Алексей Дарькин

Пасха

Сегодня я спал долго – до самого обеда. Проснулся, когда солнце поднялось совсем высоко. Оглянулся вокруг, и показалось, будто всё у нас дома изменилось, стало ярче и веселее. На тумбочке возле кровати красовались кулич да крашеные яйца: красные, малиновые, жёлтые, зелёные – все цвета радуги подмигивали мне. Целую ночь я провел в храме, лишь к утру вернулся домой.

Мне очень захотелось выйти на улицу и посмотреть: может, там тоже всё изменилось. Лишь только мама вывела меня на крыльцо, услышал голос бабушки Акулины, она живёт через дорогу от нас, никуда не ходит, только к нам. Как увидел бабушку – ахнул от удивления. Какая она нарядная – волосы убраны под ярко-зелёный, с красными цветочками, платок, и так ей к лицу бардовое платье! Как-то даже моложе стала выглядеть, и морщинки куда-то исчезли. Медленно, опираясь на трость, она приближалась к нашему дому и с полдороги, улыбаясь, восклицала: «Христос воскресе!»

Потом бабушка протянула в мою сторону руку и, весело прищурив глаза, продолжила:

– Это тебе, Лёша-сыночек, – в руке у неё лежали три крашеных яйца ярко-красного цвета и шоколадка.

Бабушка не села на скамеечку возле крыльца, как делала обычно, она сразу прошла в дом, отложила трость в сторону и важно опустилась в кресло:

– Вот так на Пасху люди должны поступать. Если зашёл человек в гости, то должен расположиться поудобнее, – продолжая лукаво улыбаться, сказала она, – тогда у вас круглый год будут куры нести яйца и выведут много-много цыплят летом. Не смотрите на меня как на сумасшедшую, это обычай такой.

Мама улыбнулась – не поверила, а я верю.

– Видела, видела вас вчера вечером в окно, как нарядные в храм пошли. Целую ночь там провели аль не выдержали до утра? – спросила бабушка Акулина.

– До самого утра пробыли в храме, – ответила мама и начала свой рассказ, как замечательно мы провели время в церкви.

Мы пришли рано, при нас открывали ворота. Лишь только ступили на порог, я понял, что попал в какой-то сказочный мир, у меня даже в глазах запестрило от красоты. От входа и до самого алтаря под каждой иконой в огромных вазах красовались разнообразной расцветки букеты живых цветов, словно лето наступило в храме.

А в самом центре – большое пасхальное яйцо, сделанное из бордовых и белых роз, рядом икона украшена ярким венком, в углу яселька из еловых веток. По вратам, что ведут в алтарь, тоже спускались цветы. В общем, всю картину не описать, нужно видеть своими глазами.

Началась служба.

Ближе к полуночи всё стихло, вынесли из алтаря фонарь с зажжённой в нём свечой, икону и ещё – на высоких шестах  хоругви с изображением Спасителя и Богородицы. И вот открылись Царские врата (я слышал, так всегда говорят в храме, когда открываются центральные врата в алтарь) и оттуда вышел священник в белом праздничном облачении. Начался крестный ход, раздался перезвон колоколов и поплыл по всей округе. Все вокруг улыбались, радовались, и на душе стало светло и легко. Под конец крестного хода, когда люди приближались к центральному входу, вдруг хлопнул салют – все ахнули от удивления и красоты. Слышно было, как многие громко восхищались: «Вот здорово!»

Я был удивлён больше всех, наверное – ведь я первый раз в жизни пришёл в храм на Пасху.

Затем священник поднялся на крыльцо и воскликнул:

– Христос воскресе!

Люди хором отвечали:

– Воистину воскресе!

Служба продолжалась до самого утра. Я устал, конечно, но приятные воспоминания придавали сил.

Это я так увидел и запомнил службу, сидя в коляске, мама больше разных мелочей подметила, о чём и рассказала бабушке Акулине.

– Эко оно как! – вздохнув, вымолвила бабушка Акулина, когда мама закончила описание всего праздника. – Это хорошо, что теперь все жители Пасху встречают в храме, а ведь ещё год назад не было в нашей деревне Божьего дома, на улице приходилось встречать праздник. Сейчас, Лёша-сыночек, я тебе расскажу, как мы готовились к великому дню и как праздновали.

Раньше мы задолго до Пасхи начинали к ней готовиться. Вычищали дома от грязи да копоти, которая накапливалась за зиму. Топили ведь гнилыми пеньками да хворостом, а печки-то худые, вот и прёт дым в дом, не доходя до трубы. К весне потолки – чёрные, да и все углы в доме не чище, в сильные морозы и телят маленьких приходилось заводить домой. Эх, трудное время после войны было, да и морозы – ух, какие злые стояли.

А уж к празднику великому всё вычистишь, каждый уголочек. Бывало, возьмёшь кирпич, мелко-мелко накрошишь, водичкой разбавишь и давай тереть этим порошком каждую дощечку на потолке, да и стены тоже. Ох и устанут руки,
ноют от боли, да зато после такой чистки комнаты примут ярко-жёлтый цвет, даже глазу приятно. Это сейчас у каждого в доме вон как прибрано да красиво, а в прежние времена мы и думать о таких вещах не могли. Что у нас-то было – стол, лавки вдоль окон да кровати – у кого железные, а у кого из досок сколоченные – вот и вся наша мебель. А теперь-то, теперь и в сенях вон какое убранство, аж боязно ступить.

Самый тяжёлый день – это, конечно же, суббота перед Пасхой: всё, что не успел завершить, с ног свалишься, но закончишь. К празднику и в доме должно быть чистенько, и во дворе, и новую рубаху нужно сшить да вышить как положено, и еду кое-какую состряпать успеть. Ох и нелёгкое время было, да мы и не знали, как по-другому-то бывает. Но жили дружно, и горевали вместе, и радовались, и к соседям ходили просто так, да коль позвали на помощь – отказа не было, всё с открытой душой.

Но как бы ни притомился от домашних дел в субботний вечер перед Пасхой, ближе к полуночи принарядишься и бегом на костёр, который каждый год жгли на конце улицы. И куда только исчезала усталость? Пламя поднималось, кажется, аж до самого неба, а парни ещё подхватывали огромное бревно с двух сторон и подбрасывали в костёр, колёса катили и тоже в огонь – яркие искры с треском летели ввысь, не хуже чем сегодняшние салюты ваши. Вокруг светло, как днём, щёки у всех румяные от жара.

На костёр собирались и стар и млад со всех улиц, и даже те, кто давным-давно уехали жить в другие сёла, в этот день приезжали. Каждый старался на великий праздник посетить родные места и обязательно побывать на костре, чтобы со всеми жителями повидаться, пожелать здоровья.

А шуму-то, шуму сколько по всей деревне в эту ночь, ну а возле костра только и слышно – бабах да бабах, аж в ушах звенит. Мужики из ружья стреляют, парни из самодельных обрезов, а уж мальчишки-подростки из чекушек – это так бесов выгоняли, а костёр жгли, чтобы Иисусу дорогу осветить. А кто его знает, что правильно было, а что нет, ведь церквей-то не имелось в то время, вот и придумывала каждая деревня свой обычай, чтобы хоть как-то чествовать праздник. Сейчас всё как положено – люди в храм идут, в Божий дом, встречать Пасху да славить Бога.

Ну а в воскресенье все жители деревни, от мала до велика, выходили на улицу нарядные, посмотришь вокруг – словно на цветочную поляну попал. Женщины, что постарше, в мордовские костюмы наряжены, выберут лужайку поудобнее посреди деревни, усядутся как попало да давай песни петь, а коль подходит гармонист с гармошкой – и в пляс пойдут.

Молодые девчата, одна краше другой, стройные, как белые берёзки, смотришь на них не налюбуешься, в нарядных платьях танцуют – плывут в хороводе, словно река многоцветная течёт. А затем, взявшись под руки, пойдут вдоль улицы, красивые, веселые, да с песнями – чисто яркий ручей струится по дороге, а уж парни вьются, вьются вокруг девиц. Так всей гурьбой задорные шествуют опять-таки на конец улицы, где жгли ночью костёр, только теперь к качелям они направляются.

Я удивлённо посмотрел на бабушку, она увидела мой изумлённый взгляд и продолжила:

– А как же? Каждый год на Пасху парни мастерили огромные качели. Качают своих зазноб, а сами подшучивают: «А ну-ка, скажи, как зовут жениха, да погромче, чтобы все слышали!» Вопят девки на всю округу, чуть не рыдают, а качели с двух сторон верёвками всё выше да выше подбрасывают. Тут же рядом дети пестрят в новых разноцветных платьицах – чисто бабочки порхают, всё им интересно. Мальчишки-сорванцы кувыркаются как козлята, грязные совсем, да всё им нипочем. До самого позднего вечера продолжается веселье. А уж молодые в какие игры только не играют – и в лапту, и футбол, и в круговой, а кто проигрывает – несут угощение тем, кто побеждает в игре. Столько смеха, столько радости вокруг! Теперь уж я
совсем слаба умом стала, всего и не припомню...

После долгого рассказа бабушка Акулина глубоко вздохнула, потом продолжила задумчиво:

– Вот, Лёша-сыночек, так было раньше, а теперь пока иду к вам, встретится молодой парень или девушка, я уж и низёхонько поклонюсь, и как можно громче скажу: «Здравствуй, сыночек!» – а он идёт себе молча – в ушах наушники, в руках телефон и не слышит ничего. Порой взглянет на меня да, наверное, подумает – что ещё эта старая бабка под ногами крутится. Эх, эх, эх! Теперь, видимо, молодым куда важнее общаться с игрушками-телефонами, чем с живыми людьми.

Вскоре раздался мамин голос:

– Пойдёмте за стол!

Мы сели за праздничный стол, пообедали.

– Спасибо вам за хлеб-соль, – встав, поблагодарила бабушка Акулина, – а тебе, Лёша-сыночек, благодарна за то, что слушал меня. Вспомнила минуты молодости, что давным-давно забыто, и на душе как-то радостнее стало.

Бабушка ушла, а я мысленно пытался представить – какая она была в молодости.

А потом сидел один и долго размышлял о том, что время течёт, одно поколение сменяется другим, а праздник Великой Пасхи, как и во времена бабушки Акулины и задолго до неё, почитают, и так будет всегда!

Станислав Бесхмельнов,

19 лет

Stabat Mater

Мать скорбящая стояла,

Её душу боль объяла.

       Мать стояла у Креста…

Сердце бедное стонало,

Когда Дева созерцала

       Муки Господа Христа.

Как душа Её болела,

Как страданием горела

       В страшной скорби и тоске!

Как Дитя её терзали!

Словно розы расцветали

       Крови капли на песке.

Сколь ужасны были муки!

Распростёрши Свои руки,

       Сын Пречистой умирал.

На Голгофе в час ужасный

Только Матери несчастной

       Неутешный плач звучал.

Кто же с Ней не зарыдает,

Видя, как Она страдает,

       Руки к Сыну протянув?

Чья душа не содрогнётся?

Кто же тут не ужаснётся,

       На Распятого взглянув?

Дева, Наше упованье,

Сердца Твоего страданье

       Дай с Тобой мне претерпеть!

Чтоб душа моя проснулась,

Ото сна чтоб встрепенулась –

       Дай любовью мне гореть!

Пусть меня оберегает,

В сердце веру укрепляет

       Крест Владыки моего!

И, когда умру, Святая,

Дай вкусить мне сладость Рая

       В Царстве Сына Твоего!