Станислав Зайцев
«Куда угодно», или 140 ударов в минуту
1
Странные времена, странные нравы... На улицах распутица, в головах – тоже. Фонари горят. Но не для них. Чуждый мир мегаполиса стонал сотнями звуков – металлическим скрежетом, звонками мобильников – и, убаюкивая дельцов и бизнесменов этой сюитой, выталкивал из ритма металлической, мертвой жизни две одинокие фигурки, бредущие в обнимку.
– Может, к чертям все? – высокий парень, обнимающий за талию симпатичную девушку, обратил к спутнице свое лицо с двухдневной щетиной. – Может, уедем? Я не могу так больше. Меня задавил этот город...
Как будто бы в ответ на его слова раздался ужасный визг тормозов, а после воздух взорвался душераздирающим криком женщины, которая переходила дорогу на красный свет.
Парень и девушка на секунду поглядели в сторону аварии, но тут же потупили свои взгляды и побрели дальше, ускоряя шаг.
– Ты о чем? Куда? – немного запоздало ответила девушка и посмотрела в глаза парню.
– Куда угодно, только подальше отсюда...
Двое продолжили свой путь по враждебному городу.
2
Металлический замок сухо щелкнул, и парень отворил дверь.
– Ты где шатался так долго? – послышался голос матери.
– Да ладно тебе, мам... Я Аню провожал.
– Иди, ешь, все уже остыло. А потом поговорим.
После холодного и на редкость отвратительного ужина он вошел в комнату матери. Та посмотрела на него невыразительно, скупо.
«Тоже частичкой этого механизма стала...» – отметил про себя парень.
– Саш, у меня к тебе разговор, – по-деловому начала мать.
– Что такое, мам? – Александр попытался повторить безразличный взгляд матери, но получилось глупо и смешно.
– Не кривляйся! – мать не смогла сдержать холодной улыбки. – Мы с отцом снова хотим пожениться. Я уже собрала вещи, и через десять минут подойдет такси. Поживешь пока один...
– Ты что, с ума сошла? – чуть не сорвался парень. – Эта сволочь снова?..
– Ты как про отца родного говоришь? – огрызнулась мать и резко сменила тон: – Сашенька, милый, ну ты пойми, не могу я без него... этого козла.
Она улыбнулась как-то по-другому, живее, теплее. За окном раздался гудок машины.
– Вот и такси. Ты у меня мальчик умный, уж на третьем курсе учишься, так что два денька без меня переживешь... – она чмокнула сына в щеку и, оставив на столе три тысячерублевые бумажки, захлопнула за собой дверь.
Александр еще минут пять стоял в оцепенении, не понимая, смеяться ему или плакать. Он подошел к телефону и начал набирать номер...
3
– Милая, я так по тебе скучаю, ответь, пожалуйста, ответь... – мурлыкал Александр в трубку телефона, а из нее доносились однообразные гудки.
Парень не отчаялся и набрал номер еще раз. Потом еще и еще...
– По-жа-луй-ста... – повторял он в трубку.
Он провел рядом с нахально молчащим телефоном 30 минут...
Раздался звонок. Александр сорвался с места и помчался к двери. Открыл ее, словно сильный ветер, даже не спросил «Кто там?»... И не ошибся.
Она стояла на пороге немного рассеянная, немного припорошенная снегом, немного пахнущая гнилой улицей, но самая любимая.
– А где Маргарита Петровна? – спросила Аня и передала пальто Александру.
– А-а-а... – протянул он и махнул рукой, – к этому убежала.
– Понятно, – ответила Аня и улыбнулась. Рассеянно, но направленно, немного смешно, но в то же время серьезно.
– Чайку? – парень улыбнулся в ответ.
Они отправились на кухню. Быстро справившись с чайником, Саша сел на табурет. Аня сидела рядом и смотрела ему в глаза. Он тоже не мог оторвать взгляд.
Слов не требовалось. К чему они? У любви особый язык, язык чувств. А языком этим оба владели в совершенстве.
Аня прикусила нижнюю губу (это у нее всегда получалось замечательно, обвораживающе). Саша торопливо снял с себя тапок и прицельно кинул в выключатель. Свет погас, и только шустрое мертвое газовое пламя под чайником озаряло два силуэта, застывших в страстном поцелуе.
Влюбленные уже были слишком заняты друг другом, чтобы услышать грохот, раздавшийся за окном. Вспышка пламени осветила на мгновение всю кухню, стекла задребезжали в дубовых рамах...
Если бы в этот момент один из них выглянул в окно, то увидел бы кровавое зарево на горизонте. Но окружающего мира для них просто не существовало.
Глаза горели ярче всех солнц и лун, всех звезд и комет, всех неоновых ламп. Между телами как будто скапливались электрические разряды огромной мощности...
Если бы в этот момент один из них выглянул в окно, то увидел бы бегущих людей с пожитками, опрокинутые машины... Но окружающего мира для них просто не было.
На плите уже минуты две кипел чайник, обдавая кафельные стены горячим паром... Горячим, но не сравнимым по температуре с чувством, что властвовало над душами и телами Ани и Саши. Оба они ощущали, а может, и видели биение сердца... Нет, сердец – ведь у любящих людей всегда сердца бьются одинаково – 140 ударов в минуту...
Если бы в этот момент один из влюбленных выглянул в окно, то увидел бы всеобщий хаос, солдат в противогазах,
услышал бы топот берцев на лестничной площадке... Но
окружающего мира для них просто не существовало. Были только они и любовь.
4
Серое утро ворвалось в незашторенные она резко, беспардонно. Свет сопровождался запахом гари.
Саша вскочил с дивана и помчался на кухню – вспомнил о несчастном чайнике, что всю ночь находился на огне.
– Черт! – донесся крик Саши до только что проснувшейся и сладко потягивающейся Ани. – Слава Богу, что пожар не случился!
Саша пронес мимо Ани чайник, вернее, то, что осталось от него после горячей ночи. Открыв входную дверь, он направился к мусоропроводу...
– Ань! – послышался взволнованный голос. – Выйди на площадку!
Девушка впопыхах надела халат Маргариты Петровны и, со второго раза попав ногами в тапочки, направилась к двери...
То, что изумило и напугало Сашу, не смогло бы оставить равнодушным никого...
Почти все двери почти на всех площадках были распахнуты настежь, на лестницах валялись всякие вещи, начиная с расчесок и пачек сигарет и заканчивая одеялами и кепками.
– Ч-ч-что с-с-случилось? – еле выдавила из себя Аня, прижавшись к любимому и дрожа всем телом.
– Я не знаю, – просипел Саша и подошел к соседской двери, которая не была открыта. Помучив минут пять монотонный, леденящий душу в стоящей тишине звонок и не получив никакого результата, парень отшатнулся от двери и сполз по стене на корточки... Он впал в оцепенение. Ритм в 140 ударов в минуту сменился предательскими пятьюдесятью.
5
Странные времена, странные нравы... На улицах распутица, в головах – тоже. Фонари не горят. Ни для кого. Чуждый мир мегаполиса N-ска уже не стонал сотнями звуков – ни металлическим скрежетом, ни звонками мобильников. Даже будучи мертвым, город не принимал две одинокие фигурки, бредущие в обнимку.
Пустые улицы с перевернутыми машинами, брошенным оружием, разбитыми витринами и иногда встречающимися трупами погибших в жуткой давке, стонали молча.
– Мне страшно, Саш... – прошептала девушка.
– Все будет хорошо, – соврал машинально парень, – если уж мы остались одни, то, может, машину найдем? И уедем. Куда угодно, только подальше отсюда...
Двое продолжили свой путь по враждебному городу.
Вскоре отыскался приличный «Мерседес Гелендваген», который хозяин бросил без зазрения совести, даже оставив ключи в замке зажигания – наверное, очень спешил.
Влюбленные забрались в машину, закрыли двери на замки, как будто боясь, что кто-то помешает осуществлению «угона» иномарки.
Не сказав даже ни слова о роскоши салона немецкого джипа, Саша надавил на педаль газа. Аня молчала и смотрела в одну точку, которая находилась где-то около рычага переключения скоростей. «Гелендваген» сорвался с места и понесся по серым одиноким улицам.
6
«Мерседес» пересекал город, Александр включил в машине радио.
– ...А теперь экстренный выпуск новостей. Оставайтесь с нами на волнах «Русского радио», – промурлыкала дикторша. – Сегодня ночью, в 00.28, на атомной электростанции «Энергия-387», находящейся в ста километрах от города N-ск, произошел взрыв четвертого атомного реактора. Система защиты не успела сработать, и из-за этого остальные пять реакторов детонировали. Взрыв нанес непоправимые разрушения в радиусе 50 километров, ударная волна дошла и до N-ска. За минувшую ночь почти весь город удалось эвакуировать. По оценкам экспертов, зона радиоактивного заражения превысит триста километров в диаметре...
– Мы должны выбраться отсюда, – прохрипел Александр – на нормальный голос сил уже не хватало.
– Как ты думаешь, – сдавленно прошептала Аня, – мы хлебнули радиации?
– Нет. Если только самую малость. Нас на ОБЖ в школе учили, что радиация идет медленно, и за ночь до нас добраться она не могла, – снова соврал Александр.
Аня слабо улыбнулась.
На спидометре высвечивалось «140 км/ч»... А сердца снова приближались к заветной отметке.
– Мы обязательно выберемся... – проговорил тихо, но четко Александр. – Я люблю тебя!
– Я верю... И тоже тебя люблю, – ответила на исходе сил Аня.
«Мерседес» пересекал город.
7
– А то самое «куда угодно» – это где? – звонким голосом спросила Аня у Саши, который сидел за рулем и улыбался, поглядывая на нее.
– Мы почти приехали. «Куда угодно» – это здесь... Весь этот ужас позади.
Он резко свернул за угол, и оба путника повисли на ремнях безопасности, закрыв глаза ладонями – свет, что лучился там, «где угодно», был слишком ярким по сравнению с серым ядерным утром только что покинутого N-ска.
Через пару минут глаза влюбленных привыкли к свету, и они вышли из шикарного автомобиля.
Ноги их ступили на мягкую, почти газонную траву, а в глаза заглянуло чистое утреннее солнце.
– А я разуюсь! Уж больно трава прелестная! – воскликнула Аня и сняла ботики. Саша засмеялся и последовал ее примеру.
Они взялись за руки и пошли вперед – там виднелся ровненький, как специально посаженный, лесок.
По пути к нему становилось все жарче. Не только в воздухе, но и в душах Саши и Ани.
На 140-ом ударе сердец они достигли леса.
Аня обвила Сашины плечи красивыми тонкими руками. Саша сел на мягкую пушистую траву под вековым зеленым дубом. Аня провела указательным пальцем по щеке Саши и поцеловала его.
Саша сквозь долгий, почти вечный поцелуй счастливо улыбнулся. Аня снова прикусила нижнюю губу и безмятежно рассмеялась.
Утопая в глазах друг друга, на 140-ом ударе они обрели счастье, а вместе с тем и вечность. Ведь любовь может только начаться. Конца у нее нет, если это действительно любовь.
8
Странные времена, странные нравы... На улицах распутица, в головах – тоже. Только голов больше нет. Фонари не горят. Не для кого. Чуждый мир мегаполиса N-ска не стонал сотнями звуков – ни металлическим скрежетом, ни звонками мобильников... Полная давящая тишина
оплела липкой паутиной две одинокие фигурки, застывшие навсегда в обнимку внутри черного «Гелендвагена», который врезался в угол невыразительного панельного дома на окраине несуществующего с недавнего времени города N-ска. Облучение, полученное в такой огромной дозе, как получили его Аня и Саша, не позволило бы прожить человеку и шести часов... Сердца влюбленных остановились на 140-ом ударе уже в ином пространстве. То есть – «где угодно»...
Дух свободы
– Давай домой? – сказал один тень другой. Потом тени слились в одно целое. Старый вишневый «Понтиак GTO» стоял на обочине облизанного ветрами хай-вея, а его блестящие бока обнимал ветер свободы. Впереди были лишь вечность и простор. Сзади было то же самое. Старое кантри лилось из не менее старого магнитофона. «Понтиак» тоже был тенью. Или, вернее, духом. Духом свободы.
– Давай.
Солнце щурилось впереди. Оно цветом уже было близко к цвету старой американской машины. И неумолимо приближалось к горизонту. Тот тень, что был за рулем, надел огромные очки, поправил воротник старой потертой кожаной куртки, а его улыбка была адресована солнцу. Солнце улыбнулось в ответ.
Рокот мотора раздался и, кажется, где-то справа отразился от стены далеких выветренных рыжих скал. «Понтиак» начал жадно пожирать дорожную разметку.
Вторая тень, сидевшая рядом, запрокинула голову. Хай-вей не уходил ни на север, ни на юг, ни на запад, ни на восток. Он просто уходил. И позволял машине с тенями уходить с ним.
Старый потертый сапог с острым носом, скошенным каблуком и стальными клепками давил на педаль газа. И все играло и искрилось. Искрилась старая пыльная передняя панель машины, видавшей виды. Искрилась доска приборов, искрилась стрелка спидометра, подбиравшаяся к отметке в 80 миль в час. Искрились и глаза второй тени. Глаза первого тени тоже искрились, но из-за очков это было не так заметно.
Небеса были красными-красными, а дорожная разметка – желтой. Все дисгармонии умирали в багряном блаженстве. На это не нужно смотреть. Это нужно видеть.
– А ты представляешь, – повернулся к второй тени первый, – что значит смотреть и что значит видеть?
– Я только чувствую это... Интуитивно...
– Смотрят все. Смотрит всё. А видят лишь некоторые. Смотрят все тени в этом мире. Они смотрят на это небо, они смотрят на эти дороги, они смотрят на эти машины, – именно в этот момент тень улыбнулся и нажал сильнее на педаль газа. «Понтиак» обогнал старенький грязно-голубого цвета грузовичок «Шевроле», – они смотрят, смотрят... И не видят. Они только говорят, что видят, а иногда они даже сами в это верят. Но смотреть – одно, а видеть – другое.
– Так что же такое видеть, по-твоему?
– Видеть – быть вне времени. Вне мира. Вне измерений. Только тот, кто видит, способен быть с нами.
«Понтиак» начал взлетать.
– Не так резко! – повернула головку на бок вторая тень и скривила недовольно личико.
– Ты видишь?
– Вижу.
Путь продолжался. Искрясь и переливаясь металлическими поверхностями, тяжелый «Понтиак» несся над дорогой. Хай-вей, казалось, немного обиделся, так как желтая разметка его начала белеть. Тогда первый тень вернул машину на дорогу.
От огромного солнца осталась только половинка. Облака густели и темнели. Они становились плотными и серьезными. Вместе с ними темнел и «Понтиак».
– И почему люди этого мира так слепы? Они отказываются от своего счастья... Может, просветим хотя бы нескольких из них?
– Сами разберутся. Это их крест. Пусть они сами УВИДЯТ. Тогда они получат свободу.
Солнце скрылось за горизонтом.
«Понтиак» снова набирал высоту. За темными облаками пропал и последний блик его вишневых боков.
– А ты веришь в свободу? – она сидела на переднем сиденье и курила.
– Да. Верю.
Старый пикап «Шевроле» голубого цвета трясся по дороге, словно желе, но все же дарил хозяину желанные 70 миль в час.
– А я вот не верю... Человек всегда от чего-то несвободен...
– Ты видела? – воскликнул он неожиданно.
– Ты о чем?
– Ты видела тот «Понтиак», что обогнал нас?
Она промолчала, докурив сигарету.
– Скоро мотель. Отдохнуть бы тебе. А я кого-нибудь другого поймаю.
– Тебе ехать-то хоть куда?
– Неважно. Останови машину, пожалуйста.
Он осадил «Шевроле» резким нажатием на педаль тормоза. Она принужденно и неестественно улыбнулась.
– Прощай, ковбой.
– ...
И машина пошла легче. И подарила хозяину 80 миль в час.
«А может, я его догоню?» – маячило в его голове.
Мотель остался позади. Впереди как будто звал за собой дух свободы.
– Он видит, – вторая тень положила левую руку на правую первого, которая сжимала рычаг коробки передач.
– Да. Я вижу это.
– Давай разрешим ему! Хотя бы ему!..
– ...
– Он же видит! Он лучше других видит! Он и нас видел!
Первый тень снял очки. Внизу темнело. Но над облаками было по-прежнему закатно-ярко.
Сапог с острым носом отпустил «газ». «Понтиак» снизил скорость, но продолжал идти над облаками.
– Так и быть, пришло его время. – Тень поцеловал вторую тень.
Он отчаялся. Он хотел, чтобы его «Шевроле» показал все, на что он способен. А еще лучше – то, на что он не был способен. Темнота обвивала кабину и лезла в открытое окно – солнце уже село. Потом тьма помассировала ему за ушами. «Шевроле» преодолел вдруг непреодолимую отметку в 80.
И начал взлетать.
Он вцепился в руль и не верил тому, что ощущал, ВИДЕЛ и чувствовал.
Проржавевшим в нескольких местах капотом пикап врезался в кипу лохматых темных вечерних облаков и, пройдя в сплошном тумане, который покрыл капельками влаги лобовое стекло, футов двадцать, выпрыгнул из серой пелены на поверхность. Машину тряхнуло так, будто она приземлилась с трехфутового трамплина; «Шевроле» выровнялся.
Он протер глаза и увидел впереди вишневый «Понтиак»
Снова придавив «газ» до предела, он стал догонять вишневый дух. Еще, еще, еще... Шесть футов, пять, четыре, три, два... Нос пикапа поравнялся с багажником «Понтиака»...
– Не сворачивай, Джо, – услышал он голос из вишневого купе, – левее дороги нет... И не пытайся идти с нами наравне. Просто следуй за нами.
После этих слов из выхлопной трубы «Понтиака» вырвалось пламя, и он ушел вперед.
Джо остолбенел. В «Понтиаке» уже знали его имя. Знали там и все-все-все остальное.
«Шевроле» на исходе сил неся за духом свободы над облаками. К закату. К... Джо и сам не знал, к чему еще, но он знал точно, что никогда не вернется обратно.
Где-то позади, на одиноком ночном хай-вее, уже кружились полиция и кареты скорой помощи. Все – вокруг «обнявшего столб» голубого пикапа «Шевроле».
– Водитель погиб при ударе, – сказал какой-то врач полицейскому, и в этот момент ему показалось, что он что-то видел на небе.
«Эти дежурства сутками так изматывают», – подумал он и отошел в сторону.
