Санди Саба

 

 

Моим друзьям с благодарностью

Первая глава

ОЛИМПИЙЦЫ

Гермес ворвался на Олимп и застал там идеальную картинку. Зевс играл в нарды с Посейдоном, Аид и Гера внимательно следили за игрой.

– Беда! Беда! Беда!

– Что случилось, Гермес? – братья прервали игру, обратив свои взоры на запыхавшегося бога вестей.

– Беда, Зевс! Фаэтон взорвался! – выпалил Гермес.

– И что? Это не наша беда, а Фаэтона! – Зевс воспринял новость на редкость спокойно.

– А с чего бы ему взрываться? – Аид оторвал взоры от партии и посмотрел на Гермеса.

– Так комета, кажется...

– Это та самая комета, периодичностью в семьдесят шесть лет, – сообщила Гера. – Помнишь, мы пару лет назад ее другой кометой сбивали, чтоб она в нас не попала...

– О, боги, кто ж знал, что она в Фаэтон угодит! – Зевс произнес эту фразу так, как будто раздавил клопа: неприятно, но что делать.

– Кто-нибудь выжил? – поинтересовался Посейдон.

– Только несколько кораблей.

– И куда они направились? – Зевс оторвал глаза от игрального стола.

Установилось молчание. Все прекрасно понимали, что ближайшая планета к Фаэтону – Земля.

– К нам... – пролепетал Гермес. – Вернее, они уже у нас.

– Тьфу ты, и правда беда, – усмехнулся Зевс. – Беженцев мне тут только не хватало.

– Так Земля наша велика и обширна, – заикнулась было Гера.

– А куда я своих статуэток селить буду? – проворчал Зевс.

– Каких статуэток? – не понял Гермес. Он сам оказался не в курсе последней сногсшибательной новости, которая случилась на Олимпе.

Гера отвела его в сторону и объяснила:

– Зевс ради развлечения слепил две статуэтки из глины. Они так ему понравились, что он решил их оживить.

– Ну-ка, пойдем, поглядим на твоих беженцев... – Зевс, недолго думая, запряг тройку небесных орлов, и вся олимпийская компания направилась к фаэтонцам.

На фаэтонцев нельзя было глядеть без слез. Высокие по природе, они согнулись, сгорбатились и осунулись. Они боялись взглянуть олимпийцам в глаза. Один из фаэтонцев вышел навстречу олимпийцам и пробормотал, размазывая по щекам грязноватые слезы, лившиеся из белозрачковых глаз:

– Наша планета сгорела, помогите, пожалуйста...

– И куда мне их, белоглазых? – нахмурил брови Зевс.

– Не нравятся мне они, наплачешься ты с ними, – проворчал Аид. – Ты посмотри, как у них глазки бегают. Свою планету не уберегли, а теперь еще и за нашу примутся.

– Ну, не выгонять же их, пусть пока живут, а потом придумаем, что с ними делать, – развел руками громовержец. – Куда бы их только определить?

– Да посели на один континент с запретом селиться на других, – подал идею Посейдон.

– Придется. Вот на твою Атлантиду и поселю! – принял решение громовержец.

– Почему на мою?! В Атлантиде уже кентавры живут! – опешил Посейдон.

– Ничего, потеснятся твои кентавры немного.

– Наш президент Энки клятвенно обещает соблюдать все ваши законы и обычаи, – благодарно поклонился беженец.

– Гермес, Гера, братья, займитесь несчастными! – приказал Зевс.

– Всё-таки добрый у нас Зевс, – прошептал Посейдон на ухо Аиду.

 

Афродита проснулась, потянулась всем телом, скинула полупрозрачное кружевное в цветах одеяло и сразу стала глядеться в зеркало: «Хороша, ах, хороша!» Богиня и вправду ладно скроена небесным скульптором: ни единой неправильной черты, кожа белая, чистая, единственная родинка под левым соском смотрелась очаровательно. Только жаль, что никто этого не оценит. Олимпийские боги – жуткие
эгоисты, заняты только собой. Артемиде нужна охота, Гермесу торговля, Арес воюет, Аполлон весь в театре и поэзии. Гефест только по названию муж, не вылезает целыми днями из своего вулкана...

Она прошла в свою купальню, густо засаженную розами и анемонами. Фиговое дерево склонилось над самой водой. Это Эосфор постарался – покровитель вечерней и утренней зари, служитель и страж святилища Афродиты, ее поклонник и первая любовь.

– Эосфор, не прячься, заходи. Ты подглядываешь за мной, как будто ни разу не видел меня обнаженной, – рассмеялась Афродита.

– О, моя прекрасная госпожа, каждый день я как будто вижу тебя в первый раз! – поклонился Эосфор, юноша-блондин со светящимися фосфорными глазами.

– Льстишь, – рассмеялась Афродита.

– Я люблю тебя, госпожа!

– Ну, это понятно...

– Госпожа, я хочу, чтобы только я один мог видеть тебя в этой купальне!

Неожиданно этот невинный ответ задел Афродиту:

– Твоя беда, Эосфор, в слове «хочу». Забудь его! Ты и так чаще всех видишь меня, общаешься со мной!

– О, прости, госпожа, я не хотел тебя обидеть, – смутился страж.

– Ладно. Приготовь мне покрывало, пока я принимаю ванну.

Афродита медленно с наслаждением погрузилась в прохладную ароматную воду. Представила себя маленькой девочкой и стала с заливистым смехом гонять по воде лепестки роз. Неожиданно ее забаву прервал голос отца.

– Афродита! Где ты? – вопрошал Зевс.

– Что случилось, отец? – красавица с неохотой вышла из купальни, Эосфор подал ей бархатное полотенце, специально сотканное для нее наядами из лебединого пуха.

– Через три дня я устраиваю на Олимпе пир...

– По поводу?

– Я третьего дня из глины сделал две статуэтки: его и ее. Они мне настолько понравились, что я вдохнул в них души. Я хочу, чтобы ты с ними познакомилась и подружилась. Прошу прийти на пир не просто так, а с подарком. Это и тебя касается, Эосфор.

– Придем, подарим, попируем! – легкомысленно засмея-
лась Афродита.

Зевс исчез так же внезапно, как и появился.

– Я не желаю дарить подарки глиняным статуэткам только потому, что они понравились Зевсу, – проворчал Эосфор.

– Дарить и отдавать всегда приятнее, чем принимать, – надула пухлые губки Афродита.

– Глина всегда служила богам, а теперь выходит, что боги должны прислуживать глине?! – не унимался Эосфор.

– Самый лучший творец всегда служит своему творению, – в голосе Афродиты появились стальные нотки, как у отца. – Ты мне сегодня не нравишься, Эосфор, ты злой! Выйди вон!

Страж предвкушал утро любви и совершенно не ожидал, что его прогонят: «Вот ведь, никогда такого не было. Это всё из-за этих проклятых глиняных статуэток! Вечно Зевс со своими затеями. Не сидится ему спокойно на Олимпе!»

Эосфор глубоко задумался: а, собственно, чем он хуже Зевса? Зевса делают великим три вещи – эгида, молния и колесница, запряженная волшебными орлами. Если отобрать у него их – он будет беспомощным, как младенец. И почему бы Эосфору не расправиться с Зевсом, как расправился сам Зевс с Кроном? На помощь богов рассчитывать не приходится, его власть их устраивает. Однако есть те, кто может соперничать с громовержцем – это пришлые боги с планеты Фаэтон – титаны, или, как они себя еще назы-
вают – аннунаки. Почему бы не помочь им? Но об этом никому пока ни слова. Даже прекрасной Афродите...

 

Спустя три дня в олимпийском дворце Зевса собрались все боги. Запаздывали только Посейдон, Афродита и Эосфор.
Дворец, в котором пировали олимпийцы, находился на огромной поляне. С двух сторон – горы, кое-где поросшие лесом, с третьей – отвесный искрящийся водопад, с четвертой – долина, ведущая к подножью Олимпа. Вместо потолка небо, вместо светильников солнце.

Впервые Зевс восседал не на троне (как и его жена Гера), а подле него. А на трон они посадили ожившие глиняные статуэтки. Статуэтки сидели тихо, глядя на олимпийцев робкими доверчивыми глазами, как дети смотрят на взрослых.

– Знакомьтесь, это люди! – представил их громовержец.

Первой подошла для знакомства с ожившими статуэтками Артемида. Она поклонилась сперва Зевсу, потом статуэткам.

– Покровительница леса и охоты научит вас охотиться, покажет, как нужно вести себя в лесу, – представил богиню громовержец.

– Это мой подарок для новых жителей Олимпа, – Артемида подошла к трону и положила возле него лук и колчан со стрелами. Колчан был сделан из редкого дерева альгарробо, а каждая стрела блестела золотистым оперением.

Олимпийцы подходили по очереди, кланялись и подносили подарки. Аполлон так долго расшаркивался и читал сонеты, сочиненные по случаю, что Зевсу пришлось его остановить на полуслове. Он преподнес людям золотое перо и зеркало. Гермес – расшитый золотом и серебром кошель для монет. Арес – непробиваемый щит и меч, выкованный Гефестом. Сам Гефест – кузнечные мехи. Аид – очаг. Персефона – посуду для дома.

– Не слишком ли много ты им воли даешь? – проворчала Гера, глядя, как люди рассматривают олимпийские подарки.

– Нельзя дать много воли, она или есть, или ее нет, – отмахнулся Зевс.

– Даже нам ты такой воли не даешь, – продолжала ворчать жена, но не сердито, скорее, чтоб показать мужу дежурную ревность. Статуэтки ей тоже нравились. Она подарила им красивую резную кровать с бубенчиками. Кровать была с сек-
ретом: кто на ней спал, видел только хорошие добрые сны.

– Вам, богам, только дай волю, весь Олимп на уши поставите! – рассмеялся Зевс.

– А для чего ты их вообще создал? – поинтересовалась жена.

– Как для чего? Ты посмотри на Землю! Ее населяют хоть и красивые, но бездушные твари. Скука.

– Они скоро надоедят тебе не меньше нашего, – хмыкнула жена.

– Так они будут плодиться и размножаться. И каждое новое поколение будет удивлять и радовать, – мечтал Зевс.

В самый разгар празднества в пиршественный зал с водопадом вкатился волной Посейдон.

– Прошу прощения за опоздание, ловил селедку для Аполлона, – извинился он, размахивая судком с рыбой. Он посмотрел на статуэток. – Так вот вы какие! Ты превосход-
ный скульптор, Зевс!

– Не льсти! – зарделся от братского комплимента Зевс.

– Это не лесть! Это суровая правда жизни! – Посейдон был в отличном настроении. – Вот мои подарки. Удочка и невод, с помощью которых вы сможете прокормить свою семью.

Только Посейдон сел на свое место рядом с братом, как появилась Афродита в цветочном платье (розы, астры, гвоздики, хризантемы и другие удивительные цветы). Она поклонилась, как и требуется, Зевсу, Гере и статуэткам. Но в ее руках ничего не было.

– Ты ничего не принесла? – нахмурился Зевс.

– Неправда, – улыбнулась загадочной улыбкой Афродита. Она отцепила от своего платья прекрасную хризантему и кинула статуэтке-женщине: – Лови!

– И это всё?! – удивился Зевс.

– Нет, – Афродита рассмеялась, и хмурое лицо отца моментально разгладилось до улыбки. Она обратилась к олимпийцам: – То, что вы подарили статуэткам – вещи в хозяйстве, конечно, нужные и важные. Но мой подарок – особенный. Какое самое заветное желание у тебя, женщина? Только, пожалуйста, оставь мечты об очаге. Он уже у тебя есть.

– Я хочу любить своего мужа и хочу, чтобы он любил меня. Чтобы мы были одним целым.

– Они мне нравятся! – захохотала Афродита искренним заливистым смехом. – А ты, мужчина?

– Я как моя жена! – выпалил мужчина, опасливо глядя на женщину.

– Тогда, я думаю, мои подарки вам понравятся. Эрот! – позвала она сына. Эрот выскочил из-за спины матери, вынул свой лук и стрелы. – Пристрели-ка мне их! – приказала Афродита.

Никто и опомниться не успел, как Эрот натянул тетиву и быстро выпустил по очереди две стрелы: одна попала в сердце мужчины, другая в сердце женщины. Но они не умерли, напротив, их лица перестали быть серьезно-каменными, они посмотрели друг на друга и смутились.

– Теперь они могут любить, теперь они будут подобны нам! – Афродита послала людям воздушный поцелуй. – Это Он и Она!

– Это поистине божественный подарок! Мы так и назовем первых людей: Он и Она! – Зевсу понравились эти простенькие имена. – Никто не против?

– Он и Она так Он и Она, – вздохнула Гера.

– А где Эосфор, почему я его не вижу? – нахмурился Зевс. – Он остался последним, кто не поздравил людей.

– Я здесь, – произнес Эосфор, единственный из гостей выглядевший мрачнее тучи. Он стоял в стороне, у самых дверей олимпийского дворца, одну из рук спрятав за пазухой своей туники.

– Где твой подарок? И поклонись же, – потребовал Зевс.

– Я не буду поклоняться глине, хоть ты, Зевс, и вдохнул в нее душу. Глина есть глина. Но подарок сделаю.

Зевс нахмурился еще больше, даже потянулся к своей
молнии, что стояла у трона. Эосфор медленно вынул руку из-за пазухи и извлек два яблока, с одного бока желто-золотых, с другого багряно-червленых. Мужчина протянул было руку, чтобы взять один плод, и Эосфор вначале сделал движение, как будто хочет отдать его мужчине, но в последний момент отдернул руку и кинул яблоко женщине, едва успевшей его поймать. Зевс недовольно покачал головой – ему не понравилась такая игра. Второе яблоко Эосфор небрежно кинул к ногам мужчины.

– Это не простые яблоки, это яблоки с древа познания. Я дарю статуэткам знание и мудрость.

– Знаю я это дерево, рановато яблоки с него пробовать, не созрели они еще, – недоумевал Зевс.

– Кто не созрел: статуэтки или яблоки? – не поняла Гера.

– И те, и те, – хмыкнул Зевс.

Аид пробрался к Зевсу и стал что-то шептать ему на ухо. Зевс сначала внимательно слушал, потом поморщился и отмахнулся от брата, как от надоедливой мухи. Гера услышала его последние слова: «Я знаю, Аид, не объясняй мне прописных истин!»

– Садись, Эосфор, ешь, пей, – пригласил Зевс бога утренней зари к пиршественному столу, а сам прошептал сидящему слева Посейдону: – Аид, конечно, прав. Не нравится мне сегодня Эосфор.

– Ты придираешься, выпей лучше! – Посейдон под сердитым взглядом Геры подал брату кубок с пьянящим нектаром.

Зевс принял кубок и провозгласил:

– Я поднимаю этот кубок за мои новые творения! Плодитесь и размножайтесь!

Олимпийцы выпили, и только Афродита заметила, как Эосфор, едва пригубив свой кубок, выплеснул вино в фонтан.

И в этот момент раздался истошный крик женщины, а потом и мужчины. Олимпийцы мигом обернулись и обомлели: люди горели, но горели необычно, изнутри. Он и Она сначала держали огрызки яблок, а потом выронили их, потому как они обожгли их ладони огненным светом.

– Я потушу! – кинулся к людям Посейдон, но Зевс властным жестом остановил его:

– Глина обжигается огнем! – загадочно произнес он.

Огонь погас, люди без чувств упали, после чего к ним бросился Асклепий. Пощупал пульс и с облегчением вздохнул:

– Они спят!

– Я и сам хотел попросить Эосфора об огненных яблоках, – усмехнулся Зевс.

– Ты знал, к чему это приведет? – поняла Гера.

– Ну, конечно. Эосфор почему-то думал, что огонь с древа познания спалит людей. Но глину огнем закаливают, и люди выдержали это испытание! – объяснил громовержец. – А где, кстати, Эосфор и где Посейдон?

Не успел Зевс задать вопрос, как опять возникла суматоха, и над Олимпом разнесся зычный бас Посейдона:

– Стой, негодяй!

Гости тут же сорвались с мест, устремившись на голос морского владыки. Оказалось, что под шумок Эосфор пытался угнать Зевсовых орлов. Посейдон вовремя это заметил и остановил вора.

– Эосфор пытался угнать твою колесницу, Зевс!

– Дурачок, с ней только я и управлюсь, – громовержец отнесся к преступлению неожиданно легко.

– Как я вас всех ненавижу! – налился огнем разоблаченный вор.

– Остынь! – Посейдон обрушил на него водяную волну из своего трезубца. Эосфор вмиг погас, сделавшись мокрым и облезлым. Афродита смерила его жалостливо-презрительным взглядом:

– Зачем ты чуть не спалил людей? Что они тебе сделали?

– Затем! – сплюнул Эосфор. – Ты, Афродита, научила их любить, я научу их ненавидеть!

Афродита отшатнулась, словно ее ударили по лицу:

– Тот, у кого в сердце ненависть, мне больше не друг!

– Сгинь с глаз моих! – закричал Зевс. – И чтоб духу твоего на Олимпе не было!

Раздался гром, небо моментально заволокло тучами и на землю обрушился олимпийский ливень.

 Если гнев Зевса был понятен Эосфору, то гнев Афродиты стал ударом. Ведь всё, что он замыслил – делал для нее! «Я тебе еще отомщу, Посейдон, за это унижение! И тебе, Зевс!» – метал огонь внутри себя.

– Береги своих наяд, Посейдон! – пригрозил он вслух.

Посейдон ринулся было догнать бога утренней зари, но Зевс остановил брата:

– Не надо... Ничего он не сделает. Ему теперь на Олимп вход заказан, пойдем лучше выпьем, Дионис прислал очень хорошего нектара, сорок градусов.

 

...Прошло много-много лет. Менялись поколения людей, они плодились и размножались и расселились по всей Земле. И только теперь Эосфор наконец решился идти к Афродите вымаливать прощение. Он знал, что перед богиней любви с пустыми руками лучше не появляться. А что ей принести, никто лучше пророчицы Сивиллы не посо-
ветует.

Сивилла жила на острове посреди Авернского озера. Оно было совершенно круглым оттого, что когда-то Зевс соревновался с Гефестом, кто попадет в «корзину» Везувия, но с первого раза промахнулся. От мяча осталась большая вмятина, заполнившаяся потом водой, а со временем посередине образовался остров.

Когда бог зари зашел в покои пророчицы, то увидел еще молодую, но не слишком красивую женщину с достаточно грубыми чертами лица. От разноцветья ее наряда у него даже запестрело в глазах. На столе стояла большая чашка с одним-единственным яблоком, но огромным и до того переспевшим, что даже кожица лопнула. Рядом – открытая толстая книга, но не пергаментная, а из китайской кожи, которую еще называют модным словом «бумага».

– Здравствуй, Сивилла, – поклонился Эосфор.

– И тебе к Асклепию долго не ходить, – небрежно кивнула Сивилла.

– Я поссорился с Афродитой, – пробурчал Эосфор.

– С богиней любви? Это умудриться надо... – хмыкнула Сивилла. – И ты пришел за советом, как помириться и задобрить Афродиту?

– Ну да, – потупил взор гордый бог.

– Давай посмотрим, чем тебе можно помочь, – Сивилла проворно соскочила со своего ложа, взяла яблоко, но есть не стала, а начала рассматривать его на свет, будто хотела что-то увидеть. Потом схватила книгу, быстро перелистывая, и – о чудо! – под ее рукой стали проявляться странные письмена. Причем вперемешку – и иероглифы, и руны, и буквы самых разных алфавитов. Сивилла провела по книге рукой – письмена снова исчезли.

– Ну что? – Эосфор смотрел на пророчицу.

– А ведь ты поссорился не только с Афродитой, но и с Посейдоном, и с Зевсом? Верно?

– Верно, – подтвердил Эосфор. – Но ссору с Посейдоном и Зевсом я смогу пережить.

Пророчица вскинула на него удивленный взгляд: так смотрят на самоуверенных хвастунов, которые бахвалятся в одиночку переплыть море.

Сивилла что-то записала в своей книге, после чего уверенным жестом вырвала страницу и сунула в руки Эосфору. Прочитав, он проворочал:

– И всё? – Эосфор был удивлен.

– Да. Тогда Афродита простит тебя. Ну, и Посейдон с Зевсом, может быть.

– Так просто?

– Я не считаю это простым заданием. Это сложно, это очень сложно, – с ударением на слово «очень» повторила пророчица. – Может, тебе разъяснить?

– По-моему, всё предельно просто и ясно, – глядя на
листок, ответил Эосфор. – Что я тебе должен?

– Ну, если тебе всё понятно, тогда приходи через тридцать шесть лет, как выполнишь мой совет. Тогда и поговорим об оплате, – рассмеялась Сивилла.

 

Вторая глава

ПОПУТЧИКИ

Бывает такое: ты человека видишь в первый раз, он ничего тебе плохого не сделал, но почему-то испытываешь к нему антипатию. Вот и я к своему попутчику проникся таким чувством. Уголки его губ были скривлены в усмешке, взгляд устремлен куда-то мимо. Солнце било в лицо, и он говорил со мной с закрытыми глазами. Меня клонило в сон от жары, и я слушал его сквозь полудрему.

– Куда и откуда едешь? – он сразу перешел на «ты».

– На Альбион из Афин.

– Ого, как далеко, и зачем?

Как он любопытен!

– К дяде, он тамошний друид, – соврал, хотя и наполовину, я. – А ты куда?

– А я в Атлантиду, – не стал скрывать он.

– Тоже не близко. Это же за Геркулесовыми Столпами?

– Да, у Канарских гор. Не хочешь спросить, зачем?

Его прямо распирало от желания поделиться своей тайной.

– Ну и зачем? – полюбопытствовал я исключительно ради того, чтобы он отстал.

– Чтобы стать царем Золотого острова Атлантиды.

– Э? Ничего о нем не слышал.

– У тамошних жителей есть странный обычай – они выбирают царя из прибывших чужеземцев. Правда, на три года, а потом отправляют на соседний остров Царей, где он или доживает остаток своих дней в довольствии и достатке,
или ему грузят корабль золотом и серебром и он уезжает к себе на родину.

– Атланты – видимо, очень добрые и богатые люди, – не удержался я от едкого замечания, но мой собеседник не заметил иронии. – Наверняка у них от чужеземцев отбоя нет и там в цари большая очередь.

– Я могу и подождать, – рассмеялся попутчик. – Но они выбирают не просто чужеземца, а мужчину, здорового, неженатого, и что самое главное – с золотым украшением на теле.

– И где же оно у тебя? – рассмеялся я.

– Смотри! – он приподнял тунику, и я увидел огромное, почти бычье золотое кольцо в его пупке.

– А, ну тогда могу только пожелать тебе хорошего царствования... – произнес я равнодушно: каких только чудаков не встретишь на своем пути!

Я побрякушки терпеть не могу. По большому счету, именно из-за золота отца и мать изгнали из Скифии и они лишились законного трона. Именно из-за золота их чуть не убили. Именно из-за золота произошли все беды в моей семье.

– А ты не эллин, – попутчик наконец разглядел мою раскосость и скуластость. Солнце перестало бить ему в глаза, скрывшись за облаком.

– Ну и что?

– Да ты мэтек! – разочарованно протянул он, и его интерес ко мне сразу пропал. Эфеб и есть эфеб, что с него возьмешь. Хорошо относится только к своим.

Да, я – мэтек и что? По мне, это не так уж плохо. Мэтеки, по крайней мере, свободные люди, правда, без гражданства.

– Да ты скиф! – дошло до попутчика. Разглядел-таки.

Да, я скиф – и что с того? В детстве я спрашивал родителей: почему мы не живем на родине среди соплеменников? Почему мы должны быть мэтеками? На что отец хмыкал: «Лучше быть свободным и живым мэтеком на чужбине, чем мертвым на Родине». Потом мама по секрету мне рассказала, что отец – второй сын скифского царя Сараксая, но трон одноместный и первый сын оказался расторопнее.

Лично я никогда не мечтал быть царем. Это ж сплошные войны, интриги, страх за свою шкуру, а я человек мирный и доверчивый. С детства пристрастился к книгам. Отец повозмущался, но, поддавшись на уговоры матери, отправил меня в афинскую философскую схолу, где мне преподавал сам Сократ. Мне нравилась философия, нравилось учиться, но больше всего хотелось узнать, каков наш мир.

На самом деле на это путешествие я решился не от хорошей жизни. Как говаривал мой учитель: «Многие подвиги совершаются оттого, что человек загнан в угол и ему нечего терять». Моя мать вторила философу: «Умей держать удар! Что ни случается, всё к лучшему!» А отец усмехался: «Любая неприятность сегодня может оказаться благом завтра, и наоборот!» Конечно, в этом есть соль. И вот я, Рутен, сын скифского народа, на купеческом корабле плыву в направлении самого Альбиона.

Второй мой попутчик тоже странный тип – лет сорока, с бородкой клинышком и в странных темных очках с круглыми стеклами. На корабле то ли в шутку, то ли всерьез шептались: «Это сын Горгоны Медузы. Чтобы не обратить никого в камень, он прячет глаза за темными стеклами». Моряки побаивались его, старались держаться подальше. Сам очкарь тоже не стремился с кем-либо общаться.

Я очень удивился, когда однажды он вышел из своей
каюты и спросил у капитана:

– Когда мы будем у Геркулесовых Столпов?

– Если ветер не переменится, завтра на рассвете, – ответил тот.

– Вы можете меня разбудить?

– Конечно.

– И меня разбудите! – присоединился я к просьбе. Мне тоже загорелось посмотреть на Геркулесовы Столпы.

Рано утром капитан выполнил просьбу, и я, едва продрав глаза, выбрался на палубу. И сразу же оторопел. Передо мной стоял... черный человек из страшных сказок, которыми в детстве стращала мама, когда я не слушался. Сперва испугался, а потом... рассмеялся, поняв, в чем причина его «чёрности». Он стоял против всходившего солнца. Про себя я прозвал его «человеком утренней зари».

Погода стояла самая лучшая для морского путешествия, несильный ветер дул в парус. Я надеялся, что дней через пятнадцать окажусь в Альбионе.

– Наш золотоискатель спит. Ему не нужны Геркулесовы Столпы, он чужд романтике, и чувство прекрасного у него выкрашено золотом, – заметил вдруг очкарь. – Люди гибнут за желтый металл. А я вот люблю смотреть на рассветное море. Только, конечно, не штормовое. При небольшом ветре и чистом небе.

Он как будто знал, на чем меня подловить.

– Море сейчас дремлет, – пробормотал я, чтобы поддержать беседу.

– Не правда ли: море напоминает жизнь, а человек – щепку в море. И мотает этого человека по волнам, и мочалит, пока не разнесет на мелкие части, – мой собеседник философствовал.

– Вы, конечно, правы, но представьте, если эти несколько щепок будут держаться вместе, спаянные веревкой или какой скрепой – это уже плот, а очень много щепок – это уже корабль.

Он с удивлением посмотрел на меня, не ожидал, что я стану ему возражать. Он вообще держался самоуверенно и каждое слово произносил так, как будто изрекаел истину. Не иначе философ из какой-нибудь философской схолы.

– Буря разметет любой корабль! Любой! – усмехнулся он.

– Может быть, вы и правы, – бросил я неопределенно, залюбовавшись на открывающийся вид.

– Вы слышите?

Мы прервали наш разговор. Вдали раздавалось мелодичное женское пение на незнакомом мне языке.

– Это сирена? – меня вдруг пробрал озноб: всем известно, что сирены подманивают корабли прямиком на рифы, а потом садятся на палубу и съедают моряков.

– Нет, дорогой мой друг (с каких это пор я стал его другом?). Это наяда. Сирены – хищницы, наяды – это чистое искусство.

– О чем она поет и на каком языке?

– Это язык аннунаков. Она славит Посейдона! Она любуется морем! Если наяда поет – погода еще неделю будет хорошая! И вообще, для моряков – это добрый знак.

Я пытался в предрассветном тумане разглядеть певунью,
но различил только смутные ее очертания на отмельном утесе.

Команда, заслышав песнь наяды, выскочила на палубу почти в полном составе. И очкарь вдруг заявил:

– Плачу сто золотых тетрадрахм за пойманную наяду!

– Зачем вам наяда? – удивился я. На что этот сумасшедший пробормотал невразумительное:

– Так надо!

– А если Посейдон прознает? Он же...

– Пока прознает, я уже буду далеко.

Однако поймать наяду оказалось не таким простым делом. Завидев приближающийся корабль, она прекратила пение и кинулась в морскую пучину. И тут произошло удивительное и невозможное. Очкарь раскинул руки, превратившись в световой столб. Вспышка – и через пару мгновений он очутился рядом с наядой, ухватил ее за волосы и поднял в воздух. Я так и не смог понять, как у него это получилось – какое-то волшебство!

– Готовьте сети, я не могу ее долго держать! – крикнул он команде. И через пару минут моряки уже вытаскивали на палубу сопротивлявшуюся наяду. Ее тотчас спеленали в еще одни сети и подвесили на мачте.

– Пусть обсохнет, – усмехнулся очкарь.

«Обсохнуть» для морской наяды означало верную смерть. Бедняжка напоминала муху, застрявшую в паутине. А сумасшедший попутчик, словно паук, ходил рядом и довольно потирал руки. Он сдержал слово и щедро вознаградил ловцов. Ночью, когда охранявший наяду матросик благополучно уснул, я подобрался к ней. Она тихо плакала.

– Как тебя зовут?

– Лора, – ответила она.

– Я тебя освобожу, Лора.

– И ты не боишься Эосфора?

– А кто это? – никогда прежде не слышал этого имени.

– Тот, кто ведет охоту на наяд, они с Посейдоном в давней вражде. Огонь и вода не любят друг друга. Эосфор – бог утренней зари – был любимцем Афродиты, первым ее любовником и даже охранял ее святилище. Когда Зевс создал человека, Эосфор человека невзлюбил, и за это был изгнан с Олимпа. Афродита теперь его видеть не хочет. На Олимп ему путь заказан. А после того, как Посейдон прилюдно его облил холодной волной – Эосфор решил ему мстить. Но напрямую богу не отомстишь – он и повторить может свой подвиг, а вот на его слугах отыграться – милое дело.

– Он тебя поймал, чтобы убить?

В ответ она задумалась:

– Он ждет, пока мы умрем без воды, а потом посылает наши тела Посейдону. Бывает, что торгуется в обмен за золото с морских глубин.

– Примирение невозможно?

– Боюсь, что уже нет. Для этого Эосфору нужно сказать всего одно слово: «прости», но Эосфор его, похоже, не знает.
Он превратился в истукана без сердца и души.

– Я отпущу тебя!

Я вытащил нож и принялся резать сеть. Та поддавалась с трудом, но всё-таки мне удалось сделать в коконе приличную дыру. Наяда выбралась, но прежде чем покинуть корабль, обратилась ко мне:

– Спасибо тебе, смертный! У тебя золотое сердце! Возьми! – Лора протянула мне золотое кольцо с аквамариновым камнем: – Это перстень самого Посейдона. Меня может не оказаться рядом, когда тебе будет трудно. Позовешь у моря, и я приду на помощь.

Кольцо горело синим огнем, но при этом оставалось на редкость холодным. Наяда надела мне его на безымянный палец, и в первое мгновение я почувствовал небольшое покалывание и жжение.

– Не бойся, кольцо должно тебя принять.

– Оно живое?

– Всё на свете живое, даже камни.

Лора нырнула в море, махнув рукой на прощанье. Если моряки обнаружат пропажу и дознаются, кто помог беглянке – меня в лучшем случае выкинут за борт. Всё-таки это я сумасшедший, а не Эосфор. Я повернулся, чтобы отправиться в свою каюту, но столкнулся нос к носу с эфебом.

– Ты зачем отпустил наяду? – он преградил мне дорогу.

– Это не твое дело! – я попытался его обойти, но эфеб только ухмылялся, закрывая проход.

– Она ведь тебе что-то подарила, верно? Отдай мне ее подарок! Иначе, сам понимаешь... – похоже, он не сомневался, что я ему уступлю.

– А может быть, тебе еще и ключ от сокровищницы Креза, где золото лежит? – я изловчился и саданул ему кулаком в переносицу. Тот, похоже, не ожидал такого развития событий и покатился кубарем, но быстро вскочил на ноги и бросился на меня. Мы сцепились, упав на палубу.

Нас разнял очкарь. В моем положении это было равноценно поражению.

– Так что же мне с тобой делать, сердобольный? – Эосфор смотрел на меня сквозь темные очки, решая мою судьбу.

– Отобрать кольцо наяды и утопить! – закричал из-за его спины эфеб.

Но очкарь медлил, и я не понимал почему. Наконец он произнес:

– Кажется, я придумал для тебя идеальное наказание. Я тебя...

Он не успел досказать, потому что корабль качнуло, потом еще сильнее, и от неожиданности мы все потеряли равновесие. Судя по всему, Посейдон прознал, что случилось с его служанкой, и пришел в ярость, потому как началась самая настоящая буря. Что там Эосфор плел про то, что неделю погода будет хорошей?!

– Проклятье! – очкарь потерял ко мне всякий интерес. Эфеб тоже пропал из зоны видимости. И вот уже Эосфор стоял на носу корабля, раскинув руки. Через мгновенье вместо рук появились огненные крылья. Он взмыл в небо, несмотря на ураганный ветер. Я засмотрелся, и это едва не стоило мне жизни. На голову мне упало что-то увесистое, я покатился по палубе и тут же был смыт в море волной.

 

Третья глава

ЦАРЬ

Я очнулся на песчаном берегу. Странно: у меня ничего не болело, словно не метало меня, как щепку, всю ночь по бурному морю. Сначала я грешным делом подумал, что умер и проснулся в Элизиуме. Потрогал лоб, на нем оказалась здоровенная шишка. Под рубахой мешалось что-то холодное, и я вспомнил, что за подкладкой двадцать золотых – надо же, остались целыми.

Встал, оглядел берег. Передо мной расстилался обычный песчаный пляж, совершенно пустынный, где-то вдали виднелись небольшие скалы, по морской глади ползали утлые рыбацкие лодки.

Повернул за скалу и столкнулся нос к носу с одним из своих попутчиков – эфебом. Живехонек. Он что-то старательно искал на песчаном пляже. При этом, кроме набед-
ренной повязки, на нем не было ничего.

– Ты что-то потерял? – поинтересовался я.

– Да, – он не обратил на меня внимания, как будто мы виделись не больше пяти мгновений назад. – Я потерял свое кольцо...

Пригляделся: действительно, его знаменитое золотое кольцо пропало. Теперь атланты не сделают его своим царем.

– Потерялось во время шторма. Видимо, я его плохо закрепил.

– Так вряд ли теперь его найдешь, сейчас оно лежит где-нибудь на дне и им любуются наяды.

– Скорее всего, – грустно проговорил он, посмотрев на меня сперва мельком, но потом вдруг его взгляд стал осмысленным, особенно когда он заметил на моем пальце кольцо с аквамарином: – Слушай, зачем тебе кольцо? Продай мне!

– У тебя же ничего нет! – рассмеялся я.

– Мой отец богат, я напишу тебе расписку, он даст тебе сто, нет, двести золотых тетрадрахм.

– Отец? А у самого-то тебя что-нибудь есть?

– Я – единственный наследник. Ну продай! – он извивался вокруг меня.

– Это подарок, а подарки не продают! – отрезал я.

– А я не прошу навсегда, дай мне его всего на один день. Клянусь Зевсом-громовержцем, я тебе его верну!

– Нет! – повторил я.

Тогда он кинулся на меня с кулаками, но я уже был готов к такому повороту. Мне пришлось успокоить его с помощью физической силы. Он упал на горячий песок и, размазывая сопли по всему лицу, канючил:

– Ну дай, ну пожалуйста!..

На него было противно смотреть. И я побрел дальше по берегу и вскоре заметил небольшую ветхую хижину, возле которой сушились порванные рыбацкие сети и старенькая одежонка. Я решил познакомиться с хозяевами, чтобы расспросить, где очутился:

– Есть тут кто?

– А кто тебе нужен?

Я боялся, что язык окажется мне незнаком, но мужской голос ответил на чистом эллинском.

– Да кто угодно, только бы не лихой человек, – ответил я.

– Да ты никак с другого берега, – навстречу мне вышел старик с окладистой седой бородкой.

– Так и есть. Мой корабль потерпел крушение, меня вынесло на берег.

– Да ты в рубашке родился! – усмехнулся старик. –
Ночью был жуткий шторм, и рано утром я выловил с десяток утопленников.

– А где я?

– Это мыс Удачи, самая восточная оконечность страны атлантов.

– Ого, куда меня занесло. Мне бы воды... – попросил я.

– Ты русоволос, у нас таких отродясь не бывало, – подал он кувшин с водой.

– А какой у вас город главный? – отер я губы тыльной стороной ладони.

– Посейдонум, я там на агоре рыбу продаю.

Я задумался: почему бы не задержаться в Атлантиде, раз уж выдалась такая возможность? Посмотрю, как здесь живут люди. Вот только на что потом я первое время буду жить на Альбионе? Двадцать золотых лучше приберечь на черный день. Вот бы хоть чуть-чуть подзаработать прямо здесь!

– А вам батраки не требуются? – поинтересовался я.

– Я бедный рыбак, сам еле-еле свожу концы с концами. Скопил денег на кораблик небольшой, так меня облапошили. Теперь вот не знаю, что делать.

– Кто облапошил? – спросил для проформы, чтобы уважить старика.

– Торговец. Я деньги отдал, а он корабль – нет.

– Ты, старик, жалобу напиши архонту.

– Так написал, да что толку-то? У нас ведь междуцарствие сейчас. Старый архонт уехал, а нового еще не выбрали, – развел руками старик.

В ответ я только вздохнул – а чем я мог помочь? Только посочувствовать:

– На свете правды нет, до Зевса высоко, до архонта далеко.

– Иди в город, в порту всегда нужны рабочие руки. Вон, видишь, дорога из красного камня, по ней и дойдешь.

Быстрым шагом я довольно скоро добрался до города и сразу попал в порт. Народу там было не протолкнуться. Повсюду торговцы и покупатели. Мне показалось или нет? В толпе я различил своего попутчика-очкаря. Я затряс головой, прогнав наваждение.

Эту красивую парочку я приметил сразу, они даже были скованы одной цепью. Оба – голубоглазые, она – с каштановыми, он с рыжеватыми волосами. Девушка в руках держала кифару. Юноша пытался загородить ее от назойливых и похотливых глаз. Как же их угораздило попасть в рабство?

Работорговец, уже немолодой финикиец, лысый и с большущим пузом, надрывался:

– Свежак, оба только что из дворца, из княжеского рода.

– Врешь, небось? – приценивался к ним крайне неприятный тип неопределенных лет с всклокоченной бороденкой.

– Я вру?! – возмутился торговец. – Да пусть Посейдон меня утопит в первой луже, пусть Зевс меня убьет молнией,
пусть... Это дети вождей гуанчей. Заложники. Отец их нарушил клятву, сам был убит, а их последний царь отдал на продажу.

– Сколько просишь?

– Да всего ничего: по десять золотых тетрадрахм за каждого.

– Дорого, – зацокал языком сутенер. – Им цена не больше пятнадцати тетрадрахм за обоих.

– Так ведь они царского рода – раз, девушка играет на кифаре – два, юноша умеет читать – три. Могу сбавить по драхме за каждого, но это только из-за уважения к вам, Гермес не простит мне торговли в убыток себе...

Я хотел пройти мимо, но чисто механически поправил ворот своей рубахи и нащупал мой неприкосновенный запас. До сих пор не понимаю, какая эриния меня укусила, но я резко повернулся:

– Гермес не рассердится на тебя, я покупаю этих рабов за двадцать драхм! – о боги, неужели это я говорю?

Торговец тут же потерял интерес к сутенеру. Его взор обратился ко мне:

– Вы хотите заплатить всю сумму?

– Да.

Финикиец сунул мне под нос купчую, которую мы тут же подмахнули.

– Тавро будете ставить? Клеймление входит в цену.

– Я сам поставлю, – отказался я.

– Мы с тобой, пришелец, еще свидимся! – злобно прошипел сутенер и тут же растворился в толпе.

Финикиец передал мне ключ от кандалов. Знаком я показал девушке и юноше следовать за мной. Я не хотел отпускать их на глазах работорговца.

– Как вас зовут?

– Эльда, – назвала она свое имя.

– Радд, – ответил юноша.

– Замечательные имена!

Как только мы свернули в более-менее спокойное место, я освободил их от цепей и сунул юноше ключ от кандалов:

– Можете идти на все четыре стороны.

И тут бывшие рабы растерялись:

– Мы свободны? Точно?

– Бегите, пока не передумал, – весело хмыкнул я.

Эльда и Радд не заставили себя долго ждать, и через несколько мгновений их и след простыл.

Ну не глупо ли – будучи в чужом городе, истратить в один миг последние деньги на выкуп рабов? Может, всё-таки продать кольцо наяды? Пока я размышлял, заметил, что за мной кто-то следит. Пригляделся: да это ж давешний мой попутчик – эфеб собственной персоной, никак не хочет оставить меня в покое. Уже приоделся, хоть и в драную одежонку. Рядом с ним околачивались три типа внушительной комплекции. То ли пираты, то ли портовые амбалы. Увидев, что раскрыт, эфеб заорал:

– Если поймаете, кольцо мое, а он сам – ваш!

Я приготовился драться, хотя, честно говоря, не представлял, как справлюсь с четырьмя амбалами. Всё же лучше бежать. Только куда? Я рванулся обратно на припортовую агору – там проще затеряться в многолюдье. В этот момент на моем пути появился сутенер:

– Вот он! Он украл у меня кошелек! Двадцать золотых тетрадрахм! – Его сопровождали два рыночных стражника. – Я тебя научу честной торговле! – прохрипел сутенер, ухватив меня за рукав туники.

В первое мгновенье я растерялся. Меня никогда не обвиняли в грабеже, да еще так нагло. Чуйка мне подсказывала: надо драпать. Я дернул руку – ткань затрещала и рукав остался у сутенера. Один из стражников попытался меня схватить, но я оттолкнул его и дал деру к морю. Я там видел скалы, заросшие лесом, где можно спрятаться.

Я выскочил в оживленный переулок и тут же врезался в плечо какого-то горожанина с огромным животом. Поднял глаза – передо мной стоял жрец. И не просто жрец, а судя по белой тунике с золотыми нитями и сине-красными кантами, а также наличию множества золотых побрякушек поверх – верховный жрец.

Мы оба от неожиданности впали в ступор. И тут произо-
шло то, чего я никак не ожидал. Жрец крепко ухватил меня за руку и расплылся в широкой радостной улыбке, как будто я был его старинным приятелем или родственником:

– Вот он, юноша из предсказания! У него перстень Посейдона! Здравствуй, долгожданный наш царь! Верховный жрец храма Посейдона приветствует тебя!

Я, честно говоря, ничего не понял. Похоже, он обознался. Жрец как-то неестественно смеялся, не отпуская меня из крепких объятий. Но, с другой стороны, отпусти он меня сейчас, я попаду или под горячую руку эфебовых наемников, или в лапы агорной стражи. Все они стояли неподалеку в растерянности, не зная, что предпринять.

Видя мое недоумение, жрец наконец объяснил:

– У нас есть древнее пророчество: царем города может стать только чужеземец, прибывший к нам из-за моря, имею-
щий при себе драгоценное кольцо. Это твое кольцо? – он почти силком взял мою руку с кольцом наяды, как будто хотел оторвать ее.

– Мое! – может, надо было сказать, что мне его подкинули?

– Граждане Посейдонума, смею вам представить нового царя нашего города, который, по предсказанию, приведет его к процветанию и сделает самым богатым городом Атлантиды! – заявил жрец. – Как тебя зовут?

– Скиф! – не зная почему, ответил я.

– Царь Скиф! Да здравствует царь Скиф! – верховный жрец поднял мою руку с перстнем. Так поднимают руку победителей Олимпиад, единственно только лаврового венка недоставало.

Четвертая глава

СИЯЮЩИЙ ГРАД НА ХОЛМЕ

Вот ведь причуда судьбы – в отличие от эфеба, я совершенно не стремился стать царем, но стал им. Коронацию, не откладывая в долгий ящик, назначили на завтра, а пока привели в дом главного жреца Посейдона, того самого, которого я встретил на агоре.

Верховного жреца звали Кархарис. В его внешнем облике было что-то хищно-акулье. Его жена умерла несколько лет назад, оставив ему дочку, больше он так и не женился. Дочка, в противовес отцу, оказалась очень миловидной.

– Ариана, – как будто нехотя представил ее жрец.

Ариана посмотрела на меня и вдруг раскраснелась, спрятав глаза.

– А как началась Атлантида? Как вы из Эллады оказались здесь? – поинтересовался я.

– История Атлантиды началась, когда Зевс победил свое-
го отца Крона и решил разделить мир между собой и своими братьями – Аидом и Посейдоном. Бросали жребий. Посейдону по жребию и достался наш остров. Но тогда он был еще безымянным и на нем жили всего три человека, которые приплыли сюда на лодке – рыбак Евнор, его жена Ливкиппа и их дочь – красавица Клейто. Посейдон увидел Клейто и влюбился в нее, она родила ему пять пар близнецов, первых десять царей Атлантиды. Старшего звали Атлант, вот в честь него и назван наш остров.

После ужина меня поселили в гостевой комнате, но мне не спалось. Меня не покидало стойкое чувство, что в моем назначении царем есть какой-то подвох. Такое ощущение, что они хотели короновать первого встречного, и тут жрецу подвернулся я.

– А давно у Кархариса умерла жена? – поинтересовался я у служанки Ксантиппы – на редкость некрасивой женщины, которая застилала мне постель.

Та удивленно вскинула брови:

– Кто вам это сказал?

– Сам Кархарис.

– Не слушайте. У него отродясь жены не было. Деньги – вот его жена и дети.

– А Ариана?

– Она не его дочь. Ариана появилась в нашем доме три года назад. Господин представил ее своей дочерью. Но на самом деле мать оставила ее на время с обещанием не только давать деньги на содержание, но и сверх того. Кажется, на три года, и скоро этот срок заканчивается.

– А мать Арианы видится с дочерью? – я был уверен, что Ксантиппа даст отрицательный ответ, но та кивнула головой:

– Иногда появляется, но старается Кархарису на глаза не показываться. Она живет в горах, но дочь с собой никогда не берет.

Вот, оказывается, как. И здесь свои скелеты. Впрочем, это не мои скелеты, какое мне до них дело? Мне своих хватает.

На окне на небольшом постаменте я заметил красивую вазу с вкраплениями драгоценных камней и протянул руку, чтобы рассмотреть поближе, но Ксантиппа одернула меня:

– Лучше не трогайте, это любимая амфора хозяина, он бывает жутко недоволен, когда ее трогает кто-то еще.

– Так пусть спрячет.

– Он хочет, чтобы гости видели, какой прекрасной амфорой он владеет!

Я не стал спорить.

Перед сном захотелось подышать свежим воздухом. Только спустился в сад, не успев оглядеться как следует, как в дальней части у кокосовых пальм заметил жреца, который явно кого-то ждал и всё время в беспокойстве оглядывался. Чуйка подсказала мне спрятаться в малиннике, и там я нос к носу столкнулся с... Арианой. Она сделала «страшные глаза» и знаком попросила молчать. Я подчинился. Ариана тихо исчезла в глубине сада, стараясь не попадаться на глаза «отцу». Выходит, она следит за жрецом. Но зачем?

Неожиданно прямо перед самым носом Кархариса ударила молния. Вот чудеса: небо-то было чистое, да и грома я не слышал. Что случилось дальше – изумило меня еще больше. На месте молнии возник столб света, внутри которого стоял высокий мужчина. Я видел его со спины, и всё же не мог не узнать – да это же мой старый знакомец, попутчик-очкарь, охотник за наядами.

Он заговорил со жрецом. Они стояли далеко от меня, и я едва слышал их разговор.

– Здравствуй вечно, Эосфор!

– И тебе к Асклепию не ходить, Кархарис! Как пожи-
вает твой город? Нашли нового царя?

– Да, мышка купилась на бесплатный сыр и угодила в мышеловку. Я учел ваш совет и выбрал мэтека.

– Что ж, неплохой выбор. Пожалуй, он даже получше эфеба будет. Но для царя у него есть большой недостаток.

– Какой?

– Он честный дурак.

– Разве это недостаток?! – рассмеялся жрец. – В своей жизни я видел столько царей, и многие из них были непроходимыми дурнями.

– Ты не понял, жрец. Он не просто дурак, он честный.

– Еще не поздно его сменить, – предложил жрец, на что Эосфор на мгновение задумался, однако после небольшой паузы покачал головой:

– В этом нет необходимости. Пусть остается мэтек, только посматривай за ним, чтобы он не удрал из города,
прежде чем...

– Думаю, он останется, – усмехнулся жрец. – Я знаю, как его удержать.

– Потакай всем его реформам, какие бы ни задумал.

– Хорошо, – вытянулся в струнку жрец. – И еще: появился Аль-Асвад, он хочет поговорить с тобой и продолжить то, что делал в Палестине.

– Это хорошая новость.

– Но он боится: его ищут прислужники пророка Илии.

– Они не должны его найти! Ты кого-то подозреваешь?

– Да.

– Ну, так избавься от него. Нет человека – нет подозрений.

– Хорошо.

– Есть еще что? – увидев нерешительность жреца, спросил бог зари.

– Да. На совете безопасности аннунаков принято решение остаться в Атлантиде. Энки продлили полномочия президента. И он хотел бы встретиться с тобой.

– Вот как, замечательная новость! Значит, они с олимпийцами еще не договорились, – расплылся в улыбке Эосфор. –
Сегодня определенно мой день, и твой, Кархарис. Держи, ты хорошо поработал.

Из пустой ладони бога утренней зари посыпались монеты. Вот чудеса! Верховный жрец поклонился и быстро спрятал монеты внутри своих одежд. Из сказанного я понял только одно: против меня затевается какая-то нехорошая интрига. Но в чем ее суть?

Не попрощавшись, Эосфор раскинул руки, превратившиеся в огненные крылья, и исчез в ночном небе.

Я вернулся в дом и, не раздеваясь, рухнул на постель.

Утром меня разбудили служки Кархариса, одели в какую-то цветастую хламиду и повели в храм Посейдона. Он был самым большим в Атлантиде и поражал своим великолепием. Храм располагался посреди озера, беломраморные ступени уходили далеко под воду. И как мне сказали, дно озера тоже выложено белым мрамором. Это означало, что Посейдон мог спокойно подняться в свой храм из вод-
ных глубин.

Меня кто-то сзади дернул за рукав, я обернулся и увидел эфеба. Сквозь зубы он прошипел:

– Ты занимаешь мое место, мэтек, – и побежал прочь.

При входе в храм пришлось снять сандалии и омыть ноги в небольшом фонтанчике со скульптурой наяды. Помощник жреца подал мне белоснежное полотенце.

Внутри храм Посейдона оказался еще более великолепен, чем снаружи. На почетном месте стояла огромная (высотой почти под самый потолок) золотая статуя Посейдона с трезубцем наперевес, с шестью крылатыми конями, рядом скульптуры ста нереид на дельфинах или конях. Полы выложены драгоценными камнями с непонятными золотыми символами, которые начинали сверкать, стоило солнечному лучу упасть на них.

Едва я огляделся, начался коронационный ритуал: Кархарис дребезжаще-тонким голосом затянул какой-то нудный гимн в честь Посейдона, от которого хотелось заткнуть уши.

Потом мне вручили в правую руку тяжеленный (я еле поднял) золотой трезубец с огромным набалдашником. В левую – серебряную удочку (мол, все рыбы царства твои). А на плечи накинули золотистый плащ с меховой подкладкой из какого-то неведомого животного:

– Это морской баран, – объяснил мне жрец. – Любимая одежда Посейдона.

На голову нахлобучилили восьмиконечную корону из кораллов и аквамарина, а на шею повесили царскую гривну – тяжеленный толстенный обруч из чистого золота с рубиновым камнем. На этом, собственно, коронация и закончилась. Жрец пропел гнусаво Гимн архонту: «Атланты, архонт дал приказ, атланты, ждет победа нас!»

Вышли их храма всей процессией, которую возглавлял Кархарис. Через канал высился другой храм, окруженный невысокой стеной из чистого золота. Он был в несколько раз меньше храма Посейдона и больше походил на четырехгранную пирамиду с усеченным конусом, наверху которого стояла серебряная статуя обнаженной женщины. Возле храма били фонтаном два источника: холодной и горячей воды. Я наивно уточнил:

– Здесь будут мои покои?

На что Кархарис рассмеялся:

– Нет, многоуважаемый царь, это всего лишь храм Клейто, первой царицы Атлантиды. В храме работает пифия, которая предсказывает будущее, не хотите попытать судьбу?

Почему бы и нет? Мне стало любопытно посмотреть на предсказателей. У нас в Скифии предсказатели работали с липовой корой: разрезали ее на три полоски, затем, переплетая их между пальцами, произносили предсказание. Помню, энареи-предсказатели напророчили мне: ты будешь царем, но недолго. Так как я был наследным царевичем, то это означало, что меня свергнут и убьют. Отец посчитал такое предсказание зловещим, и мы тут же прогнали энарея. Всё же энарей оказался прав,  но кто ж знал, что я стану царем не Скифии, а Атлантиды?

Пифия оказалась немолодой женщиной, закутанной в какую-то серую накидку с головы до пят.

Женский храм Клейто был гораздо скромнее, но и уютней мужского. Жрица поприветствовала нас, но пифия сделала ей знак, и мы с ней оказались наедине. После долгой паузы она начала:

– Я буду гадать на огне.

Пифия принялась подкладывать в огонь мелкий хворост и кору разных деревьев. Когда над очагом взвился черный густой дым, пифия кинула на середину кусок льда – костер зашипел и вмиг потух. Пифия усмехнулась:

– Твое богатство – это не камни и не тетрадрахмы, твое богатство – это твои друзья и враги. Береги друзей – они твое счастье, дорожи врагами – они спасут тебя. А теперь уходи!

Я-то думал, что она скажет что-нибудь умное, а она отделалась общими словами, которые я и без нее знаю. Правда, насторожило, что враги могут спасти. Одним словом, я вышел из храма Клейто в недоумении.

– Ну как? – поинтересовался жрец.

– Ничего определенного. Покажите лучше, где я буду жить, – попросил я.

– Вон, видите на соседнем острове за мостом хрустальный дворец?

Я взглянул в сторону, куда указал Кархарис, и за пирамидой Клейто увидел царский дворец из горного хрусталя с примесью орихалка и кристально-белого мрамора. Дворец утопал в зеленых висячих садах почти по самую крышу. Через ухоженный сад протекала река, в которой плавали лепестки роз. Проходя мимо, я просто обалдел от исходящих из сада и реки ароматов – смеси цветов, смол и трав. А сколько вокруг было купален!

– Здесь их около сотни! – похвалился жрец. – Открытые – летние, а есть еще и зимние.

– И все они царские?

– Исключительно.

– А где купается народ?

– В море, воды у нас хватает.

– Пишите первый указ, – скомандовал я и, не дожи-
даясь, пока жрец возьмет пергамент, стал диктовать: – Повелеваю: отдать все купальни в пользование народу. Лучшие купальни отдать детям. Купальни с лечебной водой – увечным и болезным. Купальни с благовониями для богатых горожан сделать платными для пополнения царской казны. Кроме этого, надо выделить отдельные купальни для простолюдинов, для женщин, для стариков и для иностранцев. Для иностранцев, если они не увечные, платно. Для себя царь оставляет четыре купальни, две летних и две зимних. При этом двумя буду пользоваться сам, еще две для царской обслуги.

Представьте, как округлились глаза у жреца: похоже, он совершенно не думал, что мой первый указ будет о царских купальнях! Но послушно всё записал и передал слугам.

Пятая глава

НОВЫЕ ДРУЗЬЯ

Первое, что я захотел сделать, вступив в должность царя, это обойти свои владения. Окрестности Посейдонума были разделены примерно на три части. Треть занимал город, еще треть заселяли аграрии-землепашцы со своими полями и еще треть занимали горы, поросшие лесом.

Кархарис сразу предупредил меня: без проводника в горы не соваться, потому что по ночам на поверхность выходят горные духи, которые не любят людей. Особенно неприятны ореады – горные наяды – они играют на арфах, сладко поют, словно сирены, человек засыпает в одном
месте, а просыпается в совершенно другом.

Дочь жреца также предостерегла:

– Вам в одиночку лучше в горы не ходить ни днем, ни ночью, если ореады не поймают, то заколдует тамошняя ведьма Зара! Она очень не любит чужаков, дает путнику сонного отвара, путник засыпает, и она отрубает ему голову. Говорят, у нее забор состоит из кольев, на которых чуть ли не тысяча голов!

– Дорогая Ариана, погодите, вы же сами сказали, что на вашем острове чужак – редкий гость, откуда же там тысяча голов? – рассмеялся я.

– Ну, может, не тысяча, может, всего дюжина, но они есть! Говорят, Зара – младшая сестра самой Цирцеи, – не смутилась Ариана.

По мне – всё это сказки. У нас в полисе сочиняли такие про один дом, в подвале которого якобы жили призраки, а потом оказалось, что местный богач там прятал свои сокровища и сам распространял сплетни, чтобы люди не шастали, куда не следует. За любой такой выдумкой кроется какая-то тайна.

– И последнее, – предупредил меня жрец, перед тем как покинуть. – Я должен вас познакомить с личным телохранителем. Народ у нас добрый, но всё-таки чем Крон не шутит, когда Зевс спит.

Так я первый раз увидел живого кентавра. На его лошадиное тело была накинута ярко-алая попона, с белыми полосами по краю и прожилками золотых ниток. А на человеческое тело одета такого же цвета туника. В левом ухе серебряная серьга. В руках он держал пергаментную книгу, но как только мы с Кархарисом подошли, он отложил ее в сторону.

– Добрый день!

– Знакомься, Пелефроний, это наш новый архонт – Скиф.

Кентавр подал мне руку, рукопожатие у него было крепкое:

– Приятно познакомиться, – взгляд у кентавра был изучающе цепкий.

Жрец ушел, оставив нас наедине. Я поинтересовался:

– Что читаете?

– Новую поэму Гомера – «Одиссея», самиздат, – признался Пелефроний.

– Я слышал, в городе есть неплохая библиотека?

– Она есть и здесь, просто бывшие до вас архонты ее не очень жаловали. Они больше по золоту... промышляли, – усмехнулся Пелефроний.

– Может, прогуляемся? – предложил я.

– Конечно! – с готовностью кивнул он.

Мы взобрались на Одинокую скалу, возвышавшуюся
на горном склоне, поросшем лесом. Пелефроний обещал обучить меня навыкам стрельбы из лука, которыми кентавры (или, как он говорил, «центавры») прекрасно владеют.

На поляне росло идеальное для нашей тренировки дерево, облепленное цветным мхом. Я метил в разные цвета, но не всегда попадал. Всё-таки глазомер у меня так себе.

– Тетиву надо отпускать нежно, а не рывком, – советовал Пелефроний.

– Да уж куда нежнее, – ворчал я, но послушно выполнял команды.

На дереве послышалось какое-то шевеление, кентавр отреагировал молниеносно, вскинул лук, и стрела стремительно полетела в цель – перья разлетелись в стороны, сорока испуганно улетела.

Кентавр уперся передними копытами в ствол и принялся что-то высматривать в ветвях:

– А вот и гнездо... Смотри-ка, да у нее тут целая сокровищница.

Он передал мне почерневшее погнутое серебряное кольцо, раскрашенный охрой кусок пергамента, две медных монетки, свинцовую проволоку и черепок амфоры.

– Вот и человек, как эта сорока, скопидомничает всю жизнь, потом внезапно чья-то стрела обрывает его жизнь и гнездо пустеет, и никому эти побрякушки не нужны, – философски заметил Пелефроний.

– Может, и так, – согласился я, потому как в его словах был резон, но развивать тему не стал. – Скажи, Пелефроний, прежние архонты с чего начинали?

– С увеличения налогов и украшения своих покоев золотом и драгоценными камнями.

– А куда они потом девались?

– После срока их отправляли на Золотой остров. Там они загружали на свой корабль столько золота, сколько влезет в трюмы, и уплывали на родину.

– Атланты щедрые люди. Никто не возвращался?

– Я в Посейдонуме недолго, ты – мой третий архонт. При мне никто не вернулся. А зачем? По второму разу царем всё равно не изберут.

– А почему ты живешь среди людей, а не своих соплеменников?

– Чужой я среди центавров, скажем так, лишний, – пробурчал он. Было видно, что он не хочет говорить на эту тему, и я предложил:

– Пойдем дальше, друг мой...

Кентавр с готовностью кивнул.

К своему удивлению, ничего сверхлюбопытного в своих
владениях я не заметил. Горы как горы, у нас за полисом горы даже покруче: и скалы поотвесней, и вершины повыше. Мы хотели уже возвращаться, когда я заметил одинокую хижину в лесной глуши:

– Кто здесь живет?

– Зара, местная колдунья, но она очень не любит, когда к ней приходят гости. Говорят, может даже убить, если гость ей не понравится.

– Вот и проверим. Эй, здесь кто есть? – крикнул я в хижину. Ответом было глухое молчание.

Вообще, я не сторонник входить в чужие дома без спроса. Но любопытство одолело меня, и я заглянул внутрь. На полу лежала средних лет женщина в странной темной хламиде.

– Осторожнее, тут может быть еще кто-то! – в кентавре проснулся телохранитель, он встал в дверях, внимательно всматриваясь в окрестности. Я же бросился к хозяйке:

– Что случилось?

– Мои ноги! – еле слышно простонала она.

Вместе с кентавром мы дотащили ее до лежанки.

– Там, во дворе, есть трава с голубыми цветками, принесите... А в ящике под столом склянка с розовой жидкостью...

Кентавр кинулся за травой, я же устремился за склянкой. Впопыхах ошибся, выдвинул не тот ящик и обомлел, увидев остро наточенный меч с гравировкой на незнакомом  языке. Пару мгновений я смотрел на этот меч, потом, наконец, сообразил задвинуть «неправильный» ящик и выдвинуть нужный.

– Нашли? – простонала женщина.

– Да, – я принес склянку, которую она просила. В это время вернулся и кентавр с нужным растением.

– Возьмите котелок, налейте воды, поставьте на огонь!

Мы выполняли все команды хозяйки. Когда вода закипела, бросили в котел травку и вылили содержимое склянки.

– Что у вас случилось? Кто вас так? – спросил я, подавая ей в чашке отвар.

– Да есть у меня неприятели. Акулы – не люди. Спасибо вам, если б не вы, еще чуть-чуть и моя душа отправилась бы в другие миры, – поблагодарила колдунья.

– А кто вы?

– Я – Зара, травница.

– Та самая страшная Зара, которая убивает одиноких путников?

– Это вам случаем не Ариана сказала? – с люболпытством спросила Зара.

– Да, она...

– Не всех... – она как-то странно посмотрела на нас: у меня холодок пробежал по спине. – Только тех, кто предает.
Предательство – худший из грехов. А вы кто и зачем ко мне? – насторожилась она.

– Я – Рутен, но все меня зовут Скифом, архонт Посейдонума со вчерашнего дня. А это мой телохранитель Пелефроний.

– Так ты тот самый чужеземец?

– Ты тоже из мэтеков, это видно по лицу, – угадал я.

– Я дочь иудейского племени, что далеко по другую сторону Геркулесовых Столпов, за Кипридой.

– Как же ты оказалась здесь? – незаметно мы скатились на «ты».

– Вместе с отцом, он умер в этих краях. А я... решила остаться. Так что вам надо от меня?

– Ничего, мы просто шли мимо. Я осматривал свои владения.

– О великий Яхве! В этом мире много чудес: случайные люди проходили мимо, но именно тогда, когда я чуть не загнулась от отравы, которая «случайно» оказалась на моем столе! – рассмеялась она. К ней стремительно возвращались силы. Она самостоятельно встала и прошла к своему колдовскому столу с зельями. – Вот, выпейте, это вас укрепит.

Она протянула нам чашки с желтой жидкостью, из которой на поверхность выходили маленькие пузырьки. Я осторожно взял чашку в руки и поднес ко рту (то же самое сделал Пелефроний): в носу приятно защипало. Почему-то мне вспомнилась Ариана с ее предупреждением: «Ведьма тебя усыпит и отрежет голову!» Зара заметила мою нерешительность и расхохоталась:

– Не бойтесь, я не собираюсь отрезать голову своим спасителям. Я даже не отрезаю голову тем, кто этого заслужил, типа нашего Кархариса.

Я махом выпил зелье, оказавшееся приятным на вкус. И сразу почувствовал прилив сил.

– Здесь странный обычай: назначать царем чужеземца на три года.

– Так было заведено испокон веков. К тому же... – она осеклась и посмотрела на меня. – Через три года тебя отправят на Золотой остров.

– Я знаю.

– А тебе сказали, что будет с тобой на Золотом острове?

– Мне дадут корабль...

– Ничего тебе не дадут. Этот остров – голая безжизненная скала, где ты останешься, пока не... Ну, ты понял.

– Мать моя Гея! – так вот в чем подвох! – Откуда ты знаешь?

– Мне приходилось бывать на этом острове. Советую сделать запасы и тайно отвезти на остров лодку.

Когда мы уходили, Зара пообещала:

– Если вам, не дай Яхве, будет трудно, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. Только позовите!

– Зара, а зачем тебе жить в глуши одной? Переезжай, могу предложить должность советницы!

– А я вот возьму и не откажусь! – сказала она, поразмышляв, и мы все вместе вернулись в Посейдонум.

 

Шестая глава

ТЯЖБА

В Посейдонуме еще при прежних царях было заведено – раз в месяц архонт разбирал накопившиеся апелляции. Честно говоря, мне это не очень нравилось. Одно время в Афинах я подрабатывал писарем в ареопаге и насмот-
релся этих дел больше некуда – там Крон ногу сломит, а я тем более.

Но к моему приятному удивлению, в этот раз апелляция была всего одна – некий рыбак жаловался на финикийского работорговца: мол, они заключили сделку на продажу корабля. Рыбак говорил, что работорговец деньги взял, а корабль не отдал. Работорговец же утверждал, что деньги все, до последнего обола, вернул. И кто из них говорит правду?

Когда рыбак Сантига появился передо мной, я узнал в нем того самого старика, который спас меня от жажды. Тут я припомнил, что он жаловался на неправый суд, я же ему и посоветовал обратиться с жалобой к архонту Атлантиды. Но разве тогда я предполагал, что буду этим самым архонтом? Впрочем, финикиец тоже был мне знаком, именно у него я выкупил девушку и юношу из племени гуанчей.

– Он заплатил тебе? – первый мой вопрос адресовался финикийцу.

– Нет, многоуважаемый архонт, только дал небольшой задаток.

– Сколько?

– Двадцать золотых тетрадрахм.

– А корабль сколько стоит?

– Сто.

– Сколько ты заплатил? – теперь уже мой вопрос был к рыбаку.

– Сто золотых тетрадрахм и заплатил.

– Есть ли у тебя купчая, которая может подтвердить это?

– Да, есть.

– Покажи.

– Вот, – рыбак достал купчую. – В ней всё оформлено по закону.

– Это поддельная купчая и фальшивый нотариус, вот настоящая купчая и настоящий нотариус, который ее заверил, – ответчик показал вторую купчую, где было указано – двадцать тетрадрахм задатка. Из-за его спины выглядывал странный тип с масляными глазками, представившийся нотариусом.

Кентавр посоветовал:

– Посмотри на подписи и чернила.

Я пригляделся к документам. Купчая рыбака была составлена договорными чернилами черного цвета, а вот в купчей работорговца текст был выведен этими же чернилами, но подписи сделаны синими. Но больше меня смутило, что подпись финикийца в обоих купчих была одинаковая, а вот подписи рыбака различались.

– Оставьте мне свои подписи! – попросил я сутяг. Они подошли по очереди и расписались на чистом листе пергамента. Как и следовало ожидать, подлинной оказалась бумага рыбака Сантиги.

– Я – свободный гражданин полиса, а рыбак – подлый мэтек! По закону его голос ничего не решает! – закричал работорговец, поняв, что попался.

– Скажи, пожалуйста, – стараясь сохранять тон законника, обратился я к работорговцу, – ведь ты родом из Финикии, верно?

– Да, – буркнул он.

– Каким же образом ты являешься гражданином Атлантиды?

– Я честно купил свое гражданство за пятьдесят золотых, – финикиец многозначительно посмотрел в сторону жреца Посейдона, и я сообразил, кому он обязан своим гражданством.

– Формально так и есть... – вздохнул Кархарис, пряча глаза.

– Выходит, тогда все сделки между мэтеками и свободными гражданами будут незаконны и их можно обжаловать?! – предположил я.

– Формально да, – согласился Кархарис.

– Значит, так. Слушайте мое решение. Первое: все свободные жители полиса уравниваются в правах. Мэтеков больше в полисе не будет. Все – граждане, все равны вне зависимости от происхождения и состоятельности. Второе: рыбак Сантига является законным владельцем корабля.
Третье: взыскать с финикийца и его нотариуса судебные издержки, а за обман ареопага и архонта, а также за подлог обоим по десять плетей и месяц исправительных работ – пусть метут улицы Посейдонума наравне с рабами. Четвертое: установить налог со всех состоятельных граждан, чей доход составляет не менее ста золотых тетрадрахм в месяц. Половину дохода они должны отдавать в казну!

Сказал и заметил, как сжались от страха нотариус и работорговец. По залу прошел недовольный гул, я даже испугался, что меня сместят из царей.

– Да, с такими методами правления ты долго в архонтах не протянешь, – зашептал мне на ухо Пелефроний. – Нельзя натягивать тетиву до упора, может порваться.

– Что ты имеешь в виду?

– Если богачей давить налогами, они убегут в Финикию – там «безбрежные» налоги.

– Какие?

– Там нет налогов вообще.

– И что ты предлагаешь?

– Если в чем-то давить, то в другом надо давать послаб-
ление. Например, пусть богатые граждане имеют льготное налогообложение, если тратят часть своих доходов на общественные нужды – строительство казенных домов, кораб-
лей, устройство общественных праздников.

– Дело говоришь!

Но на мое удивление, несмотря на ропот, мне никто слова поперек не сказал. Только финикиец зло прошипел вслед:

– Посмотрим, что будет через три года.

После тяжбы ко мне подошел Сантига, поблагодарил:

– Теперь я ваш должник.

– Ну что вы, ведь на вашей стороне закон, – отмахнулся я.

– У нас закон – мельница, куда ветер подует, туда и перемелется.

Со своего первого жалования я купил крепких хороших сетей. Одним утром я в сопровождении Пелефрония пришел на берег к рыбацкой хижине и отдал старику новые сети. Тот опешил от такого подарка:

– А что я должен многоуважаемому архонту за этот царский подарок?

– Ничего, – рассмеялся я. – Единственно: не рассказывайте никому, кто сети подарил. Скажите: золотую рыбу поймал. Кстати, Сантига, скажи, пожалуйста, у кого можно раздобыть хороший корабль? И чтоб человек был надежный.

– Я бы предложил свой, но его надо ремонтировать, плохонький он. Лучше сходите к моему другу паромщику Нибиру, он хоть и полуаннунак, но всегда поможет.

Я внял совету, и мы с Пелефронием направились к Нибиру. Идя по кромке моря, мой спутник нашел интересную мраморную амфору с изображением кентавра и кентавриды, с немного отколотым краем.

– Наверняка когда-то была для кого-то любимой, – Пелефрония потянуло на философию. – Но умер человек, который ею дорожил, и умерла ценность этой амфоры.

– Люди – те же амфоры. Представь, пройдет тысяча лет, и нас будут вспоминать как седую древность.

– Смотря какую память мы после себя оставим.

Вот так, в философских разговорах, мы дошли до Нибиру, который жил на окраине Посейдонума. Сначала он встретил нас холодно, но после того как я передал ему привет от рыбака, подобрел, его морщинистое лицо разгладилось.

– У меня к вам есть секретное дело, – обратился я к нему. – Вы были когда-нибудь на Золотом острове?

Тот молча покачал головой.

– Мне нужно, чтобы вы раз в месяц ездили туда и переправляли на остров вещи, которые я вам дам. Эти вещи там нужно хорошо спрятать и никому об этом не говорить. Я хорошо заплачу.

В этот раз Нибиру согласно кивнул.

 

Седьмая глава

ИСТМИЙСКИЕ ИГРЫ

По случаю воцарения нового архонта и в честь покровителя Атлантиды Посейдона намечался городской праздник – Малые Истмийские игры. Если честно, я не большой поклонник спортивных праздников. Нет, я не против них, просто меня раздражает всеобщая суматоха.

Игры проводились четыре дня. Победители получали сельдереевый венок. Мне так никто и не мог внятно объяснить, почему сельдереевый венок – самый почетный. Жрецы утверждали, что сельдерей – любимая приправа Посейдона. Впрочем, у каждого народа свои обычаи.

Начинались игры с чумовой забавы атлантов: на улицы города выпускали разъяренного быка, для этого его специально ранили и даже сыпали в рану соль. Естественно, какому быку это понравится? Нужно было пробежать всю улицу перед быком до самого храма Посейдона, затем прыгнуть в бассейн возле храма. Если соревнующемуся удавалось добраться до цели живым и невредимым, быка убивали и отдавали семье победителя как лакомое кушанье.

Стадион был полон. В сопровождении Зары и Пелефрония я проследовал в свою почетную ложу. Рядом расположились Кархарис с Арианой. Я заметил, что Зара неотрывно смотрит в сторону Арианы, та в свою очередь прикры-
вает от нее лицо белым платком. Что бы это значило?

Я обвел взором стадион и на соседней трибуне в купеческой ложе заметил своего попутчика-очкаря – Эосфора. Он был в своих привычных темных очках. Тоже пришел посмот-
реть на состязания? А вот и финикиец-работорговец двумя рядами выше, рядом с ним тот самый сутенер, от которого меня спас Кархарис. Да и второй попутчик здесь, причем не среди зрителей – эфеба я заметил на параде участников по стрельбе из лука.

Истмийские игры открывали состязания кентавров: в дисциплине бега. Записался в участники и Пелефроний. На время соревнований Зара согласилась подменить его в качестве моего телохранителя. Я возражать не стал.

– Я был победителем на прошлых играх, – сообщил Пелефроний.

Но, как я понял, дело было не в этом. На трибунах для почетных гостей присутствовала Ксена, его прежняя возлюб-
ленная. Он, собственно, и соплеменников покинул из-за нее, но она предпочла ему другого – князя кентавров Полкануса.

– Ксена, здравствуй, – Пелефроний сам подошел к ней. Нервно застучал копытом, что означало – он к ней неравнодушен. Та смерила его снисходительным взглядом:

– Ты здесь? Зачем?

– Я буду выступать в забеге.

– Полканус победит тебя.

– Это мы еще поглядим. Ксена, я люблю тебя!

– О боги, Пелефроний, как ты мне надоел! – она прищелкнула языком. – Ты – неудачник. У тебя, может, и есть хорошие данные, но ты ими не можешь пользоваться. Ты всё проиграл. Ты принц, но уступил трон без боя. Ты ничего в жизни не добился, у тебя нет даже парчовой попоны! Какой же ты глупец, Пелефроний!

– Может быть, я и глупец, но не подлец, как твой Полканус!

Пелефроний опустил голову и понуро побрел прочь.

– Ты со всем смиряешься и даже не хочешь побороться за свою женщину! – крикнула она ему вслед.

– А зачем, если женщина меня не любит? – прошептал он, но Ксена его уже не слышала.

Я с грустью наблюдал за этой сценой со стороны. Ксена мне совсем не понравилась.

Мой друг кентавр понуро выходил на стадион, и я понял: сегодня не его день. Зря он пошел к Ксене перед соревнованиями. Лучше бы после – вне зависимости от результатов.

– Пелефроний, ты победишь! – подбодрил я друга, но он к моему крику отнесся равнодушно.

Вместе с ним на старт вышли еще пятеро кентавров, в том числе и муж Ксены Полканус. Вдруг Ксена сорвалась с места и рванулась к мужу. Она вставила в его волосы крупную красную розу (правилами это не запрещалось) и чмокнула Полкануса в щеку:

– На счастье!

Участникам забега нужно было преодолеть три стадионных круга. К стартующим подбежал судья и стал... тщательно всех обнюхивать.

– Зара, что он делает?

– Проверка на допинг. Это элланодик-нюхач. Он вынюхивает «вонючую розу».

– А что это?

– Обыкновенный чеснок, – ее ответ меня разочаровал, я-то думал, что это какая-нибудь редкая травка. – По местному поверью, он прибавляет сил и сопутствует удаче. По мне, это больше для испуга конкурентов, пахнет убойно.

Тем временем «нюхач» закончил, и я взмахнул белым платком. Забег начался.

Пелефроний сразу же вырвался в лидеры. Полканус держался за ним, но события не торопил. К концу второго круга стало ясно, что Пелефроний и Полканус шли практически наравне. А в начале третьего случилось неожиданное – Полканус отцепил от своих волос розу и ловким движением кинул под ноги Пелефронию. Тот оступился, взвыл от боли и через мгновение из первого превратился в последнего.

– Это нечестно. Надо поменять правила! – в сердцах закричал я.

– Правила по ходу игр не меняют, – повернулся ко мне Кархарис.

– Я же говорила, что ты неудачник и не заслуживаешь даже ржавой подковы! – повела бровями Ксена.

Я, скрепя сердце, с отвращением и кислой улыбкой вручил Полканусу сельдереевый венок победителя. Пелефроний поднял лицо на врага, и вдруг я увидел, что в его глазах горит ярость. Он быстрыми шагами приблизился к Полканусу и сорвал венок с его головы:

– Ты – негодяй, Полканус! – Пелефроний со всей силы ударил недруга кулаком по переносице, потом добавил копытом. Но Полканус оказался не из трусливого десятка. Дерущихся еле разняли.

– Ты пожалеешь об этом! – орал, взбрыкивая копытами, Полканус. На этой ноте первый соревновательный день и закончился.

На следующий день, вопреки моим советам, Зара записалась на соревнования по стрельбе из лука. Стрелять надо было с расстояния ста шагов, мишенью служили десять яблок, причем каждое следующее яблоко было меньше предыдущего. Соревновались по олимпийской системе – по двое на выбывание.

К концу дня в финал вышли Зара и, к моему большому удивлению, эфеб. Перед финалом он подошел к Заре и ухмыльнулся:

– Стреляющая баба? Это как сухая вода.

– Ну что ж, давай посмотрим, кто из нас вода мокрая, – не уступала Зара.

Начали оба лихо, первые девять яблок у каждого слетели моментально. Последнее яблоко эфеб долго выцеливал, потом выстрелил и... промахнулся: стрела чиркнула по фрукту, слегка задев кожицу. Судья поднял красный платок.

Зара натянула тетиву, весь стадион замер. И даже Ариа-
на в волнении привстала. Неожиданно Зара развернулась в сторону эфеба, натянула лук и выпустила стрелу. Стрела просвистела над ухом соперника, обдав его небольшим ветерком. Тот смертельно побледнел и пробормотал:

– Промахнулась... Я же ничего такого не сказал...

– Я попала в цель! – усмехнулась Зара. Эфеб осторожно обернулся и увидел суматоху на трибуне. Стрела попала в сердце тому самому сутенеру, который в первый день моего пребывания в Атлантиде пытался купить гуанчей и чуть не подвел меня под тюрьму.

Стража находилась в растерянности, я тоже. Мы подбежали к трибуне.

– Ты можешь объяснить, что случилось? За что ты его?

– Теперь – да, – устало ответила Зара. – На самом деле я не Зара, я – Сара, стрелок армии пророка Илии. Я в Атлантиде по приказу нашего пророка. Несколько лет назад в нашей стране служители бога Ваала устроили кровавую резню среди местных жителей. Наша армия по приказу пророка стала наказывать служителей Ваала и Дагона. Последний из них – Альасвад, – Зара-Сара кивнула в сторону трупа. – Он сбежал. Я долго за ним охотилась, его следы привели в Атлантиду. Он устроил в Посейдонуме публичный дом и, по моим сведениям, готовился продолжать кровавые жертвы.

Стоп! Альасвад – где же я слышал это имя? Мать моя Гея, да его же упоминал Кархарис в разговоре с Эосфором! А Зара-Сара продолжала:

– Его надо было остановить. И я его остановила, хоть с этим хитрецом оказалось непросто справиться. Теперь моя миссия в Атлантиде окончена. И я вернусь в Иудею, только заберу свою дочь.

– У тебя есть дочь?

– Да, Ариана – моя дочь! – наша Цирцея подошла к побледневшей девушке. – Теперь мы можем открыть нашу тайну. Мы вместе сюда прибыли, чтобы выполнить задание пророка.

– А Кархарис? – я оглянулся: жрец как сквозь землю провалился.

– Я щедро платила ему за эту тайну. Кархарис свой барыш не упустит, – объяснила Сара.

Уже вечером мы вчетвером – я, Сара, Ариана и Пе-
лефроний – скрепили по древнему скифскому обычаю нашу дружбу чашей вина. Кинжалом мы сделали надрезы у себя на руках. Под капающую кровь подставили чашу с вином.

– Я, Рутен, торжественно клянусь: горячо любить своих товарищей, жить, бороться и, если что, отдать за них жизнь, как учит кодекс дружбы.

Эти слова, только от своего имени, повторили все.

– Скажи, а почему ты оставила Ариану у Кархариса? Ты веришь ему?

– Ни единому слову. Но он жаден и любит деньги больше жизни. Грех было этим не воспользоваться. А дочь верховного жреца – очень хорошая маскировка для лазутчика. Кстати, именно ты, Скиф, мне помог выйти на Альасвада.

– Я?

– Да, когда ты на рынке выкупил у него гуанчей. Ариана тоже была в это время там и видела вас. Альасвад покупал гуанчей не для публичного дома, а для кровавой жертвы. Если бы он вел себя тихо, не привлек бы внимания, но он нанял агорную стражу и погнался за тобой, чем невольно выдал себя. Потом я только ждала удобного случая.

– А кто тебя пытался отравить?

– Пока не выяснила. Альасвад обо мне не знал.

– Ты не боишься, что неведомый враг повторит попытку?

– Моя жизнь в ладони Яхве и только он решает мою судьбу!

– Скажи, Сара, а почему ты нам с Пелефронием поверила тогда, в лесу? Я ведь чужак. Я знаю, как у вас в Иудее относятся к иноплеменникам.

– Чужак – еще не значит чужой. Однажды во время войны филистимляне загнали мой отряд в ловушку, нас бы вырезали, но на помощь пришли наемники из Скифии.

– Так вот почему ты питаешь слабость к скифам! Ты
уедешь домой?

– Пока приказа о нашем возвращении мы с Арианой не получали. Мы выполнили задание – имеем право на небольшой отдых. Ариана, ты не против?

– Я – только за, – Ариана почему-то смутилась.

Восьмая глава

ПИРАМИДА АННУНАКОВ

На следующий день слегла с простудой наша Цирцея – она не выходила из своей комнаты, надрывно кашляла, и Ариана подавала ей разные травяные настои. Пелефроний тосковал по своей несчастной любви, ходил, как приговоренный к смертной казни.

– Не изводи себя, – посоветовал я кентавру, тот только отмахнулся:

– Переживу!

– Слушай, а почему аннунаки не участвуют в Истмийских играх?

– Они же боги! – усмехнулся Пелефроний. – У них свои игры. Сидят у себя в пирамидах и ждут, что к ним на выручку прилетят.

– Не понял?

– Так они попали на Землю с другой планеты. Всемогущий Зевс добр, он приютил их, а они всё не решат, то ли у нас остаться, то ли искать подходящую планету для жилья.

– Я наслышан об их пирамидах, покажи мне хоть одну.

– Я не могу. После того как набил морду Полканусу, в Центаврии я объявлен врагом и за мою голову назначена приличная сумма.

– Ты из-за Ксены ушел от своих?

– Ксена – только одна из причин, – усмехнулся Пелефроний. – Центавры – народ воинственный, а я убивать не люблю и отказался убивать пленных гуанчей.

– Расскажи.

– Гуанчи отказались платить дань, твой предшественник и решил их наказать. Я наотрез отказался участвовать в этом походе, а потом... отпустил пленных.

– Эльду и Радда?

– Нет, обычных гуанчей, даже не воинов, их захватили сначала как заложников, а потом решили продать в рабство. Эльду и Радда содержали в отдельной пирамиде, я об этом не знал.

– А разве в пирамидах не аннунаки живут?

– Не во всех. Часть пирамид аннунаки построили для гуанчей. За золотые слитки. Аннунаки строили пирамиды и в Египте. Откуда, думаешь, у нас столько серебряных и золотых статуй? Внутри материка есть большие залежи золота. Гуанчи – главные поставщики.

– Зачем же с ними воевать?

– Твой предшественник был очень падок на золото, ему всё казалось мало. Хотелось самому владеть золотыми рудниками и жилами. Но... не успел, отправился за море на Золотой остров.

Я вышел их своих покоев и наткнулся на Ариану. Она как будто следила за мной. Заметил, еще во время Истмийских игр.

– Как мама?

– Заметно лучше, сейчас спит. Думаю, завтра будет бегать.

– Значит, придется подождать до завтра.

– А зачем она тебе?

– Хотел посетить пирамиды аннунаков, но меня никто не хочет до них проводить.

– Зачем ждать до завтра? Я провожу. Я была там в детстве. Мы с мамой встречали там закат солнца целых два раза за один вечер! – похвалилась Ариана.

– Это как? – не понял я.

– Если подняться на Солнечную пирамиду в самые длинные летние дни, то можно встретить закат солнца два раза. Там горы такие хитрые.

– А аннунаки пустят?

– Конечно, если им позолотить ручку.

– Пойдем! – загорелся я. И вправду, любопытно было бы понаблюдать за таким необычным явлением.

До пирамид мы дошли без приключений. Как и предполагала Ариана, нас пустили на Солнечную пирамиду без всяких проволочек, после того как я отсыпал охраннику пять золотых тетрадрахм. Он привел нас к большущей каменной лестнице, по правую сторону которой были сделаны перила. Мы взяли резвый старт, но уже на середине подъема поняли, что устали. Я посмотрел на Ариану, и мне стало ее жаль: она совершенно выбилась из сил. Тогда я взял ее на руки и понес. Она не ожидала такого поворота, даже вскрикнула, но тем не менее обвила мою шею руками.

– А ко мне эфеб сватался, – как бы невзначай сообщила она.

Вот странно, у меня почему-то кольнуло под ложечкой. Хотя какое мне до этого дело?! Как можно равнодушней поинтересовался:

– И что? Сара не выдаст тебя за него замуж.

– Я и сама не пойду! Не люблю счетоводов! А у тебя есть любимая женщина? – вдруг спросила она.

– Была, – сухо отрезал я. Мне совершенно не хотелось вспоминать о Клариссе.

– Ты ее любил?

– Да, – неохотно признался я.

– Она бросила тебя?

– Она вышла замуж за эфеба.

– Она красивая?

– Ну, как сказать... Мне нравилась...

– Красивее меня?

– Ариана! Иди дальше сама! – я поставил девушку на ступеньку. Она недовольно скуксилась:

– Чего ты обижаешься? Ты должен благодарить богов, что она тебя бросила!

– С чего бы это? – не сообразил я. Я вспомнил Клариссу, ее прекрасные большие глаза. Мать моя Гея, до чего она была хороша в своей золотой тунике! Высокая грудь, вздернутый носик...

– Нет, правда. Боги уберегли тебя. Ты просто еще не встретил свое счастье, свою женщину! – не унималась Ариана.

– Идем! – я дернулся вперед, но девушка неожиданно встала на пути, и я чуть не сшиб ее, запнувшись о ступеньку.

– Крепко она тебя обидела! – Ариана резко развернулась и большими мужскими шагами пошла дальше.

– А ты сама никогда не влюблялась?

– Мне пифия нагадала: меня увезет в чужие края чужеземец. И я поеду с ним добровольно. А расскажи о себе!

Ее наивно-детский взгляд застал меня врасплох.

– Расскажу тебе одну легенду. Скифский народ произошел, когда бог Папайос полюбил дочь реки Борисфена. И от этой любви родился царевич Таргитай. У него было три сына-близнеца. И когда наступило время передать трон, Таргитай не мог определиться, кто из них его достоин. Он обратился за помощью к великой богине Табити. Она кинула с неба четыре золотых предмета – щит, шлем, секиру и чашу: «Кто возьмет их, тот и будет царем после тебя». Подошел старший сын – золото вспыхнуло огнем, не притронешься. Подошел средний сын – он тоже не смог взять подарки Табити. Подошел младший сын, пламя вмиг погасло. И взял он их... Сильным и непобедимым народ скифов мог быть, пока у них были все четыре вещи. Мой отец был хранителем...

– Их украли? – догадалась Ариана.

– Да. Однажды ночью налетели черные лебеди... обратились в людей и похитили золото скифов. Нет с тех пор мира в скифской земле: брат идет на брата, сын на отца, друг на друга. И кто вернет эти четыре вещи, тот вернет мир скифам. Так гласит легенда. А кто твой отец, Ариана?

– Иудейский военачальник. Мама рассказывала: его убили филистимляне под городом Тир, когда я была еще младенцем.

Еще пара шагов и мы оказались на вершине пирамиды. Зрелище, я вам скажу, потрясающее: по одну сторону – лазурный залив, по другую – горы, тонущие в дымке тумана.

– Эту гору мы зовем Верблюдом! – просветила Ариана.

Я посмотрел: и правда, гора имела как бы два пика, очень похожие на верблюжий горб.

Мы поспели как раз вовремя: солнце начало заваливаться за одну из гор. Наступил закатный сумрак, но вскоре светило выглянуло из-за первого горба верблюда.

– Потрясающе! – я перевел взгляд на Ариану и... остолбенел. Солнце озарило ее фигуру и просвечивало тунику насквозь. Как же я не замечал рядом такой красавицы! Я обнял ее и поцеловал. Она не сопротивлялась:

– Я еще тогда, когда увидела тебя в доме Кархариса, поняла, что ты тот самый чужеземец из предсказания.

Кажется, я нашел свою невесту. И как я раньше ее не разглядел?! Наверняка это Афродита постаралась со своим сынулей Эротом!

Только я подумал о богине любви, как словно из воздуха появилась высокая статная женщина в белых, развевающихся на ветру одеждах: она стояла на белоснежном облаке и смот-
рела в нашу сторону. Над головой у нее кружился мальчик с луком и колчаном стрел. От облака к пирамиде возникла лестница и по ней женщина неторопливо спустилась вниз.

– Афродита! – восхищенно протянула Ариана.

– Доброго времени суток! – она поздоровалась с нами так, как будто мы были ее хорошими знакомыми.

Эрот из-за спины матери корчил нам смешные рожицы, и мы с Арианой не могли удержаться от смеха.

– Эрот, хватит дурачиться, выйди к молодым людям и поздоровайся! – прикрикнула богиня на сына. Тот нехотя послушался, хлопнул меня по плечу, а перед Арианой вдруг встал на колено и поцеловал руку.

– Озорник, ладно, лети, ищи, кого еще подстрелить, – засмеялась богиня. Эрот вспорхнул, как бабочка с цветка, и был таков.

– Не удивляйтесь, – продолжила Афродита. – Вы мне оба очень понравились. Я хотела бы вас обручить в моем храме. Пойдемте со мной!

По поверью, кого обручит сама Афродита, будут жить в мире и любви сто лет и умрут в один день и час.

К пирамиде пристало облако. Афродита ловко вспрыгнула на него. Потом я взобрался на облако и помог Ариане. Стоять на облаке было очень удобно, как в подушках на пышной постели.

Через четверть часа мы уже были в Посейдонуме. На вид храм Афродиты был скромен, в отличие от блистающего и величественного храма Посейдона. Без золота и сереб-
ра, но сделанный со вкусом – из белого мрамора.

– Я не люблю слишком пышных храмов, – призналась Афродита.

– Мы должны что-то тебе дать? – обычно боги никогда ничего не делают просто так для смертных.

– Афродита сама дает тому, кого выбрала, – рассмеялась богиня.

За алтарем мы увидели... бассейн в виде сердца – десять на пять локтей в ширину и длину. С одной стороны семь черных ступеней, с другой стороны семь золотистых.

– Ну что, готовы к обручению? – подмигнула нам Афродита.

– Готовы!

Афродита медленно поднялась в воздух и воспарила над самой серединой бассейна. Тут же бассейн стал наполняться водой. Афродита стала бросать туда лепестки роз, приятно запахло цветами.

– Не бойтесь, заходите в воду со стороны черных ступенек, – скомандовала богиня. – И каждый шаг делайте только после того, как скажу. Возьмитесь за руки!

Мы с Арианой крепко взялись за руки, я ощутил, как подругу бьет дрожь. Неожиданно на нас сверху что-то посыпалось: золотистый не то песок, не то порошок.

– Сейчас вы еще ветхие люди и пропитаны людскими страстями. Вода – это мир, вступайте в мир. Вас ждет семь искушений, но вы преодолеете их.

Мы сделали шаг на первую черную ступеньку.

– Искушение чревоугодием. Вы живете не для чрева, а для любви. Надо есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть. Шаг.

Вторая ступенька вниз.

– Искушение плотью. Вы живете, чтобы любить друг друга, чтобы дарить друг другу любовь как плотскую, так и душевную. Когда вы командуете плотью – это любовь, когда плоть вами – это блуд. Шаг. Искушение золотом, деньгами и благами мира. Жадность губит свободного человека. Человек становится рабом золота.

Далее шли искушение тоской и ленью, гневом и местью, завистью, гордостью и высокомерием.

Мы сделали последний шаг и погрузились с головой в воду. Мы и не заметили, как с каждым шагом становилось всё темнее и темнее.

– Не бойтесь, вы не утонете в мире человеков, если будете жить по любви. И помогут вам в этом семь ступеней вверх. Шаг.

Первая ступенька вверх.

– Спасение смирением. Смиряйтесь с непоправимым. Исправляйте то, что можно поправить.

Вторая ступенька вверх.

– Спасение мужеством. Умейте преодолеть свой страх, свое малодушие. Один поступок – и вы погибли, один поступок – и вы спасены.

Далее шли ступеньки справедливости, терпения, усердия и трудолюбия, веры, надежды, любви.

– Все ступеньки хороши, но последняя самая главная. Потому что тот, кто не умеет любить, не сможет быть смиренным, мужественным, справедливым, терпеливым, верящим, надежным.

Когда мы преодолели последнюю золотую ступень – опять стало солнечно и тепло.

– Раздевайтесь и попрощайтесь с вашими одеждами!

Мы послушно разделись. Афродита взглянула на одежду, и та сама поднялась в воздух и поплыла в огонь.

– Вы освободились от золотой шелухи ветхого человека! – и правда, на нас не осталось ни одной золотой пылинки, все они смылась водами бассейна Афродиты. – Теперь вы Новые люди, вот ваши одежды! И вот ваши кольца!

Она передала нам скромные с виду медные колечки. Но когда мы их надели, они стали золотыми. Перед нами появились наши новые одежды светлых тонов – белых, желтых, алых, небесно-голубых.

– Идите, дети мои, любите друг друга, любите мир и никогда не ссорьтесь, – шутливо погрозила нам пальчиком Афродита.

Больше всего я опасался реакции Сары, но она отнеслась к нашему браку спокойно и даже весело:

– Теперь мы не только друзья, но и родственники.

Ариана переехала жить ко мне во дворец, а Кархарис вел себя так, как будто ничего не случилось.

 

Девятая глава

ДВА УЛЬТИМАТУМА

Время шло. Наступила зима, а атлантская зима – это дожди, дожди и еще раз дожди. Небо затянуто тучами, солнца не видно неделями. Может выпасть мокрый снег, чтобы продержаться в лучшем случае дня три. Но самое противное в атлантскую зиму – это ветер: он дует с севера и пронизывает до самых костей, в такую погоду лучше сидеть дома, надев две-три шерстяных туники.

Я находился в своем дворце, когда прибыла делегация аннунаков. Ее возглавлял сам президент (так называли аннунаки своих выборных князей) титанский Энки. Энки среди всех прочих выделялся цветастой полосатой одеждой: ярко-синие полосы перемежались с белыми и алыми. Его свита одевалась в странные, обтягивающие кожу, белые хламиды с каким-то непонятным рогом на спине. Из-за этого они были похожи на белых акул, которые вдруг вышли на сушу. Президента охранял воин в... золотых доспехах, которые заставили меня вздрогнуть. Это же... наше скифское золото! То самое, похищенное из отцовского дворца. На
воине были все четыре вещи: щит, шлем, секира и чаша на
поясе. Мать моя Гея, вот и моя неприличная руна, которую я лично выцарапал в семь лет на краешке щита – ох и всыпал мне отец за нее!

– Это же наше золото! Моего отца из-за этого чуть не казнили, а нам пришлось бежать из Скифии! – шепнул я Пелефронию.

– Сочувствую, – а что еще мог ответить кентавр?

– Президент аннунаков Энки приветствует тебя, архонт Атлантиды! – легкий кивок головы в мою сторону. По
дипломатическому этикету, который я к этому времени уже выучил, он должен сделать глубокий поклон в знак ува-
жения.

– Ну, и вам не хворать, – небрежно пробубнил я. Как учил Сократ: с людьми надо разговаривать на том языке, который они понимают.

– Согласно договору от двенадцатого водолея надцатого года от прибытия аннунаков, Атлантида обязалась выплачивать арендную плату за землю, купленную у нас. Арендная плата не выплачивалась в течение трех лет. Итого накопилась сумма, равная пяти тысячам тетрадрахм. Плюс проценты – тысяча тетрадрахм. Вы должны выплатить эту сумму до истечения года.

– А мы должны? – обратился я к жрецу. – Мне бы этот договор хоть одним глазом увидеть.

– Сто лет назад, когда первые корабли поселенцев прибыли в Атлантиду, здесь уже жили аннунаки. Они согласились предоставить нам часть земли.

– А сколько у нас денег в казне?

– Ровно шесть тысяч тетрадрахм, но мы можем провести повторный налоговый сбор с гуанчей. Или заплатить золотыми слитками.

– Нет, гуанчей мы трогать не будем. Дайте мне этот договор! – потребовал я.

Энки протянул мне небрежно, в кончиках своих холеных тонких пальцев, длиннющую пергаментную портянку: текст был составлен на двух языках, я стал внимательно читать. И... обнаружил, что никакой аренды земли не было. Аннунаки просто продали атлантам эту землю. А потом решили продавать ее каждые три года, пользуясь
тем, что архонт в Посейдонуме меняется и в тонкости
не вникает.

– Подождите, в договоре элладским по белому написано: «продажа», не «аренда»! Дальше – что сумма была выплачена полностью. Договор подписан вашим царем. Мы же не можем один и тот же товар покупать по десять раз.

– Не царем, а президентом, – поправил меня Кархарис.

– Какая разница? Аннунаки, мы вам ничего не должны!

– Если вы не будете соблюдать условия договора, мы вынуждены будем начать военные действия, – не моргнув глазом, отвечал их посол.

– Убирайтесь вон, вы не получите ни единого обола! – сам не ожидал от себя такого гнева.

– Если до первого овна выплата долга не начнется – мы будем вынуждены считать Титанику и Атлантиду в состоянии войны.

Аннунаки резко повернулись и пошли прочь.

– Может, передумаете? Воевать с аннунаками – себе дороже. Все цари до вас шли на сделку, – советовал мне жрец, когда аннунаки покинули тронную залу.

– А я не пойду принципиально! Кстати, а какая у нас армия? – поинтересовался я.

– А у нас ее нет, – невинно ответил жрец.

– То есть как?

– У нас есть только дружина для поддержания порядка внутри города. Мы никогда ни с кем серьезно не воевали, всегда договаривались.

Мать моя Гея, придется объявлять всеобщую мобилизацию.

Второй прибыла делегация от кентавров. Кентаврийцы выглядели не менее пышно. У меня зарябило в глазах от шелковых парчовых попон и золотых колец. Делегацию возглавлял Полканус, а за его спиной маячила Ксена.

Полканус, в отличие от президента титанов, соблюдал полный дипломатический этикет. По окончании всех формальностей я уточнил:

– И что привело достопочтенных кентавров ко мне?

– Согласно договору от 3 козерога надцатого года от Создания Центаврии между Атлантидой и Центаврией...

О боги, захолонуло мое сердце, да они сговорились: неужели и эти будут требовать выплаты дани за сто лет?

– ...о выдаче государственных преступников, Атлантида должна Центаврии выдать государственного преступника Пелефрония, который обвиняется в покушении на ниспровержение государственной власти Центаврии и публичном оскорблении царственных особ.

Мне опять протянули договор. Я изучил его вдоль и поперек. Как назло, придраться оказалось не к чему, но выдавать Пелефрония у меня не было никакого желания.

– Мы понимаем, что выдача преступника связана с определенными трудностями, и готовы компенсировать затраты. Мы выплачиваем за выдачу Пелефрония единовременное пособие в виде десяти тысяч тетрадрахм плюс две тысячи орве как проценты за беспокойство лично архонту.

– Соглашайся, – зашептал мне на ухо жрец.

– Что ждет Пелефрония?

– Его казнят. Стреножат и бросят со скалы. Или разрубят пополам.

– Хм, – я сделал вид, что размышляю. – Так дешево меня не купишь! А если я попрошу двадцать тысяч тетрадрахм?

Ни один мускул не дрогнул на лице кентавра:

– Мы согласны.

Мать моя Гея!

Я взял договор – пергамент оказался на удивление податливым, – смял его, бросил под ноги и растоптал:

– Я друзьями не торгую.

– Тогда война! – Вся делегация разом притопнула копытами, развернулась и поскакала прочь.

– Может, передумаешь? – в глазах жреца теплилась
последняя надежда: – О боги! У нас никогда не было войн! А тут за один день две войны!

– Тебе надо было меня выдать! – Пелефроний уже стоял
за спиной.

– Я не люблю ультиматумов. Уступишь в одном – уступишь во всём.

– Они уничтожат Посейдонум.

– Посмотрим! – честно говоря, я совершенно не знал, как выкручиваться из этой ситуации. Больше всего я боялся не титанов и кентавров, а своих. Возьмут и скинут с архонтов досрочно и сами сделают то, что требуют соседи.

Но совершенно для меня неожиданно мою позицию в полном составе поддержал ареопаг. Причем как по войне с титанами, так и по войне с кентаврами.

– У нас есть гордость! И продавать ее нельзя ни за какие деньги! Унижение хуже смерти! Мы так долго ждали справедливости!

Тут же мобилизовали всех, кто мог держать в руках оружие. Я созвал совет, на котором присутствовали Сара, Ариана, жрец, кентавр и Нибиру. Надо было придумать, как действовать в условиях войны на два фронта.

 

Десятая глава

ЗАЛОЖНИЦА

Я был в своем рабочем кабинете и разбирал завалы жалоб, когда во дворец ворвалась взволнованная Сара:

– Ариана пропала!

– Как пропала?

– Утром пошла на агору и до сих пор не вернулась.

Этого еще не хватало – семь черных ворон в одни ворота, как говорят у нас в Скифии. Тотчас забросив дела, мы помчались на агору, по пути захватив с собой Пелефрония. На рынке от одного из стражников мы узнали, что он видел Ариану разговаривающей с Ксантиппой, после чего они вместе куда-то направились.

У меня засосало под ложечкой. Ну какой я муж, если отпустил жену одну? Надо было кентавра с ней отправить. Мы направились к дому жреца, но по дороге изменили маршрут и свернули в храм Посейдона, где Кархарис занимался своим
привычным делом – принимал пожертвования в пользу морского бога.

– Добрый день!

– Добрый! – жрец даже не поднял головы.

– А где твоя служанка Ксантиппа? – осторожно поинтересовалась Сара.

– Я ее третьего дня выгнал к Тартару. Она как с этим эфебом связалась, так и испортилась сразу, воровать начала, грубить.

– С каким эфебом? – внутри у меня всё похолодело.

– С тем самым, с которым ты в Атлантиду приплыл.

– Сдается мне, без центавров здесь тоже не обошлось, – усмехнулся Пелефроний.

Мы обходили город в поисках Арианы и, наконец выбившись из сил, остановились рядом с раскидистым дубом. Неожиданно мимо моего уха просвистела стрела и со звоном впилась в дерево, аж кора отлетела.

– Записка! – кентавр увидел в оперении стрелы небольшой пергаментный огрызок. Мы прочитали: «Ариана взамен Пелефрония. И три золотых слитка сверху. Или продадим твою жену пиратам через три дня».

Сара не находила себе места, зато Пелефроний сохранял олимпийское спокойствие.

– А где могут ее держать? – озадаченно спросил я.

– Скорее всего, в горном лесу. Там много пещер и укромных мест. Я эти места знаю, но лучше всего поговорить с гуанчами, – предположил кентавр.

Я сразу вспомнил Эльду и Радда.

– Они помогут? – на всякий случай уточнил я: кто знает, может, пошлют подальше, что им наши войны?!

– Помогут, – твердо пообещал кентавр. – Я поговорю с ними – они мне должны. А долги гуанчи предпочитают отдавать.

Не медля более, мы направились в горный лес, но пошли
не просекой, а небольшой тропой. Когда очутились в самой гуще леса, кентавр вдруг зацокал языком и засвистел, причем как-то необычно с переливами, словно певчая птица. Тут же его свист подхватила и Сара.

– Что вы делаете? – не понял я.

– Зовем гуанчей. Они разговаривают свистом.

Откуда появились двое вооруженных кинжалами юношей-гуанчей, я так и не уловил. Они как будто спрыгнули с неба и стали пересвистываться с моими друзьями. Знаком показали следовать за ними, что мы и сделали. Вскоре перед нами расстилалась долина, заканчивающаяся одной из пирамид – не очень высокой (по крайней мере, по сравнению с Солнечной), но очень величественной.

Возле пирамиды нас встретили Эльда и Радд.

– Приветствую вас в долине гуанчей! – юноша сразу перешел на элладский. – Приглашаю вас в наш дом!

Через хрустально-прозрачную стену можно было разглядеть обстановку внутри – удобные мягкие стулья-кресла, столик. Только я подошел к стене, как та... раздвинулась, пропуская меня внутрь дома. Вот чудеса! Мы оказались в гостиной, где нам дали прозрачные мягкие тапочки. Сара никак не могла отойти от стен, разглядывала их (как только мы вошли, они опять сдвинулись, с внутренней стороны был ясно виден «шов»), трогала рукой, даже гладила.

– Не надо удивляться, стены сделали нам аннунаки. Правда, пришлось за это заплатить десяток золотых слитков, – вступила в разговор Эльда. Она заметно располнела с нашей последней и единственной встречи.

– Ты хорошо выглядишь, Эльда.

– Я готовлюсь к свадьбе, Скиф, – объяснила она и, видя мое недоумение, добавила: – По обычаям гуанчей, девушка перед замужеством должна быть круглой и пышной, иначе счастья не будет.

Нам накрыли стол, во главе которого оказалась тради-
ционная гуанчская папоротниковая каша.

– Вы здесь цари, Радд?

– У гуанчей нет царей. Я – менсей тагорора, то есть верховный судья. Я давал клятву сделать каждого подданного счастливым!.. Что привело вас ко мне? Архонту Посейдонума нужна моя помощь?

– Да, – я не стал откладывать дело в долгий ящик и вкратце рассказал, что произошло.

Менсей тагорора выслушал меня:

– Закон гуанчей обязывает нас помогать тем, кто нам когда-то помог. Скорее всего, Ариану держат где-то в горном лесу или даже в ущелье, а может, в одной из недостроен-
ных пирамид. Я возьму с собой несколько воинов. Надеюсь, мы сможем спасти твою подругу.

 

Радд не ошибся: Ариану и вправду держали в одной из недостроенных пирамид аннунаков. Обращались с пленницей предельно вежливо. Даже принесли еду – хлеб и стакан молока.

Эфеб появился внезапно, из ниоткуда: стена раздвинулась, и он зашел, ступая неслышно в своих мягких войлочных туфлях. И сразу же в темнице, как по мановению волшебной палочки, появился свет – неяркий, но достаточный, чтобы хорошо разглядеть собеседника.

– Я пришел за тобой, Ариана.

– Ты похитил меня, чтобы освободить? Зачем?

– Выходи за меня замуж! – выпалил он.

– Эфеб, я сделала свой выбор. Мы со Скифом благословлены самой Афродитой.

– Тартар меня подери! Он везде меня опережает! Я хотел стать царем – он им стал! Я хотел выбрать тебя в жены – но он уже выбрал. Если ты не выйдешь за меня замуж, я продам тебя пиратам!

– Хороша у тебя любовь!

– Какая есть.

 

...– Мы согласны на обмен! – крикнул я, ведя перед собой Пелефрония, на шею которого накинули арканную петлю. Другой конец веревки я держал в руках. На спину кентавру навьючили два небольших тюка. Руки связаны, рот заткнут платком – как и было уговорено.

Мы стояли в ущелье, густо поросшем травой и папоротником. Через ущелье перекинут висячий мостик.

– Пусть кентавр идет ко мне! – на другом конце мостика стоял эфеб собственной персоной. Сзади его прикрывали три до зубов вооруженных кентавра.

– Так не годится. Мы договорились произвести обмен на висячем мосту. Я должен убедиться, что Ариана с тобой и это не обман.

– Она со мной! – крикнул эфеб, и из-за спины кентавров Ксантиппа вывела связанную, с мешком на голове Ариа-
ну: – Где мое золото?

– Оно на спине у Пелефрония, – я взял один из мешков наугад, открыл его и показал слитки.

– Запускай кентавра на мост, они должны встретиться на середине и разминуться. Если оба побегут к тебе, их догонят наши стрелы! – показал эфеб на своих подельников, которые держали наготове луки.

– Пелефроний перейдет мост, как и было уговорено, – пообещал я.

Ариана и Пелефроний пошли по мосткам навстречу друг другу. Разминулись. Ариана сразу же оказалась в моих объятиях. Пелефроний на другом берегу попал под прицел луков своих соплеменников. Ему сразу же связали руки еще одной веревкой и поставили между собой.

– И ты позволишь убить друга? – ужаснулась Ариана.

– С чего ты взяла?

Только я это сказал, как раздался тихий посвист, и из зарослей под мостом выскочили гуанчи. Первыми же «выстрелами» из пращи они разбили луки кентавров. Одного тут же удалось стреножить метким арканным броском, двое других не стали испытывать судьбу и посчитали за лучшее скрыться. Сара выскочила из-под моста, и если бы эфеб промедлил, тотчас стал бы жертвой ее меча. Но эфеб оказался на редкость проворным, он бросил на землю мешки с золотыми слитками и кинулся наутек. Сара хотела его нагнать, но я ее отговорил:

– Брось, не стоит тратить силы.

– Ты перехитрил нас, Пелефроний! – признался плененный кентавр.

Пелефроний самолично освободил его:

– Передай Полканусу... впрочем, ему ничего не передавай... Передай вот это Ксене...

Он вытащил из потайного кармана ту самую розу, которую на Истмийских играх Полканус бросил ему под ноги. У кентавров колючка, подаренная мужу или жене, считалась знаком полного развода и прекращения отношений. Если честно, мне не верилось, что Пелефроний сдержит свое слово.

 

Одиннадцатая глава

ВОЙНА С ТИТАНАМИ

Сара и Пелефроний вернулись из разведки, принеся дурную весть: аннунаки активно готовят своих «стальных жуков». Мы тут же устроили военный совет. Помимо Сары, Арианы и Пелефрония, на нем присутствовал Радд, отряд которого ожидал своего менсея у переправы через ущелье. Титаны могут воспользоваться, помимо «железных жуков», еще и летающими колесницами, которые они берегут на черный день, тогда нам точно несдобровать.

– Если они не захотят их применять, значит, эти колесницы им нужны для чего-то другого, – сообразила Сара.

– Или они уязвимы, просто мы не знаем в чем, – предположил Пелефроний.

– Разведка гуанчей донесла, что авангард войска титанов будет продвигаться через Канарское ущелье, – доложил Радд. – «Железных жуков» очень сложно победить...

Одни сюрпризы от этих аннунаков: пирамиды, самораздвигающиеся стены, теперь летающие колесницы, железные жуки.

– Это механические телеги, внешне похожие на гигантских жуков-скарабеев, внутри сидят люди и управляют
ими, – объяснил менсей гуанчей.

– Они огнем плюются, но огня и боятся, – сообщил кентавр.

– И высоты... – добавила Сара.

Я понял их логику:

– Если эти жуки выползут на мост, а мост обвалить, то армии титанов будет сложно воевать без них. Остаются летающие колесницы, но мы не знаем, применят их аннунаки или нет.

– Они нас всё равно в покое не оставят! – беспокоилась Сара.

– Тогда надо сыграть на опережение и уравнять силы! – размышлял Пелефроний.

– Убить их президента?

– Вряд ли это поможет. Выберут нового.

– Нам нужно оружие, о котором бы титаны знали и боялись бы к нам сунуться, – объяснила Сара.

– И где взять такое оружие? Идея хорошая, но невыполнимая.

– Есть такое оружие! Греческий огонь! – вдруг заявил кентавр. – Но для этого мне нужны работники – кузнецы, столяры, строители.

– Найду! В три дня управишься?

– Попробую.

Гуанчи показали, где в горах можно добыть компоненты для греческого огня – «черное масло», селитру, негашеную известь, серу. Все они смешивались в нужных пропорциях, затем смесью наполняли небольшие бочонки, которыми заряжали специальную метательную машину – сифонофор, представлявший из себя большую медную трубу, через которую, как из насоса, и выталкивался бочонок с греческим огнем. Кроме этого, с греческим огнем можно было делать небольшие ручные «гранаты», которые были очень хороши как «поджигатели». Греческий огонь ничем нельзя было потушить: он продолжал гореть даже после того, как на него выливалась дюжина ушатов воды.

– Этого мало, – размышляла Сара. – Надо поджечь их
штаб – Белую пирамиду, показать, что мы хозяева Атлантиды.

– А кто поджигать будет?

– Я и буду! Если дадите мне в помощь пару храбрых воинов.

Замысел, конечно, авантюрный, но игра стоила свеч.

– Сбоку от их Пирамиды казначейства расположен
военный склад, где хранится «еда для жуков и колесниц», – объяснила Сара. – Если эту «еду» умеючи поджечь – полыхнет всё их чудо-оружие.

На том и порешили.

Кентавр сдержал слово и управился в три дня. Аннунаки вели себя на редкость самоуверенно: они были настолько убеждены в своем превосходстве, что все военные предосторожности казались им излишними.

Сара и Пелефроний лично подрубили опоры, и когда «железные жуки» выползли на середину, мост обрушился. Грохот стоял на всё ущелье! Аннунаки засуетились, забегали, но ничего поделать не могли. Огонь и черный едкий дым взвился до самых небес. Казалось, сам бог Гефест открыл на дне ущелья свою кузню.

Но надо было еще расправиться с летающими колесницами. И здесь мы разделились: мы с Сарой отправились к Военной пирамиде. Кентавр остался у сифонофоров и вместе с гуанчами готовил атаку греческим огнем на главные силы противника. Ариану я тоже уговорил остаться с кентавром и помогать ему.

Первоначальный план был таков: кентавр начинает атаку, и мы с Сарой, пользуясь неразберихой в стане врага, под прикрытием Радда и его воинов совершаем диверсию. Наносим, как выразилась Сара, «контрольный удар» в сердце – поджигаем их военный штаб.

Всё началось как нельзя лучше. Титаны совершенно не ожидали от нас такого подвоха. У Военной пирамиды царила неразбериха. В дыму и копоти на нас с Сарой никто не обратил внимания.

И тут я повернулся в сторону Казначейской пирамиды.

– Прежде надо зайти сюда! – в суматохе не было времени объяснять, зачем мне понадобилась Казначейская пирамида, но Сара и не стала спорить.

– Хочешь вернуть свое золото?

– Именно.

У сокровищницы, как и положено, стояла охрана. Нам с Сарой не без усилий удалось ее нейтрализовать. Каких только богатств не было там – диадемы, кольца, монеты разных чеканок. Здесь находился и архив: чуть в стороне стояли стеллажи книг из пергамента и китайской кожи.

Скифское золото, похищенное из отцовского дворца, долго искать не пришлось: оно размещалось на самом почетном месте – все четыре вещи, подаренные богиней Табити скифам: щит, шлем, секира и чаша. Чтобы было удобнее нести, я просто надел их на себя.

Не теряя времени, бросились прочь. Уже на выходе я уперся головой прямо в грудь... Энки. Какое-то время мы растерянно взирали друг на друга. Первой опомнилась Сара, которая тут же уложила его охранника, потом начал соображать и я, вынув из ножен свою золотую секиру.

– Не надо, не убивай, бери свое золото и уходи! – запросил Энки пощады.

– Он будет нам щитом! – сообразила Сара.

Она встала позади Энки и приставила к его горлу меч. Аннунак не сопротивлялся.

На выходе мы заметили большой железный ангар с
военной техникой. Он-то нам и нужен! Я запалил несколько «гранат» греческого огня.

– Что ты делаешь?! – схватился за голову Энки.

– Поджигаю «еду» для ваших железных жуков, – ухмыльнулся я.

– Сейчас здесь всё взорвется! С топливом шутить нельзя!

Я в ответ огрызнулся:

– Это вы объявили нам войну.

Когда я осуществлял задуманное, нас засекли несколько аннунаков. В этот раз снова выручила смекалка Сары. Она заприметила неподалеку летающую колесницу и скомандовала:

– Полезай! – острие меча коснулось спины аннунакского президента.

– Хорошо, хорошо, – послушно закивал Энки, и не думая сопротивляться.

Колесница оказалась закрытого типа и походила на большую прозрачную «божью коровку».

– Включай свою тарахтелку! – закричал я на Энки.

– Оставь его, я знаю, что нажимать! – не доверяя аннунаку, Сара сама села за управление.

– Ты умеешь? – удивился я.

– У пророка есть такая же. Одно время я работала у него водителем! – объяснила Сара.

Мы взлетели как раз вовремя, под оглушительный грохот взорвавшегося топлива.

– Что вы наделали! Мы теперь никогда не вернемся на родину! – заплакал Энки.

– Не надо честных людей обворовывать и данью обкладывать! – назидательно выговорил я.

– Так дань-то нам нужна была, чтобы заплатить желтолицым за топливо. Нам ведь чуть-чуть оставалось. Через две луны мы бы улетели, а как теперь? Мы ведь вас и не тронули бы, хотели только чуть-чуть припугнуть.

Почему Энки не рассказал это при первом посольстве?

– Что же вы не обменяли золото скифов?

– Пришло бы время, обменяли, больно редкая вещь, – признался Энки.

– А можно подняться выше? – попросил я Сару. Она кивнула.

Сверху Атлантида оказалась похожей на треугольник. Красивая благословенная страна. Сияющий град на холме!

– Тогда курс на Посейдонум...

Через неделю мы подписали договор с титанами: они отказываются от всех претензий по обложению Атлантиды данью, а мы возвращаем в целости и сохранности их президента.

 

Двенадцатая глава

БИТВА С ЭОСФОРОМ

Вот так незаметно и прошли три года. Сегодня в полдень заканчивается мой царский срок, меня отвезут на Золотой остров, где я умру от жажды и голода. Потому как Золотой остров – это безжизненная скала и из хорошего там – только название. Если, конечно, я буду покорно ждать своей судьбы и подниму лапки кверху. Конечно, я заготовил продукты и лодку, и в этом мне помогли Нибиру с сыном. Но, честно говоря, мне претил весь этот спектакль, да и судьбу испытывать не хотелось. Я решил бежать, не дожидаясь полудня. Втайне ото всех Сара, Пелефроний и Ариана стали собирать вещи. Главное, чтобы Кархарис не прознал, он за обол мать родную продаст – с него станется. Пелефроний и Сара должны были ждать нас с Арианой на корабле Нибиру в порту Посейдонума.

Я собрал разбросанные и нерассмотренные остатки жалоб, сложил их в отдельную стопку – пусть следующий архонт ими занимается, если захочет, конечно. Встав, последним взглядом окинул свой рабочий кабинет, как вдруг ко мне постучался рыбак, которого я встретил в первый день своего пребывания в Атлантиде и которому помог в тяжбе с работорговцем.

– Архонт, удели мне время, это очень важно, очень!

Я усадил Сантигу в плетеное гостевое кресло. Рыбак был взволнован, он тяжело дышал, словно больной астмой, и всё время оглядывался.

– Что же такого случилось, что ты так разволновался? – пытался я подбодрить старика. Наконец он взял себя в руки.

– Вы должны бежать, вас хотят убить.

– Кто? – рассмеялся я.

– Эосфор.

– Кто? – я выпучил глаза: откуда рыбаку известно о боге утренней зари?!

– Сегодня вы поедете на Золотой остров, где вас должны наградить. Но вас не наградят, вас оставят в пещере...

– Я знаю.

– Вы не поняли, архонт, вас не просто оставят в пещере. В пещере живет дракон, и вас отдадут ему на съедение.

Это что-то новенькое. Сара мне про дракона ничего не говорила. И я стал внимательно слушать рассказ Сантиги.

В то утро Сантига, как всегда, собирался выйти в море на своем корабле. Но поднялся сильный ветер, и в последний момент старик передумал, побоявшись угодить в бурю. Вместо этого он решил проверить снасти, которые расставлял у берега и в пещерах. В Жемчужную пещеру, где всегда был хороший улов, вела узкая горная тропа. Рыбак прошел по ней, спустился в пещеру, но не успел подойти к своим сетям, как услышал чей-то разговор. Старик спрятался за камнем. Осторожно выглянув, он увидел, что в пещере неторопливо беседуют: жрец Кархарис, вождь титанов Энки и какой-то незнакомец в темных очках.

– Кархарис, так ты говоришь, что Скиф не хочет золота и не собирается плыть на Золотой остров? – Эосфор глядел в глаза жрецу Посейдона не отрываясь.

– Он не любит золота, Эосфор, – отвечал жрец. – Всё же ты ошибся, надо было выбрать эфеба, тот бы не раздумывал.

– Я никогда не ошибаюсь, Кархарис! Не хочет, значит мы сами его туда доставим. Главное, чтобы он ничего не прознал про дракона Золотого острова.

– Пусть для него это будет сюрпризом.

– Да, пусть, – в голосе бога утренней зари прозвучала нескрываемая ирония, и он обратился к доселе молчавшему Энки: – Что решил президент аннунаков?

– Мы раздумали улетать, нам нравится на этой планете, мы хотим сместить Зевса и вместо олимпийцев стать богами землян.

– Вы не пробовали договориться?

– Пробовали, но нас не устраивают условия, на которых Зевс оставил нас здесь. Мы не хотим быть вечными беженцами. Мы будем с ними воевать и победим!

– Как? Вы смертного архонта Посейдонума не победили, а тут хотите воевать с олимпийцами?!

– Если бы мы начали воевать с атлантами всерьез, мы бы легко победили, но тогда открылись бы все наши секреты. Поэтому пусть атланты радуются своей победе и ни о чем не подозревают... Если мы победим олимпийцев – никуда от нас Посейдонум не денется!

– Когда намечаете выступление?

– Через три дня. Тянуть дальше нельзя. Я заручился поддержкой кентавров – Полканус согласился выступить вместе с нами!

– Это хорошая новость! – Эосфор неожиданно развернулся и посмотрел в сторону спрятавшегося за валун старика, тот на всякий случай тихо нырнул под воду. Последнее, что услышал Сантига, были слова Эосфора:

– Готовь баркас для нашего царя, Кархарис.

Затем последовала вспышка, и Эосфор огненной стрелой исчез в небесной выси. Энки сел в летающую колесницу, стоявшую неподалеку, и тоже улетел. И только Кархарис тяжелой походкой поплелся через остров. Сантига выждал, пока он уйдет, и только тогда покинул свое убежище.

– Я сразу же поспешил к вам, архонт.

Всё встало на свои места – я вспомнил ту странную встречу в храмовом саду – Эосфора и Кархариса. Только я всё равно так и не понял, зачем им убивать архонтов Посейдонума? Впрочем, достаточно с меня этих тайн. Пусть эфеб становится следующим царем, он давно мечтал. Сегодня мой последний день пребывания в Атлантиде и точка. Я уплываю с острова.

– Большое спасибо тебе, Сантига. У меня будет к тебе одна просьба.

– Говори!

– Возьми, – я снял с руки кольцо наяды. – Подойдешь к берегу, опусти кольцо в воду. Три раза позови: «Наяда! Помоги!» Когда она приплывет – расскажешь ей всё, что рассказал только что мне.

– Она точно приплывет?

– Да, это кольцо Посейдона.

– Хорошо, коли так, – старик взял кольцо и ушел.

Я последним взором окинул свой дворец – пора! Да где же Ариана? Открыв дверь в покои жены, увидел ее, тихо сидящую на самом краешке алькова. Вещи так и не были сложены, она как-то пространно на них смотрела, будто передумала ехать.

– Ты чего не собираешься? – не понял я.

– Скиф, беги! – закричала Ариана, я не успел ничего сообразить, как меня сзади оглушили чем-то тяжелым. Очнулся я связанным, лежа на постели. Рядом стоял Эосфор.

– Где Ариана? Что ты с ней сделал, отродье Тартара? – заорал я.

Эосфор чуть-чуть опустил свои очки, и я увидел бездонные колодцы его глаз, потом он быстрым движением вернул очки на место и рассмеялся:

– Ты же не хочешь, чтобы она составила тебе компанию? Поэтому я тебя сейчас развяжу (из его глаз солнечными лучиками брызнули огненные стрелы, мои руки обдало огнем, веревки опали) и ты встанешь и пойдешь за мной. Если попытаешься выкинуть какой-нибудь фортель, твоя жена погибнет. И не она одна: ты еще не знаешь, она ждет ребенка...

Меня как косой подкосило: кого я хотел обмануть? Всё-таки я наивный человек. С богами воевать бесполезно: на то они и боги. Мы вышли из дворца.

– Скажи, а почему ты выбрал меня, а не эфеба?

– Всех последних двенадцать царей Атлантиды я выбирал лично – они об этом и не знали. Поймать человека на живца жадности несложно. Я выбрал эфеба и повез его в Атлантиду. Но когда ты помог бежать наяде, я изменил свое решение. Что мне тот эфеб, когда появился человек, который встал у меня на пути! Неужели ты думаешь, что я отпустил тебя тогда просто потому, что началась буря? Ты меня немало удивил. До тебя в Посейдонуме было одиннадцать царей. Ты можешь не верить, но все они вели себя, как близнецы. В первый же день обустраивали свои дома золотом и драгоценностями, выбирали самую красивую женщину, делали своей женой. В общем, жили в свое удовольствие, совершенно не думая о народе Атлантиды и своем
завтрашнем дне. И эфеб такой же: он не просто жаден, он жаден до мозга костей.

– Зачем тебе моя смерть? Какой в ней прок?

– Смертный, ты хочешь знать то, что тебе знать не положено.

– Тогда почему ты не убьешь меня здесь и сейчас?

– До полудня я не могу тебя убить. К тому же это должно произойти на острове, вдали от посторонних глаз, – бог утренней зари смотрел на меня ласково, как отец на любимого сына.

Значит, мне осталось жить всего несколько часов, и уже к вечеру меня не станет... Пелефроний и Сара сейчас на корабле у Нибиру, ждут меня и не знают, что со мной. Может, и к лучшему, что не знают и не разделят мою участь.

– Ты думаешь, за тебя кто-нибудь вступится? – Эосфор угадал мои мысли. – Ошибаешься, уже через полгода никто не вспомнит твоих реформ, к хорошему привыкают быстро.

– Ну и пусть. Если хоть один человек помянет добрым словом, значит, я правил не зря. – Я перевел тему: – Скажи, это ты пытался отравить Сару? Зачем?

– Я лишь посоветовал Альасваду избавиться от шпион-
ки, но кто ж знал, что ты с кентавром снова помешаешь моим планам. Альасвад сам виноват, вместо того, чтобы вести себя тихо, он всё время нарывался на неприятности.

Мы дошли до причала, где нас уже поджидал Кархарис. Лицо у верховного жреца Посейдона, как и всегда, было приветливое. Но меня оно уже не обмануло. Эосфор небрежно кивнул жрецу, а мне сказал:

– Я не прощаюсь, встретимся на острове, – и огненной стрелой взвился в небо.

Вскоре я уже поднимался на баркас Кархариса. Прощальным взглядом окинул бывшие владения. Народ торопился по своим делам. Одиноко стоял и смотрел на меня только финикиец-работорговец. После того, как он отработал свое наказание, нашел новое занятие – открыл харчевню и имел хороший барыш, торгуя вином.

За весла сел сам Кархарис.

– Эосфор не будет тебя долго мучить, – как я понял, Кархарис решил меня успокоить.

– Мне теперь всё равно.

Я не знал, что в это время за мной внимательно наблюдает еще один человек. Эфеб сидел в харчевне и смотрел в окно, как я покидаю Атлантиду. Когда вошел хозяин, эфеб, уже изрядно пьяный, потребовал:

– Финикиец, мне папоротниковой водки! Хочу напиться!

– Может, лучше новиночку – белое, черное или золотое пиво? – суетился вокруг него финикиец.

– Только водки, и покрепче! Вот скажи: почему ему всё: и золото, и красавица-жена, и друзья, и покровительство богов, – а мне ничего? Я должен быть на его месте.

– Да, – задумчиво произнес финикиец, – только что наблюдал отплытие Скифа на Золотой остров на баркасе Кархариса. Уж там он поживится золотишком...

– Что ты сказал?

– Говорю, поживится золотишком-то...

Эфеб стремительно поднялся со своего места и побежал в сторону порта. Там он нашел первый попавшийся корабль и крикнул капитану:

– Плачу десять золотых тетрадрахм, только доставьте меня срочно к Золотому острову!

 

Кархарис высадил меня на пустынном берегу Золотого острова. Сам даже не стал выбираться из баркаса и тут же отчалил прочь. Я не удостоил его прощальным взглядом и неторопливо поплелся вдоль линии прибоя. Где-то здесь прячутся сразу две опасности – Эосфор и дракон.

– Что грустишь? – услышал я вдруг женский голос. Поднял глаза и увидел Афродиту. Она стояла на берегу и бросала камешки в море. Вот чудеса: везде море шло барашками, а возле ее ног вода была спокойна, как в аквариуме, и было светло и солнечно.

– Что ты делаешь на этом острове? – любят боги задавать простым смертным риторические вопросы.

Я рассказал о своей беде. Но в ответ услышал не успокаивающие слова, а скорее упрек:

– Помнишь, что я говорила вам с Арианой, когда вы поднимались по ступенькам в моем храме: никогда не впадать в уныние, надеяться и верить. Возьми, это поможет справиться с драконом, – богиня вложила в мою руку камешек размером с большую черешню, от него приятно пахло смолой.

– Что это?

– Это олибанум – камень счастья.

Я повертел камешек в руке.

– Если будет очень тяжело, скорми его дракону, или ударь... Если сможешь, считай, что победил. Всё, мне пора! Сейчас явится Эосфор, мне не хотелось бы с ним встречаться.

Афродита вспорхнула и растаяла в воздухе, словно ее и не было.

– Скиф! – я оглянулся. На краю скалы стоял Эосфор, держа за руку Ариану. – Мы заждались. Где тебя носит?

Так вот куда он отлучался!

– Беги, Скиф, он тебя убьет!

– Ты думал меня обмануть, смертный! – рассмеялся
Эосфор. – Иди сюда, или твоя суженая-ряженая погибнет...

Я покорно поплелся к богу утренней зари.

– Отпусти ее! Я иду!

– Заходи в пещеру. Дракон ждет тебя.

Я зашел в пещеру – за мной тут же опустилась невидимая стена. Я уже не был удивлен, помня о раздвижных стенах в пирамидах аннунаков и гуанчей.

Между тем, в пещере было очень светло. То тут, то там валялись золотые и серебряные слитки. А между ними всякие драгоценности: кольца, перстни, ожерелья, бусы, драгоценные камни и даже кубки и целые скульптуры.

Я обошел пещеру по периметру, она оказалась не такая уж огромная, какой я себе ее представлял. В тупике наткнул-
ся на одиннадцать золотых изваяний: это были предыдущие цари Атлантиды. У всех на месте сердец было по аккуратной «сердечной» дырке. Как я понял, Эосфору нужно мое сердце. Вот аскарида!

Все золотые скульптуры этой пещеры изваяны талантливым мастером: того и гляди, поднимутся и оживут. Вот спящий грифон, а вот кентавр, чем-то похож на Пелефрония, ого, а это наяда, вот парочка обнаженных влюбленных, а между ними Эрот, стрелы с колчаном за спиной прячет. А вот золотой бык, нет, даже теленок, который как будто спит... А вот и дракон, большой с перепончатыми лапами, готовится взлететь... Мне показалось, что в его глазах мелькнул огонь. Я неотрывно смотрел на него, готовясь к отражению атаки, и не сразу обратил внимание на шорох за спиной. Обернулся и обомлел: золотой теленок проснулся и медленно поднимался на ноги. Я увидел его глаза, полыхающие золотисто-изумрудным светом. Когда он открывал пасть, оттуда светились белым фосфором зубы.

– Мууу! – промычал, поглядел на меня, развернулся и стал медленно бить копытом о золотую землю.

Пока существо готовилось к бою, я успел спрятаться, вскарабкавшись на золотого дракона. Бычок принялся бить своими маленькими, но крепкими рожками в драконий бок – но дракон стоял несокрушимо. Когда я самоуверенно решил, что нахожусь в безопасности, теленок изменил тактику и стал подкапывать мое убежище. Дракон накренился и был готов свалиться на бок, и я вместе с ним. Я спрыгнул с другой стороны и побежал по этой золотой пустыне, прячась за скульптуры. Схватив деревянный бочонок с вином, я швырнул его под ноги теленку. Теленок победно наступил на него, и бочонок тотчас превратился в золотой! Теперь я понял, почему его прикосновение так страшно.

Он гонял меня по всей пещере, а я тщетно пытался найти
выход из положения. Наконец, изловчившись, я на бегу кинул волшебный камень Афродиты. Промах. Подобрал и кинул второй раз, но опять промахнулся. В конце концов, устав и оказавшись в тупике, я прицелился, кинул волшебный камень в третий раз, но снова промазал. Я почти отчаял-
ся, как вдруг на теленка начала сыпаться какая-то труха,
после чего сверху на ближайший золотой бархан свалился... эфеб – собственной персоной. С криком: «Это мое золото!» он принялся собирать золотой песок и слитки в огромный мешок. Теленок недоуменно повернул голову к нему, потом ко мне, опять к нему, потом опять ко мне. Я замер. Эфеб не обращал на нас никакого внимания. Он с жадностью хватал горстями золото и драгоценности, бусы и ожерелья вешал себе на шею.

Теленок развернулся и понесся в сторону эфеба. Тот слишком поздно понял, откуда ему грозит опасность, даже не успел толком разбежаться под грузом навешанных на него драгоценностей и упал в объятия золотой статуи ная-
ды. Тут же бычок его нагнал – нога наступила на руку с зажатыми в ней янтарными бусами, и на моих глазах эфеб сначала замер в неподвижности, а потом, как дерево зимой, стал покрываться золотым инеем.

Я осторожно сделал шаг назад, но поскользнулся на каком-то золотом украшении и упал, едва не ударившись затылком о золотую статую Гермеса. Теленок посмотрел в мою сторону и направился ко мне, распластанному на земле. Вот теперь настала и моя очередь. Теленок остановился в трех шагах от меня, принюхался, опустил голову, а там олибанум – волшебный камень Афродиты. Золотой телец взял его одними губами и... проглотил! Потом посмотрел на меня равнодушным взглядом, положил переднее копыто на спину золотого эфеба, лег и застыл. Через секунду это вновь была скульптура, ничем не отличающаяся от множества других.

А еще через несколько мгновений двери золотой пещеры раздвинулись и вошел Эосфор. Он посмотрел на эфеба, потом дотронулся до того места, где должно быть его сердце, постучал несколько раз и спрятал что-то в свою торбу. Меня он не видел, я оказался закрыт накренившейся ста-
туей золотого дракона.

Я лежал тихо, боясь выдать себя, а в висках стучало предсказание пифии: «Дорожи врагами – они спасут тебя!» Если бы Эосфор не подстроил, чтобы я стал царем Атлантиды, я бы никогда не встретил Ариану и своих друзей Сару и Пелефрония. Если бы эфеб не кинулся в золотую пещеру, то кто знает, чем бы закончился для меня поединок с золотым теленком.

Тут сильный удар извне потряс пещеру. Невидимая стена пошла огненными трещинами и осыпалась, словно стек-
лянная, когда по ней ударишь камнем. В пещеру ворвались мои друзья: впереди с мечом наперевес неслась Сара, за ней с луком наготове следовал Пелефроний. И только Арианы с ними не было. Неужели этот проклятый божок ее сбросил со скалы?

– Не успели, я уже взял его сердце! – захохотал Эосфор. Он пнул ногой и оттолкнул продырявленную статую эфеба. И огненной стрелой взлетел вверх.

Друзья стояли в онемении, глядя на статую эфеба с внушительной дырой на месте сердца:

– Не успели!

– Между прочим, Сара, я выше эфеба почти на полголовы. Как можно было перепутать меня с этим... – я не находил подходящего слова для обозначения врага, который, сам того не желая, спас мне жизнь.

– Скиф! – бросилась мне на шею Сара.

– Живой! – радовался кентавр.

– Я не понимаю, Эосфор – вроде умный бог, а не сообразил...

– Наверное, торопился. А кто торопится, не замечает очевидных вещей. А как эфеб пробрался сюда?

– Там наверху есть потолочная дыра, для вентиляции, через нее он и спустился. А как вы вошли? Эосфор же закрыл вход в пещеру своими чарами.

– Нет тех преград, которые не могли бы преодолеть центавры! – гордо вздыбил грудь Пелефроний.

– С помощью этого камня, – объяснила мне Сара и показала, как разрезала пополам невидимую преграду. – Нам его дала Афродита.

– А где Ариана?

– Там, – махнула рукой Сара на выход из пещеры.

Ариана по-прежнему стояла на краю скалы. Она обернулась и посмотрела на меня счастливыми глазами:

– Я знала, что ты останешься жить.

– А что ты делаешь на скале?

– Смотрю на море и жду тебя.

 

Тринадцатая глава

ГНЕВ БОГОВ

Сантига в это время стоял у кромки воды и тщетно взывал к наяде. Море шло барашками, старик насквозь вымок от дождя и морских брызг, но терпеливо продолжал начатое, обдуваемый холодным ветром. Наконец из волн появилась наяда Лора:

– Чего тебе надобно, старче?

– Меня послал к тебе Скиф, он дал мне это кольцо и велел поведать тебе одну важную историю.

И рыбак подробно рассказал о замыслах Кархариса, Энки и Эосфора. Наяда внимательно выслушала, но ничего не ответила, только нахмурила брови и нервно ударила хвостом по морской глади. Затем исчезла в море, а растерянный рыбак стоял на берегу, не зная, что ему делать дальше. В конце концов, здраво рассудив, что он выполнил наказ архонта, неторопливо побрел домой. Неожиданно его остановил громкий голос наяды:

– Подожди, старче!

Старик обернулся.

– Кольцо отдай, не твое! – наяда протянула руку и старик вложил в нее кольцо.

 

Эосфор летел к кипрскому святилищу Афродиты, взяв с собой торбу с двенадцатью обращенными в золото сердцами царей Атлантиды.

– Ты зачем здесь? – во взоре Афродиты не было ни капли радости.

– Сивилла сказала, что это смягчит твое сердце... – залепетал Эосфор. – Вот, – и он вывалил двенадцать золотых слитков к ногам богини.

– Что-то напутала твоя Сивилла, убирайся вон, я вижу тебя насквозь – в тебе одна темнота и ненависть. Ты хотел подкупить меня этими кирпичами? – В ее глазах вспыхнул огонь: – О боги, и я могла любить этого...

Богиня любви не могла подобрать наиболее уничижительного слова. Эосфор растерянно повернулся, чтобы уйти.

– Подожди! – Бог утренней зари в надежде оглянулся. – Забери с собой свои камни. Богине любви эти кирпичи не нужны. Иди в Тартар!

«Ну Сивилла, ну тварь! – проклинал про себя пророчицу Эосфор. – Сейчас ты у меня...»

Высказать всё, что он думает, Эосфору хотелось очень сильно. В гневе Эосфор оттолкнул служанку и без приглашения вторгся в покои Сивиллы. Та сидела за своим столиком, крутила в руках яблоко (кажется, то самое, за тридцать шесть лет оно ничуть не изменилось) и перелистывала свою белую книгу.

– А, это ты, Эосфор, – приветствовала она его спокойным голосом так, будто он вышел от нее только вчера. – Прислушался к моему совету?

– Ты меня обманула! Ты дала лживый совет! – в гневе он вывалил все двенадцать золотых слитков ей на стол.

– Что это? – оторопело посмотрела на золото Сивилла.

– Это те двенадцать золотых сердец, которые должны были умилостивить Афродиту. Ты обманула меня!

– Что-то я не припоминаю, чтобы говорила тебе о золоте, – пророчица непонимающе смотрела на него.

– Вот, это твой почерк? – Эосфор в качестве доказательства сунул под нос Сивилле ее письменный совет примирения с Афродитой и стал читать: – «Ты должен отправиться в Атлантиду и завладеть сердцами двенадцати царей, правившими как минимум три года каждый, обратив их суровые сердца в золотые».

– Подожди, ты их всех убил, что ли? – она взяла одно из сердец и стала крутить в руках, не понимая, что с ним делать.

– Ну да, а как еще можно завладеть сердцами и превратить их в золото? Я и золотого тельца завел специально для этого.

Сивилла вдруг залилась смехом. Она даже выпустила в блюдо один из слитков, тот с колокольным звоном ударился о дно. Эосфор недоумевал: может, он что-то и вправду перепутал, может, нужны были серебряные сердца, может, не тех царей превращал, может, со сроками напортачил?

Успокоившись, Сивилла спросила:

– Скажи, Эосфор, ты участвуешь в жизни своего полиса?

– Какого полиса? – Эосфор еще более был сбит с толку этим глупым неуместным вопросом.

– Я так и знала! Ты полный идиот, Эосфор!

– Почему?

– Потому что не понимаешь аллегорий. Я тебе сказала, чтобы ты привел к Афродите двенадцать живых царей! Чтобы ты превратил их злые сердца в добрые. А как еще умилостивить богиню любви, если не любовью и добротой?! Чтобы цари сумели полюбить свой народ и ближних своих, а народ полюбил их. Хоть бы уточнил, если не понял предсказание.

Эосфор был подавлен.

– И что мне делать?

– Ну, я не знаю даже, как тебе теперь давать советы... Кстати, одно из сердец не царское. Ты даже в этом хотел меня обмануть!

– Да пошла ты! – такого унижения бог зари не испытывал никогда. Даже тогда, в покоях Зевса, облитый из трезубца Посейдона и насквозь мокрый, он не чувствовал себя так мерзко. Теперь об этом узнает весь Олимп. И ему даже у подножия великой горы нельзя будет появиться без насмешек олимпийцев.

«Я вам всем еще покажу! Я отомщу!» – бурлил гнев в сердце Эосфора.

 

Зевс решил собрать небольшой мальчишник среди
братьев, собственноручно приготовил белого пива. Повод был самый что ни есть подходящий: все три брата остались одни, без своих жен, и это дело надо было отметить.

От Посейдона, хлопнув дверью, ушла Амфитрита, приревнов его к Каллирое, жене Нила. Жена Аида Персефона уехала отдыхать к подружкам, как делала это каждый год в одно и то же время. Зевс поссорился со своей Герой: она закатила ему дикий скандал из-за конкурса красоты, в котором не победила.

Налили белого пива, разложили рыбки.

– А знаете, братья, что Аполлон учудил? – рассказывал последние новости Зевс.

– Что? Решил бросить театр ради эстрады?

– Нет. Он велел изваять себя вместе с селедкой на плече и поставить скульптуру в греческом зале.

– Знать, понравилась ему моя атлантическая сельдь, – поддел трезубцем селедочку Посейдон.

– У нее вкус специфический, – поддакнул и третий брат.

Тут раздался осторожный стук в дверь и приглушенное женское покашливание.

– Кто там еще? Не иначе наши благоверные, – проворчал Зевс.

– Извините, уважаемый Посейдон, вы сказали, что если случится что-нибудь из ряда вон – срочно к вам, – на пороге стояла наяда Лора.

– Ну, говори...

– Жрец Атлантиды Кархарис предал вас. Он привечает Эосфора, вашего давнего врага. Вместе они изводят царей Посейдонума.

– Лора, ну нельзя из-за таких пустяков тревожить меня, – Посейдон был недоволен. – Никуда не денется эта Атлантида за неделю.

– Если б только это! – продолжила наяда. – Эосфор и титаны готовят нападение на Олимп! Через три дня...

– Информация точная? – добродушие Зевса как рукой сняло. Посейдон и Аид тоже побледнели. Только титаны могли бросить серьезный вызов олимпийцам.

– Точнее некуда, последний архонт Посейдонума – наш человек, он предупредил меня. За это Эосфор и Кархарис решили его убить.

– Зачем вы предоставили аннунакам убежище в Атлантиде? – осуждающе посмотрел на братьев Аид.

– Пожалели, – оправдывался Зевс.

– На свою голову! – хмыкнул бог подземелья.

– А что кентавры? – поинтересовался Зевс.

– Насколько я знаю, Полканус поддержал Эосфора и титанов.

– Предатели! – выругался Посейдон. – Я дал им землю с условием жить мирно. Неужели все до единого готовы воевать?

– Все, кроме Пелефрония, советника Рутена, последнего царя Посейдонума. Кентавры за это приговорили Пелефрония к смерти.

Посейдон при этих словах побагровел, пристукнул трезубцем, из которого брызнула вода.

– Титаника должна быть разрушена! Конец сияющему граду на холме! – подвел итог Зевс.

Как ни жаль, но вечеринку пришлось свернуть.

 

Мы решили не собираться в дорогу на ночь, а подождать до утра во дворце. На нас никто не обращал внимания, Атлантида жила в предвкушении следующего царя и все гадали, кто им станет. Кархарис спрятался в своем храме и носа оттуда не высовывал. Сводить с ним счеты мне хотелось меньше всего: всё-таки он меня короновал и спас от мести эфеба и филистимлянина-сутенера – пусть в своих интересах, но всё-таки спас.

Мне не спалось, и я вышел на балкон. Ночь была ветреная. Неожиданно вода в фонтане рядом с доврцом забурлила и оттуда вынырнула наяда:

– Доброй ночи, Скиф, впрочем, не для всех она будет добрая!

– И тебе к Асклепию не ходить, Лора! – я был немало удивлен неожиданным появлением морской красавицы.

– Возьми, оно тебе еще пригодится, – наяда протянула мне кольцо Посейдона.

– Значит, Сантига тебя всё-таки нашел?

– Я была очень удивлена, что пришел он, а не ты.

– Я не мог, Эосфор запер меня в своей пещере.

– Знаю, не оправдывайся, я сюда приплыла не за этим, – отмахнулась она. – Сегодня ночью Атлантида будет уничтожена и утонет в океане.

– Что? Почему? – я был искренне ошарашен.

– Решение принято богами. Посейдон позволил мне оттянуть время до часа быка, но дальше он ждать не будет, так что поторопись.

– А как же гуанчи – Эльда, Радд?

– Посейдон не тронет их. Не беспокойся, я уже предупредила гуанчей. Через час я жду тебя и твоих друзей у кораблей Нибиру и Сантиги.

Я разбудил Ариану и всех, кто находился во дворце. Всё же меня ел червячок: я был архонтом этой страны, а сейчас тихо сбегаю, бросая свой народ. Я позвал слуг и обстоя-
тельно им всё рассказал.

– Поднимайте людей, пусть собираются и бегут к кораб-
лям! Пусть капитаны берут столько народа, сколько возможно. Грузовые суда пусть сгружают товары (кроме продовольствия) и берут людей на борт.

– Будет исполнено, архонт! – вот чудеса, я уже не царь, но люди меня по-прежнему слушались. Через четверть часа новость облетела весь Посейдонум. Атланты наспех собирались и устремлялись к кораблям. Кое-где возникала паника. Когда работорговец-финикиец пытался назначить цену за посадку на свой корабль, люди его просто вышвырнули за борт.

Мы с Арианой первым делом побежали к Саре, но ее покои оказались пусты. Пелефроний ждал нас на корабле Сантиги, а Сара так и не появилась. На корабле Нибиру ее тоже не было, зато там командовала наяда:

– Скиф, осталось четверть часа.

– Я никак не найду Сару! Ты можешь попросить Посейдона отложить войну хотя бы до утра?

– Нет, это не в моей власти!

– Я без Сары не поплыву!

– Тогда погибнешь!

Мы ждали до последнего мига, но, увы, Сара так и не появилась. Ариана расплакалась и до последнего порывалась искать ее, пока наши корабли не отчалили от берега. Море пестрело разномастными морскими судами. Но не все атланты поверили в скорую катастрофу, многие остались в своих домах, некоторые стояли на берегу, с любопытством наблюдая за суматохой.

Тем временем ветер усилился и дошел до такой ярости, что стал ломать деревья. Я наблюдал за набирающей силу стихией с кормы корабля вместе с Арианой и Пелефро-
нием. Сверкала молния, гремел гром, казалось, что надви-
гается обычная буря, которая погремит с ночку и к утру утихнет. Но тут на ночном небе ярко вспыхнула звезда и... не погасла. От нее стало светло, как днем.

– Комета! – предположил кентавр.

– Или метеорит! – выдала свою догадку Ариана.

«Ночное солнце» становилось всё ярче, потом раздался оглушительный взрыв, последовала ударная волна, от которой все пассажиры чуть не потеряли равновесие. Корабль швырнуло в сторону, едва не перевернув.

– Землетрясение! – сообразил Пелефроний.

– Не беспокойтесь, с кораблями всё будет хорошо, Посейдон вас не тронет! – быстро угомонила панику наяда.

Мы ясно видели, как оставшиеся в Посейдонуме атланты выбегют из зданий и попадют под проливной дождь. На наших глазах дворец архонта сложился, как карточный домик. Вслед за ним, как по мановению волшебной палочки, стали рушиться другие здания. Началось наводнение, упавший метеорит разрушил дамбу и море хлынуло на материк.

Сантига, как и капитаны других кораблей, дал приказ спасать и вылавливать плывущих к кораблям атлантов. Я стоял на корме и высматривал тех, кто просит о помощи. И совершенно случайно мой взгляд нашел на поверхности моря перламутровую амфору Кархариса, ту самую, что стоя-
ла в его доме. Она почти не пострадала, откололся лишь небольшой кусочек. Теперь она стала совершенно ненужным мусором. Рядом раздался крик о помощи, и мое внимание переключилось на утопающую женщину, оказавшуюся пифией храма Клейто, которая напророчила мне спасение от своих врагов.

– А что, Кархарис живой? – спросил я, держа в памяти его драгоценную амфору.

– Нет, он побежал спасать золотые монеты, когда обрушился его дом, – рассказала она, оказавшись на корабле.

Я смотрел на Посейдонум, и мне почему-то вспомнилась вспугнутая Пелефронием сорока и ее гнездо с погнутым ржавым кольцом и прочими «сокровищами». Теперь этот преж-
де сияющий град на холме напоминал разоренное сорочье
гнездо с его «богатствами», которые никому не нужны.

– Прощай, Атлантида! – махнул я рукой с кормы ко-
рабля. С тяжелым сердцем мы покидали Атлантиду, потому что с нами не было Сары. Скорее всего, она погибла под руи-
нами, спасая людей.

Рассвело – вода всё прибывала и прибывала. Незатоп-
ленными оказались только вершины пирамиды аннунаков. Проплывая мимо Солнечной пирамиды, мы с Арианой вспомнили наше тяжелое восхождение на ее вершину и встречу с Афродитой и ее сынишкой Эротом.

– Смотрите! – Ариана показала на какую-то суету на вершине пирамиды. Приглядевшись, мы поняли, что кентаврида зацепилась парчовой попоной за острые выступы пирамиды и никак не могла высвободиться.

– Это же Ксена! Это ее попона! – Пелефроний, не раздумывая, прыгнул в воду и поплыл на помощь бывшей возлюбленной. Вода уже доходила Ксене до горла, когда кентавр высвободил ее попону.

– А где Полканус? – поинтересовался Пелефроний, когда они вместе плыли к кораблю.

– А пифия его знает, – сухо ответила Ксена.

Вечером Пелефроний и Ксена стояли на корме корабля обнявшись.

– Выходи за меня! – кентавр преподнес своей возлюб-
ленной две золотых подковы.

– Конечно, – ответила Ксена, – я теперь поняла, кто меня по-настоящему любит.

– Я сбился со счета: сколько раз она его предавала?! – прошептал я Ариане.

– Что он только в ней нашел? – проворчала моя жена. Ксена ей никогда не нравилась, но она не смела осуждать выбор друга.

Вечером мы причалили к пустынному берегу незнакомой страны. Высадились, развели костры. Через час к нам присоединилась команда Нибиру.

– Смотрите, кого мы спасли: князя кентавров! – похвалился Нибиру. Его корабль подобрал самого Полкануса. Он выглядел жалко: мокрый, в ободранной попоне, без привычных побрякушек.

Ночью я вышел подышать свежим воздухом и заметил на берегу какую-то суету возле шлюпок. Это Ксена и Полканус готовились к побегу. Первым моим желанием было поднять тревогу. Я даже сделал несколько шагов по направлению к корабельной рынде. Потом резко остановился: может, и хорошо, что Ксена сбегает от Пелефрония?

Утром, узнав о бегстве Ксены, Пелефроний остался на удивление спокойным и философски изрек:

– Может, оно и к лучшему?

 

Четырнадцатая глава

ПОСЛЕДНИЙ КЕНТАВР

Утром мы услышали в воздухе странное жужжание. Посмотрели вверх и заметили летающую колесницу. Колесница плавно спланировала на берег и оттуда выскочила... Сара.

– Насилу вас нашла!

– Сара, откуда ты, куда ты пропала?

– Я в ту ночь следила за Энки, аннунаки решили атаковать Олимп!

– Они с ума сошли!

– Скорее всего, потому что ничего у них не вышло. Метеорит упал как раз на их пирамиды и разнес их к Церберу в Тартар. После этого Арес и Энки схватились в битве. Энки позорно бежал и запросил мира. Зевс пошел навстречу аннунакам и дал возможность улететь. Спровадил подальше, на планету Истмат. Думаю, у Энки охоты вернуться больше нет.

– А что с Атлантидой?

– Нет больше Атлантиды. Она утонула. Посейдон проклял это место.

– А Эосфор?

– Скрывается где-нибудь в горах или пустыне. На глаза олимпийцам ему теперь лучше не попадаться.

– А центавры? – Пелефроний смотрел на Сару с надеждой.

– Кентавры погибли все. Боюсь, никто не выжил. К счастью, Посейдон пощадил гуанчей, он оставил небольшие острова для их поселений и несколько пирамид. Эльда и Радд хотят плыть на Запад, там есть большой материк. А вы куда?

– Даже не знаю, – развел я руками. – Есть у меня мысль вернуться на свою родину, в Скифию, посмотреть, как живет моя страна.

– А тебя там не убьют?

– Во-первых, прошло много времени и на трон я не претендую, а во-вторых, я же приеду не с пустыми руками, верну золото скифов.

– Тогда есть возможность вернуться туда очень быстро, за несколько часов, – предложила Сара. – На моей летающей колеснице. Топлива в ней как раз хватит.

– Кто со мной? – кинул я клич друзьям.

Сантига и Нибиру с сыном отказались лететь наотрез: куда, мол, мы с наших кораблей, да и люди с нами, мы за них отвечаем... А Пелефроний согласился с радостью.

Минут через десять мы уже были в пути. Неожиданно среди облаков увидели женщину с ребенком, которая стояла на обочине небесной дороги и голосовала. Ну конечно же, это была Афродита со своим неугомонным сынулей:

– Подвезете?

Постреленок и в летающей колеснице норовил заняться любимым делом, хватаясь за колчан и грозясь в кого-нибудь выстрелить.

– Да здесь все подстреленные! – рассмеялась его мать.

– А мне бракованная стрела досталась, – пожаловался на судьбу кентавр.

– Почему бракованная? – Афродита приняла его жалобы всерьез.

– Я безответно влюблен.

Афродита с укоризной посмотрела на Эрота, тот виновато потупил взор:

– Перепутал стрелы...

– Я могу тебе помочь, – Афродита выжидающе посмот-
рела на Пелефрония. – Но для этого я должна превратить тебя в человека. Ты согласен?

– Да, – после небольшой паузы согласился кентавр.

Афродита дала Пелефронию снадобье, тот добросовестно выпил необходимую дозу. На пару минут его окутало дымкой. Когда туман рассеялся, мы увидели перед собой человека с лицом Пелефрония, очень бледного и в испарине.

Наконец мы высадились на землю, немного не долетев до реки Рав.

– Какая красота! – вымолвила Ариана, любуясь живописным видом.

– Это летом здесь хорошо, а зимой жутко холодно, выпадает снег. Нам нужна будет теплая одежда и теплый, крепкий, большой дом.

Пелефроний решил опробовать новое тело и вызвался поискать реку. Остальные поднялись на небольшую возвышенность и увидели раскинувшееся у подножия поле, за ним лес и блестевшую между деревьев реку. Но в первую очередь наши взгляды привлек отряд амазонок, расположившийся в лесу. Получалось, что Пелефроний шел прямо на них.

– Надо его предупредить! – дернулся я, но Афродита остановила меня жестом:

– Он хотел любви, он ее получит.

Мы застыли, наблюдая за тем, что произойдет дальше. Амазонки, как и следовало ожидать, первыми заметили Пелефрония. Превратившись в человека, он потерял свой знаменитый кентаврский нюх. Предводительница амазонок выскочила из-за дерева и преградила ему путь. Несколько мгновений они удивленно рассматривали друг друга. Валерия (подсказала Афродита с довольной улыбкой) натянула лук, потом опустила и вытащила из-за пояса длиннющий кинжал, приставив его к горлу Пелефрония.

– Стреляй, Эротушка! – приказала Афродита сыну. – Не теряй времени!

Эрот стремительно вскинул свой волшебный лук, спустил тетиву и попал разом в два сердца. Внезапно амазонка переменилась в лице и протянула кинжал Пелефронию:

– Смотри, мужчина, какой кинжал я добыла у сарматов. Хочешь, я тебе его подарю?

– А ты разве не убьешь меня?

– Как я могу убить того, кто мне понравился?

– Ты красивая! – перевел дух мой друг.

– Будешь моим мужем? Сейчас я познакомлю тебя со своим племенем, – ее соратницы всё еще сидели в засаде.

– Конечно! – кивнул он.

Мы с Арианой переглянулись и улыбнулись. Любовь и дружба – самое дорогое, что есть на белом свете.

Я решил, что в этом живописном месте мы и останемся. Посмотрев на тещу, понял, что поселение я назову в ее честь. Например – Сарианск. Нет, две гласных в середине звучат плохо. Пусть будет просто – Саранск. А вот жители его пусть называются в честь моей любимой жены – ариями...

В первый же свободный вечер в своем новом доме, где всем друзьям нашлось место, я уселся поудобнее и принялся за письмо своему учителю Сократу. Ему будет интересно почитать про Атлантиду, про аннунаков, про амазонок и мою родину – славную Скифию... Может, и он к нам на огонек когда-нибудь заглянет? Не послать ли за ним «летаю-
щую колесницу»?