Письмо в «Странник»
«Пишут вам из Самарской области члены Союза писателей России поэты Диана Кан и Евгений Семичев. Про издаваемый вами журнал слышали в писательских кругах давно. Много раз читали анонсы его публикаций в еженедельнике «Литературная Россия». А вот купить журнал в киосках «Роспечати» как-то не получалось, пока однажды вдруг не увидели его на почте среди немногочисленного тамошнего ассортимента периодики. Таким образом и достали несколько номеров. Журнал понравился – серьезный, но без скуки, увлекательный и аналитический одновременно. С интересом прочитали поэтические подборки и интервью с юным талантливым пианистом Дмитрием Демяшкиным. Даже, как ни странно, сюжетная проза «Странника» оказалась интересной. Странно – потому что засилье детективного чтива бульварной направленности последнего времени способно напрочь отбить аппетит у взыскательного читателя потреблять какие бы то ни было сюжетные прозаические произведения. Ан нет! Оказывается, старая истина – «важно не ЧТО написано, а КАК написано» – не так уж стара и сохраняет свою актуальность поныне, что и продемонстрировала опубликованная вашим журналом сюжетная проза. Но поистине один из наиболее знаковых и запоминающихся материалов – это материал об исторически сложившемся имперском менталитете мордовского народа. Материал, который помимо вдумчивого анализа дает богатейший редчайший фактический материал. Как нужны сегодня – в условиях шаткой стабильности многонационального нашего государства – такие вот умные объективные, исторически выверенные исследования! Читая их, невольно проникаешься убеждением, что ничего случайного в том, что Россия богата своей многонациональной составляющей, нет. Что каждый из коренных ее народов – как драгоценный камень (а то и – целая россыпь!) на ее имперской порфире, переливающейся многоцветьем радуги. И ни один из этих драгоценных камней невозможно изъять, чтобы не пострадала, не обеднела в целом российская государственность и культура. В свое время несколько лет назад нам довелось переводить с эрзянского языка очень музыкальные стихи поэта Дмитрия Таганова, ставшего впоследствии в Оренбурге членом Союза писателей России, а ныне после окончания мединститута работающего врачом в Бугуруслане, человека, влюбленного в свой народ и в его культуру, что очень чувствовалось и по его стихам. Ибо ЭТО не может не чувствоваться, ЭТО не пропадает между строчек, и именно ЭТО – неповторимый образ национального мышления, ярко и образно выраженный национальный корневой колорит – так подкупает и так неотразимо действует в любом творчестве.
В общем, как читатели, мы выражаем вам свою благодарность за творческий и одновременно объективный подход к изданию и формированию журнала, а как писатели хотели бы тоже посильно – своими стихами – поучаствовать в таком хорошем деле, поэтому решили предложить вашему вниманию подборки стихов. Это преимущественно стихи новые, еще не публиковавшиеся в центральной литературной периодике. Будем рады, если какие-то из них редакция «Странника» сочтет возможным опубликовать на его страницах...»
Диана Кан
«Наивная, влюбленная, смешная...»
* * *
Ракитов куст. Калинов мост.
Смородина-река.
Здесь так легко рукой до звезд
достать сквозь облака.
И – тишина... И лишь один
здесь свищет средь ветвей
разгульный одихмантьев сын
разбойник-соловей.
Почто, не зная почему,
ступив на зыбкий мост,
вдруг ощетинился во тьму
мой верный черный пес?
И ворон гаркнул в пустоту:
«Врага не проворонь!»,
когда споткнулся на мосту
мой богатырский конь.
Здесь мой рубеж последний врос
на долгие века.
...Ракитов куст. Калинов мост.
Смородина-река.
Кино
Пригласите в кино. Я приду
целоваться в последнем ряду
под шипенье седой билетерши.
На экране – большая любовь.
Звон бокалов, дуэльная кровь...
Только в жизни все выглядит проще!
Будет вечер. Пойдем в ресторан.
Будет наш скоротечный роман
словно приступ внезапной чахотки.
На прощание брошу: «Звони!»
Но подумаю: «Бог сохрани!
Что-то я захмелела от водки!»
Пригласите в кино. Я приду
лузгать семечки в первом ряду
и молчать равнодушно и хмуро.
И, косынку рванув на груди,
на прощание брошу: «Не жди!
И чего я нашла в тебе, дура!»
На экране – большая любовь.
Звон бокалов, дуэльная кровь.
Только нет мне до этого дела.
Приглашайте в кино. Я скажу:
«Извините, в кино не хожу.
Мне такое кино надоело!»
* * *
Старуха, сносившая тело дотла,
из зеркала глянула строго...
И я отшатнулась: «Все врут зеркала!
Стекляшки, противные Богу!»
Стереть отраженье дрожащей рукой.
Разбить. Разметать. Занавесить.
Почто же гляжу с потаенной тоской
в него, почитай уж, лет десять?
Украдкой глотая скупую слезу,
предвижу свое пораженье...
За что ж на меня ядовитый свой зуб
имеет мое отраженье?
Во мне еще май лучезарный сквозит,
и песнь соловьиная льется...
Но злая старуха мне пальцем грозит
и молча беззубо смеется.
* * *
Били воблой по столу.
По стаканам пиво лили.
Все рвались спасать страну.
Президентов материли.
Из закуски – хрен да шиш.
На столе – окурков блюдце.
Вот уж зашумел камыш.
Вот уже деревья гнутся.
Потерпи, Россия-мать!
Много ли еще осталось?
Пива литров двадцать пять
на троих – такая малость!
Не качай камыш, река!
Дерева, замрите строем!
Вот сейчас рванем пивка
и – Россию обустроим.
* * *
Ты всегда, как будто снег на голову...
Да кому в июле нужен снег?
Тихо бродишь ты один по городу,
все еще не веря в мой побег.
Пусть друзья из вздрогнувшего прошлого
рюмку водки поднесут тебе.
Выпей молча за меня, хорошую.
Ведь была же я в твоей судьбе!
Выпей за меня, за непутевую,
с кипою стихов наперевес,
что смеялась, запрокинув голову,
смехом, долетавшим до небес.
Выпей за далекую, туманную,
полуотстраненную уже.
Да за жизнь свою за окаянную
на тридцатилетнем рубеже.
* * *
Мы – пасынки своей земли родной
под блеклой остывающей луной.
Немые тени на глухой стене
и – солнце, отбродившее в вине.
Отпело в скифских золотых веках
и запеклось на сомкнутых губах
угрюмое славянское вино,
от коего в глазах темным-темно.
Бредем ли пеше, скачем на коне
иль стынем в ледяном крещенском сне,
полынного похмелья тяжкий вздох
тревожит тишину былых эпох.
Высокая повинность – не вина!
Но нам и впредь оплачивать сполна
прозренье мира и его покой
своей вселенской скифскою тоской.
* * *
Наивная, влюбленная, смешная,
я выходила замуж – навсегда!
И – плакали последние трамваи,
и – в полночь уходили поезда.
А я стояла на сыром перроне,
продутая ветрами всех сторон.
«Красивая!» – картавили вороны,
но я уже не слышала ворон.
Билет на скорый, слишком скорый поезд
не жег мою холодную ладонь.
Несбывшейся любви скупую повесть
своей рукой швырнула я в огонь.
Наивная, счастливая, смешная,
замерзшая – смотрела жадно вдаль...
Туда, где стерегла меня иная
уже неизлечимая печаль.
Гулящий ветер
Мне все равно, мне все равно,
мне до рассвета слышно,
как бродит в погребе вино
из прошлогодней вишни.
А милый бродит по Москве,
он не сидит со мною.
Гулящий ветер в голове
у милого весною.
Гулящий ветер мне в окно
порывисто стучится.
Душа, как в погребе вино,
вздыхает и томится.
Перетомясь, перебродив
хмельной и мутной спесью,
душа придумает мотив,
душа затянет песню.
Среди рассветной синевы
ее подхватит петел...
У милого из головы
уйдет гулящий ветер.
Заглянет солнышко в окно.
Душа огнем займется.
Созреет в погребе вино,
и милый возвернется.
И вспомнит, голову клоня
над рюмочкой нелишней,
как крепко целовал меня
под прошлогодней вишней.
* * *
Бесновато хохотнула юность.
Виновато прослезилась старость.
Я на ровном месте поскользнулась.
Кто-то тявкнул в спину: «Долеталась!»
Пошатнулась, но не повалилась
от злословья шалого шакала.
И земле родимой поклонилась,
что меня, дуреху, приласкала.
Испокон шакал на падаль падок.
Поднимает вой по падшей плоти.
Но сквозная боль между лопаток
говорит, что я еще в полете.
Отболела юношеской спесью.
Не виню сочувственную старость.
Трудная привычка к равновесью –
всё – то, до чего я долеталась.
