Станислав Зайцев "Куда угодно", или 140 ударов в минуту. Дух свободы.

Станислав Зайцев

 

«Куда угодно», или 140 ударов в минуту

1

Странные времена, странные нравы... На улицах распутица, в головах – тоже. Фонари горят. Но не для них. Чуждый мир мегаполиса стонал сотнями звуков – металлическим скрежетом, звонками мобильников – и, убаюкивая дельцов и бизнесменов этой сюитой, выталкивал из ритма металлической, мертвой жизни две одинокие фигурки, бредущие в обнимку.

– Может, к чертям все? – высокий парень, обнимающий за талию симпатичную девушку, обратил к спутнице свое лицо с двухдневной щетиной. – Может, уедем? Я не могу так больше. Меня задавил этот город...

Как будто бы в ответ на его слова раздался ужасный визг тормозов, а после воздух взорвался душераздирающим криком женщины, которая переходила дорогу на красный свет.

Парень и девушка на секунду поглядели в сторону аварии, но тут же потупили свои взгляды и побрели дальше, ускоряя шаг.

– Ты о чем? Куда? – немного запоздало ответила девушка и посмотрела в глаза парню.

– Куда угодно, только подальше отсюда...

Двое продолжили свой путь по враждебному городу.

2

Металлический замок сухо щелкнул, и парень отворил дверь.

– Ты где шатался так долго? – послышался голос матери.

– Да ладно тебе, мам... Я Аню провожал.

– Иди, ешь, все уже остыло. А потом поговорим.

После холодного и на редкость отвратительного ужина он вошел в комнату матери. Та посмотрела на него невыразительно, скупо.

«Тоже частичкой этого механизма стала...» – отметил про себя парень.

– Саш, у меня к тебе разговор, – по-деловому начала мать.

– Что такое, мам? – Александр попытался повторить безразличный взгляд матери, но получилось глупо и смешно.

– Не кривляйся! – мать не смогла сдержать холодной улыбки. – Мы с отцом снова хотим пожениться. Я уже собрала вещи, и через десять минут подойдет такси. Поживешь пока один...

– Ты что, с ума сошла? – чуть не сорвался парень. – Эта сволочь снова?..

– Ты как про отца родного говоришь? – огрызнулась мать и резко сменила тон: – Сашенька, милый, ну ты пойми, не могу я без него... этого козла.

Она улыбнулась как-то по-другому, живее, теплее. За окном раздался гудок машины.

– Вот и такси. Ты у меня мальчик умный, уж на третьем курсе учишься, так что два денька без меня переживешь... – она чмокнула сына в щеку и, оставив на столе три тысячерублевые бумажки, захлопнула за собой дверь.

Александр еще минут пять стоял в оцепенении, не понимая, смеяться ему или плакать. Он подошел к телефону и начал набирать номер...

3

– Милая, я так по тебе скучаю, ответь, пожалуйста, ответь... – мурлыкал Александр в трубку телефона, а из нее доносились однообразные гудки.

Парень не отчаялся и набрал номер еще раз. Потом еще и еще...

– По-жа-луй-ста... – повторял он в трубку.

Он провел рядом с нахально молчащим телефоном 30 минут...

Раздался звонок. Александр сорвался с места и помчался к двери. Открыл ее, словно сильный ветер, даже не спросил «Кто там?»... И не ошибся.

Она стояла на пороге немного рассеянная, немного припорошенная снегом, немного пахнущая гнилой улицей, но самая любимая.

– А где Маргарита Петровна? – спросила Аня и передала пальто Александру.

– А-а-а... – протянул он и махнул рукой, – к этому убежала.

– Понятно, – ответила Аня и улыбнулась. Рассеянно, но направленно, немного смешно, но в то же время серьезно.

– Чайку? – парень улыбнулся в ответ.

Они отправились на кухню. Быстро справившись с чайником, Саша сел на табурет. Аня сидела рядом и смотрела ему в глаза. Он тоже не мог оторвать взгляд.

Слов не требовалось. К чему они? У любви особый язык, язык чувств. А языком этим оба владели в совершенстве.

Аня прикусила нижнюю губу (это у нее всегда получалось замечательно, обвораживающе). Саша торопливо снял с себя тапок и прицельно кинул в выключатель. Свет погас, и только шустрое мертвое газовое пламя под чайником озаряло два силуэта, застывших в страстном поцелуе.

Влюбленные уже были слишком заняты друг другом, чтобы услышать грохот, раздавшийся за окном. Вспышка пламени осветила на мгновение всю кухню, стекла задребезжали в дубовых рамах...

Если бы в этот момент один из них выглянул в окно, то увидел бы кровавое зарево на горизонте. Но окружающего мира для них просто не существовало.

Глаза горели ярче всех солнц и лун, всех звезд и комет, всех неоновых ламп. Между телами как будто скапливались электрические разряды огромной мощности...

Если бы в этот момент один из них выглянул в окно, то увидел бы бегущих людей с пожитками, опрокинутые машины... Но окружающего мира для них просто не было.

На плите уже минуты две кипел чайник, обдавая кафельные стены горячим паром... Горячим, но не сравнимым по температуре с чувством, что властвовало над душами и телами Ани и Саши. Оба они ощущали, а может, и видели биение сердца... Нет, сердец – ведь у любящих людей всегда сердца бьются одинаково – 140 ударов в минуту...

Если бы в этот момент один из влюбленных выглянул в окно, то увидел бы всеобщий хаос, солдат в противогазах, 
услышал бы топот берцев на лестничной площадке... Но 
окружающего мира для них просто не существовало. Были только они и любовь.

4

Серое утро ворвалось в незашторенные она резко, беспардонно. Свет сопровождался запахом гари.

Саша вскочил с дивана и помчался на кухню – вспомнил о несчастном чайнике, что всю ночь находился на огне.

– Черт! – донесся крик Саши до только что проснувшейся и сладко потягивающейся Ани. – Слава Богу, что пожар не случился!

Саша пронес мимо Ани чайник, вернее, то, что осталось от него после горячей ночи. Открыв входную дверь, он направился к мусоропроводу...

– Ань! – послышался взволнованный голос. – Выйди на площадку!

Девушка впопыхах надела халат Маргариты Петровны и, со второго раза попав ногами в тапочки, направилась к двери...

То, что изумило и напугало Сашу, не смогло бы оставить равнодушным никого...

Почти все двери почти на всех площадках были распахнуты настежь, на лестницах валялись всякие вещи, начиная с расчесок и пачек сигарет и заканчивая одеялами и кепками.

– Ч-ч-что с-с-случилось? – еле выдавила из себя Аня, прижавшись к любимому и дрожа всем телом.

– Я не знаю, – просипел Саша и подошел к соседской двери, которая не была открыта. Помучив минут пять монотонный, леденящий душу в стоящей тишине звонок и не получив никакого результата, парень отшатнулся от двери и сполз по стене на корточки... Он впал в оцепенение. Ритм в 140 ударов в минуту сменился предательскими пятьюдесятью.

5

Странные времена, странные нравы... На улицах распутица, в головах – тоже. Фонари не горят. Ни для кого. Чуждый мир мегаполиса N-ска уже не стонал сотнями звуков – ни металлическим скрежетом, ни звонками мобильников. Даже будучи мертвым, город не принимал две одинокие фигурки, бредущие в обнимку.

Пустые улицы с перевернутыми машинами, брошенным оружием, разбитыми витринами и иногда встречающимися трупами погибших в жуткой давке, стонали молча.

– Мне страшно, Саш... – прошептала девушка.

– Все будет хорошо, – соврал машинально парень, – если уж мы остались одни, то, может, машину найдем? И уедем. Куда угодно, только подальше отсюда...

Двое продолжили свой путь по враждебному городу.

Вскоре отыскался приличный «Мерседес Гелендваген», который хозяин бросил без зазрения совести, даже оставив ключи в замке зажигания – наверное, очень спешил.

Влюбленные забрались в машину, закрыли двери на замки, как будто боясь, что кто-то помешает осуществлению «угона» иномарки.

Не сказав даже ни слова о роскоши салона немецкого джипа, Саша надавил на педаль газа. Аня молчала и смотрела в одну точку, которая находилась где-то около рычага переключения скоростей. «Гелендваген» сорвался с места и понесся по серым одиноким улицам.

6

«Мерседес» пересекал город, Александр включил в машине радио.

– ...А теперь экстренный выпуск новостей. Оставайтесь с нами на волнах «Русского радио», – промурлыкала дикторша. – Сегодня ночью, в 00.28, на атомной электростанции «Энергия-387», находящейся в ста километрах от города N-ск, произошел взрыв четвертого атомного реактора. Система защиты не успела сработать, и из-за этого остальные пять реакторов детонировали. Взрыв нанес непоправимые разрушения в радиусе 50 километров, ударная волна дошла и до N-ска. За минувшую ночь почти весь город удалось эвакуировать. По оценкам экспертов, зона радиоактивного заражения превысит триста километров в диаметре...

– Мы должны выбраться отсюда, – прохрипел Александр – на нормальный голос сил уже не хватало.

– Как ты думаешь, – сдавленно прошептала Аня, – мы хлебнули радиации?

– Нет. Если только самую малость. Нас на ОБЖ в школе учили, что радиация идет медленно, и за ночь до нас добраться она не могла, – снова соврал Александр.

Аня слабо улыбнулась.

На спидометре высвечивалось «140 км/ч»... А сердца снова приближались к заветной отметке.

– Мы обязательно выберемся... – проговорил тихо, но четко Александр. – Я люблю тебя!

– Я верю... И тоже тебя люблю, – ответила на исходе сил Аня.

«Мерседес» пересекал город.

7

– А то самое «куда угодно» – это где? – звонким голосом спросила Аня у Саши, который сидел за рулем и улыбался, поглядывая на нее.

– Мы почти приехали. «Куда угодно» – это здесь... Весь этот ужас позади.

Он резко свернул за угол, и оба путника повисли на ремнях безопасности, закрыв глаза ладонями – свет, что лучился там, «где угодно», был слишком ярким по сравнению с серым ядерным утром только что покинутого N-ска.

Через пару минут глаза влюбленных привыкли к свету, и они вышли из шикарного автомобиля.

Ноги их ступили на мягкую, почти газонную траву, а в глаза заглянуло чистое утреннее солнце.

– А я разуюсь! Уж больно трава прелестная! – воскликнула Аня и сняла ботики. Саша засмеялся и последовал ее примеру.

Они взялись за руки и пошли вперед – там виднелся ровненький, как специально посаженный, лесок.

По пути к нему становилось все жарче. Не только в воздухе, но и в душах Саши и Ани.

На 140-ом ударе сердец они достигли леса.

Аня обвила Сашины плечи красивыми тонкими руками. Саша сел на мягкую пушистую траву под вековым зеленым дубом. Аня провела указательным пальцем по щеке Саши и поцеловала его.

Саша сквозь долгий, почти вечный поцелуй счастливо улыбнулся. Аня снова прикусила нижнюю губу и безмятежно рассмеялась.

Утопая в глазах друг друга, на 140-ом ударе они обрели счастье, а вместе с тем и вечность. Ведь любовь может только начаться. Конца у нее нет, если это действительно любовь.

8

Странные времена, странные нравы... На улицах распутица, в головах – тоже. Только голов больше нет. Фонари не горят. Не для кого. Чуждый мир мегаполиса N-ска не стонал сотнями звуков – ни металлическим скрежетом, ни звонками мобильников... Полная давящая тишина 
оплела липкой паутиной две одинокие фигурки, застывшие навсегда в обнимку внутри черного «Гелендвагена», который врезался в угол невыразительного панельного дома на окраине несуществующего с недавнего времени города N-ска. Облучение, полученное в такой огромной дозе, как получили его Аня и Саша, не позволило бы прожить человеку и шести часов... Сердца влюбленных остановились на 140-ом ударе уже в ином пространстве. То есть – «где угодно»...

 

Дух свободы

 

– Давай домой? – сказал один тень другой. Потом тени слились в одно целое. Старый вишневый «Понтиак GTO» стоял на обочине облизанного ветрами хай-вея, а его блестящие бока обнимал ветер свободы. Впереди были лишь вечность и простор. Сзади было то же самое. Старое кантри лилось из не менее старого магнитофона. «Понтиак» тоже был тенью. Или, вернее, духом. Духом свободы.

– Давай.

Солнце щурилось впереди. Оно цветом уже было близко к цвету старой американской машины. И неумолимо приближалось к горизонту. Тот тень, что был за рулем, надел огромные очки, поправил воротник старой потертой кожаной куртки, а его улыбка была адресована солнцу. Солнце улыбнулось в ответ.

Рокот мотора раздался и, кажется, где-то справа отразился от стены далеких выветренных рыжих скал. «Понтиак» начал жадно пожирать дорожную разметку.

Вторая тень, сидевшая рядом, запрокинула голову. Хай-вей не уходил ни на север, ни на юг, ни на запад, ни на восток. Он просто уходил. И позволял машине с тенями уходить с ним.

Старый потертый сапог с острым носом, скошенным каблуком и стальными клепками давил на педаль газа. И все играло и искрилось. Искрилась старая пыльная передняя панель машины, видавшей виды. Искрилась доска приборов, искрилась стрелка спидометра, подбиравшаяся к отметке в 80 миль в час. Искрились и глаза второй тени. Глаза первого тени тоже искрились, но из-за очков это было не так заметно.

Небеса были красными-красными, а дорожная разметка – желтой. Все дисгармонии умирали в багряном блаженстве. На это не нужно смотреть. Это нужно видеть.

– А ты представляешь, – повернулся к второй тени первый, – что значит смотреть и что значит видеть?

– Я только чувствую это... Интуитивно...

– Смотрят все. Смотрит всё. А видят лишь некоторые. Смотрят все тени в этом мире. Они смотрят на это небо, они смотрят на эти дороги, они смотрят на эти машины, – именно в этот момент тень улыбнулся и нажал сильнее на педаль газа. «Понтиак» обогнал старенький грязно-голубого цвета грузовичок «Шевроле», – они смотрят, смотрят... И не видят. Они только говорят, что видят, а иногда они даже сами в это верят. Но смотреть – одно, а видеть – другое.

– Так что же такое видеть, по-твоему?

– Видеть – быть вне времени. Вне мира. Вне измерений. Только тот, кто видит, способен быть с нами.

«Понтиак» начал взлетать.

– Не так резко! – повернула головку на бок вторая тень и скривила недовольно личико.

– Ты видишь?

– Вижу.

Путь продолжался. Искрясь и переливаясь металлическими поверхностями, тяжелый «Понтиак» несся над дорогой. Хай-вей, казалось, немного обиделся, так как желтая разметка его начала белеть. Тогда первый тень вернул машину на дорогу.

От огромного солнца осталась только половинка. Облака густели и темнели. Они становились плотными и серьезными. Вместе с ними темнел и «Понтиак».

– И почему люди этого мира так слепы? Они отказываются от своего счастья... Может, просветим хотя бы нескольких из них?

– Сами разберутся. Это их крест. Пусть они сами УВИДЯТ. Тогда они получат свободу.

Солнце скрылось за горизонтом.

«Понтиак» снова набирал высоту. За темными облаками пропал и последний блик его вишневых боков.

 

– А ты веришь в свободу? – она сидела на переднем сиденье и курила.

– Да. Верю.

Старый пикап «Шевроле» голубого цвета трясся по дороге, словно желе, но все же дарил хозяину желанные 70 миль в час.

– А я вот не верю... Человек всегда от чего-то несвободен...

– Ты видела? – воскликнул он неожиданно.

– Ты о чем?

– Ты видела тот «Понтиак», что обогнал нас?

Она промолчала, докурив сигарету.

– Скоро мотель. Отдохнуть бы тебе. А я кого-нибудь другого поймаю.

– Тебе ехать-то хоть куда?

– Неважно. Останови машину, пожалуйста.

Он осадил «Шевроле» резким нажатием на педаль тормоза. Она принужденно и неестественно улыбнулась.

– Прощай, ковбой.

– ...

И машина пошла легче. И подарила хозяину 80 миль в час.

«А может, я его догоню?» – маячило в его голове.

Мотель остался позади. Впереди как будто звал за собой дух свободы.

 

– Он видит, – вторая тень положила левую руку на правую первого, которая сжимала рычаг коробки передач.

– Да. Я вижу это.

– Давай разрешим ему! Хотя бы ему!..

– ...

– Он же видит! Он лучше других видит! Он и нас видел!

Первый тень снял очки. Внизу темнело. Но над облаками было по-прежнему закатно-ярко.

Сапог с острым носом отпустил «газ». «Понтиак» снизил скорость, но продолжал идти над облаками.

– Так и быть, пришло его время. – Тень поцеловал вторую тень.

 

Он отчаялся. Он хотел, чтобы его «Шевроле» показал все, на что он способен. А еще лучше – то, на что он не был способен. Темнота обвивала кабину и лезла в открытое окно – солнце уже село. Потом тьма помассировала ему за ушами. «Шевроле» преодолел вдруг непреодолимую отметку в 80.

И начал взлетать.

Он вцепился в руль и не верил тому, что ощущал, ВИДЕЛ и чувствовал.

Проржавевшим в нескольких местах капотом пикап врезался в кипу лохматых темных вечерних облаков и, пройдя в сплошном тумане, который покрыл капельками влаги лобовое стекло, футов двадцать, выпрыгнул из серой пелены на поверхность. Машину тряхнуло так, будто она приземлилась с трехфутового трамплина; «Шевроле» выровнялся.

Он протер глаза и увидел впереди вишневый «Понтиак»

Снова придавив «газ» до предела, он стал догонять вишневый дух. Еще, еще, еще... Шесть футов, пять, четыре, три, два... Нос пикапа поравнялся с багажником «Понтиака»...

– Не сворачивай, Джо, – услышал он голос из вишневого купе, – левее дороги нет... И не пытайся идти с нами наравне. Просто следуй за нами.

После этих слов из выхлопной трубы «Понтиака» вырвалось пламя, и он ушел вперед.

Джо остолбенел. В «Понтиаке» уже знали его имя. Знали там и все-все-все остальное.

«Шевроле» на исходе сил неся за духом свободы над облаками. К закату. К... Джо и сам не знал, к чему еще, но он знал точно, что никогда не вернется обратно.

Где-то позади, на одиноком ночном хай-вее, уже кружились полиция и кареты скорой помощи. Все – вокруг «обнявшего столб» голубого пикапа «Шевроле».

– Водитель погиб при ударе, – сказал какой-то врач полицейскому, и в этот момент ему показалось, что он что-то видел на небе.

«Эти дежурства сутками так изматывают», – подумал он и отошел в сторону.