Валерий Сухов

ПОД ИКОНОЙ

Красный угол. Тёмная икона.

Мама – деревенская мадонна.

Тихо колыбельную поёт.

За окном – январь. Метель метёт.

И откуда – в русское село

Ангелов-то столько занесло?..

Полусмыто старенькое фото.

Потому дороже отчего-то

Это ощущенье Рождества.

Улыбнулись мамины уста...

БЛАГОСЛОВЕНИЕ

Проснусь на Пасху в отчем доме.

Мальчишкой выйду на крыльцо.

И солнца светлое яйцо

Возьму доверчиво в ладони,

Оно из лона голубого

Скатилось – чудом из чудес,

Чтоб я по-детски верил снова:

Христос воистину воскрес!

Чтоб на глазах преображался

В лучах зари родной простор,

И звон пасхальный разливался!

И куполами поднимался

С холма Архангельский собор!

ИЮЛЬСКИЙ МЁД

Захару Прилепину

В окно родного дома былую вижу жизнь.

До боли всё знакомо – и запахи свежи.

Июль. В саду из ульев мой дед качает мёд.

Под яблоней на стульях в раю свой вижу род.

Сидят простые бабы, простые мужики.

Работали, как пчёлы. Все судьбы – нелегки.

Как соты, память рода. Хранит в них солнце свет.

Желтеет воском фото. Ему уж тыщи лет!

Глаголет логос крови: роднее нет родни.

И вкус вощины ломкий язык мой сохранил.

Густая память роя – в окне моём гудит.

Начало родовое – Господь благословит!

АВГУСТ

Август – это уже не лето,

Но пока ещё и не осень.

Стала стылой роса рассвета.

И ступать по ней зябко босым.

За рекою заря алеет,

Созревая кустом рябины.

Об июле душа жалеет

Иль о жизни неуловимой?

Так из рук она ускользает,

Как из бредня худого – щука.

И одна лишь кукушка знает,

Где излука, когда разлука.

Август – это уже не лето.

Моросить скоро станет осень.

Холодеет речушка Лета.

И встречать закат зябко босым.

Я ладони сложу, как книгу.

Зачерпну воды из колодца.

На опушке у леса гикну.

Гулко юность мне отзовётся.

Пахнет дымом костра под вечер

И картошкою испечённой.

Вдруг окажется лето вечным?

А тоска по нему – никчёмной?

Красным яблоком с жёлтой ветки

Упаду в саду в солнца пятна.

Были радости в жизни редки,

Только эхо их семикратно!

ДЕД И БАБА

Эта сказка живёт и во мне:

Дед и баба сидят на бревне.

В огороде желтеет сурепка.

– Что же делать? – задумались крепко.

Уж совсем старый дом обветшал –

Дождь в заросшем саду прошуршал.

Вижу я: наяву иль во сне?

Дед и баба сидят на бревне.

Пожелтело на стенке их фото...

Слышу: кто-то окликнул кого-то

На закате сгоревшего дня –

Может, прошлое ищет меня?..

СЕМЕЙНЫЙ ИКОНОСТАС

Здесь мои родовые корни.

Рядом – сын мой, отец и брат!

Ну, а кто из родни похоронен,

Те из окон незримо глядят.

Мы – наследники тех поколений

Хлебопашцев – фронтовиков,

Кто был Родине малой верен,

Кровь пролил за родимый кров.

Кто вернулся, а кто – не вернулся.

И в чужой похоронен земле...

Самокруткой дед затянулся –

Горьким дым показался мне.

Бабка утром опять молилась,

Чтобы Бог от войны нас спас.

И зари благодать пролилась

На семейный иконостас.

Не стареют на снимках лица.

Помнит их старуха – ветла.

Я, как в детстве хочу хвалиться:

«Да нас – Суховых – полсела!»

ПОГОСТ

Высокий холм вздымается в крестах.

И слёзы застывают на глазах.

Богатый смерти выдался покос.

Родней села становится погост.

Качнусь от горя я – без водки пьян.

И поминальный уроню стакан.

Скрестила руки на груди родня –

И ждёт не в гости – насовсем меня.

ПОКАЯНЬЕ

Травою заросла могила.

Я не был больше года здесь.

Пусть мать меня за всё простила,

Но головой качает лес.

И смотрит сумрачно, с укором:

«Совсем забыл свою родню!»

Мне горький ком не лезет в горло.

И самого себя казню.

Стою один под облаками

Я на коленях – блудный сын...

Осот весь выдрал я с корнями.

Оставил горькую полынь.

СОРОКОУСТ

Лес угрюмо шумит на холодном ветру,

Засыпая листвою погост.

У могил двух родных я стою на юру.

Задаю молчаливый вопрос.

Я у ветра спрошу: где мои старики?

Где моя «уходящая Русь»?

Слишком дорого я заплатил за стихи,

Свой слагая «Сорокоуст».

И качаюсь, как дерево, я без корней

На сожжённой родимой земле,

Потеряв тех, кто был всех на свете родней.

Только кружится пепел во мгле...

У могил, как молитву, шепчу я стихи,

Свой слагая «Сорокоуст».

Молча мать и отец мне прощают грехи.

Светит святцами в сумраке Русь.

РОДНЯ

Срок настанет – и родня

Хоронить пойдёт меня.

На горе стоит погост.

Он крестами в небо врос.

Крепче нет его корней.

Мёртвые живых родней!

Тихо мать вздохнёт: «Сынок,

Снова ты под сердце лёг».