Татьяна Вешкина

В сакрэ-фонте всегда лето

 

Часть 2 

Герб «волк»

Глава 1. Таинственное письмо

Девушки определенно умеют заинтриговывать разными способами: такое ощущение, что этот навык они получают в момент рождения и всю оставшуюся жизнь тщательно шлифуют. Сегодня свое искусство заставлять близких томиться в нетерпении потрясающе продемонстрировала Мия. Она появилась под окном моей комнаты в восемь утра и начала кидаться маленькими камешками в стекло. Звуки вмешались в сюжетную линию сна, и мне привиделось, что над моей головой кружат голодные ангелы, требующие еды, и пытаются вырвать сэндвич у меня из рук. В реальности оказалось, что я прогрыз уголок подушки и обслюнявил простынь: надо бы не забывать на ночь есть поплотнее и побольше.

Весь такой сонный и помятый, в белой майке, надетой наизнанку, я предстал перед своей девушкой. На фоне Моретти в ее легком летнем берете и узорном платье до щиколоток я выглядел неумытым бездомным, об которого споткнулись на вокзале. Мия так очаровательно помахала мне, словно ее номинировали на «Оскар» и она звала меня с собой на вручение этой престижной кинонаграды.

– У тебя всё в порядке? – учитывая довольную физиономию девушки, вопрос явно был лишним, но этикет требовал его озвучить.

– Лучше не бывает! Доброе утро! Ты и представить не можешь, что у нас случилось.

Я зевнул и облокотился на оконную раму:

– Это не утро, это ночь. Ну, формально, по крайней мере. Я еще должен спать. Ладно, поднимайся с черного хода, так хоть семью не разбудишь.

А теперь ловите небольшое руководство по грамотному созданию интриги вокруг какого-либо события. Сначала должна следовать вводная реплика, и будет идеально, если она начнется с мистического умозаключения: «Ты и представить себе не можешь!» Вот только главное условие – не пояснить, что именно твой собеседник не в состоянии представить – иначе никакая это уже не интрига. Пусть тот, с кем вы ведете разговор, хорошо помучается, рисуя у себя в голове самое невероятное сочетание образов. Ну, там, боевую мышь верхом на верном коте, отправившуюся на поиски волшебного сыра, заговор фарфорового сервиза с целью сверг-
нуть дворецкого, говорящие пирожные. Молчание ужасно важно, поэтому между каждым следующим высказыванием должно пройти минимум двадцать минут. После этого вы, наконец, можете рассказать, что стряслось. Даже если вы всего лишь хотели поведать о том, что во время утренней прогулки в лесу вы наткнулись на четырехлистный клевер.

Мия отворила дверь в комнату, осмотрела меня с ног до головы, хмыкнула и не оставила выбора:

– Ты пока переоденься и умойся, а я заварю нам хороший чай. Не волнуйся, я тихо.

– И бисквитов, бисквитов принеси, – бросил я ей вслед.

Я представил, как она собирает свои длинные черные волосы в пучок, по привычке обваривает чайник кипятком, а потом с видом лесной ведьмы начнет швырять в него щепотками заварку – в только ей известных пропорциях. На кухне будет солнечно, и золотые блики будут падать на щеки волчицы и тонкие руки, усыпанные веснушками. С того момента, как я, Маркус и Мия увидели ангелов, прошло почти полгода, и сейчас весна была в самом разгаре, проявляя скрытое, – все попрятавшиеся коричневые пятнышки снова выступили на коже.

Распахнув дверь ногой, Моретти появилась на пороге с подносом, который ломился от закусок и испускал пар, похожий на завихрения прозрачного торнадо.

– Я всю ночь не могла заснуть и решила с рассветом выйти на пробежку. Это изменило всё, – начала Мия, глядя мне в глаза. Она запнулась и принюхалась. – Знаешь, думаю, тебе лучше сначала принять душ.

В конце концов, кто я такой, чтобы мешать моей леди самовыражаться? Так что угадайте, куда мне оставалось деться?

Обычно почту семьи проверял мэр Данте, отец Мии: ему не терпелось добраться до подписных изданий: «Современные IT-технологии для чайников, чашек и блюдечек», вестник библиографа «Есть еще пыль в пороховницах», подробное ежемесячное руководство «Как не превратиться в реликт, если слишком долго управляешь музеем».

В общем, Мия, возвратившись со своей утренней прогулки, решила сама принести почту из фиолетового ящика. Перед тем, как вернуться в особняк, она свернула в цветущий, пахнущий медом и пряностями сад. Моретти расположилась на скамейке под пологом деревьев и принялась неторопливо отбирать бесполезные рекламные
объявления.

– Выглядит как идеальное начало книги, – вмешался я, прерывая рассказ моей леди, – причем пока непонятно, будет история детективной, бытовой или фантастической... По-моему, интригует.

Мия взяла чашку в руку, и легонько подула на теплый напиток:

– Я же знаю, ты можешь не перебивать меня. Почему ты вдруг решил заговорить о книгах? Обычно ты мне про живопись рассказываешь. Мне до сих пор снятся в кошмарах детали того твоего рассказа о художниках, которые рисовали полотна своими телами...

– Последнее время я всё чаще стал задумываться над тем, что, возможно, в моей душе живет писатель, – я рас-
сеянно пожал плечами и расфокусировал взгляд, глядя сквозь пятна света, в которые превратилась комната. – Хочу написать книгу. Свою собственную. Ну, а ты, как один из самых искушенных в мире читателей, потом поделишься своим мнением. Если Маркус может бегать по Сакрэ-Фонте и расписывать все церкви, дома и стены подряд, значит, и я тоже могу творить.

Моретти кивнула:

– Да, Маркус у нас такой... Скоро проснусь, и окажется, что он акриловыми красками зарисовывает белую стену в моей спальне... Хотя, должна признать, у нашего Л’Аквилы настоящий талант. На днях видела, как он заканчивает граффити на стене возле городского парка. Представляешь, он обернулся орлом, парил на высоте метров пяти и рисовал, крепко зажав кисточку в клюве. Так о чем ты думал писать? Может, решил создать труд по истории Средневе-
ковья? Книгу по живописи эпохи Возрождения? Займешься сказками и древними легендами?

– Вообще-то я мечтаю поведать нашу историю. Историю оборотней. В виде не то мистического, не то фантастического романа... Всё происходившее с нашими семьями представляется мне таким захватывающим и невероятным, достойным для рождения в печатном варианте.

Мия засунула мне в рот пирожное, прекращая поток слов.

– Это же может быть опасно! Что, если когда-нибудь рукопись, которую ты создашь, попадет в руки к людям... Это же почти мина замедленного действия! Твоя книга может буквально разорвать этот мир на части и посеять смуту...

Я прожевал бисквитную тартинку с шоколадным кремом и клубникой.

– Вот поэтому я пока пишу, а потом бросаю записи в огонь. Я смотрю, как они возвышенно горят, до последнего сражаясь с огнем, и думаю, а вдруг кто-то на той стороне их читает? Шучу, конечно.

– Ну вот, я на тебя дурно влияю, – засмеялась Моретти, – ты стал слишком поэтичен. – Я продолжу, с твоего позволения.

И Мия вернулась к описанию событий, которые произошли с ней утром.

Среди ярких обложек своей простотой и лаконичностью выделялся тонкий конверт из белой бумаги. Он был испещрен почерком, похожим на пляшущие языки пламени – словно адресант привык переписывать старинные манускрипты, ну, или недавно окончил курсы каллиграфии. В графе «получатель» значилось: «М. Моретти». Наверно, какие-нибудь романтики и пожилые люди по всему миру до сих пор строчат друг другу письма, но не мы. Полуторатысячелетним оборотням никто не пишет; все, кого мы знали за пределами Сакрэ-Фонте, давно мертвы. Мия никогда не получала конвертов, и сперва она решила, что его отправил я, в каком-то странном слезливом порыве или
ностальгируя о минувших веках рыцарства. Но среди поля «адресант» застыли инициалы «Д.С.Д.», что делало ситуа-
цию еще более загадочной. Когда Мия распечатала конверт, отрастив волчий коготь на указательном пальце, и развернула лист бумаги, то осознала, что направлено письмо вовсе не ей. При рождении отцу Мии было дано второе имя – «Микеле», но оно никогда не было в ходу, и никто из местных не обращался к нему так. Лишь один оборотень когда-то предпочитал называть мэра «Микеле». «Данте Стефано Дольфино», – так подписался отправитель, выводя пером витиеватые изгибы букв.

Имя Данте Дольфино мы старались не упоминать, но хранили в мыслях с чувством глубокой признательности и уважения.

Я покраснел, когда Моретти произнесла его – Данте Дольфино приходился сыном Роберто Дольфино, тому самому господину, чью могилу мы вероломно раскопали в поисках ответов и спасения. Один из немногих переживших бойню, Данте покинул наш город, злясь на ангелов, которые не остановили взбунтовавшийся герб дракона и позволили пролиться крови невинных. Прежде чем навсегда исчезнуть из Сакрэ-Фонте в компании еще двоих родственников, Дольфино набрал в бутыли воды из источника бессмертия. К сожалению, у всего есть срок годности, и, лишившись доступа к роднику, беглецы обрекли себя на смерть. Так, по крайней мере, я думал раньше.

Каким же образом оборотень, который ушел из нашего мира, смог связаться с М. Моретти? И что он желал сообщить? Неаполитанская марка с изображением станции метро
Толедо и дата отправки – 7 дней назад – не могли быть доказательством того, что Данте Дольфино, более чем триста столетий отрезанный от возможности продлевать бессмертие, всё еще жив.

– Я слишком быстро читаю, – пожаловалась девушка, забираясь с ногами на мою кровать. И когда она успела снять обувь? – Мне хватило одного взгляда, чтобы прочесть этот короткий текст. Если бы я знала, что «М» – это никак не «Мия», то не притронулась бы к конверту. И никогда бы не наткнулась на что-то действительно инте-
ресное.

«Мой дорогой друг М.! Я получил твое предыдущее письмо и рад, что у тебя и твоей семьи всё хорошо. У меня есть все основания полагать, что бойня 1701 года и события, которые произошли во время осеннего карнавала, тесно связаны между собой. Думаю, это лишь маленькая часть заговора. Я наконец расшифровал текст из дневника моего отца и получил доступ ко многим тайнам. Никогда не доверял переписке, так что хочу рассказать всё лично. Через неделю, на исходе апреля, около шести утра в порт ди Анджело за тобой прибудет яхта моего сына Тони. Она называется «Иден» и отвезет тебя ко мне в резиденцию. По дороге в Неаполь вы с Тони сможете проверить мою теорию, он введет тебя в курс дела. Надеюсь, кто-то из твоих детей сможет временно взять на себя обязанности мэра. Я так давно ждал встречи, и думаю, что для нее настал подходящий момент».

Мия сунула мне письмо и придвинулась поближе:

– Ты что-нибудь понял?

Я обнял ее и почувствовал, как мою щеку защекотали локоны.

– Ну, наверняка это какой-то розыгрыш. И даже если автор действительно Дольфино, то, по-моему, война с гербом дракона сделала его параноиком и адептом теории заговора. Между строк сквозит немного нескрываемого
безумия.

– Я бы не была так уверена. Единственное, о чем я могу заявить – почему-то у меня нет сомнений, что отправитель – это именно Данте Дольфино, и они с моим отцом состоят в переписке. Почерк, манера письма – та же, что и у того оборотня, которого я помню – семья дельфинов часто бывала у нас в гостях. На самом деле у меня гораздо больше вопросов, чем готовых ответов. Интересно, как давно они обмениваются письмами? Почему отец не упоминал об этом? Что они ищут, зачем ищут и почему скрывают ото всех?

Глава 2. Королевский прием

Казалось бы, случайное открытие Мии стало самым волнительным событием сегодняшнего дня, но на самом деле был еще один повод не находить себе места и кусать когти. Этим вечером мэр пригласил меня на семейный ужин, где соберутся все представители герба волка, а это больше, чем сотня человек под одной отдельно взятой крышей. Семейным ужином это мероприятие называлось, чтобы подчеркнуть воздушность и непринужденность царящей атмосферы, но на самом деле оно куда больше походило на формат королевского приема. По крайней мере, мне так начало казаться после рассказов Мии. «Нет, нет, что ты, это не официальное торжество! Просто встреча, на которой родня говорит об искусстве, вспоминает былые времена, разные битвы, вкусно кушает и пробует необычные сочетания блюд...» «Это семейное застолье на 170 с лишним человек, ну, почти как у Короля Артура». «Нет, что ты, не обязательно что-то приносить с собой в подарок. Подарили ли моему отцу на одной из таких встреч корабль? Да, но это была чистая формальность, не бери в голову». «В чем приходить? Да хоть в джинсах и брюках. Мы же не сообщество официантов или разнорабочих, чтобы принуждать носить какую-то униформу. Будут ли остальные в смокингах? Да, в большинстве своем».

Ради такого празднества я даже отправился в лисьем облике через леса и склоны и добрался до ближайшего крупного города. Там меня ждали лучшие одежные бутики Северной Италии, притаившиеся в длинной галерее из резного мрамора.

Я мог бы доехать до пункта назначения на своей машине: взамен разбившегося бирюзового кадиллака родители купили мне новый, такой же. Но правда заключалась в том, что при взгляде на безобидного механического скакуна возле подъездной дорожки меня каждый раз передергивало от неприятных воспоминаний. Думаю, я никогда уже не захочу сесть за руль. Если честно, я до сих пор не понял: был ли автомобиль попыткой вернуть всё на свои места или его приобрели с целью напоминания о том, что у всех действий есть закономерные последствия. Я склонялся к первому варианту: в детстве, когда у меня ломалась любимая игрушка, мама и папа на следующий день заменяли ее такой же, но новой.

Этот жест позволил мне впервые познакомиться с фамильным бессмертием, попытаться его осознать и постичь. Рядом со мной всегда была любимая собака из нежного розоватого фарфора, и не существовало в целом мире такой неудачи, которая бы навсегда оставила ее в виде хрупких осколков на паркете. Фарфоровый пес каждый раз возвращался ко мне, целый и невредимый, нужно было лишь немного подождать.

Если костюм я выбрал довольно быстро, то вот с подарком всё обстояло гораздо сложнее. Дар семье должен был быть изысканным, утонченным и оригинальным. Он как бы должен всем своим видом заявлять: «У того, кто преподнес меня, есть чувство вкуса и стиля, он умеет выбирать». В итоге я решил взять корзину с экзотическими фруктами, которые напомнили бы о славных временах посольств в другие богатые страны, засыпанные песком и шелками. В магазине для творчества я приобрел атласных лент, из которых потом при помощи клея сотворил розы с пурпурными и белыми лепестками, и немного крафтовой бумаги.

Я красиво разложил на ней манго, залюбовавшись его спелыми боками, добавил драконофрукта с его яркими и необычными очертаниями. Не забыл положить и ягоды личи, хоть и созвучные с «личинкой», но при этом похожие на орехи, и украсил концепцию плодами черимойи. Получилось похоже на невероятно красивый натюрморт, так что я остался доволен.

Если вы думаете, что лис, в зубах у которого зажат айпод, а на шее болтаются наушники – это невероятно забавное зрелище, то вы еще просто не пробовали представить себе лису, которая несет с собой корзиночку. «Не надо нести чушь, лучше нести с собой корзиночку», – решил я и потрусил домой лесными тропами, о которых знали одни лишь оборотни.

Честно говоря, оставшийся до визита в особняк Моретти час я провел в довольно торопливых сборах и беготне по комнатам и коридорам.

– Мам, ты не видела мои лучшие золотые запонки? – я перегнулся через перила, выкрикивая каждое слово.

– Они там же, где ты и оставил их, сынок, – донесся крайне рассудительный ответ откуда-то из недр нижней спальни.

В такие моменты я невероятно жалел, что не могу дозвониться до потерянной вещи, или и вовсе ловил себя на мысли, что с надеждой приподнимаю трубку домашнего телефона.

В конце концов квест по поиску аксессуаров и предметов одежды удачно завершился, после чего я на всякий случай дважды проверил, надеты ли на мне брюки. Если ты хотя бы раз видел такой сон, где вдруг оказываешься в одних подштанниках посреди чрезвычайно важных людей или толпы, ты уже никогда не будешь прежним. Отныне перед выходом ты всегда будешь нервно переводить взгляд на свои ноги или ощупывать ткань, проверяя – существует ли она? Материальна ли?

Я стоял напротив зеркала, обрамленного серебряными длинными шипами, и придирчиво поправлял галстук-бабочку.

– Батиста, ты отлично выглядишь! – мама поцеловала меня в щеку и добавила: – Но, думаю, семья Моретти примет тебя любым.

– Даже если на мне из одежды будет только корзиночка с фруктами?

– Да брось, ты бы никогда себе такого не позволил, – усмехнулась мама. – Кстати, насчет твоей корзиночки с фруктами... по-моему, очень подходящий подарок. И оформлен с душой. Это намного лучше, чем бутылка вина, и не так банально.

Никакой надобности звонить в дверь не было: огромные ворота распахнули настежь, и многие гости – те, которые не жили в особняке мэра – не спеша направлялись ко входу. За домом я увидел призрачные очертания фонтана, мерцающего тысячами разных огней. В саду дорожки были заставлены фонарями, внутри которых горели разноцветные свечи. Я обогнал пару, чинно ползущую в сторону крыльца, и взлетел по ступеням. Внутри уже собралось много приглашенных; часть из них предпочла явиться в облике волков и спокойно расхаживала по комнатам на четырех лапах. «Если пролью на рубашку соус, оставшуюся часть вечера проведу в качестве лисы», – пообещал себе я. Волчица, в которой я узнал троюродную сестру Мии, склонив голову набок, с интересом рассматривала одну из огромных китайских ваз возле винтовой лестницы.

Мне навстречу двинулся мэр Данте, распахнув объятия. Он по-отцовски похлопал меня по плечу и произнес:

– Добро пожаловать в семью, я очень рад, что ты принял мое приглашение. О, а что это у тебя такое? О, боже, не стоило! Но мне определенно нравится твое чувство вкуса и находчивость.

В мэре было много от взрослого мудрого мужчины и одновременно от подростка: казалось, будто в его душе гармонично уживаются две совершенно разных личности. Одной принадлежат седые виски и тонкая сеточка морщин, а другой – горящий огнем взгляд и жажда жить – та, которая бывает у тех, кто только начинает свой путь и еще многого не успел увидеть. Я впервые подумал, что Данте Моретти похож на монету с двумя сторонами и двумя ипостасями. Такой человек непринужденно сможет скрывать важные новости от близких, и если придется – и от самого себя.

– Спасибо, я старался. Я очень рад быть здесь, – я поискал глазами стол, отведенный под подарки, и вдруг заметил, что мэр Данте понимающе глядит на меня:

– Ищешь Мию? Она скоро выйдет, когда закончит помогать своей маме.

– О, вообще-то я пытался найти тот уголок, где все оставляют свои преподношения и дары, – усмехнулся я, – Мию я собирался искать только минут через десять.

– Под презенты отведена передняя комната. Наслаждайся отдыхом. Через полчаса я подгоню из конюшни лошадей, и можно будет, как в старые времена, седлать их и совершать прыжки через садовые изгороди. Ты даже не представляешь, насколько это выгодное во всех смыслах предприятие: навоз сразу окажется в том месте, где ему и предполагается быть. Ну, и дальше в программе состязания на мечах, боевых топорах, булавах, стрельба из лука... которая, правда, будет проходить параллельно с конкурсом средневековой песни... Думаю, ты успеешь отметиться и там, и там. И, разумеется, нам доставили много потрясающих блюд и закусок. Вокруг тебя только лучше напитки мира.

Когда-то оборотни жили состязаниями, оттачивая свои навыки, а сейчас импровизированные битвы перешли в разряд камерных праздников и костюмированных вечеринок пару раз в году. Всё-таки мир сильно изменился, и вместе с ним изменились и мы.

Я благодарно кивнул и направился в переднюю комнату.

Люди, которые приезжают на грузовиках и доставляют нам продукты, мебель, предметы искусства, строительные материалы и разную необходимую утварь, никогда не пересекают городскую черту. Мы их почти не видим, а они почти не видят нас. В Сакрэ-Фонте их не пускает перестроенное из городской стены запертое здание почты, – и сейчас оно куда больше напоминает вокзал с крытыми галереями в готическом стиле. Это огромное и очень одинокое сооружение служит своеобразным буфером, фильтром, рубежом, который проводит черту между нами и остальным миром. Работники службы доставки привозят груз, который мы заказываем, в отделение почты, после чего мы сами относим ящики в свои дома. Оборотням несложно поднимать тяжелые и массивные предметы, а многие из нас еще и любят работать руками, собирать шкафы, чинить крыши. Интересно, сколько килограммов еды прибыло ради сегодняшнего приема? Сколько было ящиков, и как долго всё необходимое приносили, распаковывали и сервировали? На такие темы немногие и нечасто думают. А те, кто думают, как правило, как раз приносят, распаковывают и сервируют.

Комната, в которой все оставляли преподношения, напоминала художественно захламленный гараж барахольщика и место, в котором оказываются все безвозвратно пропавшие вещи мира. Чего тут только не было... Одних корзин с экзотическими фруктами я разглядел целых четыре, помимо той, которую я держал в руках. А вот бутылок вина не было совсем – видимо, каждый решил, что виноградный напиток станет тривиальным подарком. Зато отдельную коллекцию могла бы составить полка со статуэтками волка. Как 170 приглашенных человек вообще смогли натащить столько?

На мой немой вопрос без слов ответил троюродный брат Мии, одну за другой вкативший три нагруженных под завязку тележки.

Я откашлялся, поздоровался и уступил кузену моей леди дорогу.

В холле новоприбывших всё еще встречал мэр Данте: жал им руки, крепко обнимал и говорил, как рад всех видеть. Вскоре к нему присоединилась темноволосая леди в красном платье – мама Мии. И хотя нас разделяло полторы комнаты, до меня отчетливо донеслось:

– Любовь моя, здравствуй! Рад, что вы закончили раскладывать закуски. Я хотел спросить, не приходила ли какая-нибудь еще почта?

– Ты снова потерял свой сборник по фестивалям исторических реконструкций «Средневековые вакханалии»? Если не ошибаюсь, в этом месяце почту приносила Мия, но она очень ответственная девочка и точно не потеряла бы ни одного журнала. Если ты помнишь, что не держал в руках последний выпуск, то можно написать гневное письмо в редакцию, – Изабель Моретти поцеловала мужа и сосредоточила свое внимание на гостях.

Я решил, что подслушивать некрасиво, и отправился на запах свежей выпечки и разогретых блюд. Двигаться по направлению усиливающегося аромата еды – в принципе, идеальный выбор, если, конечно, вас не зовут Гензель или Гретель^*. Негласный девиз лис Бискотти: «Nos ire odor cibium»^** приблизительно так и переводился с латыни: «В любой непонятной ситуации иди на запах вкусняшек». Официантов на приеме, разумеется, не было: доставленные из ближайшего крупного города готовые блюда поджидали гостей в столовой на длинном столе. Торт ростом почти с человека выбрал себе местечко посередине композиции из еды и повторял силуэт нашего города в миниатюре. Его слои из белого и молочного шоколада покрывала разноцвет-
ная глазурь, удивительно реалистично воспроизводящая особняки, общественные здания, парки и райский сад. Я подошел к этому произведению искусства и, не удержавшись, отломил марципановую голубую кляксу, которая изображала мой кадиллак. Автомобиль оказался удивительно вкусным, и я решил наброситься на здание почты из миндальной пасты, чувствуя себя последней Годзиллой.

– Я тоже давно приглядываюсь к этому торту, – тихо усмехнулся знакомый голос. Мия в огромном кремовом
платье возникла с другой стороны стола и откусила от фигурки большой ели на склоне: – Ты на меня так смотришь, как будто я тоже съедобная. Да, у этого наряда много воздушных складок, но я бы на твоем месте не стала пытаться их съесть.

Я не мог оторвать от нее глаз и молча улыбался.

– А теперь подожди, как только я увидела этого красавца, – Моретти ткнула пальцем на модель Сакрэ-Фонте, – то сразу задумала вот эту вещь. Прикрой меня.

Мия превратилась в волка, поставила передние лапы на стол и принялась слизывать с торта самые вкусные кусочки.

Я прислонил ладонь ко лбу, придвинулся чуть в сторону, загораживая свою спутницу спиной. Как ни в чем не бывало, я поправил галстук-бабочку, отобрал несколько аппетитных тарталеток с сыром Филадельфия и принялся их
поглощать.

Когда я обернулся, чтобы посмотреть, что делает Моретти, она уже в образе человека помещала на место дыры в торте спелые ягоды клубники.

– Ну, и как тебе наш семейный ужин? – спросила она, забирая на тарелку закусок и десертов. Я обогнул стол и отозвался:

– Всё очень здорово. Уже поздоровался с твоим отцом.

– Кстати, о моем отце. У меня назрел интересный разговор. Но для этого нам нужно найти достаточно уединенное место, где не будет людей поблизости, – горка еды на тарелке Мии угрожающе раскачивалась и ужасно напоминала падающую Пизанскую башню.

– Ты имеешь в виду сад с фонтаном позади вашего особняка? – я понял, что меня и стол с едой сейчас разлучит тяжелый рок, и принялся быстро наполнять свое блюдо разными вкусностями.

– О нет, в саду скоро начнется конкурс – и толпы людей будут разыскивать в кустах спрятанные апельсины из Эдема. Мы пойдем прямиком в личный кабинет моего отца.

Я задумался и уронил на пол ягодку винограда.

– А разве кабинет твоего отца не подразумевает наличия в нем отца?

Мия коварно ухмыльнулась:

– Только не во время приема. Сегодня он целый день будет на виду у гостей и примет участие во всех интерактивах, которые так долго сам режиссировал и готовил.

– Вот и поймал тебя на слове. Всё-таки я попал на прием.

Моретти крепко сжала краешек своей тарелки и двинулась в сторону узкой лестницы в углу, проигнорировав
каскад парадной. В этой части особняка и народу было намного меньше. Девушка осмотрела длинный коридор, прислушалась, поводила носом и толкнула меня в комнату. Каким-то чудом мне удалось не уронить закуски и десерты. В кабинете мэра Данте не горел свет, и мое зрение переключилось на лисье. Все предметы озарились неоновыми силуэ-
тами – письменный стол, шкаф с артефактами из разных стран и силуэт оранжереи впереди теперь сияли зелено-голубой гаммой электрических оттенков.

Мия, шурша юбками, скользнула в сторону стены и нажала кнопку переключателя. Витиеватая линия шнура гирлянды со светлячками зажглась янтарным сиянием, разгоняя холодный полумрак. Оранжерея за полупрозрачной стеной из витражного стекла с вставками обычного превратилась в лес, полный чудес.

Волчица отодвинула раздвижную панель и зашла в царство папоротников, банановых листьев и решеток, увитых розами. Затем Моретти расположилась на диване, обитом шелком, я сел рядом.

– Здесь очень красиво, – сказал я.

В полу оранжереи утопала гигантская инсталляция Солнечной системы, – среди пионов я приметил кольца Сатурна и самый эффектный бок Юпитера с его знаменитым пятном-глазом. Я мысленно отметил, что частично затонувший в каменном полу Марс выглядел особенно одиноким и неприкаянным.

– Да, мне тоже нравится бывать в этой комнате. Вообще-то отец не очень любит, когда я сюда наведываюсь, но он не знает, что я еще пару веков назад обнаружила тайную панель за камином и стала проникать в кабинет, когда мне вздумается.

Я съел медовое пирожное и стал присматриваться к мини-сэндвичам с хумусом и сыром.

– Так о чем ты хотела поговорить?

– Помнишь то письмо, которое пришло на имя Микеле Моретти? Мой отец так и не знает о нем, а значит, не знает
и о том, что его приглашают в Неаполь. Если Дольфино придумали какой-то другой способ продлить бессмертие, значит, и нашим жизням ничего не угрожает. Так вот: я хочу поплыть в Венецию вместо отца.

Мия бросила на меня выжидающий взгляд, тщательно наблюдая за моей реакцией.

– А что, если Дольфино решит позвонить, и тогда всё выяснится? Что, если твой папа найдет вскрытое тобой письмо? Он уже знает, что почту разбирала ты, и может что-то заподозрить, – я отвел глаза и подумал, что хорошо бы перестроить нашу веранду подобным образом – населить копиями планет и тропическими растениями... Можно даже позвать Маркуса расписать потолок, вот он обрадуется.

– У папы нет мобильного, а звонить с домашнего телефона он не решится. Так же, как и с городского автомата, – подумает, что его могут подслушать. Это же тайна, в конце концов! Я всю жизнь была послушной девочкой, как ты помнишь. Он и представить себе не может, что я способна забрать его письмо. Я вне подозрений. Боже, Батиста, я так хочу хоть одно настоящее приключение! Я устала быть принцессой в башне. Мы с тобой вдвоем не хуже отца разберемся в перипетиях мистического заговора. Скажем сыну Дольфино, который прибудет на яхте, что мэр послал нас вместо себя и полностью доверяет своей дочери и ее сопровождающему, хм, ну назовем тебя моим женихом, – от волнения Мия даже не притронулась к своим закускам.

– И ты думаешь, Данте Моретти не разозлится на нас? Мы же самовольно покинем город и сад, который поклялись охранять!

Волчица вздохнула, и ее глаза сверкнули в янтарном сумраке:

– Мы помогаем в гораздо более важном деле. Мы же не знаем, а вдруг что-то угрожает гербам оборотней или источнику бессмертия? И потом, мой папа – идеальный лидер, и я не хочу, чтобы его отбытие разобщило сакрэ-фонтцев, или посеяло негодование между династиями. Он нужен здесь, а мы – там.

– А, к черту. Я согласен. Почему бы и нет? – я нагнулся, собираясь поцеловать Мию, когда она внезапно вытянулась по струнке и коснулась ладонью моих губ, отстраняя меня.

– В чем де... – Моретти зажала мне рот рукой и потащила прочь из оранжереи.

Она влетела в комнату и повернула выточенную из дерева фигурку волка, украшавшую камин. Стеллаж с артефактами отъехал в сторону, открывая перед нами тьму, которая выдувала запах сырости. Мия переключила восприятие на звериное: как только мы оказались в пространстве тайного хода, девушка быстро нашла второй рычаг и повернула его, отрезая нас от комнаты. Места здесь было много, но большую его часть немедленно отвоевало под свои нужды коварное вечернее платье.

– Совсем размягчился – даже не услышал шаги по лестнице, – укоризненно прошипела Моретти. – Звуки из
секретного коридора не должны проникать в кабинет, но лучше всё же говорить тихо. Вообще, здесь очень толстые стены. Кладка нашего дома датируется восьмым веком и сделана на манер сеньорского замка... Через несколько минут в кабинет войдет мой папа – размеренный топот его шагов я узнаю где угодно.

Внезапно меня озарило ужасное открытие:

– Мия, мы же оставили наши тарелки на диване в оранжерее! Твой отец поймет, что кто-то прокрался в его кабинет.

– Поэтому мы с тобой, как ни в чем не бывало, вернемся в гостиную и будем у всех на виду. Ты, кстати, пробовал пить прямо из шоколадного фонтана?

Я откашлялся и принялся отплевываться от клочков пыли, которые имел неосторожность вдохнуть. Моретти двинулась вперед по тайному проходу, невольно используя складки объемных юбок в качестве метелки для пыли.

– Мне это напомнило лето 1712-го, когда ты решила проехаться в экипаже до ближайшего города...

– С тех пор я терпеть не могу экипажи – чертовы гробы на колесах, – обернулась Мия.

– Я выехал за тобой вечером, когда понял, что ты пропала. Часа три я выслеживал тебя по запаху и забрел в лес, на месте которого сейчас построили парковку для автомобилей. Было так же темно, как и в этом туннеле, я тихо ступал по мягкому мху и вскоре наткнулся на перевернутую карету. В моей голове прокручивались самые ужасные сценарии, какой угодно расклад, но только не тот, который я увидел, затаившись меж деревьев. Двое разбойников шагали, чеканя шаг, а ты замыкала шествие. Сначала мне померещилось, что они тащили тебя за собой на веревке. Но при этом я никак не мог взять в толк, что именно в этих ребятах показалось необычным... Пока я не задействовал свое лисье зрение, то никак не мог понять, почему силуэты этих варваров смотрелись слишком объемными и пышными... А еще до меня донесся странный звук, похожий на заупокойное пение...

Моретти показала пальцем на стену, из которой выдавалась дверная рама, изумрудно-обшарпанная и удивительно винтажная:

– Нам сюда! Ты же своими глазами видел, как я умею владеть мечами и кинжалом – как ты мог подумать, что мне грозит опасность? Ты почему-то решил, что какие-то грабители смогут меня пленить, наивный Батиста!

– Когда я подоспел, бедолаги рухнули на колени и умоляли забрать тебя от них подальше. И даже дали за тебя денег, хотя изначально планировали поступить строго наоборот, – я потянул на себя ручку двери и пропустил вперед леди, – в общем, с тех пор я четко уяснил, что тебя не нужно защищать от остального мира. Но иногда остальной мир нужно защищать от тебя.

– Пожалуй, нареку это высказывание лучшим комплиментом недели, – решила Мия.

 

Глава 3. Яхта «Иден»

Теплый ночной ветер заставлял портьеры танцевать и кружиться. Я подставил ему лицо и продолжил собирать свой чемодан на колесиках, который втайне от всех приобрел несколько дней назад. На самый низ легла пачка наличных и пара дорогих часов, которые всегда можно конвертировать в те же наличные, если случится что-нибудь непредвиденное. Я знал, что, приглашая к себе, Данте Дольфино предоставит нам всё необходимое, но моя предусмотрительность требовала наличия запасного плана. Паспорт, заграничный паспорт, даже водительские права также проследовали на дно чемодана. Я взял два теплых свитера – для себя и для Мии, понимая, что в море бывает холодно; захватил с собой несколько комплектов одежды и белья на смену. Подавив зевок ладонью, я глянул на циферблат часов – две стрелки на отметке 3:39 слегка расплылись, потому что я так и не смог заставить себя хоть немного вздремнуть. Покачав головой, я поставил на собранный чемодан пустую спортивную сумку. Последний штрих – записка с объяснениями происходящего легла на стол. Я прикрыл окно, чтобы ветер не отправил мое сообщение кому-нибудь другому.

Как и обещала, Мия оставила боковую дверь особняка открытой. Я тихо втащил багаж вверх по лестнице и дважды царапнул дверь.

– Заходи, – отозвалась волчица.

– Я взял тебе сумку, сложи в нее теплые и легкие вещи. Можешь даже захватить с собой какое-нибудь платье-торт, если хочешь, – я присел на диван недалеко от входа. – И я прослежу, чтобы ни одна книга не заняла место, предназначенное для носков или брюк. Думаю, без меня тебе бы либо пришлось ходить в одном и том же наряде, либо шить себе сарафан из книжных страниц.

Девушка выглянула из гардеробной, примыкающей к ее спальне, и улыбнулась:

– Остряк! А ты заметил, что я всё время ношу с собой книги! Спасибо, давай сюда. Понесешь сумку с моей одеждой сам.

– Именно так и задумывалось, – согласился я.

Я обнаружил, что на убранной кровати лежит белый конверт, наискосок подписанный большими буквами: «Маме и папе». Интересно, что она посчитала нужным сообщить? Мия о чем-то сожалеет в своем письме? Объясняет ли, почему не могла поступить иначе?

На горизонте оранжевой газировкой проливался рассвет, желтые пузырьки лимонадных облаков лопались над пастельно-голубым небом, неуловимо напоминающем о пастиле. Мы спускались по пешеходной тропе, обвивающей кольцами древнего змея наш Сакрэ-Фонте. Я нес сумку и катил за собой чемодан. Время перевалило за пять утра, и единственным звуком, врезающимся в это утро, помимо уханья сов и трелей маленьких птичек, было шуршание колес по асфальту. Моретти надела голубые солнцезащитные очки и легкую шляпку, то есть, разумеется, не только их, – еще вязаное платье с греческими сандалиями.

На улицах не было ни души – только где-то высоко, на самой вершине горы, сторож должен был охранять родник, дарующий бессмертие. Дома я оставил несколько десятилитровых бутылок с водой вечной жизни и собирался за ними вернуться, если вдруг у Тони Дольфино на яхте не окажется своего запаса. Кроме того, в одну из сумок я всё-таки положил пару килограмм апельсинов из Райского сада: я знал, что плоды не испортятся, сколько бы суток или месяцев я ни таскал их с собой.

Мы минули пограничное здание почты и оказались во владениях совсем другого города: теперь до причала с частными яхтами оставалось идти минут десять. Дорога уводила всё дальше от дома сквозь аллею деревьев с пышными кронами, похожими на брокколи, и вот я уже бреду и жалею, что пропустил завтрак. Раскидистые эмеральдовые^* верхушки почти касаются четырехэтажных разноцветных и солнечно-ярких домов справа и слева от нас. Полосы василькового моря проступали впереди, загадочно плывя над шоссе призрачным миражом. Может, стоит сохранять записи о моих приключениях, – начать никогда не поздно; можно же, в конце концов, шифровать текст. Я решил, что никогда в жизни не опущусь до ведения дневника; нет, однажды мне предстоит создать самый настоящий роман.

И если уж старик Роберто Дольфино чему меня и научил, так это тому, что сохранить свое наследие – это долг каждого человека, пусть даже и слегка сверхъестественного. Еще, конечно, Роберто Дольфино на собственном примере наглядно продемонстрировал, что нужно следить за своим языком, если не хочешь, чтобы до тебя докапывались (и в прямом смысле тоже) даже после твоей смерти. Шоссе скользило вниз, татуированное желтой разметкой, безлюдное, пустынное, не обремененное машинами. Зрелище покачивающихся в конце пирса яхт самых разных форм и размеров, с парусами и без, пахло чем-то знакомым и в то же время ускользающим. Я так залюбовался идиллической картиной, что не заметил, как в небе возник крупный силуэт, накрывая асфальт крылатой тенью.

– Проклятье, – выругалась Мия сквозь зубы.

Оперенье огромных крыльев, словно созданное из заточенных лезвий, блеснуло на солнце. На съезд дороги приземлился Маркус, трансформируя свое мускулистое тело птицы в не менее мускулистое тело человека.

Вот почему все нормальные аристократы в этот ранний час спят, а он нет?

– Слушайте, из вас конспираторы – как из меня морской пират и расхитительница гробниц. То есть сойдет лишь в качестве костюма на хэллоуин, – самодовольно сообщил Л’Аквила, вправляя шейные позвонки на место легким и эффектным наклоном головы.

Если верить моей лисьей интуиции, яхта дельфинов должна была быть самой выдающейся и комфортабельной, и, кажется, именно с ее борта нам на встречу устремился вытянутый силуэт.

– Вы так часто обсуждали свои грядущие планы, так заметно и очевидно прятались по углам, что удержаться и не проследить за вами было просто невозможно. Я в курсе, что вы надумали, – заявил Маркус, – а вот, собственно, и наш старый исчезнувший собрат Тони. Ну что, как вы хотите, чтобы я с ним поздоровался? «Доброе утро, эти ребята вскрывают чужую почту и временами лгут» или всё-таки: «Привет, приятель, я буду сопровождать эту милую парочку и помогу осуществить вашу миссию»? Решайте, пока Тони еще вне зоны слышимости.

Теперь и мне стало очевидно, что навстречу нашей компании раскачивающейся походкой идет младший Дольфино.

Мия посмотрела на меня и, считав эмоции, отозвалась:

– Ты еще спрашиваешь? Можешь плыть с нами, брат по гербу, но в следующий раз попроси нас нормально. К чему вообще этот дурацкий шантаж?

Маркус стал чрезвычайно довольным и зашагал к пирсу, радостно размахивая руками. Род Дольфино внешне отличался светлыми волосами и глазами, но солнце добавило Тони еще больше выгоревших прядей оттенка шампань. Миллионы девушек именно таких юных викингов рисовали у себя в голове и годами мечтали, как именно его яхта зайдет в их порт под алыми парусами.

– Мия, Батиста и, конечно, Маркус! Как же я рад видеть вас в добром здравии! – объявил Тони.

– Не поверишь, хотела сказать то же самое, – отозвалась Моретти и коротко обняла Дольфино. Я пожал руку, по старому обычаю касаясь кистью локтя старого знакомого.

– Вы поздороваться или составляете компанию мэру Данте? – поинтересовался Тони, и наша четверка, не сговариваясь, направилась к судну «Иден».

– Вообще-то, – уверенно начала Мия, – мой папа не может оставить родной город – такую личность невозможно заменить даже на время. Вместо этого отец попросил отправиться с вами в Неаполь меня, перепоручив принимать решения от его имени. Он считает, что я отлично справлюсь. Ну, а чтобы ему было спокойнее, меня сопровождают Батиста и Маркус. Батиста, кстати, в качестве жениха. Мы не так давно обручились, и если честно, отношения для нас вообще в новинку. Не уверена, что наше поколение когда-либо перестанет чувствовать себя подростками.

– Мой отец упоминал о вашей помолвке... Мои поздравления, ребята! Представляю, в каком восторге ваши семьи! О, с вами даже будет веселее, – обрадовался Тони, – ну, добро пожаловать на борт, в общем. Вам нужно будет столько всего мне рассказать. Жду умопомрачительных историй.

– А нам не нужно вернуться за бутылями воды бессмертия? – вовремя вспомнил я.

– А, нет, не беспокойтесь, у нас полный трюм бочек с водой из нашего личного Эдема. Хватит на пару десятилетий. С запасами больше не расстаемся, – приподнял бровь Дольфино.

«Иден» была чертовски горячей яхтой, как пирожок, который только что достали из печки. Созданная из одних нежных и плавных изгибов, в обрамлении из белого металла и золотого дерева, она выглядела как идеальный дом вдали от дома. Я поднялся по перекинутой лестнице последним, касаясь блестящих перил одними кончиками пальцев.

Тони остановился в нерешительности, посмотрел сначала на меня, затем на Мию и, явно стесняясь, поинтересовался:

– Еще раз, я очень рад, что вы скоро свяжете себя узами, и, согласно законам вежливости, я всё-таки задам этот вопрос: вам нужна одна каюта или две?

– Одна, – выпалила волчица.

– Две, – одновременно с ней произнес я.

Мия наморщила носик и посмотрела на меня так, словно я предложил на время плавания запереть ее в неубранной джентльменской уборной.

– На минуточку, – она взяла себя в руки и одарила всех присутствующих лучезарной улыбкой.

Маркус спрятал лицо в ладонях, и я прямо-таки чувствовал, с каким трудом ему удается не разразиться каркающим (или кудахтающим) смехом.

Волчица схватила меня за рукав и недовольно ущипнула, оттаскивая в сторону. Причем с ракурса Тони это зрелище наверняка смотрелось удивительно нежным и милым – девушка, склонив голову, уводит за собой трепетного жениха, собираясь нашептать ему что-нибудь милое. А тем временем она выпустила волчьи когти. Когда мы оказались на пирсе вне зоны слышимости оборотней, Моретти возмутилась:

– Что у тебя за понятия пятнадцатого века? Сейчас пары не ночуют в разных комнатах. Я считаю, что после твоего ханжеского требования об отдельном номере наши отношения выглядят подозрительно. Тони наверняка уже понял, что мы где-то лжем.

– Нормальные у меня понятия. Если мы возьмем один кубрик, мне придется либо спать на полу, либо положить на середину ложа меч и лечь в кольчуге поверх одеяла. И молись, чтобы кровать была просторной! – я скрестил руки на груди и закатил глаза.

– Я ценю твой кодекс чести, но тебе не приходило в голову, что можно просто разделить кровать, без всякого там непристойного наполнения? А если и с непристойным наполнением, то почему бы и нет?

– Меня мама и папа так не воспитывали! Ладно, возьмем одну каюту на двоих. Но пусть за всё время плавания тебя совесть загрызет от мысли, что мне ночь за ночью придется сворачиваться клубочком на полу.

Мия состроила довольную физиономию и коснулась губами моей щеки:

– Ты ни о чем не пожалеешь.

Я тяжело вздохнул, прокручивая в голове, какую выдержку мне придется проявить ближайшие две недели. За спиной распускались крылья облаков, рисуя узоры над родными горами. Впервые я действительно осознал, насколько сильно мне будет не хватать Сакрэ-Фонте, города, от которого я в прямом и переносном смысле черпал силу. Я зажмурил глаза, уберегая их от слишком ярких, скачущих по воде бликов, ощущая, как настил из белых досок перекатывается на легких волнах. Под ногами, словно гигантский змей, шевелилось море, и оно звало с собой, обещая приключения. Интересно, а меня будет укачивать?

Мы снова поднялись на яхту, и Мия мягко сказала:

– Всё-таки мы хотим одну каюту на двоих.

Тони кивнул, подмигнул и одними губами произнес: «Ты счастливчик». Да что ж с ними со всеми не так?!

– Слушай, Тони, – встрял взволнованный Маркус, – а у тебя на яхте, случаем, нет какой-нибудь лишней светлой или бежевой стены? Я бы хотел ее разукрасить. У меня и краски с собой... Они всегда при мне, я ношу их вот здесь...

Мия завопила, прикрывая глаза:

– Нет, боже, нет, никто не хочет смотреть, откуда ты их там собираешься доставать...

Орел кашлянул в кулак:

– Вообще-то у меня под толстовкой туристический пояс с кармашками... А что такого? – Л’Аквила скосил взгляд, заглядывая нам по очереди в глаза: – О чем вы там, кстати, подумали?

Мы втроем смущенно потупили взгляд, и я утвердился во мнении, что нелепых ситуаций с меня на сегодня хватит.

Тони поспешил перевести тему:

– Судно, в принципе, хорошее, на шесть кают, одну из которых мы решили переоборудовать под общую гостиную. Верхний этаж занимают две наших каюты, на среднем ярусе – ваши комнаты, и одна свободная. На самой нижней палубе находится камбуз, мы совместили кухню со столовой... На корме есть просторная площадка с шезлонгами, днем на ней можно загорать, а вечером мы ходим туда ужинать, если нет шторма или качки. Кроме меня, с нами в море идет Виттория, моя сестренка. Мы по очереди капитаны, и только что закончилась ее смена. Как будто мы всё еще стережем источник, – ухмыльнулся Тони. – Сможете поздороваться с Витторией, когда она проснется.

Маркус как-то заметно оживился и даже будто стал выше. Судя по взволнованно-сосредоточенному выражению лица, он силой мысли пытался заставить свои локоны лежать чуть более небрежно и аристократично.

– Не стесняйтесь, обращайтесь в животных, если только поблизости нет кораблей или других яхт, – закончил Тони. –
Ну и, Маркус, думаю, тебе иногда придется летать высоко, и только в открытом море, сам понимаешь.

Я собирался подняться на капитанский мостик и попросить у Тони лишнюю тетрадку или блокнот. Круиз был отличным предлогом, чтобы поведать свою историю бумаге, и на этот раз я решил, что хватит уже избавляться от шуршащих исписанных страниц, выпуская их из рук в небо, точно белых голубей.

Я так крепко задумался, о чем буду писать, что не заметил, как почти наткнулся на Витторию, спускающуюся по деревянной лестнице с верхней палубы.

– О, привет! – с легким неаполитанским акцентом поздоровалась Дольфино. – Брат говорил о наших новых пассажирах. Значит, и Маркус тоже на борту? Я не ослышалась?

Даже со слегка спутавшимися после сна волосами и в простой полосатой майке с длинным рукавом белокурая Виттория умудрялась выглядеть, как будто только что вышла из объектива фотографа, снимающего материал для обложки Vogue.

– Нет, не ослышалась. Если честно, мне кажется, он попросил мэра Данте сопроводить нас в Неаполь только чтобы вновь увидеть тебя, – если бы ложь захотела найти авторитетное доверенное лицо, думаю, она предпочла бы именно меня.

– М-м-м, ну вот, а я еще сначала не хотела плыть, – доверительно призналась девушка. – Значит, он скоро меня сам найдет. А ты о чем-то хотел спросить?

Виттория кивнула в сторону капитанского мостика, и тогда до меня наконец дошло, что я всё еще стою, преграждая ей путь. Я посторонился, пропуская Дольфино вперед:

– Вообще-то я хотел спросить у Тони какую-нибудь записную книжку с чистым блоком для записей. Ну, и ручку, разумеется. Если найдется.

– О, у меня в столе много блокнотов. Можешь подождать меня на площадке с шезлонгами, я принесу тебе один, –
пообещала она и направилась обратно в каюту.

Я вернулся к Мие, погруженной в чтение и одновременно сражающейся с ветром, вырывающим из ее рук страницы книги.

– Может, лучше пойти в закрытую гостиную? – предложил я, прислоняясь к спинке шезлонга. – Там не гуляют ураганы.

– Пожалуй, ты прав, – отозвалась моя леди.

– Я тебя догоню.

Остаток дня я провел за своей будущей книгой, а Моретти – за книгой из далекого прошлого.

Море напоминало раскачивающееся желе на подносе у человека, вскочившего на скейтборд. В корпусе яхты горела мощная подсветка, просачивающаяся сквозь толщу воды и озаряющая ее. Тони поставил управление на автопилот, и теперь наше судно медленно двигалось по заданному курсу. Мы собрались на площадке с шезлонгами, и я всё не мог наглядеться на бескрайнее синее море. Мия присела на соседний шезлонг, и я молча протянул ей свой запасной свитер, заметив, что она зябко дует на покрасневшие от холода пальцы.

Маркус устроился рядом с Витторией и начал рассказывать ей о наших приключениях и встрече с ангелами. Его собеседница внимательно вслушивалась, накручивая светлую прядь на палец.

– Знаешь, у нас с братом и отцом несколько иное представление о том, что собой представляют эти, как ты их
назвал, «благородные божественные создания».

Тони спустился по деревянной лестнице и посмотрел на нетронутый ужин:

– А вы чего не едите разогретые канеллони со шпинатом и рис с овощами? Ну да, это заморозки из супермаркета, но зато почти такие же вкусные, как стряпня моей бабули. И чизкейк берите, не стесняйтесь.

Виттория обернулась на голос брата;

– Вообще-то мы ждем тебя. Садись, давай уже. И раз уж тут Маркус поднял тему касательно ангелов, настало время поделиться с нашими друзьями своими догадками.

– Вот так сразу, с корабля на бал? – удивился Тони. – С карьера в воду? Простите, на меня двухмесячное плавание так действует. На уме одни морские эпитеты. Папа рассказывал о битве при отеле и тех, кто вмешался. Так вот, мы не могли написать в письме, что у нас есть все основания полагать, будто те ребята, которые явились в 1701 году, а затем полгода назад – вовсе никакие не ангелы. И очень даже наоборот. Когда мы спешно покидали Сакрэ-Фонте, то взяли с собой не много. Одной из вещей был дневник моего деда Роберто Дольфино.

Кокосовое молоко, которое я в этот момент пил из стакана, встало у меня поперек горла. Сделав над собой ощутимое усилие, я сосредоточился на разговоре вновь.

– Мой дед каждую свою запись шифровал, словно боялся, что она может попасть не в те руки. Он пользовался только мертвыми языками, которые храним в своей памяти лишь мы, оборотни, но и этого ему было недостаточно. Роберто создал свою систему символов, чем-то напоминающих египетские иероглифы. Мой отец потратил века, чтобы разгадать скрытые послания и докопаться до истины. Роберто Дольфино полагал, что те, кто поставил нас стеречь Источник бессмертия и наделил даром превращаться в птиц и млекопитающих – на самом деле демоны.

Тони сделал драматическую паузу и в широком жесте развел руки, обводя взглядом всех присутствующих. Мия зашевелилась, поудобнее устраиваясь на своем шезлонге. Я заметил, как она спрятала руки в рукавах и стала еще больше дрожать, на этот раз – не только от холода.

– Но если те создания – демоны, выходит, что мы служили всё это время демонам? Я не готова в это поверить. И потом, разве демоны не злые? Разве они не стали бы требовать от нас каких-то ужасных деяний, поклонения, ну, я не буду сыпать стереотипами касательно жертвоприношений... Но ведь те, кого вы назвали демонами, наградили нас величайшими сверхчеловеческими возможностями, дали настоящую цель в жизни... С чего бы им помогать людям и наделять представителей некоторых семей обликом оборотня? И бессмертием... – осторожно возразила моя леди.

Виттория слегка привстала со своего места:

– Мы пока не знаем, какие планы у этих... этих... существ. Вполне возможно, они чего-то ждут. Может, вербуют армию, чтобы повести ее против людей. Хотят неограниченной власти на земле с собственными покорными слугами – а именно нами. А вы не задавались вопросом, как мы выжили и откуда у нас свои бочки с водой бессмертия? Раньше мы все думали, что единственный осколок рая – это Сакрэ-Фонте, о да, мы были рады думать, что мы избранные, неповторимые и уникальные.

Я поднял руку и вмешался:

– Вообще-то Тони решил приберечь информацию о том, как вы выживали все эти три века и откуда берете воду бессмертия, до того момента, пока мы не выйдем в открытое море. Я делаю следующий вывод – вы наткнулись на еще один источник.

– И ты не ошибаешься, – подхватил нить беседы светловолосый капитан. – Мы обернулись дельфинами и бросились в море. Дневник отца, бутыли с водой и немного фамильных драгоценностей мы спрятали в карманах и закрепили на поясе, упаковав в человеческий облик. Вы же ведь пробовали оборачиваться и оставлять в одежде ключи и какие-то мелкие вещи? Так вот, мы нырнули в море и не надеялись остаться в живых.

На пятый день плавания отец почуял знакомый запах. Вы никогда не задумывались, что у райского сада есть свой неповторимый аромат? Именно он привел нас в город-порт Ливорно, где обосновался древний герб семейства диких кошек. Их род стал оборотнями на два века раньше дельфинов, и они тоже получили указание от неких ангелов стать привратниками, не подпускающими простых смертных к божественной тайне. Они приняли нас под крыло, но были очень удивлены, что есть и другие посвященные в это знание об источнике бессмертия. Мы прожили с дикими кошками полтора века, копаясь в записях дедушки Роберто, пока не дешифровали их. Роберто Дольфино утверждал, что помимо Сакрэ-Фонте и Ливорно, в мире полно потаенных закоулков с частицей райского сада. Копаясь в текстах времен древней Греции и Древнего Рима, да что там, ранних шумерских и египетских источниках, он обнаружил упоминания о неких местах, закрытых для обычного человека и окутанных ореолом сакрального знания и запретного плода. В этих уголках проводились мистерии, различные обряды, о которых говорили иносказательно и в очень странных рифмах. По описанию они удивительно напоминали божественные сады Сакрэ-Фонте. Дедушка Роберто, получив координаты возможных частичек райского сада, вывел математическую закономерность и нарисовал собственную карту с так называемыми «зонами». Колодец посвящения в Испании, пещера дельфийского оракула в Греции, египетские пирамиды в Гизе и еще бог знает сколько осколков Эдема, оказывается, прячется на карте мира. Сам он бывал только в Ливорно, который принадлежит диким кошкам, а еще в родном Неаполе. Теперь в Неаполе тоже вовсю бьет источник вечной жизни: как оказалось, после того как мы покинули нашу историческую родину, в ней образовался еще один райский сад. Когда мы прибыли туда в 1850-м, то познакомились с гербом косаток. Мой отец выяснил, что косатки генетически приходятся нам родственниками. С тех пор мы стали частью их сообщества и полны надежд разобраться во всём происходящем. Косатки подарили нам эту яхту, недвижимость на материке и еще обеспечили достаточным количеством ресурсов, чтобы понять, во что мы ввязались, пообещав стеречь загадочный родник. Мы пригласили Данте Моретти, потому что из всех оборотней, с которыми клан Дольфино был знаком в прошлой жизни, доверяем ему больше всех. Ну, а доверенные лица Данте Моретти для нас – почти как сам Моретти.

«Притянуто за уши», – решил я; а эта теория заговора была бы очень правдоподобной, если бы нас вынуждали осуществлять жертвоприношения или тайно управлять миром. И всё-таки логика в мыслях старика Роберто прослеживалась.

– То есть вы думаете, что нас веками к чему-то готовят? К какой-то битве с человечеством? К величайшему перевороту? – я взял Мию за руку, передавая часть своего спокойствия и тепла.

– Эта лишь одна из теорий, – не стала возражать Виттория.

– Но ведь никто из нас не станет воевать с людьми. Мы благородны, высокоморальны и не причиняем никому и ничему вреда. Черт, ребят, да мы же даже не едим мясо и рыбу! Никто из нас не поднимет руку на человека, если только на нас не бросятся крестьяне с факелами и вилами. И то, если помните, те варвары, которые пришли в наш город, все остались целы, – гордо заявил Маркус, пододвигаясь к Виттории с явной надеждой, что его речь впечатлила девушку.

Сестра Тони улыбнулась:

– Вот видишь, я тебя поймала, – перспектива быть пойманным нашему орлу очень понравилась, – ты только что сам заявил, что не станешь причинять никому вреда, если на тебя не «пойдут с вилами и факелами». Вполне возможно, что эти недо-ангелы сейчас как раз планируют восстановить против оборотней человечество.

– Тогда почему они стерли память тем людям, которые пришли за водой бессмертия в карнавальную неделю? – вмешалась Мия, сжав мою руку.

– Потому что еще не время, например. Потому что это не входило в их план и каким-то образом могло помешать, –
Тони криво усмехнулся, приподняв уголок губ, – но мы не можем знать наверняка. И если мы, Дольфино, в чем-то твердо уверены, так это в том, что эти существа что-то планируют, и цели их – неблагородны. «Ангелы» могли бы
спасти всех нас, но вместо этого допустили кровавую бойню. Та битва была частью их глобального проекта, и мне кажется, что мой дед и его приближенные родственники просто встали не на том пути не у тех созданий.

 

Глава 4. Посреди моря

Мы с Мией решили еще немного насладиться прохладным воздухом и умопомрачительными пейзажами, открывающимися с борта яхты. Хотя я подозреваю, что она предложила остаться на корме, потому что желала избавиться от неприятного осадка на душе. Тот разговор не пришелся моей леди по нраву, разбередив какие-то старые раны, или просто вывел из блаженного покоя.

– Хочешь, реконструируем сцену из «Титаника»? Вылезай за борт, а я буду хрипло орать тебе на ухо саундтрек из фильма и, возможно, даже не выпущу из рук, если яхта вильнет или начнет разворачиваться.

– Реконструируем сцену из «Титаника»? – переспросила Моретти. – Ну, и где ты сейчас посреди Тирренского моря найдешь айсберг? И как ты собираешься ломать пополам судно? – чувство юмора всегда помогало справляться с самыми шокирующими и подрывающими нашу веру известиями.

И всё-таки: ведь почему-то ангелы не говорили нам, что наш Сакрэ-Фонте – не единственное место на целом свете, где имеется Эдем. Наоборот, если верить моим дедушкам, откровения божественных созданий прямо утверждали, что их миссия важна и уникальна. Это было нужно, чтобы оборотни не покинули райский сад, отыскивая собратьев? Или есть скрытые причины, и семья Тони права?

Мы вернулись с ужина, и я понял, что обилие еды в сочетании с предыдущей бессонной ночью окончательно
деактивировали меня. Я присел на краешек кровати – нашей общей кровати, изо всех сил стараясь не вырубиться.

– Чур, я первая в ванную, – пропела Мия и скрылась из виду. Впрочем, спустя пару секунд она возникла снова и поспешно добавила: – Я не буду закрывать дверь.

Интересно, может, проще броситься за борт со спасательным кругом и поплыть домой?

Я выбрал себе покрывало поменьше и расстелил его на полу. Из ванной до меня отчетливо донеслась песня, которую исполняла Мэрилин Монро в черно-белой киноленте «В джазе только девушки» – «I wanna be loved by you». Мысленно я отметил, что у Мии красивый голос. Ирония и нелепость положения заставили меня нервно похихикивать. Я нахожусь на яхте посреди моря в компании девушки, в которую влюблен и которая пристает ко мне, да еще и делает отсылку своей песней на конкретный эпизод старой доброй комедии.

Покидав подушки поверх покрывала на полу, я сделал себе гнездо в лисьем стиле и с удовольствием лег на спину, зарываясь носом в бархатную мягкость.

Мне снилось, что я русалочка, бьющаяся в сетях браконьеров и отчаянно колотящая хвостом по воде. Когда я проснулся, то понял, что Моретти заботливо укрыла меня одеялом, в пододеяльнике которого у меня застряла нога. Перевернувшись на бок, я увидел, что часть подушек, валяющихся на полу, бесстрашно отвоевана и их заняла моя леди, завернувшаяся в одеяло, словно фалафель в лаваш. Лаваш заворочался и гусеничным движением слегка подполз ко мне, сладко при этом посапывая. Я приобнял лаваш и решил, что пока лаваш спит и не возмущается, лучше посетить душ, свидание с которым я откладывал и так слишком долго.

Верно подмечено, что после душа мысли становятся ясными и перестают путаться в голове, точно игривый котенок, превративший себя в единое целое с клубком ниток. Я вышел из ванной совершенно обновленным, свежим, и застал Мию в пижаме с книгой на коленях – она потягивалась и осматривалась по сторонам.

– Мне показалось, что кто-то стучал, – произнесла она.

В подтверждение ее слов робкий стук, похожий на звук скребущейся в горшке кошки, озвучил ее фразу.

– Да, заходите, – скомандовал я.

В дверь просунулась нога, а затем и ее владелец,
Маркус.

– Ребят, надо поговорить.

– А почему бы и нет, устраивайся удобнее, – я кивнул на кресло, а сам сел на кровать. Вскоре ко мне присоединилась Моретти.

Орел неловко сжал пальцы в замок и уставился в пол.

– Я тут подумал: а зачем мы вообще плывем в Неаполь? Тони и Виттория уже выложили свою теорию.

Это было сильное замечание. Действительно, а почему?

– И поэтому я вчера дождался, пока Тони пойдет спать, и выловил Витторию возле того места, где она, ну, капитанит, чтобы задать этот самый вопрос. Она объяснила, что это только первая часть записей из дневников ее дедушки, а об остальной части Данте Дольфино хочет поведать нам лично. У него есть к нам какое-то дело. И всё это выглядит как-то слишком подозрительно и притянуто за уши. Я не очень доверяю этим дельфинам.

Мне оставалось только рассмеяться:

– Да ладно, ты же ни на шаг не отходишь от Виттории, как ты можешь не доверять тому, кто тебе так нравится?

– Что, неужели всё так заметно? – раздосадованно
произнес Маркус. – Я думал, что я – сама невозмутимость. Ну, вроде как настоящий игрок в покер, по лицу которого никогда не понять, о чем он думает.

Мия тактично промолчала, а я вернулся к изначальной теме:

– Мы же с их гербом веками жили бок о бок мирно и дружно. Мы сражались плечом к плечу во время битвы 1701 года. Не думаю, что Дольфино могли бы навредить нам.

– А вдруг у них, как у рода драконов, поехала крыша? Мы же не можем утверждать наверняка. Может, весь этот круиз – сплошная ловушка? – Л’Аквила напрягся, проверяя, не подслушивают ли нас.

– А я вот думаю: то, о чем нам собирается поведать отец Тони и Виттории, нужно показать лично. Вроде каких-нибудь неоспоримых доказательств.

Маркус вышел на смотровую площадку и поздоровался.

– А никто не видел Витторию? Сейчас же вроде не ее очередь быть капитаном.

Я кивнул на пенный след, который, подобно платью со шлейфом, расстилался за яхтой:

– Пошла поплавать.

Описав дугу, из моря вырвался жизнерадостный дельфин, торопливо скрывшись в воде.

Маркус обвел взглядом горизонт, и его орлиное зрение приметило расплывающийся в мареве дня корабль чуть южнее нашего курса.

– Ребят, как вы думаете, я сойду за чайку? Ну, люди на том судне издалека наверняка примут меня за чайку.

– За баклана, – еле слышно согласился я и сказал уже громче: – Думаю, даже в подзорную трубу с такого расстояния тебя примут за непонятную размытую точку.

Тони на капитанском мостике приподнял свою белую фуражку с козырьком, и я почувствовал, как яхта замедляет ход, а моторы затихают.

– Ура, всем плавать! – скомандовал он и прямо с третьего яруса нырнул в воду, на ходу превращаясь в дельфина.

Обычно я всегда мерз, когда все прочие вопили: «жарко, умираем», «пить, умоляю, принесите стакан лимонада», «выключи обогреватель, идиот». Более того, игнорируя эти крики, я наливал себе горячего напитка на травах, кутался в плед и прижимался к термостату поближе. Впрочем, превращение в лису согревало намного лучше, чем все эти способы вместе взятые. Я покосился на свою кофту и решил, что лисья шкура не даст окоченеть конечностям в несомненно холодном море.

– Ребята, я с вами! – под одобрительный орлиный клекот парящего в небе Маркуса я принял свой звериный облик и с шумом и плеском вошел в голубой шелк воды.

Мия, как раз почти закончившая читать четвертую за время поездки книгу, подпрыгнула в шезлонге, когда до нее и книжного фолианта докатились брызги.

– Эй, ну держись у меня! – такого быстрого превращения в волка я еще никогда не видел. Спустя секунду рядом плюхнулась мельтешащая лапами Моретти, шутливо
утаскивая меня на дно.

Эта вылазка оказалась тем самым бальзамом, которого так не хватало мне, Маркусу и Мии, это была та самая экзотика и волна новых впечатлений, на которые никто из нас уже и не рассчитывал. Я не умел так глубоко, как моя леди, закапываться в книги, погружаясь в самую их суть; для меня подобной отдушиной была сущность зверя, за которую я цеплялся всеми зубами и когтями. Но теперь я наконец-то позволил себе расслабиться, как и все на борту.

Я бы хотел, чтобы сегодняшний день тянулся вечно; хотя мой опыт подмечает весьма печальный факт – любая однообразная идиллия в конце концов начнет выматывать и выжимать тебя. Вечером, закутанный в огромный халат, я без сил рухнул на кровать в своей каюте.

– Так и быть, я не буду спать на полу, – сдался я, косясь на замершую у двери Мию, – и прятаться от тебя тоже не стану. Я готов даже спать под одним одеялом, но буду всё отрицать, если после возвращения об этом спросят наши родители.

– Т-ш-ш, – возмутилась Моретти, принимая охотничью стойку и с любопытством принюхиваясь, – я, конечно, довольна, но ты только послушай, прямо над нами...

Я поднял глаза к потолку, гадая, не ангелов ли имеет в виду Мия. Вздернутый палец моей леди, оказывается, намекал на разговор, происходящий уровнем яхты выше – там, где располагались каюты брата и сестры Дольфино.

– Капитан, я знаю, что сейчас не ваша смена, но не могли бы показать мне наш курс? Понимаете, сеньора, мне кажется, что мы идем совсем не в ту сторону. А вдруг впереди рифы? – донесся приглушенный корпусом яхты
вопрос. Где-то сейчас наверняка ронял в нагрудный платок скупые мужские слезы Джеймс Бонд, оплакивая похищенный шарм, находчивость и глубокий тембр голоса.

Ох, Маркус! Моретти замерла в нетерпении, закусив губу, чтобы не рассмеяться.

– Карта или радар? Ты хочешь увидеть направление движения на карте или на радаре? – отозвалась Виттория.

– Это не так важно, главное, чтобы та бухта, в которую мы направляемся, была безопасной, – не растерялся орел.

– Господи, я всё еще плохо на тебя влияю... – зашипел я, взывая к последнему известному мне доводу, – Ты же леди! Хватит подслушивать!

Наверху мягко хлопнула дверь, отрезая от нас большую часть звуков.

– Вот леди как раз больше всех прочих подслушивают, – хихикнула Мия. – Ты же понимаешь, что это значит?

– Что нас они тоже слышат? – я закатил глаза. – Давай уже ложиться спать. Нет, не смотри на меня так!

– Подожди, у тебя что, под халатом пижама? Это ты так мерзнешь или просто не рад меня видеть?

Я поймал свое отражение в зеркале и скинул халат, под которым действительно пряталась пижама:

– Я всегда рад тебя видеть, ну сколько можно!

Моретти забралась под одеяло и покидала все подушки на пол. Она долго ворочалась, пытаясь улечься на своей половине кровати. Я прилег на самый краешек, а потом просто
плюнул на все предрассудки, пододвинулся ближе и уткнулся носом в затылок Мии:

– Твои волосы пахнут медом и мятой.

– Ну, хорошо, что не псиной! – жизнерадостно отозвалась она, выдерживая паузу. – Эй, ты что, уже заснул?
Господи, неужели ты уже спишь?

Запах родного края убаюкивал меня и возвращал в
прошлое – в те времена, когда Сакрэ-Фонте всё еще разрастался по спирали, стремясь в небо. Сквозь толщу гор до меня было не докричаться, я снова рвал апельсины в не-запретном саду, наблюдая, как из солнечного света и золотых бликов зарождаются ярко-оранжевые плоды.

 

Глава 5. Дорога

Мы прибыли в порт Неаполя и одновременно – в невероятно тягучий, опаленный последними лучами заката вечер. Воздух напоминал розовый зефир – по цвету, запаху и консистенции. Вопреки ожиданиям, меня с распростертыми объятиями не стал ожидать аромат рыбы. Я решил, что это потому, что элитным стоянкам яхт источать такие эссенции просто не полагается и даже возбраняется; это же не корабельные доки, в конце концов. Тони рулил судном, Виттория выкрикивала указания и команды, а мы трое собрались на нижней палубе и любовались убавляющейся суматохой порта. Я заметил, как в тени набережной под зонтиками за пластиковым столом играют в карты мужчины, а у них под ногами снуют сыновья и дочери. Должно быть, эти джентльмены сдают шлюпки и суда в аренду, – разумеется, туристам за баснословные суммы. Наконец брат и сестра Дольфино присоединились к нам и оказались на площадке с шезлонгами.

Я прислушался к шуму мотора, к крику чаек и южному акценту местных жителей: после мягкого, певучего выговора жителей северной Италии он показался мне скрежетом по стеклу.

– Папа ждет дома. Нас отвезет водитель, он уже скоро должен подъехать, наша яхта прибыла в порт раньше, чем планировалось, – весело произнес Тони, лениво приподнимаясь на носочки.

– Постойте, вы что, нанимаете водителей? – спросил Маркус. – У вас не возникают опасения, что люди узнают, кто вы такие?

– Герб косаток, лорды по фамилии Коста, и мы вместе с ними ведем совсем другую жизнь. У нас нет Эдемского сада, как в Сакрэ-Фонте, – Виттория облокотилась на блестящий поручень и расслабила взгляд, глядя на искусственно насыпанные островки белых камней вдоль береговой линии. Было заметно, что она зарывается в воспоминания, которые предпочитает скрывать ото всех. – Неаполь никогда не был безлюдным уголком, отрезанным от цивилизации, или укромным местом, подходящим для хранения секретов. Однажды семейству Коста явились те существа, которых вы принимаете за ангелов, и объявили о том, что осколок рая образовался в уединенной роще. «Теперь эта божественная роща – ваша забота». Тогда оборотни собрались на совет и постановили, что каждый возьмет оттуда себе на участок перед домом апельсиновое дерево и достаточное количество святой земли. Так беречь этот ценный дар оказалось намного проще. Ну, а чтобы не привлекать внимание к одному-единственному дереву, члены семей посадили вокруг него обыкновенные апельсиновые саженцы. Каждая семья – владелец своей собственной огромной рощи. «Reach out and touch faith»^*, так сказать, теперь каждый мог дотянуться до Эдема.

– Стоп, а что косатки сделали с родником? Он-то где-то остался, разве не так?

– В течение двадцати лет Коста прокладывали трубы от своих вилл к подземному роднику, замурованному глубоко под городом. А еще мы не так часто принимаем звериный облик. Мы можем обращаться в дельфинов только по ночам и только на территории у родных особняков, которые, кстати, все обращены лицом к морю. Видите, у нас здесь совсем другая жизнь. Отчего-то мне кажется, что если бы в Сакрэ-Фонте поступили именно так, не было бы никакого сражения 1701 года. Дольфино были бы все живы, – отстраненно проговорила Виттория. Она медленно присела на край шезлонга, глядя перед собой. Маркус подлетел к ней, сел напротив и молча сжал ее ладонь.

– А вот и автомобили, – Дольфино показала на красный «феррари» с открытым верхом и белый «альфа-ромео» с очень серьезно настроенными фарами – они выглядели так, словно подозревали в чем-то всех окружающих, а потом слегка обиделись.

Я покрепче сжал холщовый рюкзак, который одолжил мне Тони: внутри были два свитера для нас с Мией и
несколько апельсинов из Эдема, – я решил, что это необходимые вещи, без которых глупо куда-либо отправляться.

– По коням, всех нас ждут железные скакуны. Кто какую лошадку предпочитает? – весело пропел Тони. – Моя, чур, красная.

– А я с Витторией, – воскликнул Маркус, и Мия не смогла сдержать улыбки.

– Тогда получается, что мы с Тони берем родстер вишневого цвета. А ты, дорогой Ромео, едешь на «альфа-ромео», – заключил я.

– Не родстер, а кабриолет, – зацокала языком Мия, – я в курсе, что ты недолюбливаешь машины, но различать, различать-то их надо уметь!

Под одобрительный хохот наша компания спустилась по трапу и направилась к автомобилям.

Южная Италия обладала простым очарованием, которое составляли веера и жаркие танцы, сочные контрасты и одновременно вековая мудрость, погребенная под слоем плодородного пепла. Изгибы скользящего по шоссе автомобиля повторяли силуэт этого города, пропитывались им и становились его частью. Неаполь, решил я – это теплый бриз, это калейдоскоп радужных домов, свесившихся со скал, точно стая летучих мышей; Неаполь – это сама суть любви. Мия дремала, привалившись к моему плечу, и ее темные локоны всё время норовили сделать из меня усача-бородача, а
иногда и вовсе проверяли, не застряли ли у меня в носу случайно забредшие сопли.

Тони на переднем сиденье закинул ноги на приборную панель и теперь пытался найти подходящую радиостанцию. Наш водитель – человек в темно-синем костюме и фуражке – молчал и делал вид, что в салоне, кроме него, никого нет. У такого парня за плечами либо много интересных историй, либо наоборот, каждый день напоминает предыдущий. Впереди нас грациозно мчался «альфа-ромео», и на секунду он показался мне белым львом, несущимся сквозь саванну.

«Приближается развязка, – подумал я, – скоро всё сокрытое станет очевидным».

Когда ворота отъехали в сторону, машины улитками поползли к подъездной дорожке. Мия принялась сонно оглядываться, и Тони торжественно хлопнул в ладоши:

– Мы прибыли!

Я вышел из кабриолета и подал руку моей леди.

То, что можно было бы принять за садово-парковую скульптуру мыслителя, оказалось Данте Дольфино. Небольшая бородка и подбритые по нынешней моде виски делали его похожим на офицера времен Второй мировой войны. Наш старый знакомый встретил нас беглым приветствием:

– Добро пожаловать! Мия Моретти, Батиста Бискотти и, конечно, Маркус Л’Аквила! А где же самый главный гость, Микеле Данте?

Мия вышла вперед и обняла старшего дельфина:

– Он передает свои извинения за то, что не смог приехать
лично. На нем лежит большая ответственность. Поэтому мы решили выступить послами от лица моего отца. Говорите нам то же, что вы бы сказали папе.

– Странно, что я так и не получил от него письма о его решении, хотя знаете, у нас тут случилась забастовка на
почте – работники третий день протестуют, требуя повышения зарплат и сокращения рабочего дня с шести до четырех часов...

Маркус позади меня задышал спокойнее.

– Да, должно быть, письмо дойдет чуть позже, – согласился я.

– Тогда прошу в дом! – Данте сложил руки за спиной и жестом пригласил всех войти.

 

Глава 6. Катакомбы Неаполя

Просторная столовая почти целиком состояла из стекла: на стеклянном столе стояли стеклянные вазы с фруктами, полукруглое стеклянное окно заняло почти всю стену, а довершала композицию стеклянная башня посреди комнаты, внутри которой колыхались от ветра апельсиновые деревья.

Дольфино дождался, пока мы рассядемся на стульях, и, поймав интерес, отразившийся в моих глазах, пояснил:

– Особняк построен вокруг большого участка с рощей. Раньше, около века назад, деревья росли прямо в доме, склоняя ветви над комнатами, но со временем семья герба косатки решила огородить их этим стеклянным колпаком. Когда мы закончим, сможете посидеть на скамейке посреди этого чудесного сада.

– Закончим что? – Маркус беспокойно забарабанил ногой по полу.

Отец Виттории и Тони взял апельсин из вазочки и принялся сосредоточенно его чистить, превращая кожуру в аккуратные оранжевые витки:

– Уверен, мои дети поведали о моих сомнениях относительно природы ангелов. Но есть еще кое-то. Подземелья
Неаполя – это город под городом, но город более темный и одновременно – святой. Об этих катакомбах ходят легенды. Согласно одной из них, если заблудиться в его длинных, извилистых тоннелях, то можно вернуться в прошлое или оказаться в будущем. Если верить городскому фольклору, в этом месте нет ничего невозможного. Я думаю, что все эти поверья
возникли не на пустом месте, а имеют под собой очень даже не зыбкую, а вполне основательную почву. Я считаю, что именно здесь есть Источник всех Источников, и я бы хотел попросить вас найти его, для нашего всеобщего блага.

– Источник всех Источников? – переспросил Маркус, недоверчиво прищуриваясь. – Мы только начинаем привыкать к мысли, что осколок Эдема, упавший на Землю – вполне себе заурядное и довольно распространенное явление. А тут еще ваш супер-родник. Так что вы имеете в виду, когда упоминаете Источник всех Источников?

Тони и Виттория скрестили руки на груди, а Мия склонилась к Данте.

– Маркус, тебе никогда не приходилось сожалеть о том, что бессмертие нужно постоянно подпитывать? Переживать о том, что ты можешь стать уязвимым, хрупким, а твоя жизнь крепко привязана к воде с мистическими свойствами?

– Все мы об этом думаем, и большинство из нас отодвигает этот страх подальше вглубь сознания, чтобы не сойти с ума, – признался Л’Аквила, рассматривая свои ноги сквозь столешницу, похожую на замерзший лед на озере.

– А что, если бы я сказал тебе – есть такой родник, который подарит бессмертие навсегда? Больше никаких опасений, беспокойств, переживаний – за себя и своих близких. Ни с кем не случится ничего плохого. Мой отец имел все основания полагать, что отыскал его, Источник всех Источников, обозначив все райские сады точками на карте, он
выяснил, что у них есть географический центр и точки кругами расходятся от одного конкретного места. Роберто Дольфино считал, что наши родники подобны планетам, которые располагаются на орбитах вокруг Солнца, дарующего жизнь.

– Похоже на развод в интернете, – отозвался я, бегло обводя взглядом сидящих за столом, – «Зайди на наш сайт, и мы расскажем, как при помощи корня лопуха избавиться от проблем с суставами, написать курсовую работу и изгнать дьявола из босса». У каждой вещи и каждого явления есть свои побочные эффекты, недостатки и отрицательные стороны. Говорю это при всём уважении к вашему отцу, не обижайтесь, пожалуйста.

– И тут ты прав, Батиста. Недостаток Источника всех Источников – это Источник смерти, который протекает рядом. Воды одного даруют вечное блаженство, а другой забирает жизнь. Роберто Дольфино провел серию экспериментов и установил, что нестабильность Везувия вызвана фактом их существования.

В воздухе повисла вдумчивая тишина, которую каждый использовал, чтобы понять и просчитать грядущие события.

– И как же именно, блуждая в темноте, мы сможем отыскать главный Источник? Роберто Дольфино оставил координаты? Какие-то указания, куда сворачивать? – перед моими глазами предстал тот человек с отпечатком мудрости, который даже в гробу выглядел так, словно знает всё на свете.

– Мы пойдем на его запах, – объявил Тони, зажмуривая один глаз. – Несмотря на то, что сфера поиска сужена, прочесать необходимо километры путей и дорог. Нам уже приходилось ориентироваться на аромат Эдемского сада, когда мы бороздили море, удаляясь от Сакрэ-Фонте. Думаю, вы тоже скоро научитесь чуять родник издалека.

– Вы пригласили Данте Моретти на вашу виллу затем, чтобы он помог отыскать Источник всех Источников? Вы хотели, чтобы Данте Моретти привез нам безлимитное бессмертие, разлитое по бутылкам? – Мия села на стуле прямо.

– Да, я хочу защитить всех своих собратьев и уберечь от той беды, которая вошла в наш дом. Но поскольку я не уверен, что те создания, которых вы зовете ангелами, не решат помешать нам, я уже позвал подкрепление, которое будет охранять нашу группу. Несколько оборотней-косаток будут сопровождать нас, и если что, мы, старшие, отвлечем внимание существ на себя. Оружие мы с собой не возьмем, – как бы хорошо мы, представители древних гербов, ни сражались, наше мастерство не сравнится с навыками демонов. То есть, предположительно демонов. Вы вправе отказаться от этой авантюры.

Я посмотрел в окно на тонкое кружево облаков, наброшенное плащом на плечи моря.

– И как же мы попадем в подземелье?

Виттория указала пальцем вниз:

– Очень просто – через наш погреб. Особняк соединен с паутиной ходов подземного города. Добро пожаловать в темный Неаполь!

Вопрос, согласны ли мы проследовать к гипотетической цели гипотетическим путем, особенно и не обсуждался – каждый из нас дал свое согласие, как нечто само собой разумеющееся. Мы взяли свечи и фонарики, подкрепились эдемскими апельсинами и направились в погреб. Как правило, погреб имеет обыкновение приводить тебя к соленьям, виноградным напиткам или плесени – в зависимости от того, что хорошо удается выращивать хозяину дома. В нашем случае винтовая лестница никак не желала заканчиваться, а потом мутировала в широкие, вырезанные в камне ступени, края которых как будто кто-то основательно погрыз. Неаполь времен Римской империи^* располагался на несколько уровней ниже, чем современный город: когда-то по этим улицам, точно кровь по артериям, текла жизнь.

Мия держалась сбоку от меня, впереди шли Виттория, Маркус и Тони с большими свечами в подставках. Позади шагали Данте Дольфино, а также трое представителей семьи косаток – довольно необщительные ребята, которым вечно будет около сорока. Самый веселый и раскованный напевал себе под нос мелодию «Спуск в пещеру горного короля» из балета «Пер Гюнт», чем лично мне очень поднял настроение. За плечами иногда очень в такт композиции позвякивали металлические бляшки моего рюкзака.

Прошло немного времени, и ступени стали полом под наклоном. Я посветил фонариком на блестящие от влаги стены из горной породы. «Как будто чье-то вспотевшее лицо», – пронеслось у меня в голове. Когда-то не было на этом месте никаких подземелий и не существовало ходов в них. Была только горячая раскаленная алая лава, немного жадная и свободолюбивая. Прошло время, и она вырвалась из недр вулкана Везувия, формируя новые пласты земли, заполняя собой континент. Люди еще в период бронзового века догадались, какие хорошие дома выходят из вулканического туфа – затвердевшей лавы, и принялись копать вглубь, извлекая драгоценный строительный материал. Расширяющийся Неаполь требовал всё больше блоков для зданий, и под ним образовался подземный город-близнец, бесконечный лабиринт. Историю этого города я любил и знал, но сейчас, находясь где-то на развилке путей, я смог по-настоящему понять его, ощутить и прокрутить значимые вехи, врастая в самую основу подземного Неаполя. Именно в этот момент кто-то с громким «ай» влетел мне в плечо.

– А вы осознаете всю иронию происходящего? Мы спускаемся всё ниже и ниже, в какую-то темень в сопровождении некоего Данте. Уж не странствуем ли мы по загробному миру? Не в аду ли мы часом? Эй, чего вы молчите, мне что, одной всё это напоминает сюжет «Божественной комедии»? – Мия начала ярко жестикулировать и чуть не выронила фонарик.

– Нет, просто я задумался, на какой круг меньше всего хотел бы попасть. Точно не к льстецам – по версии автора они погрязли, я процитирую: «в кале зловонном». Так что, если почуете, что в воздухе запахло жареным, не стесняйтесь известить меня, – крикнул Тони, не оборачиваясь, и его слова объемным эхом обвили проход со скругленными стенами.

– Ой, а мы можем сменить тему? – послышалось позади от какого-то представителя герба косаток.

Мия приняла это предложение, не давая угаснуть бодрому настрою:

– А я, кстати, была знакома с тем самым Данте Алигьери, который создал «Божественную комедию». Мрачный был паренек, совсем без чувства юмора.

– Кстати, возвращаясь к теме спуска в царство смерти. Мне вот эти подземелья напоминают дорогу в обитель
Аида – бога мертвых у древних греков. Из таких мест лучше уносить ноги, не оборачиваясь^*, – прихвастнул своими знаниями Л’Аквила, касаясь плечом Виттории.

– А еще смахивает на обряд посвящения в ученики тайного ордена, адепты которого – сюрприз – охраняют великую тайну. А дорога вниз олицетворяет нашу символическую смерть как простых людей и возрождение в качестве посвященных, – подхватила Мия.

– Спасибо за информацию, оказывается, я был членом закрытого общества полтора тысячелетия и даже не догадывался об этом. Надеюсь, я хотя бы не в секте? – мой голос сорвался в притворном возгласе ужаса.

– О, брат, мы все надеемся, – с сарказмом отозвалась Виттория.

– От всех этих ваших разговоров запахло гробовым холодом, – возмутился Данте Дольфино.

– А как пахнет гробовой холод? Давайте вызовем Курта Кобейна, и пускай он сочинит нам новую песню: «Smells like graves spirit»^*, – предложил Тони, пропуская вперед сестру и ее ухажера.

– Раз уж мы тут все умничаем, то я читал, что в Древнем Египте в гробницах на стенах оставляли письмена, которые были первыми путеводителями по загробному миру для душ. Представьте себе, вы умерли, в отличие от вашего желания путешествовать. Вы оглядываетесь вокруг – и к великой радости обнаруживаете, что рядом очень удобные указания в виде иероглифов. Эй, это чья нога сейчас была? – я посмотрел на отпечатанные в камне стены темно-бордовые изображения первобытной эпохи: человечков с кувшинами воды, которые плясали и ликующе загибали ручки под странными углами. В свете фонарей они казались всего лишь мороком или искусной иллюзией.

Виттория торжествующе призналась:

– Я чувствую, мы всё ближе и ближе. Принюхайтесь: вот он – сладковатый запах жирной земли, расплавленного солнца, а к ним примешивается букет ароматов, делающих нас счастливее. Для меня Главный Источник пахнет соленой морской водой и жасмином.

Я припомнил, что на родном кладбище Сакрэ-Фонте всегда пахло в первую очередь только что сваренным кофе и темным шоколадом.

– Если честно, я пока ничего не улавливаю, – раздосадованно признался я, оступившись на неровной поверхности пористого камня, – только запах сырости, влаги и пыли.

– А ты включил лисье чутье? – Тони замедлил шаг и обернулся. Светлая челка взметнулась и закрыла собой глаза, отчего парень напомнил мне привидение родом из Викторианской Англии.

– Да вроде. Значит, оно не такое острое, как дельфинье. Или просто нетренированное, – пожал плечами я.

Отблески свечи были похожи на танцующие фигурки животных и людей с сияющими нимбами на голове.

– Тсс, – возмутился Данте Дольфино, – не шумите, мне показалось, что я что-то слышал.

Ребята принялись напряженно оглядываться и непроизвольно попятились назад, забирая с собой круги света и погружая часть подземелья обратно во мрак. Тони приподнял подставку со свечей над головой и принялся водить рукой, высвечивая боковые ответвления лабиринта. Откуда-то из рукавов туннелей с нарастающим гулом подул зловещий ветер: у меня появилось ощущение, что мы потревожили сон кого-то, кого не следовало.

– Здесь проходит линия городского метро? – тихо спросила Мия, и я почувствовал ее дыхание на своей шее, отчего по рукам и спине поползли мурашки.

– Нет, – с уверенностью возразила Виттория, – так глубоко она не пролегает. – Это что-то другое.

Я приготовился к тому, что сейчас справа от меня покажется серебристый поезд-призрак, несущийся в никуда, и пройдет сквозь мое тело. Данте вместе с представителями герба косатки направился к ответвлению подземной паутины – старшие оборотни мягко загородили проход, отстраняя нас и закрывая собой. Неопознанное завывание рассея-
лось и переросло в шепот, и до моих ушей донеслись обрывки фраз:

– Они там... Близко, слишком близко... не дай им приблизиться... сделай, что понадобится... Ты знаешь, что именно нужно сделать...

– Бегите вперед, бегите и не оборачивайтесь, – скомандовал Дольфино, – я знаю, кто это. Точнее, что. Это они – те твари, которые выдавали себя за ангелов! Мы их задержим.

Виттория охнула, хватаясь за ладонь брата и крепко сжимая ее:

– Папа! Только не опять! Всё это того не стоит, мы можем вернуться!

Маркус направил фонарик на ту дорогу, по которой мы пришли, – сужаясь до точки, она оказалась преграждена теми же шепчущими звуками и расплывчатыми силуэтами, что и правый рукав.

– Я люблю вас, дети! Виттория, Тони, уводите наших гостей! Это приказ, ну же, вперед! – дрожащие отсветы свечи подчеркнули жесткое и категоричное выражение лица Дольфино. – Найдите источник, запомните, где он, и возвращайтесь!

Брат преградил сестре путь, шепча: «Так хочет наш отец», а она в ответ запричитала, что ей плевать, и попыталась проскочить мимо Тони. Маркус не знал, как ему поступить, и неуверенно отошел в сторону, не решаясь принять какую-либо сторону в семейной разборке.

– Косатки, в кольцо! Никто не пройдет! И ты не пройдешь! И ты тоже, демон! – Данте заревел в темноту, наполненную тенями и шелестом.

 

Глава 7. Обманчивая реальность

Я перекинулся в лисицу и повел остальных за собой, напряженный и готовый в любой момент пустить в ход свои острые когти и зубы.

Вскоре я действительно почувствовал, как пространства катакомб наполняются знакомыми кондитерскими запахами, к которым добавился звук мерно перекатывающихся волн, как будто наша уменьшившаяся компания вдруг оказалась недалеко от морского берега. Путь показался бесконечным, и я не мог с уверенностью сказать, сколько прошло времени, прежде чем туннель расширился, приведя нас к цели нашего спуска. Открывшийся за поворотом огромный грот гигантским сводчатым куполом нависал над нашими головами. У меня появилось ощущение, что я оказался в центре огромного готического собора со стрельчатым потолком и богато украшенными стенами.

Это место не просто символизировало начало и конец, оно предлагало прикоснуться либо к одному, либо к другому – закончить свою жизнь или начать ее заново. Из пустоты, буквально подвешенный в воздухе, справа от меня низвергался мощный водопад, похожий на шелк цвета незапятнанного снега. Касаясь земли, воды утихали и превращались в вяло текущую невесомую реку. По левую руку, словно отражение первого источника, появлялся поток воды, черной и тяжелой как бархат. Реки уходили куда-то вглубь стен, а возможно, и вглубь Земли. Это было завораживающе настолько, что отвести взгляд от этого зрелища представилось мне почти невыполнимой задачей.

Ребята поставили свечи на пол.

– Ну, и как нам понять, который из них Источник всех Источников, а который коварно обрывает существование? – поинтересовался Маркус, провожая взглядом толщи воды, с громом ухающие вниз.

– Есть у меня хорошая идея! Я очень рад, что всё еще таскаю с собой частичку Сакрэ-Фонте и могу сделать вот так, – я достал из рюкзака два оранжевых плода, замахнулся и кинул через плечо первый апельсин – в белую реку, отозвавшуюся эхом. Зонтик из молочных брызг куполом расцвел над источником. Второй плод отправился по дуге в черную реку, нырнув без кругов и всплеска, погружаясь во что-то, напоминающее по густоте расплавленное сливочное масло.

– Ну что, пятьдесят очков Гриффиндору?^* – я подмигнул Мие и обвел взглядом нашу команду. – Это же бессмертные апельсины, они почти как мы, только, разумеется, оранжевые... На самом деле отличий, конечно, больше... В моей теории всё, что произойдет с ними, должно стать и с нами. В общем, ничего не трогайте, пока я не разберусь, который источник безвредный для нас.

– А апельсины разве не должны утонуть? – подала голос Виттория.

– Ну да, по-вашему, у меня такой богатый опыт, и я каждое воскресенье развлекаюсь зашвыриванием фруктов в реки смерти и реки бессмертия!? Стоп! Вы только взгляните на это! – из-под вязкой глади черной реки высунулся скромный и стеснительный бочок Эдемского плода. С его пупырчатой кожуры сходили сгустки воды, которую даже с натяжкой не хотелось называть родниковой.

– Эй, с этим апельсином в черной жиже всё в порядке! –
сообщил Тони, подходя к водопаду ближе и вглядываясь в медленно дрейфующий фрукт.

– А вот этот, – Виттория двинулась в противоположном направлении, – боже, он сморщился! И почернел... Поверить не могу! А я была уверена, что правильным источником окажется белый... Но он, оказывается, смертелен...

– Вот и не приближайся к нему, слышишь? – заволновался Маркус. – Никто не приближается к реке из испорченных сливок.

– Ну почему же сразу никто? – эхом прокатился незнакомый голос.

От сумрака отделились ангелы – четыре светящихся
создания, чье внутреннее сияние, исходящее от силуэтов, напомнило солнечную корону, за границы которой вырывались протуберанцы – языки чистого белого света. Их сущности заполнили собой пещеру, и я ощутил, как от сердца по телу распространяется жидкое тепло и счастье, состоящее из одуванчиков и золотого лета.

– Думаете, если вы наглотались зажженных лампочек Эдисона, то сможете обмануть нас, да? Полагаете, что немного дешевых спецэффектов заставят восхвалить вас? – воскликнула Виттория, раздраженно пиная ногой свечу.

– А вдруг мы были не правы? Вдруг перед нами сейчас и правда ангелы? – подал слабый голос Маркус, отдаляясь от белого водопада. Остальные последовали его примеру и пересекли зал грота.

– Не позволяй дурить себя, ты же оборотень! Загляни сквозь искусственную оболочку и не ведись на показную мишуру! Знаешь, иногда за самым красивым фантиком кроется отвратительная на вкус конфета. А иногда из нее еще выползают черви, – глубокомысленно подметил Тони.

Слегка наклонив голову, я решил присмотреться к посланникам более внимательно: все четверо были в белоснежных костюмах, с алмазными тростями, и эти детали почему-то никак не желали отделяться от их облика, словно срослись с ним. Когда я попробовал представить ангелов без трости, то неожиданно почувствовал горячую и мигающую мигрень в области висков. Чем больше усилий я прикладывал, пытаясь выйти за границы видимого образа, тем очевиднее становится тот факт, что этот блестящий аксессуар из драгоценного камня смотрелся лишним и даже враждебным, чужеродным. Я имею в виду, таким же чужеродным, как яйцо змеи в гнезде соловья.

Трость подтвердила закравшиеся в голову опасения и протянула к нам алмазные щупальца, растопырив их в жесте «ура!». Мои друзья в ужасе отшатнулись назад, и я вовремя успел поймать споткнувшуюся Мию, придержав ее за плечи. Фарфоровая кожа и персиковый румянец на лицах существ вдруг стали пластиковыми и глянцевыми; глаза чужаков застыли стеклянными шарами, моментально превратившись в воплощения ночных кошмаров. Словно в замедленной съемке выражения их ухмылок поплыли вниз расплавленным сырком «Дружба». Если вы когда-нибудь видели, как чернеют подожженные слои воска, то можете себе представить, о чем я говорю. Те, кого мы на протяжении последних полутора тысяч лет считали ангелами, сейчас куда больше воплощали собой одержимых зомби-манекенов. Человеческая личина вместе с костюмами упала к их ногам, словно луковые очистки, на которые невозможно посмотреть без слез.

– Это что еще за куклы Чаки?^* – ужаснулся Маркус, с отвращением оглядывая злобную четверку. Подобное зрелище заставило нас отвлечься от вращающих свои воды Источников.

Подгоревшая кожа, в которой больше не было необходимости, дымилась едкими парами. Свет, в котором явились незваные гости, померк, и подземелья снова погрузились в сырой полумрак.

– Эти монстры выглядят так, словно у них закончился срок годности и они протухли! – я подумал, что теперь долго не смогу есть сэндвичи со слегка подтаявшим сыром.

Создание тьмы, стоящее сбоку, шагнуло к нам:

– А вот и наш фанат неприглядной правды! Ну что, теперь между нами честные отношения? Так мы выглядим на самом деле, но знаешь, Батиста, внешность не главное, мама должна была тебе это объяснить.

– Эй, урод, у тебя, кажется, тушь потекла, – лениво отозвался я, просчитывая варианты и нынешний расклад, – сходил бы ты лучше в уборную, подправил макияж и не трогал нас.

– Что-то ты слишком дерзкий для ручной зверюшки! – подключился к обмену оскорблениями еще один демон.

– Слышишь, ты, кусок подгоревшего пирога, что вы сделали с папой и остальными? – опомнилась Виттория, и я заметил, как ее глаза стали темно-синими от гнева.

– Они оберегают вас от несуществующих иллюзий, мы оставили им вместо себя один туман и морок. У них там в самом разгаре бой с тенью.

Я решил, что буду тянуть время, чтобы получить возможность добиться дополнительного преимущества, кроме количественного перевеса с нашей стороны.

Присмотревшись к ним, я понял, что из своего рациона следом за плавленым сыром я исключу желе – ведь, кажется, именно из него состояли их полупрозрачные тела. Сквозь бледную пленку оболочки у каждого из адских созданий просвечивал черный сгусток сердца и чернильные вены, напоминающие ветки засохшего дерева.

– Так кому же мы служили? – выпалил я, глядя исподлобья.

Несостоявшийся ангел, которого я мысленно наградил циферкой «3», весь затрясся от приступа хохота – и мне даже показалось, что дерево внутри него сейчас попытается сбросить несуществующие и эфемерные листья.

– Вы добровольно согласились целовать подолы наших хламид, так не всё ли равно, кто мы такие? Вас действительно занимает вопрос, чьими рабами вы были, да и, по большому счету, всё еще являетесь? – в разговор включился холодец под номером четыре.

– Я не служила никому, а лишь хранила тайное знание и не давала ему вырваться в мир и посеять в нем семена хаоса, – возразила Мия.

– Девочка, ты ошибаешься. В обмен на пару сомнительных подарков вы, оборотни, слепо выполняли не более чем чужую прихоть. А что, если я сейчас открою перед тобой двери в правду? Ничего вы не берегли от людей. Батиста, – существо из оплавленного воска хищно развернулось в мою сторону, – признайся, у тебя ведь был соблазн позволить той человеческой девушке, с которой ты познакомился во время карнавала, отпить из источника? Не думал ли ты об этом? Это вам, существам, которых коснулась божья искра, родник продлевает жизнь. Для нее – воды этого родника просто минералка, вкусная, но бесполезная. Пусть хоть три литра выпьет, а всё равно так и останется смертной. Источник бессмертия не работает для людей, только для божественных созданий. Давным-давно мы выкрали у Бога артефакт под названием светоч, при помощи которого в незапамятные времена были созданы ангелы и демоны, и сотворили вас. В жилах каждого оборотня течет чистый свет, который, правда, нужно подпитывать. Вы – третья сила на шахматной доске, но, разумеется, чрезвычайно бесполезная... Ну как, приятно сознавать, что всё ваше существование было абсолютно бессмысленным и бесцельным?

А вот теперь мне даже стало любопытно, и я выдал свою искреннюю заинтересованность:

– Но зачем? К чему всё это? В ваших действиях нет логики...

– Спроси свою милую девочку, она из вас тут, похоже, самая догадливая. По лицу вижу, она уже в теме, – заулюлюкал демон под номером 2.

– Если всё это время вы изолировали нас и убедили, что у нас есть высшее предназначение, значит, вы не подпускали нас... не подпускали к чему? От чего именно вы держали нас подальше? – Мия сжала кулаки.

Я предупредительно положил руку на ее плечо, мысленно сигналя: «Не надо, еще не время». Пообщайтесь с кем-нибудь несколько сотен веков, и для того, чтобы выразить просьбы и желания, вам больше не понадобятся языковые конструкции.

– Убрав лучших из людей, мы приблизили мир к тому образу, который нравится нам, наделили Землю обликом, способным радовать нас. Религиозные конфликты, ядерное вооружение, тотальное разрушение экологии и привычной среды обитания, геноцид миллиардов и миллиардов существ. Люди, похоже, никогда не допустят и мысли, что у животных и растений тоже есть разум и чувства, и даже культура: человек не в состоянии поверить в то, что всё вышеперечисленное имеется у людей другой веры и родом из другой страны. Люди цепляются за отличия, игнорируя общность... и всё потому, что манеры и внешний облик отличаются от их собственных... – торжествующе изрек демон номер один. – Вы своим бездействием потворствовали воцарению эпохи порока. Знаешь, кому выгодна раковая опухоль? Самому раку, и если следовать этой метафоре и дальше, то Земля – это единый организм, а мы, четверо падших ангелов, и есть раковые клетки. Вы – наше единственное и, несомненно, удачное творение, сами того не ведая, вы приблизили наши надежды и помогли восторжествовать греху. Вы только брали и брали, и ничего не давали в обмен. Ведь самое страшное иногда заключается не в причинении зла, а в отказе от вмешательства. Не этим ли вы занимались, мои верные оборотни? Вы тут упоминали одно известное произведение – «Божественную комедию», значит, вы и сами в курсе, что самое страшное преступление – это предательство, – второй падший ангел выжидающе скрестил руки на груди.

Виттория и Тони переглянулись, и я почти почувствовал, как они сожалели, что сражаться им придется в человеческом облике. Маркус занял место между братом и сестрой, готовый принять основной удар на себя.

– Что бы ни случилось, держитесь подальше от белого водопада, не позволяйте загнать себя в правый угол, – шепнул я и получил еле заметные кивки головой в ответ.

– Бесплатное бессмертие бывает только в мышеловке, – порадовало своей банальностью создание тьмы под номером 1.
Честное слово, у этой компашки даже фразы как будто сбежали из сюжета мультфильмов про карикатурных злодеев.

– А вот это мы еще посмотрим, – не согласился Л’Аквила.

– Мы перебили всех ангелов и заняли их место, а с вами уж тем более справимся, – плюнул на землю враг под номером два.

– И это все ваши силы? Четверо против пяти? Не маловато ли вас? Не хотите позвать подкрепление? – издевательским тоном засюсюкала Мия. – Раз не зовете, значит, больше некого звать. Весь ваш цирк уродов в сборе. Кем бы вы ни являлись – вы последние в своем роде.

Когда описывают битвы, обычно используют пафосные и возвышенные слова, яркие эпитеты и красивые обороты. Эти приемы помогают читателю представить себя посреди разворачивающихся действий, он как бы скользит между сражающимися персонажами, то замирающими, то ускоряющимися фигурами в эффектных позах древнеримских статуй. В реальности же всё происходит слишком смешанно, не всегда торжественно и подчас неуклюже. Иногда люди (или в моем случае оборотни) просто возят противника лицом по грязи, падают на землю неэстетичными грудами или уворачиваются от ударов с перекошенными от ненависти физиономиями. Я выпустил на свободу свою звериную часть и решил, что буду стараться держать Мию подальше от эпицентра боя. Своды пещеры съедали свет, а после того, как кто-то наступил на свечи в кадках, света не осталось совсем. Я подумал, что у нас, как у животных с режимом ночного видения, появилось чуть больше шансов на победу. Сквозь вопли, кличи и странный сконфуженный смех я различал звуки бегущих вод от Источника жизни и Источника смерти. Вокруг замелькали участники противостояния, и я вспомнил, как мы с Моретти катались на карусели во время празднований фестивалей сбора урожая.

Какая-то из моих мыслей могла определить исход битвы в нашу пользу... часть меня уже знала, что нужно сделать и как можно победить созданий тьмы. В ипостаси лиса думалось чуть-чуть по-другому, поэтому я снова принял человеческий облик, отгородившись от шума бушующего боя.

Я замер, опустил руки, уклонился от удара нечисти, постарался не шевелиться и расслабиться. Напряжение в шее отступило, забирая с собой скованность и высвобождая подсознание. Слабо светящиеся стены подземелья отодвигались, перемещая меня на вершину Сакрэ-Фонте, где гребни лавандовых полей фиолетовыми знаками равенства устремлялись в вечность. Апельсиновые сферы тянулись к солнцу, волшебные и самые обыкновенные одновременно – смотря кому они достанутся. Смотря кому достанутся... В голове на повторе воспроизвелась фраза, которую в меня швырнул демон: «Источник бессмертия не работает для людей, только для божественных созданий». От чего же черпают силы для поддержания жизни создания тьмы в таком случае? Ну, конечно! От вод смерти! То, что является ядом для нас, обеспечивает жизненной силой этих приспешников зла! Родник Эдема не пригоден для демонов, более того, на демонах он должен сработать ровным счетом с обратным эффектом – отменить их вечность...

Сознание велело опуститься на колени, я и послушался – наверняка со стороны это движение выглядело так, словно я свихнулся и решил поклониться бравой битве или воздать дань уважения безымянным речным богам. Материально я всё еще находился в катакомбах, а мысленно – дома, посреди родного сада на кладбище. Я заглянул в око неба – и понял, что отразился на его голубой сетчатке, словно маленькая упрямая черточка. Через плечо, не задев меня, пролетел крайне агрессивно настроенный демон. Кажется, тот, которому я присвоил третий номер. К сожалению, это был отнюдь не конкурс красоты, так что я засомневался, которая из четырех «красавиц» решила порадовать меня попыткой атаки.

Можно было подумать, что падший ангел пытается устроиться каскадером и решил, что попал на кастинг, где можно продемонстрировать эстетичные падения и перекаты.

– Лучше бы ты занялся бальными танцами, тварь, – закричал Тони, пробегая мимо. Его белая челка вела вполне отдельное существование и отплясывала на своей независимой вечеринке, куда мы не были приглашены.

– Влейте в демонов воду из источника бессмертия, это их криптонит!^* Только так можно с ними покончить! – завопил я, зажав в захвате одного из экс-ангелов. – Исчадья ада пьют коктейль из воды смерти!

Брат и сестра Дольфино вместе с поддержкой Маркуса с воздуха прорвали оборону трех демонов и повалили их на землю. На моих глазах Тони вытянул вперед руки и по дуге нырнул в источник Вечной жизни, подняв целый фонтан брызг. Часть из них попала на оболочку демона номер один и даже в его распахнутый в крике рот. Существо принялось корчиться и осело на бок, ссыхаясь до состояния мумии из национального музея естественной истории. Приспешник ада повторил судьбу бедного Эдемского апельсина и растворился, словно его никогда и не существовало. Виттория погрузилась в воды вечной жизни следом за Тони и зачерпнула ладонями глоток бесценной жидкости. Кончики ее светлых волос окрасились в черный цвет, а на лице застыло сосредоточенное выражение – девушка сделала глоток и закрыла глаза. Выпустив на свободу своего внутреннего дельфина, она быстро замелькала у самой поверхности реки, вдохнула воду и струей выпустила ее во второго падшего ангела. Внезапное осознание всемогущества Дольфино током заструилось по венам: «Брат и сестра теперь навеки бессмертные».

Я бросился к Мие, один на один сражающейся с ангелом номер четыре: она щелкала зубами, пытаясь схватить демона за ногу, и ловко отскакивала от его ударов. В пылу битвы она не заметила, насколько близко пронеслась мимо белого водопада.

– Моретти, назад, – закричал я и бросился наперерез напавшему. Падший ангел навел на меня свой стальной взгляд и вытянул вперед руку, материализовывая в ней алмазный посох. Я попытался увернуться от удара, поскользнулся и почувствовал, как моя голова с очень неприятным звуком стукнулась о каменный пол. Перед глазами всё поплыло, а зрение расфокусировалось, но частица меня снова оказалась посреди уютной площади Сакрэ-Фонте. Мне казалось, что я нахожусь сразу в двух местах, а видеть при этом могу только одно. Чуть розоватая сладкая вата в руках у собравшихся на карнавале гостей и жителей города покачивалась на ветру, словно колышущиеся коробочки хлопка в поле. Завихрения сине-зеленого воздуха стали похожи на мазки на полотнах Ван Гога и подхватили пушистые клочки, превращая их в облака нежных расцветок. Кто-то посмотрел на меня сквозь витражи нарисованной церкви на вершины горы и помахал рукой. В тот же миг ко мне стало возвращаться мое обыкновенное зрение, и я увидел перед собой сумрак Неаполитанских подземелий.

– Вата, сладкая вата! – запричитал я, облизываясь.

– Он пробил себе голову насквозь, и только успел исцелиться, как заговорил о еде! Вот это я понимаю, настоящий Бискотти! – сквозь слезы хрипло отозвалась Мия, склоняясь прямо над моим лицом. – Я знаю, что это глупо и с тобой ничего не могло случиться, но когда я увидела, как ты распростерся на земле, раскидав руки, то у меня внутри словно замер часовой механизм. Ты был в отключке минуты две, но этого хватило, чтобы я начала рыдать, как маленькая!

Озабоченные лица моих друзей выглядели еще и слегка озадаченно и склонились так близко, что я ощущал их
частое дыхание на своих щеках. Тони закончил вливать в меня черную тягучую жижу, которая на вкус, как ни странно, была удивительно приятной. Я облизнул губы и произнес:

– Ой, ребят, с моего ракурса вы смотритесь так, словно фотографируетесь на обложку музыкального альбома!

Моретти принялась меня целовать, и все остальные откашлялись и отвернулись.

– Может, вы это, уже уединитесь где-нибудь, а то нам как-то неловко, – засмеялся Маркус, стоя ко мне спиной.

– Вы лучше скажите, что случилось с демонами, – я приподнялся с земли, усиливая лисье зрение и разгоняя мрак пещер.

«Единственные раны, которые заставляют оборотней временно терять сознание, это серьезные повреждения мозга», – подумал я, бросив беглый взгляд на темную лужу крови под моей головой.

– Мы с ними расправились. Или ты видишь, что они ползают где-то неподалеку? – повел бровью Тони и протянул мне руку, помогая подняться на ноги.

– А я, выходит, столько всего интересного пропустил...

 

Глава 8. Ничего не заканчивается

Я никогда не питал нежных чувств к финалам романов, похожих на приторный тортик с безе и ванильный латте с молочной пенкой; мне всегда казалось, что ты должен захлопнуть книгу с ощущением недосказанности, интриги, гадая, а так ли всё закончилось, как ты думаешь? Но сегодня я понял, что пополнил ряды любителей хэппи-эндов в литературе – теперь, когда я сел завершить свой собственный роман. Хорошо, что я могу рассказать нашу историю, и хорошо, что не я один. Я всё не мог остановиться, витиеватые предложения и абзацы клеймили белые листы, точно татуировки –
тело рэпера; за полтора тысячелетия слов накопилось достаточно. Моретти, почуяв, что мне нужно остаться наедине с самим собой, провела весь сегодняшний день на пирсе с Маркусом, Тони и Витторией. Почему-то я был уверен, что без Мии троица чувствовала бы себя немного неуютно.

Ветер пролистывал исписанные страницы моего блокнота, словно задумчивый редактор, норовя сразу взглянуть на концовку. Наверно, он просто был слишком нетерпеливым. Я вспомнил, что Моретти обожает вместо закладок пользоваться разноцветными засушенными цветами, и невольно расплылся в улыбке. Прошло уже два дня с того момента, как мы вернулись из подземелий обратно в особняк Дольфино, но я знал, что уже ничего не будет как прежде; да и мы тоже не будем прежними. Но перемен не всегда стоит бояться; даже если тебе всю жизнь удалось провести в безопасном месте, отгороженном от бед, приносимых обычными буднями, это вовсе не значит, что однажды тебе не
потребуется выйти из уютной раковины.

Данте Дольфино настаивал, чтобы мы немного задержались в особняке и пришли в себя, – с главой герба дельфинов всё было в порядке, как и с ребятами из клана косаток. Впрочем, вскоре на неаполитанской вилле стало на одного Данте больше, – к нам прибыл отец Мии. Моя леди запоздало отправила письмо домой и даже позвонила, но застала дома только кузин и кузенов, а еще взволнованную мать. Сначала я подумал, что мэр устроит нам разнос, однако когда мы все устроились за одним столом и начали выкладывать по порядку все случившиеся приключения, папа Моретти даже перестал нервно сжимать вилку, словно трезубец Посейдона.

Два Данте, а также представители рода косаток спустились в катакомбы вместе с пустой бочкой, а вышли, катя перед собой наполненную. После того, как достаточный запас воды бессмертия оказался поднят наружу, оборотни постановили, что Источник жизни и Источник смерти стоит навсегда похоронить в бетоне, кирпиче и цементе. Мэр Сакрэ-Фонте позвонил жителям города и вызвал их в Неаполь, где силы горожан нужны были для новой миссии, и на этот раз совсем не призрачной и не выдуманной. Мне показалось, что ближайшие веков десять силы оборотней будут брошены на возведение неприступных стен в катакомбах под Неаполем.

Думаю, часть молодежи теперь захочет немного свободы и отправится отыскивать представителей других гербов по всему миру. Я жмурился от яркого солнечного света, сидя посреди огороженной стеклянным куполом плантации. Как и обещал хозяин особняка, внутри оказалось потрясающе. Под старым апельсиновым деревом из Эдема стояла скамеечка, засыпанная подушками. Она не боялась дождя, отсутствия крыши или купола над головой: дождь никогда бы не обидел и не потревожил осколок райского сада. Мия сегодня утром на цыпочках приходила собрать цветов для вазы на обеденном столе, и я представил, как один, самый красивый, она оставит вместо книжной закладки. Каково это быть совсем-совсем бессмертным? Если честно, я то ли еще до конца не осознал, то ли так и не заметил ощутимой разницы внутри. Разве что стало чуть спокойнее.

Маркус за завтраком признался, что перестал видеть кошмары и во снах к нему больше не является Дэвид Боуи с укоряющим взглядом разноцветных глаз.

– А при чем тут Дэвид Боуи? – поинтересовался обескураженный Тони.

– Как при чем! Он мне раньше часто снился – он возникал и стыдил меня за то, что я не забочусь о своих близких, как следует, – Л’Аквила подцепил кусочек вяленого помидора из салата.

– А теперь он исчез? – притворно нахмурилась Виттория. – Кто же будет тебе петь рок-колыбельные по ночам?

– Надеюсь, что ты будешь вместо него. Ну да, наверно, Дэвид со спокойной совестью улетел обратно на Марс. Вообще-то, думаю, как раз мою совесть он собой и воплощал...

Нас наконец-то поселили в отдельных комнатах, отделенных друг от друга длинным коридором, но от этого мне стало очень грустно и тоскливо, и в отличие от Маркуса я стал засыпать значительно хуже. Поэтому ночью я собирался пробраться в комнату Мии.

В тишине под кроной древнего апельсина я добавлял последние строчки заключительной главы, а мои мысли
цеплялись за кусочек утра перед завтраком:

– В свете всех произошедших событий... – я поймал Мию возле лестничного пролета, на гостевом этаже.

– Во тьме всех произошедших событий, – с волчьей усмешкой поправила меня Мия, элегантно касаясь кистью руки поручня.

– Хорошо, во тьме всех произошедших событий я теперь не представляю, что мы будем делать.

– Пока не имеет смысла возвращаться в Сакрэ-Фонте... Не знаю, будут ли теперь устраивать осенние карнавалы, или наш родной край станет подобием этих маленьких городов, откуда все уехали и оставили пустыми дома... – лицо Мии сияло, и на нем загорались новые звездочки-веснушки.

– Всё будет хорошо, ты знаешь своего отца. Он не сможет жить без огромной библиотеки и без организации
праздничного настроения... Он обязательно вернется в горы осенью. А мы, мы-то c тобой что будем делать? Останемся здесь и снова станем стражами? – но я уже знал, что она мне скажет.

– Ты думаешь о том, о чем я?

– Хочешь посмотреть мир?

– Да, хочу наконец-то хоть где-то побывать, – Моретти позволила винтовым ступенькам повести себя вниз.

– Ну, и куда бы ты хотела отправиться сначала? – вопросительно произнес я, упираясь коленкой в стеклянную перегородку, отделяющую меня от вращающихся изгибов лестницы, напоминающих повороты штопора.

– В Марокко, там есть квартал с синими зданиями и синими лестницами под синим небом. Должно быть, очень красиво. Столько лет заточения по своей воле – после такого мы с тобой заслужили отпуск, – она подняла на меня доверчивый и очень мудрый взгляд.

– Не сомневаюсь. Только давай всё-таки дождемся, когда в Неаполь прибудет моя семья. Хочу сам им поведать, как всё было. Они не должны переживать за меня, – я улыбнулся, понимая, что визитом в Шефшауэн дело не ограничится. Мы будем посещать города, много городов. Доберемся туда, где никто не живет, и туда, где в небо впиваются шпили гигантских небоскребов. Начнем менять мир к лучшему, маленькими шажками и отдельно взятыми проектами. А потом всё равно вернемся в родное гнездо. И я стану писать ей письма, даже если придется относить их в наш же собственный почтовый ящик. Вечность – это не предел, и не отметка на оси времени. Вечность – это навсегда. Или, по крайней мере, надолго.

Лисий слух донес до меня шум семейного веселья в особняке, и я вдруг почувствовал себя оторванным от всеобщего счастья. Я обернулся рыжей лисой, бегущей меж деревьев с оранжевыми апельсинами, и поспешил к остальным: человек ли, зверь, никто не должен быть один. Моя история подошла к концу, но впереди меня ждет еще много других, не менее интересных историй.