Иван Капитонов

Работяги

(взгляд на Его Величество Рабочий Класс
практически с трона)

51

Яков Осиновский, капитан «Геркулеса», терпеть не мог лысых. Он их просто презирал. «А вы меня не убеждайте, – говорил он. – Вы мне лучше покажите лысого, чтобы он был настоящим человеком». Наверное, с лысыми у него были какие-то нехорошие ассоциации, а он никогда никому не говорил, какие. Он не переменился даже после того, как начисто облысел сам во время сарандакской катастрофы. Он только воскликнул с заметной горечью: «Единственный! Заметьте, единственный среди них!»

«Попытка к бегству»

Мы по-прежнему отдыхали в Сочи. На дворе май 1982 года. Мне двадцать два года, жене – восемнадцать. Нам удивительно хорошо. Первый раз у моря. Мы уже взрослые, сами с усами.

На пляже много разнообразных тел – детских, мужских и женских. Мужские тела тоже бывают красивые – мускулистые, стройные, подтянутые. О достоинствах женского тела можно говорить часами, но подробнее в следующий раз. Скажу телеграфно – красивых женских тел было достаточно. Встречались и вызывающе красивые.

Преподобный оптинский старец Иосиф говорил одной из своих послушниц: «Больше взглядывай на святые иконы, а на людей смотреть душевредно».

Возражать старцу – значит выражать свою непокорность. Очень бы этого не хотелось. Всё же скажу несколько иначе. Возможно, смотреть на иных людей и «душевредно», но почти всегда очень полезно. Каждый человек – это судьба. Она всегда пишется двумя соавторами – Всевышним и каждым из нас. Пусть не каждый день, но периодически возникает необходимость задуматься – помогаем ли мы Ему или всячески мешаем?

Мы живем среди людей, и каждый день приносит огромную информацию о состоянии человеческого мира и о твоем собственном наполнении. От каждого из нас зависит – несем ли мы окружающим людям позитивную информацию или являемся источником сплошных проблем и неприятностей. Каждый человек – образец для подражания или не-подражания. Каждый человек – пища для ума. Иногда очень плохо перевариваемая.

Чуть выше я говорил о телах. Самое красивое мужское тело, с моей точки зрения, принадлежало одному старому лысому мужику. Значительную часть дня мы валялись на пляже, иначе для чего прибыли на море! Он же большую часть дня стоял на молу. По-моему, так называется бетонная конструкция, уходящая в море. В своей дальней части она уже имеет серьезный металлический каркас. Именно в дальней части мола к нему причаливают различные катера и небольшие суденышки. К примеру, прогулочные корабли «а-ля – судно на воздушных крыльях класса «Ракета».

Суденышки приходили с интервалом примерно в час. Часами он и стоял на молу, держась за металлический поручень, эффектно подняв то одну, то другую ногу на железку, идущую параллельно полу на высоте примерно двадцать-тридцать сантиметров. Типа, загорал, приклеив на нос бумажку. Такие приклеенные бумажки – на пляже у каждого второго. Конечно, не она привлекала к нему всеобщие взоры, а потрясающей красоты фигура. Высокий, примерно метр восемьдесят пять – метр девяносто, с тонкой, почти осиной талией, хорошо проработанными мышцами живота, груди. Бицепсы демонстрировали собой идеальную пропорцию между силой и грацией. Это не гора мышц, это почти идеальное воплощение задумки Господа Бога. Скорее всего, он занимался интеллектуальным трудом. (Интересно, когда бы механизатор нашел время «качаться», пахать-то кто будет.) Лицо не сколь-нибудь интересное, скорее наоборот; без блеска умных глаз мне ни одно лицо не кажется интересным.

И, конечно, лысина. На три четверти головы, с весьма характерной для советского времени прической. Носят же люди на голове такое: прическа достаточно короткая, но ближе к макушке головы – прядь максимально длинных волос. Длина волос определяется шириной лысины. Лысина у него широкая, стало быть, и прядь волос, прикрывающая ее слева направо, достаточная.

Он стоял на молу, эффектно подняв то одну, то другую ногу, красиво раскинув руки по верхней перекладине поручня, периодически поворачиваясь под углом в девяносто градусов. Прядь волос, сносимая в сторону легким морским ветерком, реяла над его макушкой, как флаг, и... весь пляж любовался на него. Фигура действительно красива. Девушки, молодые женщины, старухи, уже сами не верящие, что в силу возраста успеют вернуться с юга домой, юноши, тоже пытающиеся показать свою «биксуху», мужчины с солидными пивными брюшками, мальчишки, еще только мечтающие хлебнуть пенного напитка, все – отдыхающие и находящиеся при исполнении – с удовольствием любовались им. Была в его стоянии на молу изрядная доля рисовки, никто не обращал на это внимания.

Каждое утро, после завтрака, направляясь на пляж, все надеялись, что он снова займет свою позицию. Живой памятник красоте человеческого тела никогда не обманывал наших ожиданий. Самое удивительное, было ему в то время – не менее пятидесяти с хвостиком. Согласитесь, это добавляет остроты виденной нами картине. Одно дело – красивое тело двадцати-тридцатилетнего человека, другое дело – когда этому человеку идет шестой десяток.

Я тоже «следил за собой». Спорт во всех его проявлениях – футбол, турник, гири, эспандер. Я тоже «качался», я тоже в нашей среднерусской полосе бросал дешевые понты; держите меня семеро, а ну, потрогайте мой бицепс, потом трицепс. Но если сравнить меня с ним – я  всего лишь цыпленок рядом с могучим орлом. От созерцания его мощной мускульной красоты не распускались сами собой сопли, нет. Наоборот, чем больше его видишь, тем больше хочется заниматься самому.

В ту пору слово «культуризм» еще только-только появлялось. В наших же советских официальных спортивных и иных изданиях активно эксплуатировался термин «атлетизм». Мол, это у них там, на загнивающем Западе – «качки», а у нас – «атлеты». Все мы – юноши моего поколения – выросли на гэдээровских фильмах про индейцев. Конечно же, главный кумир для нас Гойко Митич – югославский киноактер. Это он, переигравший всевозможных Чингачгуков, Оцеол, Верных Рук, – образец для подражания. Его голый торс заставлял нас раз за разом лезть на турник, растягивать, пока не заболят мышцы, пружины экспандера, поднимать шестнадцати-, двадцатичетырех- и тридцатидвухкилограммовые гири. Да, гантели же у нас еще были. Лично у меня – самые понтовые, разборные; максимальный вес каждой – двенадцать килограмм.

Даже Гойко Митич с его великолепной мускулатурой здорово уступал сочинскому отдыхальщику, настолько фигура его от природы красивая. Да и сам он, надо думать, природе этой по мере сил помогал.

Спортивный досуг у нас был поставлен неплохо. Я, к примеру, в шашечном турнире, проводимом в рамках всего молодежного центра, блеснул – занял второе место. Мы с Мариной вечером периодически ходили в соседний пансионат играть в волейбол. Один раз даже было что-то вроде официальной игры между нашим молодежным центром и их пансионатом. Молодость взяла верх, хотя и с той стороны хороших игроков достаточно. Так, на всякий случай, отмечу, что в той игре я исполнял функции разыгрывающего. По большому счету, ключевой фигуры команды. Добавлю также: сейчас, когда пишу об этом, сильно краснею от скромности. Затем состоялось еще достаточно много игр на территории пансионата, там я видел нашего культуриста воочию уже не на молу в красивой позе. Он не играл в волейбол. Я не видел его ни с кем общавшимся или весело болтающим. Даже женщины ни одной рядом с ним не было, хотя, казалось бы...

Он всегда один. И всегда «пахал»: висел на турнике, делал всевозможные растяжки и отжимания, проходил сотни метров «гусиным шагом». Наверное, у этого культуриста был культ, культ своего тела, давно уже с той или иной степенью плавности перешедший в бзик. Главный бзик его жизни – стояние в гордом одиночестве на молу с эффектно поднятой ножкой и с красиво раскинутыми руками.

P.S. от 2011 года.

Мне сейчас примерно столько же, сколько было тогда ему, почти тридцать лет назад. Мне тоже сейчас идет шестой десяток. Я довольно часто вспоминаю его, особенно когда вижу свой голый торс и свою замечательную талию. Скоро мягким, на тканевой основе, китайским метром ее и не обхватить. Напомню, что в том «метре» отмечено сто пятьдесят сантиметров, да еще чистый лишок сантиметров в тридцать. Скоро с китайского «метра» нужно будет переходить на китайскую рулетку.

Я вспоминаю этого культуриста, с хорошо проработанными мышцами, с прессом живота – сплошные кубики, – и мне становится стыдно. У него «сплошные кубики» мышц, а у меня «сплошной жир». Он смог в этом возрасте быть красивым, а я поленился. Зато он был всё время один, «перемещаясь по жизни «гусиным шагом», а я всегда «с людями». Вот с вами маленько поболтал. Какое-никакое, а душевное застолье. А уж где застолье, какой там «гусиный шаг». Там одна «гусиная печенка»...

Продолжение следует