить другие врачи. Огромное Вам спасибо, добрый и мудрый доктор, человек большой души, Леонид Дмитриевич Дьячков!

Но в основном мой опыт встреч с врачами не так радужен, как хотелось бы. В молодости каждый визит к врачу воспринимался мною очень серьезно, и я старалась выполнять все их рекомендации, не обращая внимания на те нелепости, а иногда и грубости, которые они говорили. Но с течением лет, приобретая житейский опыт и некоторую мудрость, я стала философски относиться к визитам к врачу и со здоровым юмором воспринимать их высказывания.

Эскулап – римский бог врачевания, и «юмористические» высказывания врачей, записанные мной, я назвала «Эскулапинки».

*   *   *

На приеме у врача жалуюсь на головную боль. Врач, серьезно глядя на меня, говорит: «А от головной боли надо принимать таблетки на букву «Ц». На мой недоуменный взгляд она отвечает: «Нам говорили, как они называются, но я забыла».

Она сидит, как монумент.

Ничто ее не трогает.

На больных глядит, как мент

На жулье за «Волгою».

Вот приходит пациент

С болью на лице.

«Надо вам принять таблетку,

Что на букву «Ц».

Бледный было пациент

Стал красей азалии:

«Доктор, эта буква «Ц»

Не цианистый калий ли?»

*   *   *

Во время сильнейшего приступа радикулита ужасная судорога скрутила мне ногу, да так, что я не могла ни разогнуть ее, на наступить на нее. Превозмогая боль, опираясь на клюшку и держась за стены, я вызвала «скорую». Полусонный доктор посмотрела на меня, всю скорчившуюся от боли, и произнесла свою дежурную фразу: «Что случилось?» «Доктор, – говорю, – я не могу ходить». Доктор смотрит на меня и искренне недоумевает: «Я куда вам ходить в четыре часа ночи?»

*   *   *

Мучаясь страшными головными болями, я пришла к невропатологу. Он внимательно меня выслушал, выстучал молоточком, поводил перед глазами пальцами, а потом произнес: «А во время приступов головной боли вы не пробовали подставлять голову под струю горячей воды?» «Нет, – откровенно призналась я и с надеждой в голосе спросила: – А что, это помогает» «Я не знаю, – задумчиво ответил доктор.

*   *   *

Опять прихожу к невропатологу с болью в пояснице и рассказываю о своем состоянии. Врач внимательно слушает, записывает все рассказанное в карточку, а потом, посмотрев на меня злыми глазами, говорит недовольным голосом: «А от меня чего вы хотите?» Растерянно я говорю: «Я хочу, чтобы вы дали мне рекомендации, как лечиться». «Ну, это-то я вам скажу», – говорит врач. А что же еще хотим мы от врачей, кроме рекомендаций, как лечить мучающую нас болезнь? Загадочная фраза доктора осталась для меня тайной.

*   *   *

У меня что-то заболело в боку. Корчась от боли, я пришла к терапевту. Осмотрев меня и ничего не найдя со своей стороны, она отправила меня на консультации к гинекологу, урологу, гастроэнтерологу, проктологу, невропатологу, и все они в один голос заявили, что по их части я здорова. Таким образом, при наличии ужасающей боли, не затихающей ни на минуту, я оказалась непостижимым образом здорова. Однако Господь сжалился надо мной, и через две недели моя мучительная боль как пришла, так и ушла, о чем я и сообщила лечащему меня терапевту. «Вот и хорошо, – обрадовалась она. – Вот и вылечились!». «От чего вылечилась?» – искренне удивилась я. «От болезней. Посмотрите, сколько их у вас», – недовольная моим вопросом, ответила врач. «Но специалисты сказали, что эти болезни ни при чем. Так от чего же я вылечилась?» Мой вопрос остался без ответа.

*   *   *

В 1984 году я ездила в индию по туристической путевке. К сожалению, несмотря на многочисленные прививки, которые нам делали до отъезда в эту экзотическую страну, один человек из нашей группы уже по приезде домой заболел. Наши медики отличились и здесь, они поставили ему диагноз «тиф» и стали лечить от тифа, но человек таял на глазах и не хотел выздоравливать. Тогда вызвали подмогу из столицы. Московские светила, оказавшись на высоте, поставили диагноз «малярия», и через несколько дней больной пошел на поправку. Все это сказалось на всей нашей туристической группе. Сначала мы сдавали анализ на тиф, а потом после уточнения диагноза долгие годы при малейшем повышении температуры нам приходилось сдавать анализы на малярию. Однажды угораздило меня простудиться, поднялась температура, и пришлось сдавать анализ крови на малярию. Это происходило уже несколько лет, и я особенно не волновалась. Прихожу на прием к врачу, и он, держа в руке результат моего анализа крови, говорит: «Вам нужно съездить в инфекционную больницу, у вас обнаружили малярийные плазмодии». Я от удивления открываю рот, не в силах выговорить ни слова. Видя мое онемение, медсестра берет у врача результат анализа и читает: «Малярийные плазмодии НЕ обнаружены». Результат анализа снова возвращается к врачу, врач недоуменно читает: «Действительно, не обнаружены. Значит, вам не нужно ехать в инфекционную больницу». Как писал в своей всем известной комедии всем известный Николай Васильевич Гоголь: «Немая сцена. Занавес».

*

Николай РЕВИЗОВ

ЗМЕЯ НА ТРОНЕ

Басня

Ползла, ползла и доползла

Змея на трон «Главлесиздата».

«Сюда я озмеить взошла

Лесного пишущего брата», –

Подумала она и,

В клубок свернувшись, прошипела:

– Приш-ш-шел мой ч-ч-час – пора за дело!

И собрала она на сход

В округе пишущий народ.

По рукописям ползая, она

Сжимаясь то в клубок, то в прутик разжимаясь,

Чуть слышно по-змеиному шипела:

–Иш-шь, вон сколько настроч-чили…

А мир вокруг все тот же – нич-чуть не изменили.

А поч-чему? Скажу вам правду для нач-чала:

В твореньях ваш-ших ш-ш-шипящих мало.

Слов нет совсем: ползуч-чья, суч-чья,

Ц-ц-цап, ц-ц-царап, обжеч-чься, стеч-чься…

Зато кошмарных небылиц

В писаньях ваших через край.

Одни лишь междометья у медведя,

Рык, вой у серого соседа,

Безумие, восторг в руладах соловья,

Сопение сплош-шное у крота.

А драматург кабан-секач-ч-ч

Нахрюкал лишь хрюстину…

Сам вечно с пьяным рылом – уж истинно скотина…

Да и у каждого не то, что надо…

Свои творенья надо доработать –

Как можно больше сократить:

Поменьш-ше пенья и поболее ш-шипенья,

Язык певуний – защ-щемить,

А чтобы жизнь лесную изменить,

Научитесь ползать и творить…

Я вижу: стиль такой вам по плечу,

Под силу.

Талантом Бог вас все же наградил… –

Им по-змеиному в конце польстила.

В круг ж своем звала их всех «ДЕБИЛЫ»…

А в круг вошли лишь бегемот и крокодилы.

С тех пор прошло уж много лет.

А новизны в твореньях нет как нет.

«Вы ползать и шипеть нас научили,

Под змеиный норов песни мы сложили…» –

Меж собою шепчет пишущий народ,

Смотрящий преданно в змеиный хищный рот.

Мораль ясна:

Коль творчеству судьей является змея –

И почерк будет долго у «творца» змеиный.