Камчатский мечтатель, или Взгляд на аборигенов изнутри

 

Валерий Петрухин

 

Должен сразу предупредить читателя: с Александром Слугиным я знаком со студенческих лет, учились в одной группе на филологическом факультете МГУ имени Н.П.Огарева. Поэтому «выканья» не будет. Просто поговорим как хорошие знакомые. Как однокурсники. Судьба нас разбросала по разным уголкам страны: я остался в Саранске, а Александр неожиданно оказался... на Камчатке. Никто из наших сокурсников так далеко не забирался. Но дело даже не в том, что Саша попал на Камчатку, а в том, что он привез на родину, в Мордовию, замечательную фотовыставку «Аборигены Камчатки. Дружеский взгляд», которая была открыта весной в музее мордовской народной культуры. Был аншлаг. И еще – он директор этнографического музея в камчатском селе Эссо. Но я думаю, что лучше всего о своих удивительных путешествиях расскажет сам Александр Слугин.

 

– Саша, будь добр, поведай нам, откуда ты родом, из какого уголка Мордовии и почему так сложилась судьба, что ты оказался на Камчатке?

– Родился я в селе Кабаево Дубенского района в многодетной мордовской семье. Светлая аураФото А. Слугина родного села Кабаево, каждую весну пенно-белого от цветения садов, сделала меня мечтателем, а тут еще старшая сестра с ее ежегодными рассказами о далекой Камчатке, где она жила и работала и приезжала домой в отпуск. И вот моя мечта сфокусировалась на этом крае: в моем детском воображении Камчатка превратилась в огромную фантастическую Страну великих гор и чистого снега. Кстати, сестра же привезла мне и фотоаппарат «Смена», на котором я сделал свои первые детские снимки. Первые фотоотпечатки выполнял на допотопном старом фотоувеличителе в темном подполе родного дома. И тогда же родилась идея – уехать на Камчатку. Когда закончил десять классов, послал документы в Камчатский университет. Оттуда пришел вызов, я был вне себя от радости и уже собрался ехать. Но мама была против. И на железнодорожном вокзале она сделала так, что я никуда не поехал.

А попал на Камчатку уже после нашего Мордовского университета, закончив филологический факультет. Судьба не отпустила меня, и фотографией я увлекся, как говорится, на всю жизнь именно там, на Камчатке. Редакционная работа заставляла всегда иметь под рукой фотоаппарат, а потом это уже стало настоящим, не отпускающим  увлечением.

– Так ты вначале журналистом работал на Камчатке?

– Да. В моей трудовой книжке двадцать три записи, и мне не стыдно за них, хотя с точки зрения обывателя работ я поменял много. Я работал журналистом в редакциях газет «Знамя Ленина» (Тигильский район), «Новая жизнь» (Быстринский район), а также был собственным корреспондентом по Корякскому автономному округу областной молодежной газеты «Камчатский комсомолец». Все эти районы я изъездил вдоль и поперек, собирая материал для газетных статей. Но работал не только в качестве журналиста. Должен заметить, мало кто меня понимал, когда я менял престижные должности на рядовые. Например: в советское время с поста секретаря парткома совхоза я ушел работать методистом агиткультбригады по обслуживанию оленеводческих звеньев. Работал также руководителем фотостудии районного Дома пионеров, заведующим хозрасчетной кинофотолабораторией... Но последние два десятка лет тружусь директором Быстринского районного этнографического музея в селе Эссо.

– Саша, твои фотографии, представленные на выставке, поражают цепкостью взгляда, внутренней динамикой твоих героев, удивительным миром первозданной природы, окружающей их. Как тебе удалось так правдиво в реальных жизненных условиях изобразить своих героев?

– Сразу замечу, что самые важные струны моей души во многом совпадают с мироощущением коряков, эвенов, чукчей. Поэтому их взгляд на мир – это и мой взгляд на мир. Так уж меня вела судьба. Я организовал несколько экспедиций в таежные эвенские и корякские стойбища, которые принесли для меня множество этнографических откровений. Были многочисленные кочевки по Камчатке, в которых меня сопровождали жители тундры. Несколько тысяч километров я провел в седле, а путешествия мои «протянулись» на целых четыре года. И самой главной наградой этих экспедиций считаю уважительное отношение ко мне старейшин-аборигенов. Уверен, что свои лучшие годы я провел на Камчатке.

– Саша, не мог бы ты поподробнее рассказать об этих путешествиях?

– Я выезжал на так называемые «рыбалки», расположенные на территории Быстринского района – в тайгу, за триста километров от райцентра Эссо. Были еще тысячи километров – по тундре и лесным тропам на лошадях. Навидался всякого, были любопытные приключения... Но, знаешь, меня мучил один главный вопрос: почему эвены живут вот таким образом – в одиночку, вдали от благ цивилизации? И какая причина заставила их перекочевать с материка на Камчатку в сороковых годах XIX века?

В 1999 году на «рыбалке», укромно спрятавшейся в лесу, в 250 километрах от Эссо, я спросил у молодой эвенки Веры Тылкановой, матери троих детей: почему она не хочет жить в селе, ведь так проще будет и ей, и ее детям? Она сказала, как отрезала: «Я – лесная женщина». А Вере тогда был 21 год, роды в тайге принимала собственноручно.

Фото А.СлугинаПосле многих встреч я понял, что в менталитете эвенов заложен Дух кочевника, неуемное желание найти лучшую жизнь, а это значит – поиски новых территорий для охоты на дикого зверя, для пушного промысла, оленеводства. И еще есть у них в характере такое вот свойство – отшельничество, стремление жить уединенно.

В этнографических поездках я спрашивал, как они себя называют, и слышал в ответ: «Ороч. Орочел», что означает «оленный» – единственное и множественное число. Иногда слышал слово «ламут». Однажды у пожилой эвенки П.Е.Тылкановой попросил теплой воды, чтобы постирать одежду. Бабушка Панна шутливо заметила мне: «Саша, ты не ламут, что ли? Бери котел и занимайся сам костром».

А старик эвен А.Г.Коерков с «рыбалки» Уланагчан заметил мне, что его родители не понимают свое название «эвены», которое появилось при проведении паспортизации аборигенов в 1930-х годах.

– Саша, а как аборигены живут в тайге – строят себе дома или чумы?

– Нет, не чумы, а юрты. В юртах, покрытых брезентом, живут с весны по осень. Внутри юрты есть, конечно, очаг-костер. Если на «рыбалке» много людей, то ставятся палатки, в которые входят прямо из юрты. Встречаются также и «оччены» – шалаши, покрытые сухой травой. На каждой «рыбалке» есть и избушка, ее размеры 3 на 7 метров. Она построена обычно из ветлы. Летом избушка не нужна, зато зимой в ней живут до восьми человек. Для сохранения тепла внутри есть железный камин, избушку также обкладывают дерном. Зимой таежники спят в кукулях – спальных мешках из оленьих шкур. Но спят также и на самодельных деревянных кроватях-палатах, а кто и на полу. Матрацы набиваются оленьей шерстью. На некоторых «рыбалках» есть малогабаритные генераторы, что дают освещение, но в большинстве своем используют керосиновые лампы и свечи. Для общения с внешним миром есть радиостанции и радиоприемники. Незыблемая традиция эвенов: везде стоят юкольники для приготовления рыбы на зиму себе и собакам и уданы – лабазы для хранения продуктов и домашних вещей. Продукты закупают в селах: один-два раза выезжают из тайги.

– Скажи, пожалуйста, что, и молодежь сидит на этих «рыбалках»? Их не прельщают ни телевизор, ни компьютер?

– За последние годы количество «рыбалок» выросло в основном за счет молодежи. Возвращаются они в тайгу, потому что наблюдаются неблагоприятные тенденции. За последние годы поголовье оленей сократилось в три раза, почти в пять раз снизилась занятость в оленеводстве. Сейчас всего два десятка этим занимаются.

Растет безработица среди северян. В Эссо из трудоспособного коренного населения третья часть – безработные. В других селах положение не лучше. В нашем районе практически нет рабочих мест. Чем заниматься эвенам и корякам в селах, на какие средства жить, кормить детей? Спросил как-то Л.Тылканову, зачем она берет в тайгу малолетних внуков? Пожилая эвенка ответила: «Им в Эссо с голоду, что ли, умирать?»

Так и получается, что в тайге выжить легче, чем в селе. Там на «рыбалках» разрабатывают участки под картофель, капусту, кое-где построили и теплицы. А вообще-то для эвенов рыба – это второй хлеб.

– Но все равно, мне кажется, это очень скудно так питаться?

– Вот тебе «таежное меню» на летний день: утром чай с ландориками (это лепешки), если есть мука в закромах, в обед – уха (отварная рыба с черемшой), чай с хлебом вприкуску. Вечером то же самое, но уже зачастую без хлеба. Знаешь, почти во всех экспедициях я ни разу не ел досыта, хотя мне всегда давали добавку из ухи. Такая жесткая экономия объясняется малым количеством запаса продуктов, да и рыба усиленно заготавливается впрок на зиму. Кстати, ее используют всю до единого грамма. Внутренности и кости идут на корм собакам, кое-где до сих пор готовят костяную муку – ультэ. А в качестве лакомства употребляют свежие рыбьи головы и горб у горбуши. По данным моего анкетирования, среднее годовое потребление рыбы на одного человека – 223 килограмма. Зачастую весной у таежников нет никаких продуктов – ни муки, ни чая, ни сахара, ни круп, одна надежда на рыбу.

Я старался как мог помогать эвенам. По нескольким проектам снабжал пожилых эвенов медикаментами, помог построить таежную избушку для таежной семьи, а меховую юрту – для одинокой эвенки. С помощью Всемирного фонда дикой природы и дирекции камчатских природных парков снабдил основные «рыбалки» радиостанциями.

– Саша, а что тебя больше всего поразило в жизни эвенов?

– Знаешь, нас всегда воспитывали материалистами, и к суевериям эвенов, особенно пожилых, я относился скептически. Этнографы до меня об этом много писали. Но, живя среди северных народов, я вдруг стал замечать, что их поверья часто сбываются.

Однажды я был в таежном стойбище очень далеко от Эссо. Радушно был встречен хозяевами Андреем Алексеевичем Прончевым и Мариной Николаевной Ичанга. Увидев нас, они произнесли: «А мы вас ждем». Откуда они узнали об этом? Ведь в стойбище нет никаких средств связи. Оказывается, о нашем приезде их предупредил уголек костра. Я и раньше видел, как эвены угадывали прибытие будущих гостей посредством уголька. «Мистика какая-то», – думалось в такие моменты. А здесь вот и со мной такое.

Еще я узнал от Марины Николаевны, что уголек должен лежать аккуратно. Никоим образом нельзя ронять или разбивать уголек: гость даже может умереть. И она поведала мне историю, коей была сама свидетельницей. Это случилось в эвенском селе Лаучан (сейчас этого села уже нет). Молодежь была во-
круг костра, старая эвенка попросила накормить «гостя», то есть уголек, уложить его спать. Вместо этого уголек случайно ударили палкой, и он рассыпался. На следующий день приехал гость – молодой парень. Все радовались, устроили танцы в честь гостя. Но неожиданно тот заболел, слег и вскоре умер. Когда его раздели, спина была черная.

Вот такие поверья у эвенов. Что это – я не могу точно объяснить.

– Саша, насколько я понимаю, твоя выставка на родине – не первая и не последняя в России. Это так? И, наверное, награды уже есть?

– Конечно. Я участвовал в областной выставке фотолюбителей «Камчатка-92». Награжден дипломом за серию фоторабот «Эвены на пороге XXI века», которые были представлены на областной выставке «Сбережем мир прекрасный». Прозвучала выставка моих фоторабот и в международном контексте – я участвовал в международном форуме негосударственных организаций «Третий чум» в г.Хундестед (Дания, 2001 г.).
В 2005 году был принят в члены Российского творческого союза работников культуры. Награжден Знаком министра культуры РФ за достижения в культуре, Почетной грамотой администрации области за вклад в сохранение и развитие малочисленных народов Севера в Камчатской области, Дипломом Его королевского Высочества принца Дании Хендрика – за заслуги в развитии проекта WWF (Всемирный фонд дикой природы) «Панда-связь».

– И последний вопрос, Саша. Скажи, Камчатка для тебя – это раз и навсегда? Или ты думаешь все-таки когда-нибудь покинуть ее?

– Ты знаешь, я уже покидал ее. Так случилось, что болезнь жены вынудила меня уехать с Камчатки.В юртах живут с весны по осень Устроился журналистом в Ульяновской области, контейнер с вещами прибыл в Кабаево. Но спустя какое-то время я понял: без Камчатки мне не жить. Я отправил брату телеграмму, чтобы он контейнер отправил назад. И мы вернулись.

Скажу сразу: Камчатка – совсем иной мир. Знаешь, когда ко мне из тайги приходят аборигены, они морщатся: «Саша, нам надо скорее назад. В селе воздух другой, не такой чистый, как у нас!»

Вот и я привык к другому воздуху Камчатки – чистейшему, свежайшему, как родниковая вода.

– Саша, большое спасибо за интервью и новых тебе путешествий и открытий на твоей замечательной Камчатке.

Фото А.Слугина