Олег Слепынин

Эссе. Царские дни 2018

Всё поперек! Всё поперек!..

За три дня до выезда поднялось давление до величин тектонических – как в ядре Земли. В ночь перед отъездом зуб заболел, как будто пуля в челюсть попала. Не сразу и сообразил: болеть там нечему, нерва в клыке нет. Но всё правдоподобно, боль лютая, как настоящая. При этом, глядя в ночной потолок широко раскрытыми от боли глазами, отметил: дело-то знакомое; случалось подобное! Перед выездом на крестный ход в 2016, когда в Киеве ожидались нападения, живот закрутило, а вместе с ним и все мысли вокруг туалета, сделав его солнцем. Тогда догадался. Ясно и теперь: искушение. (Что уж тут слова выбирать!) Бес гонит от христового дела.

Были сборы...

13 июля, пятница.

На рассвете зуб оставлен в покое; тот смекнул, что я догадался. Встав, распрощавшись с хозяевами, старинными друзьями, решительно отправился к месту сбора – в Лавру. Оттуда с группой из Одессы отправляемся в двухнедельное паломничество по Руси – на Крестный ход в Екатеринбург, в память расстрела царской семьи век назад; далее – как сложится.

Давно задумано. Еще в 2008 на Ганиной Яме был с приятелями разговор, мол, даст Бог, и на столетие приедем.

С тех пор в Днепре и Исети много воды утекло.

Абсолютное лето, макушка лета, океан зелени, умытое солнцем небо, начало восьмого; большой автобус с красным носом и несколькими иконами на огромном лобовом стекле уже стоит у храма Сергия Радонежского. Группа из Одессы. Нас, из города G (пусть так), – четверо, позже присоединится иерей о.Андрей, пятый. Издали вижу около автобуса своих, стоят кружком, говорят о чем-то жарко, не по-утреннему! Собрат Инженер, всегда нервно относящийся к неожиданностям, в гневе: двух мест не хватает! Привезли из Одессы лишних людей, это свинство!

Его просят помолчать, успокоиться. Мол, всё утрясется. Господь всё устроит. Но он не понимает, как могут утрястись два человека. Еще никто не знает, что не хватает не двух, а трех мест. Инженер не внемлет, не в силах успокоиться. Если такое отношение вначале, говорит, то чего ждать впереди?! Он желает всучить Иконописцу пачку светокопий с его иконы, которые намеревались раздаривать в Екатеринбурге и на Ганиной Яме, и вернуться в G. Иконописец уклоняется. Инженер так разочарован, что без лишних слов вдруг исчезает за белой башней Иоанна Кущника.

Длинные платья приглушенных тонов, сарафаны, юбки, платочки. Молодой человек в пышной седой бороде, в курортного вида ярко-зелено-синей рубашке стоит напротив храма, отрешенно молится. Это Фотограф. В паломничество технику не взял: «Я человек православный, мне главное благодать получить. Фотоаппараты, свадьбы, выпускные, виньетки – всё дома!» – это он потом расскажет.

Руководитель группы – полненькая, бойкая, иногда внезапно улыбчивая – приглашает рассаживаться.

– Едем в Голосеево, там часть наших!

– Но куда же садиться?

– Садитесь где-нибудь, – улыбчиво отворачивается.

– Нет, всё же?

Внутри автобуса происходят перемещения, и я оказываюсь на переднем месте, зависнув над водителями. Место, что называется, коронное, как в царской ложе: экран во всю ширь и во всю огромную высоту большого шведского автобуса. Двое моих товарищей – Иконописец и Медик – тремя рядами за спиной. За правым плечом оказывается иеродьякон о.Сильвестр, насельник знаменитого одесского монастыря. На нем меховая доха (всё свое ношу с собой, объяснит он потом).

Утряслись.

В Голосеево о.Андрея еще нет. Но там поджидает нас семейная пара, которая в списке и которая никак не умещается. Каким образом и зачем Таня-руководитель включила избыточное количество людей в группу? Объясняет нехотя, мол, хозяин автобуса обещал поставить два дополнительных кресла. «Я ему звоню, он трубку не берет!» И что теперь? Даже интересно. Ждем о.Андрея. С ним вскользь знаком, служит на приходе в дальнем селе.

О.Андрей, как и некоторые другие здесь, как и Руководитель, были духовными чадами знаменитого одесского старца Ионы. В свое время он и благословил Андрея, успешного торговца, разбогатевшего на одесском рынке «7-й километр», на служение. От всего освободился, уехал в глухое село.

Пока ждем, выясняется, что у одного из водителей нет креста на шее. Жекой зовут, рубаха в клеточку, лоб скошен, живот арбузисто нави-
сает над ремешком. Как парус-ветрило! Ему смешно:

– Всё у меня есть. Дома лежит!

Таня умильно смеется:

– Уже, уже пошли покупать.

И вот уже у Жеки деревянный крестик на черном кучерявящемся шнуре на груди.

Второй водитель, Александр – с крестом. Лицо человека, прошедшего Крым и Рим, при этом, не исключено, любящего Одесскую оперу. С такой публикой, как мы, он уже много раз дело имел. Говорит, в Грецию, в Метеоры сто раз ездил. Только до Афона пока не добрался.

Наконец появляется о.Андрей – в красивом белоснежном подряснике. Невелик ростом, широкоплеч. Улыбается сдержанно, как-то молитвенно; благословляет.

Можно ехать? Нельзя! Два человека без мест. Если бы собрат Инженер не поддался, не хватало бы трех. Таня-руководитель берет в руку микрофон и заводит совершенно удивительную речь:

– Не хочет ли кто уступить свои места двум людям? Им очень надо. Они из Польши... За это будет благодать, кто за други своя...

И она рассказывает с умилением про аналогичный случай и про счастье, какое выпало кому-то, кто ког-
да-то отказался от поездки. Один человек готов – это Ядерщик. Он выбирается из автобуса, вытаскивает из багажника свой чемодан. Но проблема не решена. Кто же еще готов? Предложили мне. Я хмыкнул:

– Если решите, что мне лучше не ехать...

– Никто ничего не решает.

Еще проходит час.

И еще час. Многие уже сходили в трапезную к матушке Алипии, поели гречневой каши и супа.

Не мытьем так катаньем! В недрах автобуса выявляется интеллигентная пара, решившая сегодня же ехать на Валаам. В Екатеринбург – в другой раз.

Таким образом, место, где бы ехал собрат Инженер, вновь занимает Ядерщик. Его жертва не принята. Рядом с ним, а от меня через проход, тоже в первом ряду, Капитан дальнего плавания. У него раскрыт бокс с мелкими вещами. Меня восхищает основательность человека – все вещички по местам.

Простоватенькая пара из Западной Украины, не совсем из Польши (отметил: волосы немыты, слипшиеся) усаживаются на места уступчивой интеллигенции. Едем!

Автобус выкручивается из голосеевских лесов на киевский окраинный проспект. Не успели и молитву в микрофон дочитать, новая вводная. Позвонили, приглашают на обед в Китаеву пустынь. Там храмовый праздник – День 12-ти апостолов. Нельзя отказать... Никак не могли выбраться, чтобы в Китаево попасть. Это последнее искушение, не преодоленное в Киеве, как потом пойму, которое зарифмуется с казусом в Оптиной пустыни.

Если отбросить пустяки, вздор, лебеду, одуванчик у забора, сердитый окрик, всё то, из чего возникает жизнь... Из чего возникает сюжет жизни? Как бы так сделать, чтобы, отряхнув окалину, оставить монументальное, о чем не пожалеть?..

Отец Андрей, место которому определено в первом ряду, рядом со мной, оказался молитвенником.

– Давайте почитаем акафист Царственным страстотерпцам, а потом каноны ко святому причастию?

– Давайте, давайте! – ответил я за всех.

+++

Автобус несется, уже в вечерней мгле, оставив слева в стороне Чернигов. В какой-то момент сносная гладь асфальта превращается в немыслимую коллекцию колдобин, словно бы специальная полка в музее, словно бы Манштейн от Рокоссовского вчера уходил – яма на яме. Возникает и пропадает справа указатель «Глинская пустынь 14 км». Эти ямы на украинской стороне как бы знак презрения к тем, кто едет в Россию (мол, нечего туда ездить!) и к тем, кто движется обратно (нечего было соваться). Но с русской стороны, нам навстречу, в очередь стоят фуры, фуры, фуры – с украинскими номерами, а в трех больших грузовиках – цирк!

Исповедь в Задонске

14-15 июля.

Утро светозарное, ласковое, местность холмистая, автобус остановился перед понтонным мостом через Дон. Он неширок и тих. Таб-
личка: «До 10 тонн». Подсказывают: промахнулись, нужно было свернуть, где указатель «На Кудыкину гору».

Город Задонск... Задонский Рождество-Богородицкий мужской монастырь... Но там нам ночлег не дают. Отправляемся в Свято-Тихоновский Преображенский женский монастырь. Там готовы принять. Мужской группе определено ночевать на колокольне, в храме. Замечательно! Летом, когда монастырские гостиницы переполнены, это обычное дело – приют дают в храмах и на колокольнях. Матрасы, уложенные небоскребом, ждут паломников.

Во время вечерни в храме обра-
зуется очередь к о.Андрею на исповедь. Он уже давно в черном подряснике. Без очереди на исповедь к нему подходят монашествующие. В основном монашки. К о.Андрею почему-то мне не вполне удобно: он мой сосед
в автобусе. О многом уже переговорили. Я попадаю на исповедь к иеромонаху, который исповедовал «своих», а заезжих не хотел. Но вот и «наши» потянулись к нему один за другим. Попал и я к нему. Подучил. «Стоп, стоп! – сказал на мое многословие. – В чем каешься? Всё просто говори... В гордыне?» – «Да». – Так и говори: в гордыне». – «В грубости?» – «Да». – «Так и говори...»

Перед сном Фотограф и Медик зовут читать акафист св.Тихону. В одной из монастырских башен обнаружили часовню-келью в его честь. В этих местах, по преданию, находился когда-то его шалашик. Для чтения в уютной часовенке всё готово. Насельницы с любовью всё устроили. На столике тексты акафиста на церковнославянском и русском, есть аналой, подсвечники, уже горят лампады; на стенах замечательные фрески. Читаем поочередно. Затем так же вечернее правило.

Поднимаюсь на колокольню уже в полной темноте, окруженный со всех сторон святыми – на фресках в темноте как-то угадываются. Ложусь на самонадувной матрасик. Надо мной окошко, затянутое сеткой. Место заранее приготовил, с расчетом, чтоб воздух шел. Расчетливость оказалась неправильной. Оказался на сквозняке. К утру заболело горло. Впрочем, спать мало пришлось: решено поспешать, чтобы не опоздать в Екатеринбург! Еще ехать да ехать! Подъем в два ночи. Переезд в Задонский монастырь. Ночная литургия у мощей святителя. Причащаемся. Выезжаем затемно...

Подремали, поспали, где-то останавливались, за окном центральная Россия, до боли – Тамбов, Тарханы, речка Пензятка, где-то недалеко Саранск, направо Пенза, прямо – Самара... Ульяновская область... Кстати, об Ульянове... Рассказываю Ядерщеку о работе Николая Ульянова «Происхождение украинского сепаратизма», тот интересовался. Ядерщик, занимавшийся наукой в Испании, науку бросил, переселился в Почаево, под сень лавры.

Ночь минула, летим сквозь день. Роскошный июль, кипят работы – прокладываются дороги, строятся мосты... Указатель на Саратов; Направо Волгоград – 727 км, Сызрань... Прямо – Челябинск, 1002... Самару проезжаем ночью. На рассвете Уфа, она за разворотом – 10 км, до Челябинска уже 415 км. Башкирия. Поля иван-чая, реки, реклама меда... Вот и сам мед – пирамиды из стеклянных банок сияют на солнце, хочется сказать – живым янтарем, потому что похоже. Есть где русской душе погулять и где Господу душу отдать. Въезжаем в Уральские горы.

Мутное утро. 16 июля. Автобус будит нас толчком, остановившись перед огромной бетонной стелой «Екатеринбург», украшенной бетонным орденом Ленина.

«Везде фронт!»

16 июля, понедельник.

Красный автобус, словно бы в мученическом облачении к празднику, промчал город насквозь, не подъехав к Храму-на-Крови. Руководство торопилось в Среднеуральский монастырь – занять места в гостинице, на трапезу и пообщаться с о.Сергием, настоятелем монастыря, к которому, как оказалось, некоторые в основном и ехали – за исцелением.

Был здесь ровно 10 лет назад. В 2008-м таежная эта обитель (в честь иконы Божией Матери «Спорительница хлебов») произвела впечатление своей сказочной суровостью – высокими в три уровня храмами с многими маленькими золотыми куполами, памятником «Меч покаяния» (на клинке бодрящие слова Суворова: «Везде фронт!»), огромной стройкой на месте лагеря немецких военнопленных. Запомнился монастырь особой небывалостью: принимает несчастных женщин с детьми! В сосново-березовой роще рядом с детской игровой площадкой – кладбище жизнерадостное: светлые высокие кресты посреди деревьев. Было несколько, теперь целый островок... Чуть ниже – на высокой голгофе огромный поклонный Царский крест, за ним большой однокупольный Троицкий храм – в мною любимом стиле. За десять лет много чего в монастыре понастроено и достроено: величественная колокольня из красно-бурого кирпича; купол пока на земле; еще один храм, тоже не оштукатурен, но купол уже сверкает над ним; достроены и заселены огромные жилые корпуса...

Трудники после трапезы идут таежный тропой на затопленный карьер мыться. Фотограф, Капитан и я – следом, напросились. Вода в котловане черная, водоросли со дна к свету тянутся, в черноте деревья отражаются. Поплавали, помылись, постирались. На высоком берегу тарзанка, никто не прыгает, рядом молодые горожане выпивают, скатерка, младенцы в колясках; похлестче комариного гудения мат. Кто-то из наших кстати и весело делает женщине замечание. Насупились, но мирно; пообещали ртов не раскрывать: без мата говорить не умеют. Старая шутка, но, получается, в ней совсем мало шутки.

Руководством замыслено: после вечерни ехать в Храм-на-Крови, на ночную Литургию. Ради чего я и отправился в путь за тридевять земель. Несколько человек – Руководство, Иконописец, Медик и другие – в разное время подходили к о.Сергию за благословением ехать в Екатеринбург. Это было формой риторического вопроса. Но о.Сергий благословил иначе: быть на ночной здесь, в Среднеуральском... Открылось, он не очень-то чтит высокое священноначалие, сердит на их экуменистические связи. Мы уже знали: в Екатеринбург приехал патриарх Кирилл.

Царский крестный ход

И вот наступила ночь расстрела. С 16-го на 17-е июля.

Сто лет назад в эти часы произошло преступление, открывшее шлюзы кровавых рек.

Мы с Капитаном к о.Сергию не подходили и, уяснив, что никто уже никуда не едет, с жаждой Господней милости выбрались на ночную трассу... Шоссе широкое, темень кромешная, комары лютые. Двадцать пять километров нужно бы как-то быстро преодолеть... Машины, возникая из черноты, проносятся мимо ворохом искр, не думая притормаживать. Дело безнадежное?.. Ничуть! Пять минут мучения, и мы уже в уютном такси. Легковушка с очень приятным водителем подхватила нас, чудесно оказавшись в монастыре (водитель раз в год сюда попадает, не чаще). Водитель взял всего 250 рублей и очень быстро доставил нас к площади у Храма-на-Крови...

Ночные фонари не свет дают, но представление об окружающем. Пространство запружено народом – множество голов, теней, фигур. Под стенами собора, где лестница-памятник, огромные светящиеся экраны. Литургия служится на воздухе! Да и никакой храм не вместит такое множество людей! Пробираемся ближе. Алтарь сооружен рядом с памятником на ступенях. На экране и вживую видим знакомых и незнакомых архиереев, все в красном с золотом, праздничном, пасхальном!.. Радостно! На травяных газонах в темноте – не наступить бы! – спят дети и не дети – на ковриках и одеялках. Чьи-то лица укрыты от комаров, чьи-то не укрыты... В разных местах ночной, заполненной народом площади – таблички-подсказки: «Исповедь», «Причастие», «Запивка»...

...И вот из алтаря выносят Чаши с Дарами, потоками растекаются священники с золотом в руках. Говорят, сто Чаш! Они замирают вдоль оградки и становятся как бы родниками, к которым тут выстраиваются очереди.

И нет давки. Как всё продумано! – отметил. Впрочем, сутолока в какой-то момент возникла, пытаясь разрушить возвышенное настроение.

Вдалеке – впереди, в туманной черноте над головами, возникают хоругви: формируется голова Крестного хода.

Вот бы Патриарх и Путин встали во главе! Кто-то пошутил: начальство пошло курочку кушать. И был посрамлен. Патриарх, как потом открылось, шел весь путь впереди.

Именно людской поток. Плотный поток с иконами, детьми, колясками, хоругвями, молитвами и церковными песнями свободно лился по ночному городу. Вначале это были широкие проспекты и площади. И поток пополнялся. Монашенки, выйдя из темноты переулка, стоят, встречают. С обочин вливаются в покаянную реку старушки с иконками и молодежь благообразная...

Надумал подготовить, как мне показалось, оригинальный фоторепортаж: крупно фотографировать группы крестоходцев со спины. Вот две немолодые женщины везут за руки мальчика на скейте. Группа с рюкзачками и карематами, свернутыми в рулоны, к лямкам прикручены необходимые в дороге вещи – куртки, свитера, бутылки с водой... Взявшись за руки, налегке идут парень с девушкой. Женщина с тремя детьми, на рюкзаке табличка: «Помогите погорельцам многодетной семье из Дивеево собрать на приобретение дома кто сколько может». Худой парень в камуфляже с крестом на высоком шесте. Седовласый с большой головой священник-инвалид в коляске. Парень на красном нарядном велосипеде, с ним ребенок на заднем сиденье – едут неспешно... На руках несут огромный императорский стяг, на цветовых полосах лозунг: «За веру! За царя! За Отечество!» Расторопный мужчина прижал к уху телефон, говорит что-то приглушенно. Стройные молодые женщины в похожих синих юбках до земли. Монах, перепоясанный черным блестящим ремнем. Молодой человек с табличкой «Срочная помощь 200-07-04»... Я оставляю затею. Придумка снимать со спины мне уже не кажется интересной.

Капитан то появлялся и был рядом, то пропадал. Рассвело, когда столкнулся с Иконописцем и Медиком. После ночной Литургии в Среднеуральском автобус вывез наших в Екатеринбург к Храму, и они бросились за Крестным ходом вдогон. На лицах счастье: догнали!

Иконописец спрашивает: «Что это было? Почему я пошел брать благословение у Сергия, если ради этого и приехал – уже с благословением?»

21 километр от места убийства до Ганиной Ямы, где комиссары уничтожили останки страстотерпцев. Патриарх впереди. Значит ли это, что вопрос о «екатеринбургских останках» с Поросенкова Лога закрыт и что принято: там обман?.. В эти же дни на ТВ прошел сюжет о Путине. Посетив Петропавловский собор (место захоронения русских императоров), он почтил память государей... Назвали имена императоров, но подчеркнуто не названо имя Николая II. Сюжет о том, что президент знает: останков царя-мученика там нет.

Среди солнечно-зеленых сосен и изящных бревенчатых храмов – Яма, усаженная цветущими царскими лилиями – травянистая воронка в земле, в которую чуть было не утянуло святую Русь. Это монастырь на Ганиной Яме.

Отец Сергий

17 июля, вторник.

К вечеру автобус вернул нас с Ганиной Ямы, куда мы прошли Крестным ходом, в Среднеуральский монастырь.

В огромной новой Троицкой церкви схиигумен отец Сергий беседовал с паломниками.

Вокруг солеи сдавленная толпа, словно б центробежной силой люди притянуты к алтарю. Длинные брюки, бороды, женщины без макияжа, юбки до пола, косынки – те одежды, которые делают благообразными почти все лица. О.Сергий в схиме. Принимает сидя. Под иконами алтаря исповедник на коленях. Впрочем, кому «просто исповедаться», – объявляет келейник о.Сергия, – тому лучше подойти к другому священнику, есть к кому.

У о.Сергия русское лицо, нос прямой, лицо изнуренное. Все помнят, что он Романов и был первым настоятелем монастыря на Ганиной Яме, что воспринималось многими особо. Ему передают записки, наверняка, с просьбой помолиться о горестях, с приложенными деньгами. Скрученные в трубочки записки он терпеливо разворачивает немолодыми пальцами, внимательно прочитывает, передает келейнику – монаху с суровым лицом решительного человека, – сопровождая коротким словом, а деньги (я видел дважды – бумажки по 500 рублей) возвращает просителям: «Не надо. Нет, не надо». Рядом со мной появляется очень высокий молодой человек, выше меня на полголовы. Он аккуратно пострижен и хорошо по-летнему одет (не джинсы и майка, а легкие отглаженные серые брючки и рубашка). Какая-то маленькая старушка просит его встать на колени, потому что не видно, он покорно исполняет. Но нелегко долго стоять на коленях, вскоре поднялся, словно б опомнился. Наконец схимник махнул и ему рукой, подозвал.

Михаил (скоро весь храм узнает его имя), встав на колени, склонил голову в руки священника, о чем-то ему говорит. И вдруг некая внутренняя сила начала крутить тело парня – то влево, то вправо, буквально как тяжелую тряпку выкручивая, вроде мокрой шинели, придавленной к полу. Словно б кто огромный и невидимый его выжимал. Парень начал рычать, потом залаял, он хлопал ладонями себя по лицу, произнося «что это такое, что это такое!?», явно стесняясь происходящего и не в силах справиться с напастью. О.Сергий извлек из внутреннего карманца небольшой металлический крест и стал им водить по хребту парня, шепча молитву... Нисколько не помогло! Схимник что-то сказал келейнику, тот быстро подал пластиковую бутылочку с маслом. Быть может, оно из особого святого места. Схимник налил золотистой жидкости в ладонь и омыл ею лицо страдальца. Но и умывание не помогло. Парень лаял! Отец Сергий, чей вид был скорбен и спокоен, вновь кивнул келейнику. Вдвоем они подхватили бесноватого под локти, отвели в центр храма, к большой иконе Почаевских чудо-
творцев Иова и Амфилохия. Там молодой человек стал еще более бесноваться, не успокоился и тогда, когда нечаянно ударился о твердое лбом. Я слышал звук удара. Привели обратно, к солее, схиигумен почти в отчаянии воскликнул: «Молитесь все о рабе Божием Михаиле!» И все, человек 50-70, стоявшие поблизости, стали в голос повторять, как он научил: «Господи! Помилуй раба Божия Михаила!» Какая-то женщина не расслышала, стала просить «помилуй нас грешных», ее поправили и храм взмолился как бы единым духом: «Господи! Помилуй раба Божия Михаила!» И молодой человек вдруг обмяк... Перед священником на колени опустилась девушка, которая прежде всё время находилась рядом с нами. Я услышал последние слова, которые ей сказал о.Сергий: «Вы дружите, дружите!» Как я понял, благословил не бросать Михаила. Михаил с девушкой вышли из храма через по-летнему распахнутые боковые двери.

Слышал разное об о.Сергии, мол, делает большое дело (создал такие монастыри!), но не старец, не провидец. Не знаю, возможно. Но то, что не шоу (в этом тоже обвиняли) – точно не шоу.

Подошла моя очередь, дал записку: «О здравии Иоанна». Попросил помолиться о тяжко болящем сыне, сказал, что на завтра назначена вторая операция. И я увидел, как от начертанного в воздухе отцом Сергием креста дрожал воздух.

В Алапаевске о молитве

В ночь на 18 июля.

Проехав две с половиной тысячи километров, не попасть на следующий день в Алапаевск, который от Екатеринбурга в ста пятидесяти километрах, – это неправильно. Водители заупрямились: заранее не оговорено! Руководство про Алапаевск тоже ничего не знает. Несколько человек вразумляли: под Алапаевском в ночь на 18-е июля были убиты родственники Николая Александровича – Елизавета Федоровна, сестра царицы, Константиновичи... Договорились доплатить. Маршрут в этой части паломничества был отчасти повторен http://ruskline.ru/analitika/2008/12/23/ot_ipat_evskogo_doma_do_ipat_evskogo_monastyrya/.

Мы сильно опоздали, в храм и не протолкнуться. Во дворе и вокруг церкви множество людей. Высокий священник говорит с окружившими его: «...Подают записки – их прочитывают с пулеметной скоростью. Но ведь нужно каждое имя в глубокой молитве произносить...»

В Алапаевске особая атмосфера. Вроде и тот же народ, что на Ганиной Яме, но всё проще – как бы по-домашнему. В храме, в правом приделе, на полу расстелены спальные маты, кто-то спит и во время Литургии, в правом – трапезная...

Из восемнадцати километров Крестного хода прохожу лишь малую часть, большую – в автобусе, Жека за рулем, подобрал.