Владимир Махнач. В каком городе надо жить?

Владимир МАХНАЧ

 

В каком городе мы живём? В неблагополучном. Сразу оговорюсь – речь идет о Москве, хотя иже с ней и о большинстве средних и крупных городов России. Так почему же Москва – неблагополучный город? Это может показаться странным. Ведь именно в Москве строят много. Но город от этого становится хуже и опаснее для своих граждан, потому что продолжает создаваться так, как десять и двадцать лет назад.

Поговорим об архитектуре. Нам вместо нее предлагают 16-ти и 22-этажные железобетонные бараки. А барак, даже если клетушка в нем снабжена всеми современными удобствами, бараком и остается.

Возражение первое – дорогая земля. Уже в начале перестройки тогдашний глава Союза архитекторов Рочегов публично признал, что мы бездарно обращаемся с землей. Он даже заметил, что всю Москву со всей ее промышленностью и парками разумный градостроитель уместил бы в пределах Садового кольца. Когда мы создаем кварталы сплошной 16-этажной застройки, нормы инсоляции (в комнате должно быть светло) требуют оставлять гигантское расстояние между корпусами. Все это – выброшенная земля. Студент-архитектор и то прекрасно знает, что максимальная плотность застройки с соблюдением всех санитарных норм достигается, когда мы варьируем этажность от 4-х до 12-ти. Да, да, плотная застройка требует и 4-этажных домов. Выше 12-го этажа жить вообще-то вредно из-за вибраций. Ведь дом раскачивается, мы этого просто не замечаем. Так же из-за расстояния до земли – когда смотрим в окно. Мы не осознаем, что нам неуютно. Доказано: человек на высоких этажах живет в состоянии непрерывного стресса. Детям это просто уродует нервную систему. Мы смотрим за Запад? Ни в Европе, ни в США люди не живут в небоскребах. Все высотные здания – офисы и гостиницы, где вы проведете в крайнем случае неделю. Квартирные дома в городах, в том числе и в Нью-Йорке, имеют высоту в несколько этажей, а большая часть населения живет просто в собственных домах.

Существует только одна страна в мире, которая ведет массовую многоэтажную застройку,– это Япония. Японцев можно понять. Их – 130 миллионов на скалах. А у нас места куда больше, чем у немцев, голландцев, шведов. Спросите у своего соседа, сколько этажей должен иметь дом, в котором он больше всего хотел бы жить. Гарантирую, самый частый ответ будет – 2 этажа.

Возражение второе – нам жить негде. Все хотят получить отдельную квартиру, на первое время хотя бы маленькую, на 16-м этаже. За этим возражением – тоже ложь. Нас десятилетиями приучали, что если ты не секретарь обкома (новый русский), собственный дом может быть только с холодными удобствами во дворе. Однако весь мир живет не так. Для людей бедных, которые не могут владеть приличным земельным участком, придуманы секционированные постройки. Это когда у вас свои 2–3 этажа, вы выходите не на лестничную клетку, а в собственный садик, но за стеной справа такая же секция другой семьи, то же и за стеной слева. В Финляндии примерно 30% населения живет в собственных домах, 20% – в городских квартирах, а около половины финнов – в домах секционированных. Среди сосен.

Возражение третье. Индустриальные методы строительства дают возможность быстро, с небольшим количеством рабочих рук создать столь необходимое жилье. Увы, это ложь. Семиэтажные кирпичные дома в предреволюционные годы возводились за два строительных сезона. Эти дома и сейчас – лучшая часть жилого фонда Москвы. Один железобетонный дом длиною в квартал в наше время строится лет пятнадцать. Да, везде строят из железобетона, но возводят железобетонный монолит на стройплощадке, чем может быть достигнута изумительная пластичность решения. У нас свыше 90% железобетонных сооружений собирается из деталей. Сокращается число рабочих мест? Рабочих мало стало на площадке, но много на заводе ЖБИ. Потеряли рабочие места каменщики и плотники высокой квалификации и образовалось множество мест разнорабочих. На ЖБИ и алкоголик вкалывать может. Чувствуете, каковы социальные последствия «нашей» индустриализации? Кстати, демократия всегда составлялась из людей, высококвалифицированных и состоятельных. Мастер, живущий в собственном доме, вполне естественный гражданин. Чернорабочий из 16-этажного барака лишь элемент массы, толпы, голосующей по приказу начальства.

У нас сокращается население. Сокращается так, что мы уже говорим о вымирании русских. Стало нормой – семья с одним ребенком. В такой ситуации главной заботой любого начальства, которое мы можем терпеть, является не Чечня, не рынок и не Конституция, а умножение населения.

Теперь о детях. Наши микрорайоны массовой застройки опаснее всего детям. Ю. М. Лотман предостерегал, что новые города создают у детей от рождения информационный голод. Сельский мальчик набирает необходимую информацию, глядя на речку, рощу, поле; городской должен информационно насыщаться, бегая по кривому переулку с непохожими друг на друга домами, а особенно во дворе и даже на чердаке. Дворов у нас давно нет, а в новых районах и улиц нет. а есть проезжая часть. Еще 10 лет назад известный исследователь доктор В. Л. Глазычев опубликовал две подборки детских рисунков. Одна группа детей жила и училась в домах старой застройки, другая – в новом районе. Сопоставление было страшненькое. У детей 2-й группы даже неба не было видно: фасад многоэтажной коробки доходил до края листа.

Не все знают, что Москва исключена ЮНЕСКО из списка ценных исторических городов. Но речь не пойдет об охране памятников культуры, речь пойдет вообще о культуре, которая есть не что иное, как традиция жизни каждого народа. Русский город и XI веке разительно отличался от западного. Там чрезвычайно дорогая земля. Дома плотно примыкали друг к другу. Дороже всего длина фасадов вдоль улицы, поэтому нередко: дверь, рядом – окно, а дальше – следующее владение. Второй этаж немного нависает над первым, третий – над вторым. Улица – щель. А посреди улицы – канава, и надо ходить с умом.  В русском городе вдоль улиц только ларьки да церкви, дома – каждый в глубине своей усадьбы, в том числе и беднейшие. Так было до XVIII века, когда всем велено было строить дома строго по красной линии улицы. Но и потом между домами оставался интервал, а перед фасадом появились палисадники, которыми москвич отгородился от проезжей части.

Думаете, «Московский дворик» только Поленов писал? Их десятки, московских двориков – было чем вдохновляться художникам. Каждая улица зрительно замыкается храмом или колокольней – это теперь все знают. Но ведь и повороты московских улиц тоже были обозначены либо колокольней, либо особенностью дома. Скажем, башенкой.

Кто-нибудь скажет – большая деревня. Ничуть не бывало. За последние 20 предреволюционных лет население Москвы удвоилось. С одного миллиона до двух. На многих улицах дома прилеплены друг к другу. Но они были разноэтажными, сохранили дворы с надворными хозяйственными постройками (самостоятельному гражданину свой сарай нужен). Храмы и тогда сохранили господствующее композиционное значение, а с верхней площади храма Христа Спасителя просматривались окраины Москвы.

Как сложился неповторимый исторический облик Москвы в XVII веке, так и сохранялся вплоть до революции. И ведь вполне современный город был. При таком росте населения не было нехватки жилья. Коммунальные квартиры в дурном сне никому бы не привиделись – их коммунисты придумали.

Но сейчас, скажете вы, как бы не 10 миллионов населения. Когда город разрастается до непомерных размеров, он должен делиться на несколько городов. Со своими центрами, храмами, банками, конторами, со своим самоуправлением. Например, Совет Большого Лондона упразднен. Лондон теперь – это несколько городов.

Жертвовать историческим обликом? Тогда не получим ни красоты, ни богатства, ни демократии, ни уважения соседей. Архитектура воспитывает куда больше школьных учебников.

Одно серьезное предостережение под конец. Около 20 лет назад английские биологи провели научный эксперимент на довольно миролюбивых черных крысах. Их поместили в необычайно плотную среду, разделив на клетушки, подобные современным квартирам в современных домах. Пищи, воды, света, воздуха вполне хватало. Крысы посходили с ума, у них началась эпидемия необъяснимой агрессии друг к другу: убийства, изнасилования, чего вообще не бывает в животном мире.

Мы, конечно, не крысы, но это означает лишь то, что мы напрягаем волю и разум, дабы не обижать соседей, соотечественников. А имеем мы полное право жить, не напрягаясь среди вполне уважаемых соседей по улице, так, как жили наши предки столетиями.