...Вечером дома зазвонил телефон. Я взял трубку. «Валерий?» – спросил голос. – «Да, это я». – «Догадайся, кто звонит?» После небольшого размышления я ответил: «Право, не узнаю...» – «Иван Шепелев! Помнишь друга юности, наши многочисленные командировки в районы Мордовии, где ты бывал по своим журналистским делам, а я в качестве артиста?» «Иван! Ты! – обрадовался я. – Какими судьбами? Как ты и где ты теперь?» – «Жди в гости!»

Мы встретились и поговорили. Народный артист Украины, заслуженный артист Кабардино-Балкарии Иван Васильевич Шепелев, чьи корни тянутся из Мордовии, маленького городка Инсара, теперь живет на два города: в Ялте и Днепропетровске. Он объездил с гастролями чуть ли не весь мир, работает «в одной связке» с самыми популярными российскими и украинскими артистами. Шепелев обладает довольно редкой в артистическом мире профессией: ведет конферанс в концертах. Кроме того, снимается в кино, пишет стихи, выпускает книги с рассказами о своей концертной деятельности... Короче, личность многосторонняя, многообразная, многоталантливая.

Начинал же свою карьеру Иван Васильевич именно в Мордовии. Но давайте обо всем по порядку.

Байка от Шепелева:
«Я женщин люблю и... побаиваюсь»

Это случилось на Севере, в Ямало-Ненецком национальном округе. Не знаю, как сейчас, а когда-то там в поселках жили расконвоированные. Жили и трудились на благо советской родины, лучшей родины в мире. И вот на 8 Марта нас привезли в практически женский поселок: туда из женских зон отправляли на поселение. Мужчин там было мало – только охранники и спецкомендатура. В этом поселке мы отработали три концерта.

Принимали нас просто на ура. Бригада небольшая и тоже, надо сказать, почти женская. Из мужчин – только я и старый клоун-эксцентрик Василий Васильевич Дудочкин. Ночевали мы в гостинице. Шикарная такая гостиница – вагончик. Но со всеми удобствами. Нас поселили и говорят: «Здесь все хорошо, женщины нормальные, но, понимаете, мужчин практически нет, а сегодня 8 Марта, они, конечно, выпьют. Так что вы из вагончика не выходите. И ни в коем случае никому не открывайте».

Мы поужинали, включили телевизор – там и телевизор был, – под окнами смех, говор, наконец кричат: «Артисты, выходите, выпьем!» Мы не отвечаем. «Артисты, у вас же свет горит, вы не спите, мы же видим». Мы молчим. Они не унимаются: «Вы что, с ума сошли, от водки отказываться? Выходите!» Наша администраторша Марья Васильевна Пулина говорит: «Ребята, полная тишина, я выключаю свет, как будто мы спим». Я ей объясняю, что они уже свет видели. Она все равно щелкает выключателем, подходит к двери и кричит: «Девочки, мы спим!» Они отвечают, что вы можете спать, а мужики пусть выходят. И начинают тарабанить в двери и окна.

И так полночи. Ощущение жуткое. Мы с Дудочкиным выглянули в окно, прикинули, что их там не меньше полусотни, оценили свои скромные мужские возможности и решили не выходить ни за что. Так и просидели до утра, дрожа. Капитулировали, можно сказать, перед женщинами, да еще в их праздник.

С тех пор я женщин не только люблю, но и побаиваюсь. Особенно когда их больше пятидесяти.

Жизнь артиста – это кочевая жизнь, в основном. А с Шепелевым в этом плане и случай особый: так уж вышло, что родился он в обыкновенном рейсовом автобусе. Так что его жизнь была как бы запрограммирована на путешествия и приключения. Тем более, что его отец был военнослужащим, военным инженером связи. Родом из Инсара, Василий Матвеевич с семьей в каких только городах не побывал! Служба есть служба. Маленький Иван вначале жил у бабушки в Инсаре, здесь же пошел в первый класс. А вот школу заканчивал уже в Луганске... То, что часто менял школы, каждый раз приспосабливался к новой обстановке, наверное, сказалось на характере будущего артиста. Хочешь не хочешь, а приходилось каждый раз как бы менять одну линию поведения на другую. Словно разных «героев» играть. Так что после школы Иван, ничтоже сумняшеся, поступает в театральную студию при Луганском государственном драматическом театре. После театральной студии потянуло в родные края: приехал в Мордовию, мечтал работать в местном драмтеатре, но тогда не было главного режиссера, его не взяли... Иван пришел в республиканский театр кукол – вначале работал статистом, учился водить куклы. Здесь им были довольны: работал Иван в охотку, не покладая рук. Затем его настойчиво стали звать в Мордовскую госфилармонию. Иван вначале размышлял, идти или не идти – за три года кукольный театр стал родным домом. Но его все-таки «соблазнили» одним весьма веским аргументом: пообещали отправить на учебу в Москву, во Всероссийскую творческую мастерскую эстрадного искусства, в группу народного артиста, популярнейшего конферансье Бориса Брунова. Полгода мотался по районам Мордовии с тогда очень известным ВИА «Вастома», а потом уехал в Москву.

«Это было незабываемое время, – вспоминает Иван. – Я буквально на лету подхватывал все, что показывал Брунов. Он в первую очередь учил нас тому, что конферанс – это творчество, готовность к умелой, я бы сказал, «точечной» импровизации. Он не уставал повторять выражение Станиславского по поводу нашей профессии: «Конферанс – это великое искусство общения». Борис Брунов часто говорил мне: «Иван, чтобы завоевать публику, ты должен быть личностью, человеком необычным, интересным, развивать в себе желание творить: сочинять стихи, писать прозу, знать психологию человека. Учись понимать, чего от тебя требует публика. Старайся сам творить, не бери чужое».

С тех пор Иван Шепелев и следует неустанно советам своего учителя. Стихотворные импровизации, анекдоты, буриме, пародии на известных артистов – сочиняет сам, ни у кого ничего не заимствует. «Юмор – это штучный товар!» – считает Шепелев, поэтому он так не любит все эти современные «Аншлаги» и «Кривые зеркала». На его взгляд, нет ничего пошлее всех этих телевизионных «юморин», все замусолено, масса повторов, да и сейчас все шутки, что называется, бьют ниже пояса, чтобы только зрители гоготали над человеческими недостатками и различными «моральными уродствами». А еще этот заранее записанный смех... Он просто «убивает» впечатления от всего, что делают на сцене сегодняшние «артисты-шутники».

Конечно, конферансье гораздо сложнее работать, чем простому «эстрадному клоуну» типа Петросяна или Ветрова, Гальцева или Воробей. Конферансье находится как бы между Сциллой и Харибдой – «звездой», ради которой собрались зрители, и публикой. В этих небольших зазорах и должен он отработать так, чтобы публику все-таки «зацепило». Шепелев конкретизирует, чтобы было понятнее: «Вот, например, работаю я с тем же Киркоровым. Идет большое музыкальное вступление – танцует кордебалет. Дымка, мигание цветовых прожекторов. Появляюсь я, чтобы представить Киркорова. Публика, ожидая Филиппа, разражается аплодисментами. Я начинаю: «Побольше аплодисментов, побольше! Киркорову еще достанется, а вот мне... Что-то и цветов не вижу. Где они – лично для меня?» Публика уже смеется, попалась на крючок: а что еще этот Шепелев скажет? Ты и врубаешь все свои дополнительные ресурсы – смеешься над собой и над зрителями... Должен еще сказать, что зрители могут с тобой очень жестоко пошутить, если ты им не понравился...»

Байка от Шепелева:
Провал Анны Герман

У больших артистов все бывает по-настоящему. Я работал со многими великими и давно понял: ну не могут они наполовину. У них взлет – так взлет, падение – так падение.

Я хочу рассказать вам о провале великой певицы Анны Герман. Мне посчастливилось работать с ней достаточно много. И в Польше, и в Союзе. Кстати, в СССР она была гораздо более известна и любима, чем у себя на родине. У нас ее популярность была просто невообразимой. И что самое интересное, ее любили все. Обычно актер имеет своего зрителя, Герман работала с бешеным успехом где угодно. Молодежная аудитория – пожалуйста, ветераны, рабочие, военные, интеллигенция, милиция – точно так же. Все концерты всегда проходили на ура, я подчеркиваю – все.

А то, что я хочу рассказать вам, произошло в Белоруссии, за два года до ее трагической смерти. Анна пела в военном городке под Полоцком, в большом, но старом Доме офицеров. Говорили, что его еще пленные немцы строили. А ремонта здание не видело никогда.

Анна Герман была тогда на пике своей популярности. Я вел концерт. В зале генеральских погон – не сосчитать. Полковники в проходах стоят, как мальчики.

А в тот же день, буквально за два часа до концерта, мы разговаривали с певицей о провалах. Анна сказала, что, конечно, у нее бывали и более удачные концерты, и менее удачные, но чтобы провал – нет. Бог миловал.

И вот концерт. Кроме широко известных публике песен, в сольной программе Анна Герман пела еще и польские песни, в основном веселые. И в финале она хорошо так притопывала. Это было нечто вроде невысокого прыжка.

После него она и провалилась. Я смотрю из-за кулис – в сцене огромная дырка, бросаюсь на сцену, там темень. Кричу: «Ани, Ани!» Наконец нахожу ее, вывожу на свет божий. Спрашиваю: «Все цело?» Она себя осматривает, снимает с платья паутину: «Нет, – говорит, – не все. Колготки порвала».

Короче, объявили мы антракт, прибежал начальник клуба, просит: «Не жалуйтесь начальству, а то меня в два счета разжалуют, а мне до пенсии два года осталось».

После антракта зал уже не хлопал, а скандировал. Тогда я окончательно понял, что у великих актеров даже слово «провал» нужно писать без кавычек: если у них бывает провал, то это и есть провал. В буквальном смысле слова.

После учебы в Москве Иван Шепелев вернулся в Мордовию, и закружилось-завертелось... Концертные поездки с ансамблем «Лайме», широко известными певицами Александрой Куликовой и Марией Антоновой, Дмитрием Еремеевым... Имел честь вести концерты в Москве, на Днях мордовской культуры в 1981 году...

Живой, подвижный, артистичный, искрящийся молодостью и талантом Иван Шепелев глянулся тогда многим в то время популярным артистам. Но опередил всех народный артист СССР, певец Юрий Богатиков. Он зазвал работать мордовского конферансье в Крымскую госфилармонию. Родители Ивана уже жили в то время в Днепропетровске. И Шепелев с грустным чувством покидает Мордовию...

Да и как не грустить? Семь лет он проработал в республике – с 1975 по 1982 год, почти все села мордовские объехал с концертами. Здесь он сочинил первые свои стихи, впервые они были напечатаны в комсомольской республиканской газете «Молодой ленинец» (где мы, кстати, и познакомились с Иваном). Ободренный профессиональными поэтами, Иван стал писать для театров – кукольного и музыкальной комедии. Здесь пришла к нему первая любовь. Здесь появились и первые поклонницы – до сих пор Иван не перестает удивляться, как они ухитрялись перемещаться за ним из одного райцентра в другой: из Торбеева в Атюрьево, из Атюрьева в Теньгушево. И хотя обстоятельства жизни и работы были весьма своеобразными – иногда приходилось спать всем составом театра на жестких матрасах, брошенных на сцену сельского клуба, – но молодость есть молодость, и Шепелев всегда с чувством благодарности вспоминает всех, кто с ним тогда был, играл, ездил по мордовским глубинкам...

Юрий Богатиков был очень популярен. Почему-то особенно его любили в Советской Армии. Шепелев вместе с народным артистом побывал в Венгрии, Чехословакии, Румынии, ГДР – не оставалось тогда ни одной соцстраны, которую они бы не посетили. Особенно запомнились гастроли на Кубе, где любвеобильные молодые кубинки (горячая кровь индейцев и испанцев!) просто «западали» на советских граждан. Нелегко было советскому командованию – солдаты, отслужив положенный срок, не уезжали домой, а исчезали вместе со своими кубинскими подругами. Один солдат три года прятался со своей возлюбленной в какой-то деревеньке в джунглях. Поэтому беглецов тщательно разыскивали и сразу же... на них надевали наручники. А что делать? Только при посадке в самолет наручники снимали. Вот какая была дружба-любовь между Кубой и СССР!

Иван с хитрой улыбкой говорит: «Знаешь, меня просто поразили кубинские женщины! Они были так непосредственны, умели дарить любовь! Ведь обычно женщины еще преследуют какие-то меркантильные интересы: надо обязательно для своей любимой что-то покупать, приобретать и так далее. А кубинкам ничего этого не надо было. Они просто погружают тебя в любовь! И ты обо всем на свете забываешь!»

Тогда Ивану было двадцать два года. И он не смог устоять перед чарами кубинских женщин: три дня, забыв про то, что он артист, он питался только кофе с пончиками и... молодая жизнь брала свое. Чуть было и Ивана не отправили восвояси с Кубы и из коллектива Богатикова, но все обошлось большим нагоняем. Тогда и стал Шепелев называть Кубу «Островом любви».

Восьмидесятые годы прошлого века для Шепелева были наполнены не только гастрольными поездками, но и участием в различных творческих конкурсах, где он совсем не терялся среди известных артистов.

В 1985 году на Всеукраинском конкурсе артистов эстрады он завоевал Гран-при в своем жанре. В 1987 году состоялся Всесоюзный конкурс политсатиры, Шепелев отхватывает первую премию. В 1989 году на Всесоюзном конкурсе артистов эстрады (самый престижный конкурс в СССР!) Шепелев получает вторую премию; первую тогда решили не присуждать. Заметим, что обычно с таких конкурсов премии уходили только в Москву или Ленинград, а здесь впервые – в Днепропетровск!

Затем Шепелев два года выступает как основной конферансье в Нальчике, Кабардино-Балкарской АССР, на популярнейшем фестивале «Дружба», где собирались ведущие артисты и различные коллективы со всего Советского Союза. Посыпались предложения из Москвы, Ленинграда, от которых Иван, естественно, не отказывался.

Байка от Шепелева:
Магаданская история

После моего дебюта в Москве, в семьдесят восьмом году, в зеленом театре ВДНХ СССР, меня стали приглашать в программы известных артистов того времени. Я работал с популярной группой «Оризонт», рок-группой «Автограф». Вел концерты народного артиста СССР Юрия Богатикова. И вот однажды звонит мне администратор Золотарев:

– Ваня, есть поездка. Денежная. Но ты за зубами язык можешь держать?

Я говорю:

– Могу.

– Мы едем не по концертной линии (раньше это было запрещено, могли лишить аттестата, то есть права работать вообще), а от общества книголюбов.

Я, естественно, интересуюсь, с кем и куда. И Золотарев отвечает:

– С кем – скажу в аэропорту, а куда – секретов нет. В Магадан.

Я никак не мог понять, что за таинственность такая. Ну, подумаешь, левый концерт. Тоже мне, парижские тайны! Приезжаю в аэропорт. Вижу Золотарева и рядом человека с гитарой. В кожаной кепочке. Это был Высоцкий.

Как потом выяснилось, он поссорился с Золотухиным – до этого они вдвоем ездили – и сказал Золотареву: «Любого мне найди, чтобы вначале меня представил и поработал в паузе, пока я чайку хлебну и гитару приведу в порядок». У него гитара быстро расстраивалась и струны рвались часто.

Приехали мы в Магадан. Работали в каком-то НИИ, связанном с проблемами океана, и по знаменитой колымской трассе, которую зэки строили. Везде с аншлагами. Это при том, что нигде никаких афиш не было. А жили в гостинице «Магадан». Владимир Семенович – в люксе с окнами во двор, а я напротив, в одноместном.

И вот в два часа ночи – стук. Я вскакиваю, открываю. Стоит Высоцкий: «Старик, выручай. Ко мне какие-то бабы через балкон влезть хотят». Я говорю: «Так давайте милицию вызовем». А он: «Милиция разбираться будет два часа, а я хочу хоть немного поспать». В общем, послал он меня в свой номер. Я лег. Лежу. Вижу – на балконе женщины появились, солидные такие, не девочки. Еще сумку какую-то за собой тащат. Заглянули сквозь стекло и давай стучать. Встаю и начинаю: «Что такое, что вы здесь делаете? Я милицию вызову». Они мне: «А где Высоцкий?» – «Какой Высоцкий? Я командированный. Живу здесь». Одна кричит: «Не может быть, я же этой сволочи коньяк поставила, чтоб она мне балкон показала». Ну, я тоже в крик: «Не знаю никакой сволочи и никакого коньяка! Я спать хочу».

Короче говоря, смирились они с тем, что их обманули, попросили разрешения пройти на выход: не хотелось с балкона вниз слезать, второй этаж все-таки. И я уже решил, что выпроводил их, но... был узнан. Схватили они меня, колись, говорят, где Высоцкий. Я делаю вид, что сдаюсь: «Вас не проведешь. Но Высоцкий все равно не здесь живет, а в обкомовской гостинице, за городом». Они расстроились: «Ну, мы туда, конечно, среди ночи не поедем, но у нас вот тут десять бутылок коньяка, рыба. Ты ему передай». Я пообещал, и они ушли.

Захожу к себе в номер, Высоцкий сидит.

– Ушли? – спрашивает.

– Ушли. Вот сумку коньяка оставили.

– Вот и хорошо. Возьми себе. За труды.

Не пил он тогда вообще. Из-за своих болезней. И бессонницей страдал жесточайшей. А в ту ночь он мне еще и пел. Представляете? Мне – одному!

С кем только не приходилось работать Шепелеву: Леонид Утесов, Клавдия Шульженко, Анна Герман, Эдита Пьеха, Иосиф Кобзон, Лолита... И так далее и тому подобное. Мы привыкли читать о наших «звездах» нечто скандальное, привыкли к тому, что у них непокладистые, сложные характеры. Шепелев же вынес из общения с ними только положительное.

«Ты пойми, – убеждал меня Иван, – хотя они и зарабатывают большие деньги, но кочевая гастрольная жизнь нервы не укрепляет. Да еще если ты находишься «под колпаком» у желтой прессы. Могу одно сказать: я очень уважаю Кобзона, он, кстати, многим вышедшим на пенсию артистам помогает. Алла Пугачева в общении – нормальная порядочная женщина, а не какая-то там вздорная баба, о чем часто пишут. Филипп Киркоров – когда работал с ним, не видел никаких срывов в общении. Пять лет назад выступал с Александром Градским. Катались по стадионам Украины. Он, конечно, специфический, что называется, штучного производства человек, но мы до сих пор дружим. Помню его фразу: «Я никогда не пел и не буду петь под фонограмму!» До сих пор перезваниваюсь с Эдитой Пьехой, Лолитой, нас тоже связывают дружеские отношения».

С 1991 года начинается новый отсчет в творческой работе нашего конферансье. В этот год в болгарском городе Габрово проходит Всемирный фестиваль сатиры и юмора. Шепелев вел концерты на русском и болгарском языках. Он произвел большое впечатление на русского парижанина князя Андрея Леонидовича Васильчикова – и тут же получил шикарное приглашение вести рождественские вечера для русских эмигрантов в Париже. Шесть лет Иван очаровывал эмигрантов. Многое понял в них.

«Бог ты мой, как они боготворят Россию! – восклицает Иван. – У многих из них дома иконы, чай пьют из самовара! Ходят в косоворотках. Старушки одеваются в платья, в которых ходили в поза-
прошлом веке! Первая эмиграция молится на русский язык, старается, чтобы все их родственники знали его, говорили на нем... В центре Парижа стоит собор святого Александра Невского. Я бывал на службах, очень много русских, очень... Часто я приходил на кладбище Сен-Женевьев де Буа. На нем очень чисто, много цветов, везде порядок. Долго стоял в раздумье перед очень трогательной надписью на русском кресте: «Мой прах здесь, а душа уже в России». Эмигранты – очень разные. Те, кто уехал из России во время революции, – уже в преклонном возрасте, их осталось не так много. Для них Россия – светоч, альфа и омега всей их жизни. Их дети и внуки – совсем другие, скупые и очень самодостаточные, как и все французы. Со мной произошел один весьма показательный случай. Восьмидесятилетняя графиня Мария Александровна Машкова (сейчас уже покойная) пригласила меня на автомобильную прогулку по Парижу. За рулем был ее правнук. Потом мы сидели на берегу Сены, пили кофе с круасанами. Я хотел расплатиться, но графиня заупрямилась: «Вы – наш гость!» и послала внука. А тот расплатился только за графиню, а мой счет не оплатил... Машкова была в таком гневе, что залепила пощечину правнуку, воскликнув при этом: «Ты – вонючий француз!» Мне было очень неловко. И в то же время я вынес такое мнение: нам надо бы учиться у той эмиграции любви к России. Мне очень по душе их гордость за русскую нацию...»

Я спросил Ивана, смог бы он жить за границей, ну хотя бы в этом самом Париже... «Нет, ни за какие коврижки! – ответил Иван. – Русская душа – такая отзывчивая, хлебосольная, всегда сострадательная, а на Западе люди очень замкнутые, жадные на деньги и
у них единственная цель – материальное обеспечение».

Да, Шепелеву есть с чем сравнивать. Он был не только во Франции. Вместе со своим другом, замечательным украинским музыкантом Яном Табачником, которого зовут «золотым аккордеоном Европы», побывал и в Америке, и в Австралии, и в Новой Зеландии... И везде встречал русских людей.

Американский администратор, который организовал гастроли, экономил почти на всем. Передвигались на автобусе, жили не в гостиницах (слишком дорого!), а в кемпингах – фанерных домиках, правда, со всеми удобствами. Но заснуть в них было невозможно: сквозь стены проникал любой шум. В пустыне Невада было довольно холодно, ветер пронзительный, а в автобусе, опять же из-за экономии, не включена печка. Все артисты зашли в салун. Сидят ковбои, чинно пьют, растягивая на два-три часа тридцатиграммовую рюмку, которая заказывается просто: «Дринк!» Но разве это по-нашему? Вскоре перед каждым артистом стояли по пять «дринков». Ковбои, то бишь американские пастухи, все взоры обратили на это небывалое «представление». А все так замерзли, что эти пять «дринков», то бишь 150 грамм, в миг опустели. И тут же услышали бешеные аплодисменты от ковбоев. Господи, ну что здесь такого, выпили-то всего-ничего, каких-то мизерных сто пятьдесят...

А вообще-то в Америке наши эмигранты делятся на два лагеря. Как ни странно, те, кто вырос при советском строе, так и хотят остаться «русскими» – и армяне, и грузины, и евреи. Они ходят в русские рестораны, на концерты русских певцов и музыкантов, читают русские книги и газеты... А есть и другое поколение, молодое, которое хочет как бы избавиться от всего русского – как клейма. Они хотят быть «янки», космополитами. Шепелев вспоминал, как один такой эмигрант разговаривал с ним на английском, только потом перешел на русский. Иван послал его на три русские буквы, высказав тем самым презрение к его «менталитету».

Есть русские и в Новой Зеландии, где до сих пор аборигены ходят без штанов. Живут общиной в небольших поселках. Основное занятие – пасут овец, шерсть которых идет на изготовление дорогих свитеров, пальто. Живут материально весьма неплохо. Но своеобразная природа – каменистая местность, постоянные пронзительные ветра – вызывает у многих хроническую тоску. Все вроде бы есть: отличный дом, шикарная машина, постоянная работа, деньги в банке – а тоска доводит до исступления. Некоторые, в прямом смысле, сходят с ума...

«Один из моих знакомых эмигрантов посадил около своего дома пять русских березок, – рассказывает Шепелев. – Оберегает их как зеницу ока: подрезает, удобряет... А они все равно не прижились на чужой земле, растут чахлыми. И когда я рассказывал ему о своей молодости, вспомнил великолепную березовую рощу под Дубенками, где листва под ветром шумит органным гулом – он заплакал...»

Русским людям смертельно опасно жить в других странах, считает Иван. Не располагает русская душа к спокойной, четко прописанной конвейерности бытия. Ну как прикажете жить, например, в Германии, где основу составляют добропорядочные бюргеры, которых после девяти вечера не увидишь ни на улицах, ни в ресторанах... Побывав в гостях у немецкого конферансье Валтера, Шепелев был «сражен наповал» распорядком дня, где даже было четко проставлено время исполнения супружеского долга. Да русский повесится от такого плана жизни! Так что, поколесив по свету, Иван Шепелев убедился, что лучше родного дома ничего не бывает.

Иван Шепелев не только увенчан званиями, но и награжден престижной международной премией ЮНЕСКО. Как раз за участие в концертах за рубежом.

Может сложиться убеждение, что вся основная деятельность Шепелева проходит за рубежом. Это не так.

Иван вместе с Табачником под эгидой ЮНЕСКО сделал специальную концертную программу для пенитенциарных учреждений. Они нашли спонсоров, закупили на их деньги различные продукты для заключенных и выступили в... 100 (!) зонах Украины.

Как вспоминает Шепелев, от первого своего знакомства с зоной у него был психологический шок. Лица в зале – тяжелые, твердокаменные, в глазах недоверие. Отработали один концерт, второй, третий – реакция зэков слабая, вялая, почти никакая. И только после пятого, шестого выступления «заискрилось» между артистами и заключенными, возникли какие-то добрые флюиды, искренняя реакция на тот или иной номер. Как само собой разумеющееся возникло и общение. Шепелев пришел в ужас: половина заключенных сидит ни за что ни про что. Или вот такие факты: один ограбил магазин, взял две бутылки водки и баклажку газировки – дали пять лет. Второй застрелил человека – тоже срок пять лет. Вот и разберись – где тут обыкновенная справедливость...

Вскоре Шепелев четко уяснил для себя, что зона усиленного режима – самая дисциплинированная, зона общего режима – самая разболтанная... Но самое жуткое впечатление, которое испытал Иван в своей жизни, это от зоны для малолетних преступников.

«Я просто несколько ночей не мог спать! – восклицает Иван. – Это что-то непередаваемое: какая злоба, ненависть живут в подростках-зэках! Самое страшное – у них нет никаких моральных устоев, нравственных «тормозов», они ни в грош не ставят ни свою, ни чужую жизнь. Ничего и никого не боятся. Из-за колючей проволоки они выходят готовыми на все бандитами. Я разговорился с одним из таких ребят – Вадиком. Он попал на «малолетку» за кражу. А здесь, в зоне, совершил убийство... из-за пачки сигарет. И я видел, что он бравирует этим. Потому что в этом «королевстве кривых зеркал» убийцу побаиваются, уважают. Нет, такое перевоспитание нам не нужно...»

Побывали артисты, конечно, и в женских зонах, которых на Украине всего пять, но зато они очень вместительные. Например, в Чернигове в зоне сидят 6 тысяч женщин. Поэтому концерты происходили на плацу. Все номера воспринимали «на ура». Если в мужских колониях царит культ матери, то в женских – культ ребенка. И если затрагивались эти темы, то у заключенных просто отмякали души, а на глаза навертывались слезы...

В Донецкой области во время выступления в одной из женских зон к Шепелеву тихонько подошла зэчка и передала записку, развернув которую Иван прочитал: «Надо встретиться, поговорить. Люда, твоя одноклассница». Иван напряг память и вспомнил эту Люду. Он сидел с ней за одной партой в десятом классе, в Луганске. Это была супердевчонка: отличница, красавица, за которой пытались ухаживать все мальчишки их класса. Бог ты мой, неужели она здесь сидит?!

Шепелев по всем правилам обратился к заместителю начальника по режиму и попросил о свидании, получил его.

И вот встреча, которую Иван ждал, надо признаться, с некоторым трепетом. И когда в комнату вошла Люда, он ее... не узнал. Перед ним стояла явно постаревшая женщина, почти беззубая. «Люда, как ты сюда попала?» – только и мог выдавить Иван.

История оказалась довольно банальной для сегодняшнего времени. Второй муж Люды организовал банду и втянул в нее жену. Используя свою красивую внешность, она останавливала на дорогах шикарные иномарки. Потом выходил из кустов муж с подельниками. Как правило, хозяина машины убивали, брали все ценное, иномарку продавали. Убийств было совершено много, прежде чем их поймали. Мужу дали пожизненный срок, Люде – четырнадцать лет. Ко времени их встречи она уже отсидела восемь лет...

Иван отдал ей почти все деньги, что были у него. Сам не курит, но сигареты «настрелял» у друзей-артистов и тоже – Люде.

«Иван, знаешь, ко мне никто не ездит. Я одна-одинешенька на свете. Ты со свободы напиши мне письмо и, если сможешь, посылку пришли. Так по салу соскучилась», – попросила Люда.

Конечно, Шепелев сделал все, что она просила. Но долго тягостное ощущение не покидало его. И вообще после гастролей по зонам и тюрьмам он долго ощущал себя как бы больным. «Лица заключенных мне снились по ночам, – говорит Иван. – И внутри себя я ощущал какую-то пустоту, словно у меня кто-то высосал всю жизненную силу...»

За эту благотворительную деятельность патриарх Московский и всея Руси Алексий II наградил Ивана Шепелева орденом святого князя Владимира.

Вот такая профессия у Ивана Васильевича Шепелева. Профессия, которая позволяет видеть не только яркие краски жизни, но и ее глубокие мрачные тени. Но Иван Васильевич и не думает менять профессию. Живет он сейчас в Ялте, а работает в Киеве, в Международном творческом центре ЮНЕСКО-УКРАИНА. В прошлом году побывал на гастрольных маршрутах в Москве, Мин-
ске, Риге, Таллине, ФРГ, Англии... В этом году тоже впереди – многочисленные поездки, встречи с интересными людьми, но и, конечно, выступления, выступления, выступления... Может, и к нам в Мордовию завернет?