Повесть

Меня зовут Алекс. Это имя я придумал себе сам. Там, где я родился и вырос, имён не давали, только регистрационные номера. Например, мой – AL670130KS. Ну а дальше – у кого на что хватало фантазии. Мне долго думать не пришлось. Из первых и последних букв моего регистрационного номера легко складывалось имя «Алекс», оставалось только добавить букву «е» посередине.

В моем мире человек появлялся на свет в инкубаторе и сразу попадал под опеку родильной машины, которая ухаживала за ним первые дни. Затем маленький человек оказывался в другой части инкубатора, называемой «ясли». Там он уже не один – в группе собирается до ста человек, а ясельная машина представляет собой многофункциональный комплекс из нескольких агрегатов, у каждого из которых своя специальная функция: один агрегат выдает еду, другой осуществляет уборку и т.д. По прошествии нескольких лет маленьких людей (их ещё называют дети) переводят в третью, самую крупную часть инкубатора – школу, и начинается длительный период обучения под руководством суперкомплекса «Школомат», с его помощью мы познаём догологию – главную науку всей жизни.

За восемнадцать лет в инкубаторе самым большим развлечением были прогулки в «колодце». Они хоть и случались ежедневно, были крайне непродолжительными. Поэтому мы старались использовать отведённое время на полную катушку, только в «колодце» можно было побегать, поиграть, пусть и под присмотром жандарма – машины, похожей на огромного человека. И хоть мы были послушными, но однажды случилась драка. Я не помню, с чего всё началось. Зато помню, чем закончилось. Виновников, их было двое, приковали к столбу позора и стали стегать огненными кнутами. По окончании экзекуции жандарм унёс куда-то покрытые багровыми полосами бесчувственные тела провинившихся. Больше мы их никогда не видели...

 

Однообразие, которое для окружающих было признаком стабильности и порядка, для меня с годами стало нестерпимой мукой. Мне без конца хотелось сотворить что-нибудь недозволенное. В результате мне удалось обмануть сторожевых собак и незаметно пробраться в закрытые от людского взора таинственные помещения «Энергобанка», в котором я работал. Спрятавшись в небольшой нише под прикрытием решётки, я увидел, как жандармы с помощью огромных манипуляторов вываливают в чан куски каких-то, как мне показалось, тел. Меня чуть не стошнило.

От чана тянулись толстые провода и скрывались в стене. Улучив минуту, когда в поле зрения не было ни одного жандарма, я выбрался из своего укрытия и пополз по пустому коридору к соседнему помещению.

Это был огромный зал, заставленный гигантскими шкафами с множеством ячеек. Манипулятор, похожий на огромную руку, вытаскивал из этих ячеек блестящие цилиндры и складывал их в катившийся по полу гигантский контейнер. Одновременно манипулятор выуживал из контейнера точно такой же цилиндр и вставлял его в освободившуюся ячейку шкафа. Более бессмысленного действия трудно себе представить.

Между тем в конце зала контейнер встречал жандарм. Он забирал наполненный цилиндрами контейнер и подкатывал на его место точно такой же, и тоже с цилиндрами. И манипулятор в сопровождении контейнера начинал движение в обратную сторону, повторяя нелепую замену цилиндров в ячейках.

Несмотря на бесполезность моего открытия, я был страшно горд – ведь мне удалось увидеть то, чего не видел никто из моих коллег. Я незаметно выбрался из запретной зоны и благополучно вернулся на своё рабочее место.

 

На следующий день меня разбудил зуммер. Меня и многие тысячи таких же, как я – людей, живущих в Мегаполисе-А. Не знаю, как другие, но я подскакивал от этого мерзкого звука аж до потолка в самом буквальном смысле. Потолок в моем боксе низкий, а койка подвешена высоко, потому что под ней размещается собачье место, или как его ещё называют – паркинг, и там спит Рикки, мой личный пёс породы вест-хайленд-уайт-терьер. Мне повезло, такие собаки достаются одному из десяти тысяч. Чаще всего можно встретить пуделей, болонок, мопсов и даже такс. У Рикки тоже, как и у каждой собаки, есть индивидуальный регистрационный номер – RK151012KE. И я, как и все, придумал для него имя, которое складывалось из букв его номера.

Я спрыгнул с койки на пол. Рикки, как обычно, уже стоял
внизу и, виляя хвостом, поджидал меня. Мне всегда хотелось посмотреть, как он просыпается, как реагирует на зуммер – может, он тоже подскакивает спросонья, и наверняка это очень смешно. Но... я всегда просыпал, а поднявшись, заставал Рикки уже бодрствующим.

Утренние водные процедуры занимали много времени, потому что я предпочитал пользоваться старомодными средствами гигиены типа зубной щётки и бритвенного станка. Большинство людей использовали микромашины для чистки зубов и бритья, но мне их прикосновение было противно.

Не успели мы с Рикки обсохнуть после душа, как прозвучал второй зуммер – пора было отправляться на работу.

Как всегда по утрам, улица кишела людьми и собаками – люди, все как один в белых рубашках и чёрных брюках, спешили на работу в сопровождении своих четвероногих напарников. Появляться на улице без собаки было строго запрещено, за это грозило суровое наказание – вплоть до изоляции и отправки на комбинат. Что такое комбинат, никто толком не знал. Достоверно было известно только, что это нечто страшное и оттуда никто никогда не возвращался.

Мне с работой повезло. Видимо, потому, что я хорошо учился в школе – у меня был высший бал на выпускном экзамене. И меня сразу определили в «Энергобанк», гигантское учреждение с огромным количеством работников. Впрочем, как и все, я начинал карьеру младшим доггером, однако уже через год был назначен доггером, а ещё через год – старшим доггером. И вот уже два года я с гордостью ношу зелёную нашивку на рукаве, подтверждающую мой высокий ранг. В двадцать два года это, пожалуй, очень хорошее достижение.

Я не знаю, кто теперь читает эти мои записи, и поэтому, наверное, должен пояснить, что такое «доггер». Это единственная профессия, которой обучают человека, и единственная его обязанность. У каждого человека есть персональная собака, которую ему вручают на окончание школы и с которой он проводит затем всю свою жизнь. Есть ещё индустриальные собаки, как, например, в нашем «Энергобанке». Это здоровые страшные псы, которые сидят у каждого входа, куда доступ людям категорически запрещён. Но за этими собаками тоже надо ухаживать: кормить, выгуливать, мыть. Вот этим мы, доггеры, и занимаемся. Младшие доггеры выполняют самую грязную работу: уборка помещений и чистка дворов от экскрементов. Средние доггеры, или просто доггеры, моют собак и вычёсывают их. А старшие кормят собак и выгуливают.

Вся наша жизнь вращается вокруг собак. Всё остальное делают машины.

Я уже упоминал, что основным предметом в школе была догология – наука о взаимодействии человека с собакой. Конечно, были и другие дисциплины, такие как чтение, арифметика и даже биология. Этот предмет мне лично нравился больше всего. Особенно благодаря важным, казавшимся тайными знаниям, вроде того, как и чем отличается строение собаки от строения человека. Но самое большое впечатление на меня произвело описание ужасных существ, которые называются Э-люди. Они обитают в строгой изоляции и отличаются от нас, обычных людей, или А-людей, странными формами и отсутствием некоторых органов. Встреча с Э-человеком, если такое случится, не сулит ничего хорошего. Э-люди – переносчики вируса, который мгновенно притупляет сознание обычного человека и делает его идиотом. И всё. Конец. Жуть!

Мысль о таинственных Э-людях ни с того ни сего пришла мне в голову как раз в ту секунду, когда мы с Рикки входили в Раздаточную. Не знаю, почему я о них снова подумал – вот уже в который раз. Внутри меня всё похолодело от страха, я чуть не вскрикнул. А один из доггеров даже спросил, почему я такой бледный. И это было очень
необычно – то, что он вообще спросил меня об этом. Я, естественно, ничего не ответил – не хватало ещё! На работе в принципе не положено ни с кем общаться. Равно как и на улице, и вообще где бы то ни было в повседневной жизни. Так уж заведено. Общение – это удел маленьких людей. Ясли, школа – вот те места, где человек вволю, на всю оставшуюся жизнь насыщается общением, пока не станет зрелым и не поймёт, что это баловство.

Рабочее время пролетело незаметно. Наступил полдень, и оглушительный зуммер возвестил о начале обеденного перерыва. Я помыл руки и отправился за Рикки. Пока мы с ним добрались до Раздаточной, там, возле фидера, уже собралась внушительная очередь. У кого-то из доггеров возникла проблема: видимо, он провинился, и фидер отказывался выдавать ему обед, громогласно извещая о наложенном штрафе.

«Не хотел бы я оказаться на его месте», – подумал я, когда беднягу оттеснили изголодавшиеся доггеры, а их собаки чуть не разорвали его пса.

Добравшись наконец до заветной «кормушки», я приложил большой палец к сканеру. Честно говоря, в глубине души сильно волновался: вдруг фидер и мне откажет? Что, если всплывёт та история с проникновением в запретную зону?

Но ничего такого, по счастью, не произошло. Фидер вывел на экран мои персональные данные и данные Рикки, а затем, произнеся холодным металлическим голосом «возьмите ваш паёк», выплюнул из своего чрева упакованный в бумагу с зелёной полосой гранд-бургер. Рикки возбуждённо завилял хвостом, и мы поспешили на улицу.

Добравшись до сквера, мы с трудом нашли свободную скамейку. Обеденный перерыв был в самом разгаре, и почти все места были заняты.

Я развернул «собачий» сверток и извлёк из него одноразовую миску с вкусно пахнущей жидкой субстанцией. Поставив миску на специально предназначенную для этого площадку, я принялся разворачивать свой гранд-бургер, стараясь не замечать завистливые взгляды соседей – ведь мой обед отличался от обеда рядового доггера не только размерами, но и вкусом.

Кстати, кто-то из собак тоже вздумал позавидовать моему Рикки и попытался пристроиться у его миски. Но Рикки, сверкнув глазами, издал такой угрожающий
булькающий рык, что незнакомый пёс поспешил вернуться к своей, уже опустевшей, миске и принялся тщательно её вылизывать.

Насытившись, я подошёл к фонтанчику и вдоволь напился прохладной воды. Страшно захотелось спать. Я поспешил вернуться на скамейку, пока моё место кто-нибудь не занял, и с наслаждением зажмурился. Слабость навалилась на всё тело... Мерзкий зуммер огласил округу как раз в тот момент, когда я уже практически погрузился в сон. Пятый зуммер. Естественно, я подскочил как ошпаренный и огляделся. Народ спешил на свои рабочие места. У моих ног сидел Рикки и вопросительно смотрел на меня.

– Ну, чего смотришь? Пойдём! – сказал я.

Рикки послушно засеменил за мной.

Привязав Рикки в паркинге, я вернулся к своим обычным делам. Накормил дюжину злобных ротвейлеров, охранявших секретный сектор «Энергобанка», потом каждого из них вывел на прогулку в специально оборудованный внутренний двор со свежестриженой зелёной травой и посаженными деревьями – на небольшой площади их было сорок восемь. Откуда я это знал? Когда каждый день по тридцать-сорок раз выводишь сюда на прогулку собак, волей-неволей ищешь себе какое-нибудь занятие, и однажды я посчитал деревья. Солнечный свет с трудом пробивался сюда сквозь густую листву, разбегаясь по траве весёлыми зайчиками, за которыми любили охотиться доберманы и ротвейлеры.

Один молодой доггер никак не мог справиться с двумя здоровыми псами, которых надо было искупать. Псы категорически отказывались лезть в мойку, грозно рычали на бедного доггера и даже чуть было не покусали его. Так что мне пришлось прийти ему на помощь. Благо, опыта у меня было предостаточно, к тому же собаки обычно слушались моего голоса. Вот и на этот раз я подошел и вежливо попросил их войти в мойку. Псы немного поворчали, бросили взгляд на перепуганного отчаявшегося доггера и запрыгнули в мойку. Мне осталось щёлкнуть выключателем, и псов окутал туман мелких брызг. Я снисходительно посмотрел на молодого коллегу и вышел.

Шестой зуммер возвестил об окончании рабочего дня. Теперь в «Энергобанке», равно как и на других предприятиях города, до утра будут трудиться одни машины. Из живых на ночь там оставались лишь индустриальные собаки, для которых предприятие было не только местом работы, но и домом.

Я забежал в паркинг за Рикки, и мы поспешили в Раздаточную. Мне удалось в числе первых получить ужин, и мы с Рикки вновь отправились в сквер. Выбрав самую удобную скамью в углу, подальше от остальных, приготовились ужинать.

Я положил свой вечерний гранд-бургер на скамью и, привязав Рикки, развернул собачью упаковку в одноразовой миске. Но Рикки не торопился приниматься за трапезу, он приподнял мордочку и насторожил уши.

– Ешь давай! – сказал я ему.

В ответ Рикки ни с того ни с сего тихонько зарычал.

– Не будешь есть, я сейчас у тебя отберу и сам съем, – пригрозил я.

Видимо, угроза подействовала, потому что Рикки сразу смолк, нырнул пушистой мордочкой в миску и принялся громко чавкать, фыркая и облизываясь.

Я протянул руку и...

Свёртка с гранд-бургером на скамье не было. В первое мгновение я не понял, что случилось. Я повернул голову, посмотрел на скамью слева от себя, туда, куда только что положил свой паёк. Но свёртка не было. Я на всякий случай посмотрел справа от себя. Но и там свёртка не оказалось. Я немного растерялся. Не мог же я съесть свой ужин и даже не заметить этого! Во всяком случае, должна была остаться обёртка.

И тут я заметил его. Странного, явно выбивающегося из общей толпы человека. Вместо белой рубашки и чёрных брюк на нём был серый длинный плащ с капюшоном. К тому же он был без собаки. Зато у него в руке был свёрток. Мой свёрток.

– Эй! – неуверенно крикнул я.

Незнакомец продолжал спокойно удаляться.

– Эй! Я тебе говорю! – завопил я, вскакивая со скамьи, и десятки людей и собак удивлённо оглянулись на меня.

Незнакомец, не оборачиваясь, пустился наутёк. Ничего подобного со мной раньше не случалось. Я бросился следом. Оказалось, он не такой уж хороший бегун. К тому же плащ был ему великоват и явно мешал. У самого выхода из сквера я настиг грабителя и схватил его. Но тот рванулся вперёд, оставив у меня в руках пояс, и, растолкав толпу стекающихся в сквер доггеров, бросился бежать вдоль по улице. Я машинально засунул пояс грабителя в карман и побежал за ним, но вовремя спохватился – Рикки остался в сквере, привязанный к скамье, а без собаки на улицу выходить нельзя.

Другие доггеры лишь посмотрели на странного беглеца, потом взглянули на меня и как ни в чём не бывало разошлись по скверу в поисках свободных мест для вечерней трапезы. Мне стало досадно, и я принялся изо всех сил ругаться. Не вслух, конечно, про себя. И как, спрашивается, мне теперь дожить до утра с пустым желудком? Нет, так не пойдёт. Я решил получить ужин заново. Не оставят же меня голодным! Отвязав Рикки, уже вылизавшего свою одноразовую миску до блеска, я выбросил мусор и отправился в Раздаточную.

Возле фидера никого не было. Я приложил палец к сканеру. Фидер ответил мерзким гудком, означавшим «отказ». На экране высветилась надпись: «Паёк получен».

– Я знаю, что получен! – возмутился я. – У меня его украли!

Я снова приложил палец к сканеру. Фидер противно загудел и выдал на экран ту же надпись. Я упорно не отнимал палец от сканера. Тогда фидер загудел в третий раз и громогласно объявил:

– Вы нарушаете порядок. Немедленно покиньте Раздаточную.

При этом сбоку приоткрылась дверь, и из неё показалась оскаленная пасть ротвейлера. Я отдёрнул палец и, стараясь не делать резких движений, боком выскользнул на улицу.

Некоторое время я стоял в растерянности. Рикки натягивал поводок, по привычке торопя домой. Я сунул руку в карман брюк и извлёк оттуда сорванный с грабителя пояс. До вечернего зуммера оставалось ещё немного времени, и я решил попытать счастье. Помня о природных собачьих инстинктах, я сунул пояс Рикки под нос и приказал:

– Ищи!

Рикки неуверенно понюхал пояс, потом взглянул на меня, снова понюхал и уселся на дорогу.

– Ну же! Ищи! – взмолился я.

Рикки поднялся, покрутил головой, словно определяя стороны света, и, низко опустив мордочку, натянул поводок в сторону, противоположную нашему дому.

Дома в том районе мегаполиса пустовали, никаких предприятий там тоже не было. Туда даже заходить никто не решался, а кто-то постоянно придумывал всякие жуткие истории про «опустевший город»: то про каких-то призраков, то про неведомых существ, похожих на людей и питающихся исключительно свежей человечиной. Я, конечно, во всё это не верил, но мне было немного страшно. Ко всему прочему уже смеркалось, а освещения в той части города почти не было.

Рикки на мгновение замер и вдруг резко повернул в тёмный переулок. Секунду я колебался, но всё же отправился за ним.

Переулок заканчивался тупиком, впереди чернело пусты-
ми глазницами окон мрачное серое здание. Рикки подошёл к развороченному дверному проёму и принялся тявкать.

– Ты уверен? – спросил я и почувствовал, что голос мой дрожит.

Рикки отважно нырнул в дверной проем, поводок натянулся как струна. Ноги мои стали ватными, я пытался сделать хотя бы шаг и не мог. Рикки вернулся и вопросительно посмотрел на меня. Видимо, вид у меня был такой напуганный, что пёс решил меня приободрить.

– Р-р-р! – прорычал он и добавил: – Ать!

Я удивлённо уставился на Рикки.

Он снова зарычал и тявкнул:

– Р-р-р ать!

«Жрать». Видимо, страх сделал что-то с моим сознанием, потому что я совершенно отчётливо услышал это слово. И, надо же, сработало! Я вновь почувствовал приступ голода. Это придало мне решимости, и я уверенно шагнул навстречу неизвестности.

Мы пробрались между грудами строительного мусора к дверному проёму, за которым угадывалась лестница, спустились на два пролёта и очутились в подвале. Свет, падавший сзади, со стороны лестницы, ещё позволял различить то, что было под ногами, но дальше начиналась непроглядная тьма. Рикки не унимался. Пыхтя и сопя, он усердно тащил меня вперёд.

– Да куда тебя несёт! – воскликнул я в сердцах.

Рикки подбежал ко мне и глухо, словно шёпотом, тявкнул. И снова бросился в темноту, я медленно двинулся за ним. Постепенно глаза привыкли, и я даже стал различать трубы, тянущиеся вдоль стены. Шагов через пятнадцать мы наткнулись на квадратный металлический люк в полу. Рикки сел рядом с люком и глухо зарычал.

– Ну, что ты ещё придумал? – спросил я, осторожно ощупав люк ногой, а затем и рукой.

Рикки на мгновение смолк и вдруг громко тявкнул.

– По-моему, мы и так уже далеко зашли, – возразил я.

К тому же вот-вот прозвучит седьмой, вечерний, зуммер, и надо будет со всех ног бежать домой, чтобы успеть умыться и лечь в постель до восьмого, последнего, зуммера, не говоря уже о том, что на улице после этого появляться категорически запрещено. Я потянул за поводок. Но Рикки был неумолим и сидел как вкопанный. Я тоже не намерен был сдаваться и двинулся обратно к выходу, буквально волоча его за собой, благо пёс у меня маленький.

И тут нога моя куда-то провалилась, я споткнулся и грохнулся на холодный каменный пол. Ботинок слетел с ноги и теперь торчал из щели в полу. Я потянул – не тут-то было, он явно за что-то зацепился. Я потянул сильнее. Ботинок выскочил из щели с каким-то странным металлическим щелчком, а с той стороны, где стоял Рикки, что-то лязгнуло и заскрежетало. Я подполз к Рикки, который взирал на сдвинувшуюся в сторону крышку люка, и заглянул вниз. Ну и, конечно же, ничего не увидел.

– Ты думаешь, надо туда спуститься? – спросил я то ли Рикки, то ли себя. – Да ты с ума сошёл!

И всё же я на всякий случай протянул руку в поисках лестницы, уверенный, что её там нет. Но лестница была – моя рука нащупала холодную металлическую ступеньку.

– Нет! – воскликнул я. – Да нет же!

Рикки молчал. Я пошарил рукой, нашёл на полу маленький камушек и бросил его в люк. Где-то внизу глухо булькнуло.

– Да не полезу я туда!

Рикки молчал.

Я надел ботинок.

– Ну, смотри! Если что, ты будешь во всём виноват, – добавил я и привязал поводок к ближайшей трубе. – Жди здесь.

Спускаться было страшно. Очень страшно. Правда, оказалось не слишком глубоко. Совсем скоро нога моя со смачным чавкающим звуком упёрлась в дно. Наверху что-то заскрежетало и гулко стукнуло. Я покрутил головой и заметил вдалеке тусклый свет.

Медленно, стараясь не шуметь, я двинулся к свету. Вскоре уже можно было различить стены и сводчатый потолок. Я шёл по какому-то тоннелю, довольно узкому и низкому, посредине которого текла маленькая речушка или, скорее, ручеёк. Вдруг что-то метнулось у меня под ногами, издав мерзкий пронзительный визг. Я вздрогнул и, оступившись, шлёпнулся в воду.

Встав на четвереньки, я поднял голову и застыл от ужаса. Прямо передо мной сидело омерзительное чудовище, покрытое короткой серой шерстью, с вытянутой оскалившейся мордой и длинным голым хвостом. В своё время я тщательнейшим образом изучил все породы собак, но это чудовище не было собакой. Оно буравило меня маленькими чёрными глазками, медленно шевеля ощетинившимися длинными усами, и я приготовился к худшему. Неожиданно чудовище повернулось и бросилось прочь, с невероятной скоростью перебирая коротенькими
лапками.

«А вдруг там впереди целое полчище таких?» – подумал я.

Мне стало не по себе. Захотелось вернуться.

«Но как же мой ужин? Ведь тогда всё будет напрасно».

И я пошёл дальше.

Идти теперь было легко – каждые двадцать шагов под потолком горел фонарь, пусть не слишком яркий, но света вполне хватало, чтобы видеть не только то, что у меня под ногами, но и далеко впереди, где тоннель то ли куда-то упирался, то ли снова делал поворот.

Вдруг в глаза ударил яркий свет. Выход! Я буквально вылетел из тоннеля и остановился в растерянности на открытом пространстве. Хотя пространством это назвать, наверное, не совсем корректно, поскольку я всё ещё был под землёй, но...

Это был город. Да, да, настоящий город. Тут и там высились причудливые сооружения, которые чем-то напоминали дома, без окон, только с дверьми. Все как один – чёрные, будто закопчённые, они образовывали убегающую вдаль улицу. Но самое удивительное – здесь было светло, почти как днём.

Я перевёл дух. Воздух был тяжёлый, наполненный влагой и пропитанный странными, незнакомыми запахами. Подкравшись к крайнему дому, я заглянул за угол. Навстречу мне шагали два существа. Я хотел броситься назад в тоннель, но ноги словно приросли к земле. Я вновь решил, что пропал, но когда существа подошли ближе, я увидел, что это люди, только очень странно выглядевшие – с длинными волосами, в просторной серой одежде. Я немного осмелел и вышел из-за угла. Люди мельком посмотрели на меня и прошествовали мимо.

Я двинулся вдоль по улице. Тут и там мне попадались такие же странные люди. Кто-то сидел возле домов, прямо на земле. Кто-то проходил мимо. Я поздоровался с одними, потом с другими, но они лишь молча взирали на меня. А ещё вокруг бегали маленькие люди – дети. Свободно, прямо среди взрослых. Но больше всего меня поразили странные люди с морщинистыми лицами и белыми волосами. На одного такого я невольно засмотрелся.

Дряхлый человек посмотрел на меня и вдруг прохрипел:

– Ну, чего уставился?

Я вздрогнул и поспешил свернуть за угол. И едва не налетел на него. На моего грабителя. Я сразу узнал его по плащу.

«Ай да Рикки! Ай да молодец!» – подумал я.

Увидев меня, грабитель почему-то улыбнулся и даже не думал убегать. В руках у него был мой ужин – упаковка с зелёной полосой. Он уже успел развернуть её. Рядом с ним стояли двое детей: один – коротко стриженный, в драных штанишках и грязной рубахе, другой – с голыми ногами, в просторной одежде с выцветшим рисунком и лентой, вплетённой в длинные волосы. Грабитель отламывал по кусочку от моего гранд-бургера и протягивал детям, и те, хватая еду грязными руками, отправляли её в рот. Возмущению моему не было предела.

– Это моё! – закричал я и, бросившись на грабителя, отобрал у него остатки своего ужина.

Грабитель даже не сопротивлялся, а дети почему-то с изумлением уставились на меня. У стриженного были такие большие грустные глаза, что я немного растерялся.

– Это... моё, – повторил я, прижимая к груди недоеденный гранд-бургер.

И тут я вспомнил слово, отложившееся в подсознании, то ли услышанное где-то, то ли вычитанное в книге. Слово, которым называли маленького человека. Не всех вместе – дети. А одного, конкретного. Это слово, как мне казалось, и произошло от сочетания «маленький человек», словно кто-то решил сократить его, и получилось «мальчик». Мальчик...

Другой маленький человек, тот, что с длинными волосами и ленточкой, почему-то в моём сознании совсем не сочетался со словом «мальчик», но у него тоже были очень грустные синие глаза, обрамлённые длинными пушистыми ресницами. Я переводил взгляд с одного на другого и чувствовал, как сердце сжимается всё сильнее. Я никогда раньше не испытывал такого чувства. Наконец я не выдержал и неуверенно протянул остатки гранд-бургера стриженому мальчику.

– Спасибо! – едва слышно произнёс он и, отломив кусочек, протянул остальное длинноволосому с ленточкой.

Длинноволосый схватил гранд-бургер и убежал. Мальчик пошёл за ним, на ходу несколько раз оглянувшись на меня. Я проводил его взглядом и наконец повернулся к грабителю. Тот скинул с головы капюшон и встряхнул копной светлых волос. У грабителя было юное приятное лицо, необычайно открытое, вызывающее доверие. Я даже перестал сердиться на него. Возможно, ещё и потому, что чувство голода, совсем недавно гнавшее меня в подземелье, теперь притупилось, как будто съёжилось в маленький комочек в животе и потом куда-то провалилось. Мы смотрели друг на друга и молчали. Он – видимо, потому что изучал меня, я – потому что общение в нашем мире было признаком дурного тона, и я не привык вступать в беседы ни с кем, тем более с незнакомцами. Наконец я машинально сунул руку в карман и вытащил пояс.

– Это ведь твоё?

Грабитель снова улыбнулся, показав ряд красивых белых зубов.

– Спасибо! – сказал он высоким голосом, совсем не похожим на голос взрослого человека, и ловко повязал пояс поверх плаща.

– Что это за место? – спросил я.

– Это город. Здесь живут люди.

Об этом я уже догадался, хотя все мои прежние представления о людях и городах, в которых они живут, никак не вязались с увиденным.

– Удивлён? – осведомился грабитель.

– Честно говоря, да, – признался я. – А эти?

Я кивнул в сторону сидевших неподалёку на земле страшных морщинистых людей с белыми волосами.

– Старики, – ответил грабитель. – Тому, что справа, семьдесят лет, а тому, что слева – почти восемьдесят.

– Разве такое бывает? – не поверил я.

Грабитель в ответ лишь пожал плечами.

– Нет, правда? – Я не удержался и подошёл к старикам. – Они такие старые?

– Вообще-то, молодой человек, невежливо говорить такое людям в лицо, – проскрипел семидесятилетний старик, а второй лишь неодобрительно крякнул.

– Извините, – растерялся я. – Так вы ещё и разговариваете?

Семидесятилетний сердито зыркнул на меня, и я поспешил отойти.

– Ну что, убедился? – спросил грабитель.

– Как такое возможно?

– А что в этом такого? Люди и до ста лет доживают, а могли бы и дольше, будь у них приличные условия.

– Но у нас...

– Я знаю. У вас в городе стариков нет.

– Ну да, потому что в тридцать лет люди уходят на пенсию и...

– И что?

– И отправляются в санаториум.

– «В санаториум», – усмехнувшись, повторил граби-
тель. – На спаривание они отправляются.

– Куда?

– Слушай, вы там что, правда, все дебилы?

– Кто?

– Ладно, проехали.

– Куда проехали? – Я уже ничего не понимал, мой пытливый мозг требовал разъяснений. – Объясни.

– Ты действительно хочешь всё знать?

– Вообще-то я и так всё знаю, – заявил я с гордостью, но тут же спохватился, оглянулся на стариков и продолжил: –
Но если остались ещё какие-то сведения, о которых мне по какой-то причине неизвестно, я бы предпочёл...

– Ты так смешно говоришь! – перебил меня грабитель. – Ты хоть знаешь, откуда берутся дети?

– Дети? Эти, что ли? – Я кивнул в ту сторону, куда удалились маленькие люди с моим гранд-бургером.

– Эти, эти.

– Из родильной машины.

Грабитель снова рассмеялся.

– Что здесь смешного?

– Ладно, боюсь, что сейчас я тебе ничего объяснить не смогу.

– Нет уж, пожалуйста, объясни.

– Ну, хорошо. В этом вашем санаториуме, куда, как ты говоришь, отправляют людей на пенсию, проводится спаривание... Понимаешь? Мужчина, женщина... Ну?

– Женщина?

– Тьфу! Ну, вот ты – мужчина.

– Почему?

– Ну какой же ты... Ладно, кто ты?

– Я – человек. Точнее, А-человек.

– И что означает это твоё «А»?

– Это просто типология человека. Нормального человека.

– О, как всё запущено! – воскликнул грабитель, хватаясь за голову. – Ладно, попробуем пойти другим путём. У одних людей в организме преобладают мужские гормоны – андрогены. Отсюда и ваша дурацкая терминология: А-человек. Так вот это и есть – мужчина. Но есть люди, у которых в организме преобладают женские гормоны – эстрогены, и это женщины.

– Ты хочешь сказать, что женщина – это Э-человек? – спросил я.

– Ну, видимо, да.

– И люди... то есть А-люди встречаются в санаториуме с Э-людьми?

– Типа того.

– Чушь! – воскликнул я и, в свою очередь, рассмеялся. – Всем известно, что для нас встреча с Э-человеком смертельно опасна. Э-люди – носители страшного вируса, который сразу поражает человека и...

– Кто это тебе рассказал?

– Это во всех учебниках написано! И в том, который по биологии, и в том, который по социологии, и по безопасности жизнедеятельности – да везде!

Грабитель недоверчиво покачал головой.

– И каким же образом этот вирус вас поражает?

– Он вызывает необратимую реакцию организма, болезнь под названием «возбуждение». Человек теряет контроль над собой и... погибает.

– Ты когда-нибудь такое видел?

– Я читал. А если бы увидел, я бы сам уже погиб и не стоял бы тут с тобой.

– Но ты всё же сомневаешься?

– Нет! Всё, что написано в книгах – правда.

– Понятно. Значит, ты не знаешь, что дети рождаются от спаривания? Так же, как собаки, кошки и прочие животные.

– Какие ещё кошки? – Я вдруг вспомнил жуткое существо из тоннеля. – Это которые с лысым хвостом?

– Нет, с лысым хвостом – это крыса.

– Но почему тогда их нет у нас, наверху?

– Им там жрать нечего, вы же все отходы сразу утилизируете. К тому же крысы боятся собак. Которых у вас больше, чем людей.

– Да, больше. Потому что собаки выполняют важную социальную и экономическую функцию. И мы, люди, заботимся о них больше, чем о себе, кормим их... – И тут я вспомнил про свой так и не съеденный бургер. – А зачем ты украл мой ужин?

– Чтобы детей покормить. Они-то мяса вообще не видят. Мы тут, к твоему сведению, не жируем, живём весьма бедно.

– Почему же вы не подниметесь на поверхность? Почему не присоединитесь к нашему обществу?

– Чтобы попасть в кабалу к машинам и всю жизнь
возиться с собаками? А потом пойти на корм этому вашему обществу?

– Не говори глупости! – возмутился я. – Мы, люди, построили абсолютно гармоничное общество, в котором все равны и все получают от жизни то, что им необходимо: и люди, и собаки, и машины.

– Машины получают от жизни... Меня это умиляет. Так ты признаёшь, что машины тоже часть вашего общества?

– А как же! Без машин не было бы жизни. Машины растят нас в инкубаторе, обучают, выполняют всю работу в городе. Строят, ремонтируют, освещают весь мегаполис.

– В чём же тогда предназначение людей и собак?

– Собаки? Они охраняют машины, это их главная обязанность, основной инстинкт. Индустриальные собаки только этим и занимаются. А домашние следят, чтобы мы, люди, не портили бытовые и городские машины.

– А что, иногда хочется испортить?

– Нет. Просто так заведено.

– А люди?

– А люди ухаживают за собаками.

– И всё?

– И всё. А что ещё нужно? – Я огляделся. – Судя по тому, что у вас собак нет, вы за ними не ухаживаете.

– Собак нет, у нас только они.

Грабитель кивнул, показывая куда-то за мою спину. Я обернулся и отпрянул. На небольшом выступе, торчащем из ближайшего дома, прямо на уровне моей головы сидело белое пушистое существо и пялилось на меня.

– Не бойся, – сказал грабитель. – Это кошка. Они добрые.

– А для чего они предназначены?

Грабитель пожал плечами.

– Просто. Ни для чего. Чтобы жить. Мышей ловить.

– Мышей?

– Ну да. Это такие маленькие... крысы. Они у нас всё время еду таскают.

– Значит, у кошки всё-таки есть предназначение?

– Ну, считай, что да. Только это не главное.

– А что же тогда главное?

Из-за угла вынырнул мальчик и протянул руки к кошке. Та, не раздумывая, прыгнула к нему. Мальчик погладил её и скрылся за углом.

– Вот это главное, – сказал грабитель. – Отношение, любовь, забота.

Я на мгновение задумался. Ведь похожая мысль не раз приходила мне в голову. Рикки. Неужели единственное его предназначение – быть моим личным контролёром, защищающим от меня машины, как это прописано во всех учебниках и инструкциях? Нет, он рождён, чтобы стать моим другом, о котором я смогу заботиться. И не потому, что такова моя обязанность, а потому что мне это нравится, потому что он самое дорогое для меня существо на Земле.

– Покажи мне, – сказал я.

– Что? – спросил грабитель.

– Ну... всё тут.

– Ладно. Только тебе бы умыться. У нас тут хоть и попадаются грязнули, но даже им до тебя далеко.

В подтверждение своих слов он вытащил из кармана маленькое круглое зеркальце и поднёс к моему лицу. Я ужаснулся – на меня смотрело чумазое чудище с растрёпанными волосами.

– Это я?

– Ну не я же! – усмехнувшись, сказал грабитель и спрятал зеркальце в карман. – Идём, идём.

Я неуверенно пошёл за ним.

Возле небольшого здания он остановился и, открыв дверь, шагнул внутрь. Это была душевая.

– Снимай одежду и засовывай туда, – сказал грабитель, показывая на большой агрегат с круглым окошком.

Я разделся догола и подошёл к агрегату.

– Что, никогда таких не видел? – спросил грабитель.

– Нет, – сказал я.

Я действительно никогда не видел таких странных машин. У меня в боксе для грязного белья предназначалось маленькое окошко, куда я ежедневно запихивал всю одежду после рабочего дня. А утром в том же окошке находил чистенький комплект. И я даже не задумывался, откуда он берётся и куда девается грязное бельё.

– Это называется стиральная машина, – сказал грабитель. – Открывай дверцу и клади шмотки.

– Готово! – сказал я и, оглянувшись на грабителя, едва не вскрикнул.

Он стоял передо мной, тоже совершенно голый, держа в руках свои вещи. Но я смотрел не на его одежду, я смотрел на него и чувствовал, как ужас сковывает моё тело, сдавливая горло. Анатомические признаки грабителя сильно отличались от моих, а правильнее сказать, в точности походили на те, о которых я читал в учебниках и которые ассоциировались у меня с самым жутким кошмаром.

– Ты... – прохрипел я, с трудом преодолевая спазм в горле. – Ты... Э-человек?

– Ну да! – Грабитель усмехнулся. – Я... э-э-э... человек. А ты, типа, э-э-э... нечеловек?

– Я... я... Я – А-человек! – дрожащим голосом произнёс я и попятился, но упёрся задом в стиральную машину. – Не подходи! Ты заразишь меня!

– Да я вроде ничем не болею.

Я пялился на него, не в силах отвести взгляд, ибо никогда в жизни не видел живого Э-человека. И тут меня охватило неведомое доселе чувство. Сначала стало холодно, дрожь пробежала по всему телу. Потом стало жарко, даже пот выступил на лбу. Кровь будто хлынула в голову, а потом отпрянула и устремилась вниз живота. Я понял, что уже заразился, и болезнь, смертельная болезнь под названием «возбуждение», захватила мой организм.

«Это конец!» – решил я и от страха зажмурился.

– Так и будешь стоять? – услышал я голос Э-человека. – Может, посторонишься? Дай к машине-то подойти.

Сильная рука оттолкнула меня в сторону. Я боялся открыть глаза и чуть не упал.

– Эй, ты чего?

– Я заразился от тебя и теперь умру, – прошептал я, открыв глаза, и чуть не заплакал.

– Могу тебя успокоить, это не болезнь. Это нормальная реакция мужчины на женщину, точнее в данном случае парня на девушку. Включи воду, и всё пройдёт.

Запихав свою одежду в стиральную машину, она включила её и забралась в душевую кабинку. Зашумела вода. Я ещё некоторое время колебался, глядя, как в окошке стиральной машины под монотонное гудение кувыркается наша одежда. И поскольку мне больше ничего не оставалось, я решил покориться судьбе и забрался в соседнюю кабинку. Но вода почему-то не пошла. Я вышел из кабинки и вошёл снова. Безрезультатно.

– Вода не идёт! – крикнул я.

– Как не идёт? – Девушка просунула голову в мою кабинку и засмеялась. – А ты включать пробовал?

– Как?

– Вон ту штучку поверни.

Она показала на колёсико на трубе. Я крутанул колёсико, и на меня сверху обрушился ледяной дождь. Я заорал и выскочил из душа. Из соседней кабинки донёсся заливистый смех.

– Что, холодно? – спросила девушка, выглядывая.

– Д-да! – ответил я, стуча зубами.

– Ну извини, у нас тут горячей воды нет. Зато гляди, ты уже излечился! – Она вновь рассмеялась и скрылась в своей
кабинке.

Я посмотрел вниз – и правда, мой организм вернулся в нормальное состояние.

«Может, у них тут какая-то особая вода, – подумал я, – лечебная?»

Постепенно тело привыкло к холодной воде, и даже стало приятно. Я смыл с лица грязь и кое-как прополоскал волосы. Чистый и, по-видимому, практически здоровый, я выскочил из кабинки. Девушка уже помылась, она стояла спиной ко мне и вытиралась огромным серым полотенцем.

– Возьми полотенце. – Девушка показала на стопку, лежавшую на скамье.

Я схватил полотенце и укутался в него – мне снова стало холодно. Девушка обмотала своё полотенце вокруг тела и села на скамью, похлопала рукой рядом с собой.

– Садись, – сказала она.

Я присел.

– Больше не боишься меня?

Я помотал головой.

– Как тебя зовут? – спросила девушка.

– А-Эл-шесть-семь-ноль-один-три-ноль-Ка-Эс, – отчеканил я.

Она прыснула.

– А почему так сложно?

– У нас у всех такие регистрационные номера.

– Ну, а... как вы там у себя общаетесь, как называете друг друга?

– Мы не общаемся, это не принято. Общаются только дети. Детьми мы придумываем себе имена. Я, например, Алекс.

– Очень приятно, Алекс. А я Магда.

– Магда, – повторил я. – А почему тебе приятно?

– Так говорят, когда знакомятся. Если, конечно, знакомство приятное.

Я уже начинал привыкать к ней. И действительно, ничего страшного в этих Э-людях нет.

– Расскажи мне о себе.

– Да что рассказывать? Я обычный доггер, как и все.

– И чем же занимается обычный доггер?

– Доггер занимается доггерством.

Магда многозначительно хмыкнула и посмотрела на меня:

– А доггерство – это...

– Доггерство – это собачье дело, – пояснил я.

Магда прыснула.

– Да, собачье дело, – серьёзно повторил я.

– Я поняла, поняла! – Она замахала на меня руками, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех.

– Что я такого сказал?

– Нет-нет, всё в порядке! Это... – Магда заткнула рот обеими руками и сидела так несколько секунд. – Это не моё собачье дело!

И она громко расхохоталась.

– Да, это не твоё собачье дело, а моё! – буркнул я и отвернулся.

– Прости, я не хотела тебя обидеть, – улыбнулась Магда. – Расскажи мне, слышишь, расскажи, как живёт обычный доггер.

Я молчал.

– Ну же!

– Хорошо, – смилостивился я.

Я рассказал о своём детстве, об инкубаторе, об учёбе в школе, о своих успехах и о моём Рикки. Ну и, конечно, о работе. Последнее, видимо, больше всего заинтересовало Магду.

– Ты никогда не думал, откуда всё это взялось: машины, однополые собаки, А-люди с регистрационными номе-
рами? – спросила она.

– Зачем? – Я пожал плечами. – Так ведь было всегда.

– Всегда? А откуда тогда взялись мы? Наш город?

– Я... Я не знаю.

– Раньше люди жили совсем иначе. Мужчины и женщины – вместе, у них были семьи, и они рожали детей без всяких там родильных машин. Они трудились, у каждого была какая-то профессия, и этих профессий были тысячи и тысячи. Все работы на Земле выполняли люди, сами. Машины только помогали им, они использовались как инструменты. И люди были счастливы, они жили в многочисленных прекрасных городах и маленьких поселениях, природа кормила их своими плодами и...

– Откуда ты всё это взяла? – перебил я Магду.

– Я много читаю.

– Я тоже много читал, но ничего подобного не встречал.

– Так уж и много?

– Да! У меня даже есть грамота, которой меня наградили как примерного ридера. Я прочёл все существующие книги.

– Все? А это сколько?

– Все тридцать.

– Тебе сколько лет?

– Двадцать два.

– А рассуждаешь, как пятилетний.

– А тебе-то сколько?

– Девятнадцать. И я не хочу тебя огорчать, но книг, даже тех, что сохранились, гораздо больше.

– Неправда! На библио-портале их всего тридцать.

– Это машины хотят, чтобы вы думали, что их всего тридцать.

– При чём здесь машины?

– А при том, что много лет назад кто-то сделал так, что машины захватили власть на Земле и покорили людей. С тех пор люди и живут, как животные.

– Мы не животные! – возразил я. – Это вы тут больше похожи на животных.

– Ну, конечно! Вас выращивают в инкубаторах, обучают примитивным знаниям, потом вы двенадцать лет бегаете за собаками и то только потому, что ни одна машина, даже самая умная, не способна по-настоящему ухаживать за животным. А собаки – они охраняют от вас машины не для того, чтобы вы их не поломали или испортили, а для того, чтобы никто из вас не узнал, как они устроены, как работают, чтобы никто не мог их отключить. А в тридцать лет, как ты сам говоришь, вас отправляют на пенсию. И ведь никто из вас не знает, что это такое.

– Нет, знает. Пенсия – это хорошо, это когда больше не надо работать и человек живёт в своё удовольствие.

– И сколько длится это удовольствие?

– Ну-у...

– Вот то-то и оно. А по нашим сведениям этот самый санаториум, куда вас отправляют, по сути, обычная ферма. Туда из другой части города приводят женщин. – Магда показала рукой на себя. – И спаривают. Женщины после этого рожают детей.

Я с сомнением хмыкнул.

– А потом уже передают детей в инкубатор, – продолжала она, – через эту, как ты её назвал, родильную машину. И длится это два цикла, около двух лет, пока женщина не родит двух детей. А потом её и мужчину отправляют...

В это мгновение стиральная машина издала пронзительный писк и остановилась.

– Готово! – воскликнула Магда и, подойдя к машине, сказала: – Может, отвернёшься, раз уж ты такой стеснительный?

Я отвернулся и тут же почувствовал, что мне опять хочется взглянуть на неё. Обнажённую. Но страх перед приступом «возбуждения» заставил меня удержаться от этого.

– Ну, что стоишь? Одевайся! – послышался сзади голос Магды.

Я обернулся. Магда стояла уже одетая в свой серый бесформенный костюм, моя одежда лежала рядом на скамье. Я торопливо оделся и сунул ноги в ботинки.

Люди, что встречались нам на улице, неизменно провожали меня любопытными взглядами, мне даже показалось, что сочувствующими. Это меня задело. Что мне-то сочувствовать? Я живу в тепле и сухости, каждый день вижу солнце. Это им надо сочувствовать: полумрак, сырость. Даже воды горячей нет.

– Нам сюда, – сказала Магда, остановившись возле здания с массивной дверью.

Оказавшись внутри, некоторое время мы пробирались по темноте. Магда держала меня за руку и предупреждала, когда надо было подниматься по ступеням или переступать высокие пороги. Наконец она объявила, что мы пришли, и отпустила мою руку. Через мгновение раздался щелчок, и наверху вспыхнул свет. Я стоял посреди большого зала, вдоль стен которого высились уходящие к потолку полки, заставленные разноцветными кирпичиками с какими-то надписями.

– Что это за место? – спросил я.

– Библиотека.

Магда подошла к полке, вытащила один кирпичик и протянула его мне. Я взял его в руки. Тёплый, шершавый.

– «Обитаемый остров», – прочитал я. – Это правда – книга?

Магда кивнула.

– И она рассказывает, как всё было?

– Нет, она рассказывает, как всё могло быть.

– И как?

– Плохо. Но мы, Алекс, живём ещё хуже.

– А есть тут что-нибудь про то, как было?

– Есть, конечно.

Магда забрала у меня книгу и, вернув её на полку, протянула мне другую.

– «Детство», – прочитал я. – Ты смеёшься?

– Нисколько. Это очень серьёзная старинная книга, рассказывающая о становлении человека. Можно сказать, энциклопедия жизни. Во всяком случае, начального этапа.

– Ты говоришь, она старинная? И сколько ей лет?

– Она издана где-то лет двести назад, а написана ещё лет на сто раньше.

– Триста лет! – воскликнул я.

Я держал в руках книгу и старался не дышать, потому что после каждого моего выдоха её тоненькие странички начинали трепыхаться, и я боялся, что они оторвутся и улетят. Ладони мои вспотели. Я смотрел на раскрытые страницы, и буквы от волнения прыгали у меня перед глазами.

Магда ещё что-то говорила, но я её уже не слышал. Я был в «Детстве». Нет, не в своём, конечно. Я был в чужом детстве, детстве человека со странным именем «Николенька», и порой мне даже казалось, что я и есть тот самый Николенька, настолько живо рассказывала о его жизни книга.

Не знаю, сколько прошло времени, когда я наконец перевернул последнюю страницу. Я огляделся в поисках Магды. Она спала, свернувшись калачиком в кресле напротив. На столике стояла большая бутылка с водой. Я схватил её и залпом выпил почти половину. В этот момент Магда проснулась, протёрла глаза и уставилась на меня.

– Я всё, – поспешил сказать я.

Магда сползла с кресла и, взяв с полки книгу такого же цвета, как та, что я держал в руках, протянула мне. Я вернул ей «Детство» и взглянул на обложку новой книги: «Отрочество». И погрузился в книгу.

– А я бы чего-нибудь пожевала. Ты читай, я скоро.

Я даже не заметил, как Магда вернулась.

– Нашла только сухари, – сообщила она. – Будешь?

Я взял кусочек засохшего хлеба и отправил в рот.

– Бери ещё, – сказала Магда.

Она протянула мне кулёк, который я машинально сунул в карман брюк и вновь углубился в чтение.

Оторваться от книги я смог только когда перевернул последнюю страницу.

– Всё! – удовлетворённо выдохнул я и поднял голову.

Магда дремала в кресле напротив, забравшись на него с ногами.

– Доброе утро! – сказала она, потягиваясь.

– Утро? – переспросил я с тревогой.

– Да вообще-то уже день в самом разгаре.

– Как день?! – вскричал я. – Я же должен быть на работе!

Я подскочил, словно сквозь кресло пропустили мощный электрический разряд.

– А я думала... – растерянно проговорила Магда. – Я тебе ещё одну книгу приготовила.

– Караул! – завопил я. – Мне срочно надо назад! То есть наверх! То есть...

И я бросился к выходу.

– Погоди, я провожу тебя! – крикнула Магда и побежала за мной.

Одолев освещённый участок тоннеля, я сбавил темп и перешёл на шаг. Подступающая темнота поколебала мою решимость, а вскоре я и вовсе остановился.

– Куда летишь, сумасшедший? – выдохнула догнавшая меня Магда.

Мы пошли дальше бок о бок. Тонкий луч фонаря, скользнув по стенам, выхватил из темноты пару светящихся точек, которые вскоре оказались глазами мерзкой твари с длинной мордой и голым лоснящимся хвостом. Она сидела прямо у нас на пути и нагло таращилась. Я попятился.

– Стой! – сказала Магда.

– Это же... крыса, – вспомнил я название страшного зверя.

– Вот именно.

Магда топнула ногой, и крыса бросилась прочь.

– Трусишка! – усмехнувшись, сказала Магда.

Непонятно, к кому это относилось, к крысе или ко мне. Но я не стал уточнять. Некоторое время мы шли молча, пока наконец Магда не осветила фонариком убегающую наверх металлическую лестницу.

– Пришли. Дальше сам.

– Конечно, – бодро ответил я, хватаясь за холодную ступеньку.

– Ты ещё придёшь? – спросила Магда.

– Не знаю. – Я растерялся, ведь она спросила именно о том, о чём я в это мгновение думал. – Я бы... Мне бы очень хотелось. Да, очень. Но у меня работа. Каждый день. Я и так сегодня...

«А что сегодня? – подумал я. – Ну, опоздал. Нас ведь никто не считает, когда мы приходим на работу, так что всё ещё, может, обойдётся».

– Я постараюсь, – сказал я и поставил ногу на ступеньку.

– Погоди! – вдруг сказала Магда.

Она достала из-за пазухи и протянула мне книгу.

– На, читай. Прочитаешь – вернёшь. Дам другую.

Неожиданно Магда приблизилась и прикоснулась своими тёплыми влажными губами к моим. Я едва не потерял сознание.

– Что ты делаешь? – прошептал я.

– Целуюсь! – рассмеявшись, сказала она и протянула мне фонарик. – Держи! Чтоб не заблудился.

Магда повернулась и пошла прочь.

Я посветил фонариком на книгу. На бордовой обложке вспыхнули золотистые буквы: «Юность». Я резко выдохнул и, засунув книгу за пазуху, полез вверх по лестнице.

Вскоре я упёрся головой в крышку люка. Он был закрыт. Я посветил вокруг и обнаружил небольшой рычаг, торчащий прямо из стены. Дёрнул за него, раздался скрежет, и крышка люка съехала вбок. Я поднял голову. Сверху на меня смотрела чумазая лохматая морда.

– Рикки!

Я буквально выпрыгнул из люка. Рикки кинулся на меня, фыркая и норовя облизать сразу всего.

Вскоре мы уже бежали по пустынной улице, рабочий день был в самом разгаре. Едва мы добрались до «Энергобанка», как прозвучал зуммер, возвестивший о начале обеденного перерыва. Я тут же развернулся и помчался в Раздаточную, волоча за собой Рикки, пока нас не опередила голодная толпа. Мы имели полное право быть первыми, поскольку ничего не ели со вчерашнего дня.

У фидера ещё никого не было, и я, выдохнув с облегчением, приложил палец к сканнеру. Фидер подозрительно долго жужжал, прежде чем на экране вспыхнула мигающая красная надпись: «Отказ».

У меня сразу вспотели подмышки, щёки заполыхали, а кончик носа похолодел. Трясущейся рукой я опять приложил палец к сканнеру. На экране снова вспыхнул «Отказ», только теперь это сопровождалось противным сигналом.

Сзади послышались нетерпеливые возгласы.

– Сейчас, сейчас, – бормотал я, снова и снова прикладывая палец к сканнеру.

«Отказ». «Отказ». «Отказ».

– Не может быть! – вскричал я. – Это какая-то ошибка!

Неожиданно фидер словно ожил, и по экрану побежали ужасающие слова, сопровождаемые громким металлическим голосом:

– А-Эл-шесть-семь-ноль-один-три-ноль-Ка-Эс, зафиксировано ваше отсутствие дома в ночное время. Вы оштрафованы на сутки питания.

– Нет! – заорал я. – Я же умру с голоду!

– Вы оштрафованы на стуки питания, – повторил фидер.

– А моя собака?

– Вы оштрафованы на сутки питания, – неумолимо твердил фидер.

Кто-то ткнул меня в бок, затем в спину. Я обернулся. Несколько десятков озлобленных физиономий пялились на меня, будто я их самый заклятый враг. Я попятился к выходу, таща на поводке слабо сопротивляющегося и ничего не понимающего Рикки.

Голодные и растерянные, мы бродили с Рикки по округе, пока оглушающий зуммер не возвестил об окончании перерыва. К той минуте мы оказались далеко от «Энергобанка» и припустили со всех ног. Мне не терпелось поскорее реабилитироваться.

Однако в паркинге меня ждала новая неприятность. Место Рикки было занято толстым слюнявым псом, который спал на подстилке, раскинув лапы в стороны, и даже глаз не приоткрыл при нашем появлении.

– Эй, кто занял моё место? – крикнул я, оглядываясь.

Другие доггеры привязывали своих собак на своих местах, искоса поглядывая на меня, но никто не ответил.

– Да что тут происходит? – возмутился я.

Внезапно откуда-то сверху донесся грозный голос:

– А-Эл-шесть-семь-ноль-один-три-ноль-Ка-Эс, за грубое нарушение дисциплины и опоздание на работу вы понижены до младшего доггера.

– Что? – не поверил я.

– Проследуйте в сектор «F». Ваше новое паркинг-место F-12.

– Но... как?

– Проследуйте в сектор «F».

Сектор «F» самый дальний, с тесными ячейками и старыми жёсткими подстилками. К тому же понижение означало, что теперь на обед и ужин мы с Рикки будем попадать в числе последних. А ещё придётся снова, как на заре карьеры, убирать мусор, выгребать собачьи экскременты... Ужас! Но делать было нечего, я сорвал с рукава рубашки зелёную нашивку старшего доггера и отправился на работу.

Всё бы ничего, к работе мне не привыкать, если бы не косые взгляды сослуживцев. Неужели я бы тоже злорадствовал, окажись на моём месте какой-нибудь другой старший доггер? Хотелось верить, что нет. Правда, были и те, кто смотрел на меня с нескрываемым сочувствием, и это раздражало не меньше.

Несмотря на все неприятности, я почему-то не страдал. Напротив, кажется, всё время улыбался. Мысли мои были обращены к новому тайному другу Магде. А ещё душу мне согревала спрятанная за пазухой книга. И хотя порой она мне страшно мешала работать, давя на живот и натирая кожу, я всё-таки не рискнул вытащить её. Равно как и фонарик, который лежал в кармане.

Наконец прозвучал вечерний зуммер. Рабочий день завершился, точнее, его вторая половина, показавшаяся мне такой длинной. Я был в полной уверенности, что мои усилия замечены и по достоинству оценены. Правда, я понятия не имел, кто мог выступать в роли такого оценщика, но кто-то же оценивал мою работу раньше, когда повышал меня в должности. Какая-нибудь специальная машина. Наверное.

Но когда я приложил палец к сканнеру фидера, вновь получил: «Отказ».

Оставалось отправиться домой и лечь спать в надежде на то, что завтра всё переменится. К лучшему, разумеется. Рикки семенил рядом, низко опустив мордочку. Похоже, он на меня обиделся. Ещё бы! Я бы на его месте тоже обиделся. Ведь из-за меня он не только провёл ночь в холодном тёмном подвале заброшенного дома, но и целый день голодал. И я ничего не мог с этим поделать.

Проходя мимо сквера, я машинально свернул. Не знаю, зачем я это сделал. То ли ради того чтобы подразнить себя и Рикки, то ли по какой другой причине. Тем не менее, мы очутились в самом центре сквера. Вокруг сотни доггеров и их собак, чавкая и облизываясь, поглощали свой законно заработанный ужин.

Чтобы хоть как-то заглушить голод, я подошёл к фонтанчику и принялся жадно пить, после чего, обессиленный, плюхнулся на ближайшую скамейку. Рикки уселся рядом, выжидательно глядя на меня. Видимо, он всё ещё надеялся, что я каким-то чудесным образом добуду еду. Мне было стыдно глядеть ему в глаза, я тупо озирался по сторонам, ни на чём не задерживая внимание, пока не упёрся взглядом в сидящего напротив лопоухого доггера, с наслаждением уплетающего свой бургер. По соседству с ним потный жирдяй с зелёной нашивкой старшего доггера на рукаве положил на скамью свой ужин и не спеша разворачивал упаковку с едой для толстого слюнявого пса. На мгновение я подумал, не стащить ли мне его гранд-бургер, как это сделала накануне Магда.

Я машинально сунул руку в карман и извлёк оттуда плотный кулёк. Это были сухари. Рикки посмотрел на меня, нетерпеливо перебирая передними лапами. Я протянул ему сухарь. Рикки деловито обнюхал его, словно был совершенно не голоден и решал, стоит ли ему пробовать этот неведомый предмет. Затем осторожно взял его зубами и, мгновение подержав, принялся с невероятной скоростью работать челюстями. Обрадованный, я тоже принялся за сухари. Сидевший по соседству доггер недоумённо косился на нас, но так и не решился спросить, что же мы такое едим, да ещё из одной упаковки.

Уже через две-три минуты кулёк опустел, и мы с Рикки, ещё раз напившись из фонтанчика, радостные и счастливые, отправились домой. Теперь мы могли продержаться до утра, когда истечёт штрафной срок. Жизнь опять казалась мне прекрасной, и я снова был готов спорить с Магдой о правильности мироустройства.

Умывшись, я сразу свалился на койку. Глаза уже слипались, сказывались усталость и предыдущая бессонная ночь. Похоже, я отключился быстрее, чем Рикки забрался на свою подстилку. Когда прозвенел зуммер, в боксе было темно. С минуту я лежал в недоумении, пытаясь понять, что произошло, пока наконец не сообразил, что это был ночной зуммер, возвещавший о начале ночного сна. Просто я заснул задолго до него и в результате среагировал как на будильник.

Сон больше не шёл. Я сунул руку под подушку и вытащил фонарик, который мне подарила Магда. Затем извлёк оттуда же книгу. Щёлкнув фонариком, раскрыл книгу и снова будто оказался в таинственной подземной библиотеке, хранящей тысячи томов доселе неизвестной мне литературы – того бесценного культурного богатства человечества, о котором почему-то умалчивали. Они. Я впервые в жизни задумался – кто же такие эти Они? И почему они сделали жизнь на Земле такой? Почему не дали нам, людям, самим решать, как мы будем жить? Неужели и вправду все эти правила придумали машины?

Однако постепенно книга вытеснила из моей головы эти мысли, и я целиком погрузился в чудный мир трехсотлетней давности.

Необычный для этого времени суток шум заставил меня оторваться от книги. Я прислушался. Сначала шум доносился с улицы, но потом загрохотало внутри здания. А вскоре в коридоре за дверью послышались тяжёлые шаги, от которых даже стены затряслись. Сразу подумалось – случилось что-то неординарное. И в это мгновение шум стих. А уже через секунду чудовищный удар вынес входную дверь, и в бокс ворвался жандарм. Его глаза светились предупреждающим красным светом. Яркие прожекторы на груди и на голове на мгновение ослепили меня. Я замер от ужаса. Проснувшийся Рикки робко высунул нос из-под койки.

Стальное тело заполнило всё пространство моего бокса. Глаза его вспыхнули ярче, и низкий металлический голос произнёс:

– А-Эл-шесть-семь-ноль-один-три-ноль-Ка-Эс, вы обвиняетесь в нарушении закона о ночном порядке, пользовании незарегистрированным источником света и хранении запрещённого информационного носителя, представляющего угрозу для безопасности общества и государства.

«Какую угрозу?» – хотел спросить я, но не успел.

Жандарм схватил меня и поволок к выходу.

Как же мне было страшно! Я хотел закричать, но язык присох к нёбу. Позади робко тявкнул Рикки. Я обернулся. Увидев моё перекошенное лицо, Рикки бросился на обидчика и попытался тяпнуть его за стальную ногу. Жандарм пнул пса с такой силой, что он отлетел в противоположный конец бокса, ударился о стену и, бездыханный, сполз на пол. Ужас и отчаяние достигли своего предела, и я закричал. Жандарм повернул ко мне свои горящие глаза, но ничего не сказал, а только поднёс к моему телу свободную руку-манипулятор. Последнее, что я помню – яркая вспышка электрического разряда.

Когда пришёл в себя, вокруг было темно, и я кожей ощущал холод металлического столба, к которому был привязан. Вспыхнувший белый свет резанул по глазам, и я зажмурился. Когда глаза немного привыкли, я огляделся. Белым было всё: стены, пол, потолок – от этого пространство искажалось, создавая неприятное ощущение неустойчивости, казалось, будто я висел в каком-то густом молочном тумане.

С потолка бесшумно спустились и вспыхнули три больших шарообразных стереомонитора. Три упитанные физиономии пристально смотрели на меня. Это были люди, но они не были похожи на тех людей, с кем мне доводилось общаться ежедневно. Они были... старые. Не как те старики, которых я встретил в подземном городе. Но им явно было далеко за тридцать.

Я поздоровался. Но почему-то голоса своего не услышал.

В нижней части стены открылась небольшая дверца, в зал вошли три здоровенных ротвейлера и уселись под мониторами. Я запаниковал и машинально дёрнулся, пытаясь освободить руки. Ротвейлеры хором зарычали. И тут человек на среднем мониторе с физиономией, похожей на морду шарпея, заговорил:

– Ваш регистрационный номер А-Эл-шесть-семь-ноль-один-три-ноль-Ка-Эс?

– Да, – ответил я, и снова ни звука не вырвалось из моего рта.

– Мы вас не слышим! – сказал человек, телосложением напоминающий бульдога.

Я, как мог, прокашлялся и повторил свой ответ. На этот раз мне удалось извлечь из пересохшего горла некое подобие хрипа.

– Вы знаете, в чём вас обвиняют? – спросил третий. У него были маленькие круглые глазки, а приплюснутый
круглый нос с двумя торчащими вперёд дырками-ноздрями походил на электрическую розетку.

Я смутно помнил, что говорил жандарм при задержании, но предпочёл сказать «нет».

– Вы нарушили все основополагающие законы! – воскликнул «шарпей».

– Вы прогуляли работу и нарушили закон о труде, – сказал «бульдог».

– Вы отсутствовали дома во время отбоя и нарушили закон о дисциплине, – сказал третий.

– Вы требовали питание, зная, что оштрафованы, и нарушили закон о приличиях, – продолжал «шарпей».

– Вы употребляли незаконные продукты и нарушили закон о питании, – вторил ему «бульдог».

– Вы не спали в ночное время и нарушили закон о режиме, – подпевал следующий.

– Ваше поведение представляет угрозу для безопасности общества и государства! – завопили хором все трое и внезапно смолкли.

Несколько секунд стояла тишина.

Наконец «шарпей» спросил тем же ровным, мягким голосом, каким он начинал свою речь:

– Вам понятна суть предъявленных обвинений?

– Н-нет... Да, – заикаясь, произнёс я, всё ещё плохо соображая, что же такого ужасного совершил.

– На основании выдвинутых обвинений, – продолжал «шарпей», – и с учётом тяжести совершённых преступлений доггер А-Эл-шесть-семь-ноль-один-три-ноль-Ка-Эс приговаривается... к отправке на комбинат.

Меня словно молния ударила, на какое-то время парализовав всё тело. И как только весь ужас вынесенного мне приговора наконец добрался до моего разума, я заорал:

– Не-е-ет!

Я никогда не знал, что у меня такой громкий голос и что я могу так орать. Сквозь этот крик я услышал:

– Приговор будет приведён в исполнение незамедлительно.

В эту секунду бабахнуло так, будто потолок упал мне на голову. Зал мгновенно заволокло едким дымом. Ротвейлеры пугливо прижались к стене. Один из мониторов сорвался и со звоном брякнулся об пол, а в зал забежали три рыжих существа – я сразу узнал в них кошек, вроде той, что видел в подземном городе. Совершив вираж по залу, кошки на мгновение замерли, уставившись на озадаченных ротвейлеров, и потом, издав пронзительное «мяу», рванули обратно к выходу. Ротвейлеры, опомнившись, сорвались с места так ретиво, что в первые секунды даже забуксовали, перебирая лапами по скользкому полу. Затем, постепенно набирая скорость, вылетели из зала следом за кошками.

В дверях показалась голова в капюшоне, а через мгновение три человека, облачённые в плащи, ворвались в зал.

– Готов к побегу? – крикнула Магда, скинув с головы капюшон.

– Ты! – воскликнул я.

– А ты кого ждал? Ребята, отстегните его.

Двое других подбежали ко мне и сняли оковы с моих рук.

– На-ка, накинь, – Магда протянула мне свёрток. В нем оказался плащ, такой же, какой был на Магде и её спутниках.

– У нас мало времени! – крикнул один из них.

– Да, – отозвалась Магда. – Алекс, это Тимур и Артём. Ребята, это Алекс. А теперь валим!

Длинный узкий коридор убегал вдаль. Я с трудом передвигал ногами. Слабость, разлившаяся по всему телу, сковывала движения. Тимуру и Артёму пришлось буквально тащить меня под руки. Магда бежала позади, прикрывая отход.

Не успели мы добраться до двери, как она распахнулась и дорогу нам преградила огромная металлическая фигура.

– Всем стоять! Вы арестованы! Поднимите...

Жандарм не успел договорить. Тимур метнул в его сторону какой-то круглый предмет.

– Уши! – крикнул он.

Все кроме меня заткнули уши. Вспышка света резанула по глазам, и следом что-то бумкнуло, больно ударив по барабанным перепонкам.

Магда повернулась ко мне, но лицо её стало расплываться, я почувствовал, как глаза непроизвольно наполнились влагой. Она что-то говорила, но губы её лишь беззвучно шевелились. Я весь напрягся, но ничего не слышал. Тимур с Артёмом вновь подхватили меня и потащили мимо застывшего жандарма.

Оказавшись на улице и вдохнув холодный утренний воздух, я почувствовал себя лучше, а главное, постепенно возвращался слух.

– Что это было? – спросил я.

– Магнитно-импульсная граната, – ответила Магда. – Ты почему уши не заткнул?

– Я не успел.

– Ещё пару раз так не успеешь и оглохнешь навсегда.

– Ты сам идти можешь? – спросил Тимур.

– Могу, – уверенно ответил я.

Оказавшись на свободе, я действительно почувствовал прилив сил.

– Ну, тогда побежали! – крикнул он.

Мы завернули за угол и оказались в переулке. Я узнал его – тот самый, куда меня привёл Рикки в поисках грабителя, укравшего мой ужин. Где-то позади завыла сирена.

– Я проверю, – сказал Артём и побежал назад.

Тимур и Магда напряжённо следили за ним.

– Один кар слева и один справа, – объявил он, вернувшись. – Итого двенадцать железных дровосеков.

– Ты же говорила, их будет два-три! – выругавшись, воскликнул Тимур, обращаясь к Магде.

– Откуда я знала!

– А кто такие железные дровосеки? – спросил я.

– Потом, – отмахнулась Магда.

– Вы бегите! – вмешался Артём. – Я их задержу.

– Возьми, – Тимур, протянул ему две гранаты. – И помни: одного надо пропустить.

Мы опять побежали. Позади несколько раз грохнуло. Но на этот раз мы были на открытой местности, и уши не заложило.

– Последняя, – проговорил на бегу Тимур.

Уже оказавшись в доме, Магда обернулась. На глазах у неё были слёзы.

– Нам нельзя останавливаться, – сказал Тимур.

Магда бросила на него полный отчаяния взгляд и, громко всхлипнув, двинулась дальше.

– Постойте! А как же Артём? – спохватился я.

– Ты что, не понял? – неожиданно зло воскликнула Магда.

Тимур как-то странно посмотрел на меня и, похлопав по плечу, сказал:

– Давай, давай! Двигай!

Он снова подтолкнул меня.

– Хватит толкаться! – возмутился я. – Я и сам могу...

– Ну так, если можешь, беги! Эй, Магда, где ты такого откопала?

Но Магда не ответила. Мы пробежали мимо входа в подвал, впереди была глухая стена. Я недоумённо взглянул на Тимура. У него в руке была небольшая коробочка, которую он зачем-то поднёс ко рту.

– Открывайте главные ворота! – крикнул он.

Я огляделся, не понимая, к кому он обращается.

– Вы меня слышите? – продолжал кричать Тимур. – Ворота! Открывайте!

Позади послышались тяжёлые, сотрясающие пол шаги. Я обернулся. Два жандарма ворвались в здание и остановились, вращая головами и сканируя помещение. Красные глаза то вспыхивали ярче, то вновь потухали. Мы бросились на пол, прячась за кучей мусора.

– Второго пропускать нельзя, – прошептал Тимур и повернулся к Магде, но её не оказалось рядом. – Магда!

Я поднял голову и увидел её, карабкающуюся наверх по стене.

– Магда, вернись! – яростно шептал Тимур.

Но она уже была на втором уровне и, пригнувшись, бежала в сторону выхода, туда, откуда, гремя стальными ногами, два жандарма медленно, но неумолимо продвигались в нашу сторону.

Замерев, мы с Тимуром следили за происходящим. Внезапно сверху с грохотом обрушился какой-то ящик. Гиганты резко обернулись и принялись палить в ту сторону.

В это мгновение голова Магды мелькнула на втором уровне. Один из жандармов, не переставая стрелять, шагал по направлению к ней. Ужас охватил меня, я едва не закричал. И тут послышался треск ломающихся досок. Жандарм покачнулся и провалился в подпол.

– Там ловушка, – шепнул мне на ухо Тимур.

Второй жандарм прекратил стрельбу и подошёл к отверстию в полу.

– Эй, вы чего там застряли? – послышался сзади голос Магды.

Я обернулся. Она была у нас за спиной. Тимур снова поднёс ко рту коробочку и зловещим голосом зашептал:

– Эй, вы там! Вы заснули, что ли? Ворота! Открывайте главные ворота! Живо!

– Принято! – донёсся из коробочки прерывающийся, потрескивающий голос. – Открываем.

Жандарм уловил этот звук и, резко повернувшись, зашагал в нашу сторону. Тимур схватил меня за плечо и потащил за собой.

Я не видел перед собой никаких ворот, только глухую стену. Сказать, что меня охватило волнение – значит, не сказать ничего. У меня началась паника. Мне стало казаться, что Тимур просто сошёл с ума. Внезапно пол под ногами дрогнул, впереди загрохотало, и стена медленно поползла в сторону. Я оглянулся, жандарм приподнял руку-манипулятор, нацелив на нас смертоносное орудие.

Мы едва успели проскользнуть в образовавшуюся щель, когда град крупнокалиберных пуль вонзился в стену.

– Бежим, бежим, бежим! – кричал Тимур.

Просторный тоннель, по которому мы бежали, был освещён редкими тусклыми фонарями и плавно уходил вниз. Я оглянулся – жандарм проломил часть стены и пытался пробраться в образовавшийся проем.

Вскоре тоннель резко оборвался и мы, проскользнув сквозь металлическую рамку, очутились в подземном городе.

– Найдите укрытие! – крикнул Тимур и спрятался за углом ближайшего дома.

Мы с Магдой последовали его примеру и нырнули в небольшую нишу на противоположной стороне улицы. И вовремя, поскольку из тоннеля донеслись выстрелы.

Из приоткрытой двери на улицу выскочил белый котёнок и сел посреди дороги, вращая во все стороны глупой пушистой головой. А следом за ним выбежал мальчик, тот самый, которому я позавчера отдал ужин. Он подбежал к котёнку и схватил его на руки, испуганно озираясь. И тут со стороны тоннеля заклокотало, будто кто-то схватил два молотка и принялся барабанить ими по металлической трубе. Мальчик рухнул на землю без сознания. Котёнок выскользнул из его рук и сел на дороге.

– Не-е-е-ет!

Вопя от ужаса, я бросился к мальчику, пытаясь прикрыть его своим телом. В эту секунду жандарм показался из тоннеля. На мгновение он остановился, глядя в мою сторону, и вдруг весь сжался, словно готовясь к прыжку. Краем глаза я увидел выглядывающего из-за угла Тимура.

– Давай! – крикнул кому-то Тимур страшным голосом.

В это мгновение жандарм сорвался с места и нырнул под металлическую рамку. Внезапно все его манипуляторы замерли, его будто парализовало, и в ту же секунду какая-то неведомая сила швырнула стального гиганта в сторону и прижала к рамке. Глаза вспыхивали бешеным багровым светом, но сам он оставался неподвижен.

– Можно выходить! – крикнул Тимур и покинул своё укрытие.

Магда бросилась ко мне. Из соседних домов стали выползать многочисленные обитатели.

– Какого чёрта! – заорал Тимур. – Я велел всем покинуть эту часть города. Куда ты смотрел? – набросился он на какого-то парня.

– Я же на пульте был! – оправдывался тот.

– При чём здесь пульт! Я же сказал выгнать отсюда всех! Посмотри! Посмотри, что вы наделали!

Магда сидела на корточках рядом со мной, держа за руку мальчика. Котёнок, придавленный мной к земле, запищал. Я вытащил его и прижал к груди. Он начал брыкаться и царапаться, так что мне пришлось его выпустить. Котёнок подбежал к мальчику и, ткнувшись мордочкой ему в нос, сел и жалобно замяукал. К нам уже приближались жители подземного города.

– Пойдём, мы ещё не закончили, – сказал Тимур, положив руку мне на плечо.

Я ухватился за его руку и встал. Тимур направился прямиком к жандарму. Я растерянно посмотрел на Магду. Она кивнула и пошла вслед за Тимуром. Честно говоря, мне жутко не хотелось приближаться к этому стальному чудищу. Но делать нечего, не мог же я теперь бросить своих новых друзей.

Тимур извлёк из кармана отвёртку и лихо вскрыл небольшую панель на груди монстра. Поковырялся там, и красные глаза на стальной голове медленно потухли. Тимур нажал на кнопку, и на «животе» открылась большая крышка. Парень засунул туда руку и извлёк блестящий цилиндр.

– Знаешь, что это? – обратился он ко мне.

– Я видел такие в «Энергобанке»! – воскликнул я, вспомнив свою вылазку в запретную зону. – Там их тысячи, целый гигантский склад таких штук. Их то привозят,
то увозят.

– Скорее всего, это центр подзарядки. А это, – он покрутил в руке цилиндр, – элемент питания, говоря простым языком – батарейка. Машины не заморачиваются по поводу разработки новых источников энергии, их вполне устраивают старые технологии. Они надёжные, проверенные временем. Но у них есть недостаток – батарейки нужно менять. Заряда хватает всего на сутки. Для этого и нужен «Энергобанк» – заряжать севшие батарейки. А вот источником выработки электроэнергии служит биоматериал, поступающий с комбината.

– Что значит «биоматериал»? – не понял я.

– Лучше тебе этого не знать, – пробормотала Магда. – Пока.

– Но если вы взяли меня в свою... э-э... команду... Вы же взяли меня?

Тимур кивнул.

– Значит, я должен знать, – заключил я. – Всё.

– Со временем узнаешь. – Тимур похлопал меня по плечу, как уже делал не раз.

– Нет! Сейчас!

Тимур покосился на Магду. Она вздохнула.

Я взглянул на цилиндр, который Тимур продолжал держать в руках.

– Зачем вам эта... батарейка?

– Если лишить машины элементов питания, их можно будет победить, – ответил Тимур.

– А как это сделать?

– Очень просто – уничтожить «Энергобанк».

– Что?!

– Мы перепрограммируем этого «железного дровосека» и с его помощью проникнем туда, заложим бомбу.

– Ты единственный, кто там бывал, – добавила Магда. – Тебе придётся быть нашим проводником.

– Я не понимаю.

– Мы снабдим робота мощной взрывчаткой и отправим его в «Энергобанк», но кто-то должен будет направлять его.

– А сам он не сможет? – спросил я с сомнением.

– Нет. Нам придётся стереть его память, чтобы он случайно не вышел из-под контроля.

Я был совершенно обескуражен, мысли путались. Мне снова стало страшно. Только теперь не из-за жандармов, не из-за угрозы наказания и не потому, что надо куда-то идти и что-то взрывать, нет. А потому, что этот взрыв кардинально изменит всю мою жизнь, разрушит годами сложившийся порядок. И кто его знает, что там будет потом?

Я посмотрел на Тимура, потом на Магду:

– Я не могу.

– Что значит не можешь? – вспыхнул Тимур.

Я молчал.

– Я тебе говорил, что ты с ним ошиблась, – обратился он к Магде. – Столько сил потрачено! И всё впустую? Выходит, Артём погиб зря?

– Ну почему же зря? У нас есть он, – Магда кивнула на жандарма.

– Без проводника – это просто металлолом!

– Простите, – прервал их я. – Я что-то не совсем понял... Артём погиб?

– А ты вообще какой-то непонятливый! – огрызнулся Тимур.

– Ну подожди, возможно, он просто не может решиться, – неуверенно предположила Магда.

– Надо было выбрать кого-нибудь порешительнее.

– Но он показался мне... решительным, он же пошёл за мной.

– Всё коту под хвост!

Я переводил взгляд с одного на другого, и тут что-то неприятно кольнуло меня в сердце.

– В каком смысле «надо было выбирать»?

– А ты думал, ты здесь случайно? Мы тебя выбрали. Да! Она тебя выбрала. – Тимур ткнул пальцем Магде в грудь. – Выбрала и заманила сюда, чтобы использовать в наших интересах.

– К-как? – опешил я.

– Как его! – Тимур ткнул пальцем в грудь жандарма.

У меня перехватило дыхание, на глаза навернулись слёзы. Я взглянул на Магду в надежде, что она опровергнет эти ужасные слова, очевидно сказанные Тимуром в гневе. Но она молчала.

– Значит, ты специально... мой ужин? И потом...

– Пойми, – сказала Магда. – Так было нужно. Да, я следила за тобой. Я знала, что ты работаешь в «Энергобанке», и мне действительно показалось, что ты можешь нам помочь. Ну... и я стащила твой бургер, потому что была уверена, ты пойдёшь его искать.

– Ты всё просчитала... Но я же... Я же не игрушка. Я даже не он! – Я кивнул на стального гиганта. – Я живой человек!

– А что же ты, живой человек, живёшь в рабстве у машин? – выкрикнула Магда. – Да вы же не люди, вы скот! Вас растят лишь до той поры, как вы дадите потомство, а потом отправляют на бойню.

– Что?

– Да, да. Комбинат – это просто бойня, где людей убивают. Часть пускают на мясо, которым потом кормят собак. А часть идёт на изготовление биотоплива.

– Нет!

– Да! Эта участь ждёт каждого мужчину. И с каждой женщиной поступают так же, после того как она родит двоих детей. Один мужчина, одна женщина – двое детей. Так машины поддерживают баланс. То же самое и с собаками. Как ты думаешь, что за мясо в твоём бургере?

– Просто мясо.

– Просто мяса не бывает. Машина не может произвести мясо из ничего. Это мясо собак, отслуживших свой срок.

Меня чуть не стошнило.

– А держат вас, мужчин и женщин, раздельно, чтобы вы ни о чём не догадались до поры до времени, – продолжала Магда. – И когда, познав плотские удовольствия, вы, ничего не подозревающие люди, отправляетесь на бойню, вот тут-то всё и осознаёте. Но уже поздно. Эх!

Мне показалось, что я теряю сознание, земля под ногами качнулась, я едва не упал, благо Тимур меня вовремя подхватил.

– Зря ты его так сразу, – сказал он Магде.

– Ничего, пусть знает, сам же хотел.

– Ну, надо было как-то... помягче.

– Мы хотим вернуть всё на свои места, – сказала Магда, немного остыв, – как это было раньше, как в тех книгах, которые ты читал. Иди сюда. – Магда схватила и потащила меня к толпе, собравшейся возле раненого мальчика. –
Смотри! Видишь, что делают с нами машины?

Молодая женщина сидела на земле, положив на колени голову мальчика, и плакала. Рядом сидела девочка и держала мальчика за руку. В моей памяти вспыхнули одна за другой картины моей первой встречи с ними, потом отчаянная попытка мальчика спасти котёнка и пуля, выпущенная бездушным стальным жандармом. И тут я вспомнил Рикки. Про то, как такой же, а может, и тот же самый жандарм безжалостно убил его, ударив тяжёлой металлической ногой. Моего Рикки. Моего дорогого пёсика. Моего друга.

Я заплакал. Девочка обернулась и, поднявшись с земли, подошла ко мне. Взяла за руку, потащила меня сквозь толпу, я покорно шёл следом. Навстречу нам вышел высокий человек с длинными белыми волосами, красивым строгим лицом и немного сощуренными, излучающими тепло глазами. На нём была длинная белая одежда, отличавшая его от прочих, он опирался на длинный посох. Девочка отпустила мою руку и, попятившись, скрылась в толпе.

– Меня зовут Гермес, – сказал старик низким бархатным голосом, в котором чувствовалась невероятная сила. – Как древнего бога войны. А ты, видимо, Алекс?

Плач застрял у меня в горле, я сглотнул, пытаясь протолкнуть его вниз. Слёзы мгновенно высохли.

– Да, – сказал я.

– Я хочу поблагодарить тебя, Алекс, – продолжал Гермес. – Ты нам очень помог и можешь помочь ещё больше. Я понимаю, что тебе трудно принять решение. Я даже не представляю, что бы чувствовал на твоём месте. Но надеюсь, то, что я сейчас скажу, поможет тебе если не принять какое-то решение, то, по крайней мере, понять, что вообще здесь происходит.

Я смотрел на Гермеса как заворожённый и внимал каждому его слову.

– Машины не оставили людям ничего, кроме возможности ухаживать за собаками. Машины – хозяева жизни. Так всем кажется. Но даже самая умная машина, самый передовой суперкомпьютер – это всего лишь воплощение чьих-то идей, чьих-то мыслей, инструмент для достижения цели. А цель – это понятие, определяемое только мыслящим существом, человеком. Понимаешь, о чём я?

– Нет, – признался я.

– Миром правят машины. Но машинами правят люди. Точнее, небольшая группа людей, они называют себя «судьями». Мне сказали, ты побывал в зале суда. Значит, тебе довелось увидеть некоторых из них, они любят устраивать себе такие развлечения. Окружив себя армией машин, судьи поработили всё остальное человечество. Они потеряли свой человеческий облик, стали бездушными, безжалостными. Они уже не люди, они и есть самые настоящие машины, машины в человеческом обличии. А всего каких-то полвека назад всё было иначе. Правда, никто из тех, кто живёт на поверхности, этого не помнит, ведь там не осталось никого старше тридцати лет. Мы, ушедшие под землю, сегодня единственные хранители истории, и мы хотим вернуть себе наш мир, нашу Землю. Вот всё, что я хотел тебе сказать, Алекс. Да, и ещё...

Гермес махнул кому-то рукой. Я обернулся. Из толпы вышла девочка. На руках она несла собаку. У пса была перебинтована голова и одна лапа. Но я не мог не узнать его. Это был он.

– Рикки! – закричал я, бросившись к девочке.

Рикки спрыгнул на землю и, прихрамывая, подбежал ко мне. Я подхватил его на руки и закружился, приговаривая:

– Рикки! Рикки! Живой!

Рикки принялся облизывать меня: нос, лоб, щёки – всё, что попадалось под его тёплый шершавый язык.

– Мы нашли его в твоём боксе, – сказала подошедшая Магда.

– Спасибо! – прошептал я сквозь слёзы. – Вы вернули мне... самое дорогое, смысл жизни... Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь понять вас. Но я знаю одно, вы – другие, небезразличные, вам не всё равно. И потому... – Я посмотрел на Рикки и шепнул ему на ухо: – Ты готов им помочь?

– Тяф! – ответил Рикки.

Я посмотрел на возвышающуюся над толпой фигуру Гермеса, на хмурившегося Тимура, на улыбающуюся Магду, на девочку с огромными грустными глазами, на всех этих людей, внезапно притихших и выжидающе смотревших на меня. Комок снова подступил к горлу, но ярость, дремлющая где-то внутри, внезапно вспыхнула с новой силой, и в полной тишине мой голос прозвучал уверенно и звонко:

– Мы готовы!