Екатерина Галушкина

Чечня

Каждый день я смотрю на небо

И хочу отыскать звезды.

Как хотелось сейчас мне бы

В мирный дом превратить Грозный!

Как хочу я унять разом

Ту войну, что несет жертвы.

И на месте войны грязной

Новый мир возвести светлый!

Надо верить

Дождь и слякоть. Просто так положено.

Просто осень. Листья с неба падают.

Я не понимаю, как возможно так –

Жить, когда ничто уже не радует?

В сердце пусто, как на голом дереве,

Только ветки с тонкими прожилками.

Я бы не жила, когда б не верила,

Что пройдет зима с ее снежинками.

Что пройдут морозы с их колючками,

Что тепло наступит нежно-жгучее.

Надо верить, надо просто чувствовать,

Что, не сразу пусть, но все получится.

Алексей Осипов

В Афгане

Насели «духи» с трех сторон,

В четвертую я глянул – преисподняя!

Не хватит мне, наверное, патронов,

Закончится сейчас мое сегодня.

А рядом друг лежит и еле дышит,

И облака на миг остановились...

Он тиканья часов своих уже не слышит,

Часы тем тиканьем мне в мозг вонзились.

Тут вспомнил Бога я (о Нем я мало слышал),

И первое, что мне пришло на ум,

Попробовал молиться, но вряд ли Он услышал,

И только командир отвел от дум.

Приказ: «Вперед!» Куда? Наверно, в преисподнюю.

Я зубы сжал, товарища рванул.

Он слабо всхлипнул, харкнул кровью на исподнее.

Закинув голову, на небо он взглянул.

«Ты соберись! – ору ему я очумело. –

Ты соберись, ведь нам недалеко».

Он будто понял, полз рывками, неумело,

А я последние патроны – в молоко.

Тот бой ушел. Нам помогли, наверно, свыше.

В глазах стоят все те же облака...

И тиканье часов который год я слышу,

И в Бога верить стал наверняка.

Забыть войну? Навряд ли ты забудешь.

Она не даст спокойно спать и жить.

Хоть понимаю я, что это не увидишь,

Но память не порвешь, как связанную нить.

Окоп

Когда судьба по следу шла за нами,

Как сумасшедший с бритвою в руке.

                                                                                                       Арсений Тарковский

Окоп с вниманьем оглядев,

Я не спеша готовлюсь к бою,

От мысли вдруг оцепенев:

Быть может, я могилу рою?

И, засмеявшись без причины,

Еще распутал мысли нить:

Я не хочу своей кончины

И страшно в этом мире жить.

А чувств запутанный клубок

И о земле, и об атаке...

Судьба стилет мне тычет в бок.

Как все нелепо в этой драке!

Чужая местность, почва не своя,

Копаюсь в ней остервенело.

Пусть не своя, но все-таки земля,

Укроет от осколков тело.

Госпиталь

Госпитальный запах я вспомнил,

Запах крови, мучений и хлорки.

Бред и шепот друзей я запомнил

И бинтов засохшие корки.

Не стихи бы писать об этом,

А забыть бы все это, не помнить.

Голос друга, кричавшего шепотом:

«Дай воды мне фляжку наполнить».

И сестричка глядит расстроенно,

Повторяя одно: «Успокойся!»

Только парень живет еще воином,

Смерть не чует, его ты не бойся.

Вот затих один уж на койке.

Видно, ищет звезду безмятежную.

Потерял он ее в мясорубке,

Только боль одна безутешная.

Видно, все мы сейчас виноваты

И уходим рано на небо,

Мужиками назвать рановато,

И не юноши – это уж верно.

А очнувшись, краснеем от повести

Той, как вел себя под наркозом,

И остатки израненной совести

Заглушаем смехом нервозным.

Ну, а дома вздрогнет лишь мама,

Будто в сердце ее укололо.

И помчится домой телеграмма:

«При исполнении» – скоро будет он дома.

Видно, все мы сейчас виноваты

И уходим рано на небо.

Мужиками назвать рановато,

И не юноши – это уж верно.

Разговор с афганским поэтом

Отрывок памяти с Афгана ожил в голове

И бархатная ночь, воспетая поэтом.

Вот только боль живет в душе моей,

И Лира не помощник больше в этом.

Поэт поет мне о своей стране,

А мозг диктует ужасающие факты.

Страна мне эта видится во сне,

Здесь пропадешь без автомата и лопаты.

Течение воды в заснувшем арыке.

Луна туда глядит холодным ликом.

И затаившийся боец с гранатою в руке

Который час молчит и давится безумным криком.

А БТР застыл, оскалив хищно «морду»,

И кажется, металл устал в оцепененьи.

А бархатная ночь вампиром рвет аорту.

Придет восход и принесет спасенье.

Гортанный крик взорвал слепую тишину,

Не выдержали «духи» нашего молчанья.

И бархатная ночь уносится в войну,

Смерть обрела права на скорое венчанье.

Несется мат, команды, рев «шайтан-трубы»,

Во мгле мелькают ватные халаты...

Вот взорвалась соседа линия судьбы,

И к черту ночь, и вечер, и закаты.

А утром вертолет забрал солдата труп,

Поднялся в небо, как вдогонку за душою.

И снова ночь, и ты на чувства скуп.

Поэт! Мы говорим по-разному с тобою.

* * *

Пашня мягким покрывалом

Расстелилась по земле.

Грач, шагая чинным шагом,

Пищу выискал себе.

Солнце греет пашни комья,

Дух земли вокруг парит,

Поле – вечных сцен раздолье –

Притянуло, как магнит.

Пробиваясь к свету, к воле,

Озимых поднялся род.

Нету места тут неволе,

Здесь не ищут чувства брод.

Церковь ждет на косогоре

Доброту открытых душ.

Говорят ей лишь о горе,

Да выпрашивают куш.

Я иду к ней через поле

Светом душу озарить.

Мне не надо лучшей доли,

Я иду благодарить.