Повесть-эссе

 

Как известно, ни одно доброе дело не остается безнаказанным. «Использовав служебное положение», но в бескорыстных целях, помог незнакомой женщине в одном довольно важном для нее деле. Упивался собственным альтруизмом, впрочем, недолго. Вера Сергеевна, удивительной души человек, глубоко верующий и порядочный, как положено на Руси, принесла «презент» – два вышеназванных календаря. Чуть позже – третий. Издания журнального формата, полные различной полезной для истинных православных информации. В них все – церковные праздники (по старому и новому стилю), молитвы, выдержки из религиозных трактатов, рассказы о святых и прочее.

И, самое главное, в них много очень интересных высказываний. Я давно уже привык разговаривать с цитатами: человек, в иных случаях, не столь интересен.

Получив данные календари, я был выбит из присущего мне душевного равновесия. Стало понятно, что будет довольно сложно вновь сосредоточиться на служебных обязанностях, творче-
ских взбрыках (планах), пока не «поговорю» с ними.

Я верю в провидение; календари были посланы свыше, чтобы еще одна заблудшая овца попыталась найти верную дорогу. Обратите внимание, в основе слова «верная» (т.е. правильная) лежит слово «вера». Можно предположить, что все связанное с верой – истинно. Об этом и пойдет разговор, если он получится.

Сразу же прошу тех, кто имеет на это право, отпустить мне возможный, но не предумышленный грех. Эти строки – не «Сатанинские стихи» Салмана Рушди. У меня нет задачи обидеть веру, верующих или Бога. Задача – убедить себя самого, что мир стоит чистого, незамутненного взгляда на него. В реальном мире много веры, но еще больше неверия. Веры часто неосознанной, неверия обдуманного, даже продуманного. У любого человека в известном возрасте есть своя точка зрения на самые важные для него вопросы.

О своих сомнениях и жизненных встречах, о попытках делать выводы о том, что зарождает веру, и том, что сеет атеизм и пойдет рассказ. Технология разговора проста. Поводом для рассуждений служит та или иная цитата из Календарей. Многие из них не подписаны, но от этого не делаются менее интересными.

Мысленно перекрестившись, отправляюсь в путь. Я атеист и поэтому прошу Бога только об одном: помочь мне написать «глубокую» книгу о вере. В Него и в его творение – простого человека. В том числе и того, что лежит сейчас вдрызг пьяный на скамейке, которая хорошо видна из моего окна на шестом этаже.

 

* * *

Нет ничего беднее ума, который без Бога любомудрствует о Боге.

 

Эта цитата – хороший повод позиционировать себя в предстоящем разговоре. Я православный, крещеный. Это то, что досталось мне от предков, от родителей. Десятки, если не сотни поколений нашего рода искренне верили в Бога. Естественно, это не могло не остаться в генах, в подсознании, в крови, где угодно. Но как выросший и сформировавшийся при Советской власти я не мог не впитать религию тех лет – атеизм.

Сердцевину атеизма вкратце отражает известная фраза: «Крой, Вася, Бога нет!» Но это в упрощенном варианте. На самом деле атеизм апеллирует очень серьезными доводами о том, что мир создан не за семь дней, а за более длительный срок, что называется без аврала и штурма.

Лично мне более симпатична версия о том, что люди произошли от не в меру расшалившихся Адама и Евы, чем от крайне медленно умнеющих приматов. Но, скорее всего, прав Чарльз Дарвин, хотя допускается и иной вариант развития событий. Допустим, наши далекие предки прибыли сюда из иных миров на космиче-
ском корабле. Либо были сосланы, либо неудачно приземлились.

Мне кажется, что независимо от официальной идеологии, человек не в состоянии контролировать формирование собственных убеждений, мировоззрения. Как и их трансформацию: как это происходит – неведомо. И может быть именно в этом суть человеческой природы: существует некое таинство, прекрасное по процессу, но не всегда по результатам.

Я атеист и не считаю это ни плюсом, ни минусом. Это констатация и не более того. Но... Если древние утверждали, что все дороги ведут в Рим, то я искренне убежден, что все пути человеческие ведут к Храму. Это что-то гораздо большее, чем слепая вера, надеюсь, будет время и возможность разобраться в этом гораздо глубже.

Теперь о том, можно ли сомневаться в существовании Бога? Несомненно, человек должен подвергать сомнению все, и, в первую очередь, самое очевидное.

И еще одно убеждение; ни вера, ни атеизм не должны быть воинствующими. Они должны нести в души верующих и в сознание атеистов, покой и желание творить, а не брать штурмом чужие бастионы. Чужие бастионы не содержат в себе ничего, кроме большой крови. Каждый имеет право как на веру, так и неверие. Жизнь расставит точки над «и»...

Я, медленно и не спеша, иду к Храму и пытаюсь размышлять; это самый верный способ скрасить дорогу и сделать ее значительно короче. И уже в пути все более четко ощущаю в себе одну (как минимум) черту от Бога – ироническое отношение к окружающей действительности, и, в первую очередь, к собственным псевдодостижениям.

 

* * *

Всю свою жизнь Сергий Радонежский отказывался от различных церковных постов; сначала игумена монастыря, затем митрополита.

Может быть, именно поэтому и был святым. Святость – это безгрешие, а оно возможно, когда не нужно ничего мирского. Особенно постов и должностей.

 

* * *

Звонить во все колокола может и атеист.

 

* * *

Во время стояния в храме человек должен быть проникнут чувством глубочайшего смирения. Всех присутствующих в Храме должен видеть святыми и только себя одного почитать грешным и последним... Не переставай тихо плакать в сокрушении сердечном о грехах. Нет лучшей шутки, как над собою. Копилка мудростей заканчивается только на кладбище, когда вдова безутешно скорбит над свежевырытой могилой: «Зачем ты нас так рано покинул? Ведь так много ты еще не сделал!!!»

Варсануфий и Иоанн

 

Перефразируя известное: ничто не ценится нами так дорого и не достается еще дороже, как спокойствие собственной жены. У каждой женщины, как и у известной пушкинской сказочной старухи, есть свой длинный ряд практических желаний: начинается он, как правило, с разбитого корыта. Знайте, если ваша прекрасная половина ночью плохо спит и много ворочается, значит, в полудреме она до сих пор недовольна, что не стала еще «владычицей морской».

Это только у Александра Сергеевича Пушкина жена просит своего старика сходить «поклониться золотой рыбке» одного. На практике любая благоверная первой прибежит «к синему морю» поглядеть: к какой это такой особе женского пола в последнее время зачастил ее старик. И какая у этой «рыбки» талия.

Прошло много-много лет совместной жизни, и заметил я, что «старушка» моя стала сильно хандрить. Не могу сказать, что все предыдущие годы она была безмятежно веселой, но тут особый случай. И чувствую, что не о «разбитом корыте» она печалится (у нее хорошая импортная стиральная машина). Скоро она «оформила» свое новое желание: «пошли, да пошли венчаться». Мне-то казалось, что более двадцати лет мы прожили в законном браке: печати в документах, дети в квартире – все на месте. Ан нет, оказывается, все это время мы провели в «грехе беспредельном».

Для мужиков, чей супружеский стаж не велик, сразу даю дельный совет. Если у жены появляется какое-нибудь желание, то лучше его реализовать как можно быстрее. А то все равно ведь достанет: не нытьем – так катаньем.

Пошли. Ранняя осень. Березки оделись в красивые желтые листья. Живи – не хочу. Каждый из нас по ходу жизни не один раз брался за дела, к которым душа не лежала. Но такого душевного дискомфорта я не испытывал, наверное, никогда. Хотя вроде бы делов-то: зайти в Храм и провести некоторое время в его стенах.

Сама церковь. От нищеты нашей и, прежде всего, духовной, Храм Божий оказался пристроем к жилому дому. Телевизионные антенны, телефонные кабели в прямом смысле слова, оказались выше креста. И если хотите – выше Христа. Позолоченный, надеюсь, крест, а выше него – балконы, к которым прикреплены «тарелки» спутникового телевидения. На самих балконах «гордо реет» не буревестник, а нижнее белье городских обывателей.

Единственное, что я делал с охотой во всей этой процедуре – подавал нищим. Встать на паперть: любому человеку нужно так далеко спрятать гордость, чувство собственного достоинства. Хотя если задуматься: каждый из нас давно уже стоит с протянутой рукой, заискивающе что-то выпрашивая у жизни и прохожих по нашей судьбе. Значит, я не подавал нищим, а делился с коллегами насущным. Среди моих «коллег» (а в пределах церковной ограды их было около десятка) выделялся парень лет двадцати. Он был немного не в себе, но именно в той легкой форме, что позволи-
ла бы ему окончить школу для олигофренов с золотой медалью. Физические кондиции его были превосходны. Если бы он взялся разгружать вагоны, то справился бы со своей задачей гораздо оперативнее бригады опытных грузчиков.

Соседство этого детины с согнутыми от долгой жизни старушками и девочками от семи до двенадцати лет в скромных платочках выглядело предельно нелогично. Очевидно, он и сам это понимал. Наверное, именно поэтому он зашел в Храм вместе с нами. И встал вместе со мной в конце зала. Я понял, что на моем неспешном пути к истинной вере у меня появился гид-переводчик. Почему гид? Потому что пользы от него было не больше, чем полякам от Ивана Сусанина. Почему переводчик? Потому что он постоянно бубнил себе что-то под нос. И не сказать, что очень тихо. На Руси всегда любили юродивых. В эти минуты я считал себя предельно нерусским человеком. Хотя сотни поколений русско-мордовских предков пытались убедить меня обрести душевное спокойствие.

Было утро. И, наверное, служба, что шла в Храме, называлась «заутреня». В церкви было порядка двадцати пяти-тридцати человек. Каждый со своей верой или неверием, со своими просьбами и надеждами. Каждый пришел сказать Всевышнему: «Спаси!» – и никто (в том числе и я) не обратился к Нему с просьбой: «Накажи меня!» Хотя высшим силам, возможно, хотелось бы сделать именно это. Если «человек» и звучит где-нибудь гордо, то только не в Храме.

Прошло примерно полчаса, и служба завершилась. Со священнослужителем мы прошли в боковую комнату и стали беседовать. Помимо прочего он поинтересовался, постились ли мы накануне. По незнанию, мы этого не сделали. Оказалось, что это не помеха для исповеди. А вот и сама исповедь. Естественно, мы с женой исповедались по одному. Другой выходил на это время из комнаты.

У каждого из нас свои представления о том, что такое исповедь. И сформировались эти представления большей частью на увиденных западных фильмах. Там это выглядит примерно следующим образом. Исповедывающийся заходит в небольшую будку, за перегородкой с отверстием – священник. Они не видят друг друга. Человек рассказывает обо всем, что отягчает его душу и духовный пастырь отпускает грешнику все его грехи. И выходит верующий из храма с совершенно светлыми эмоциями, умываясь слезами очищения.

В моем случае это выглядело несколько иначе. Я даже долго не мог понять что это: исповедь или социологический опрос? Священнослужитель достал какую-то анкету на трех листах, я «преклонил» колено, он прикрыл мою голову той тканью, что висит у него на груди и является частью его одежды и, находясь под этой довольно пыльной материей и дыша в пупок совершенно чужому дяде, я стал отвечать на вопросы. Начало исповеди:

– Состоял ли ты в таких бесовских организациях, как партия и комсомол?

– Да.

– Каешься?

– Нет.

– Почему?

– Годы, проведенные в комсомоле, я вообще считаю подарком судьбы.

– Говори – «Каюсь». А то у нас ничего не получится.

– Каюсь. (До сих пор не могу простить себе этой лжи.)

– А виновен ли ты в...

– Да.

– Кайся.

– Каюсь.

– А не посягал ли ты на...

– Да.

– Кайся.

– Каюсь.

– ......

После довольно длительной инвентаризации моих прегрешений оказалось, что из всех библейских заповедей мной не нарушена только одна – «Не убий!» Да и то, я в этом стал сильно сомневаться.

А вот и сама церемония бракосочетания. Мы с супругой вернулись в центральную часть храма. Народа в ней практически не осталось. Так, несколько человек, во главе с нашим «гидом-переводчиком».

Недалеко от нас стоял стул. На него я положил папку. Папка красивая, кожаная, как в сказке «доверху полна деньгами». Нужно было что-то купить серьезное по хозяйству. Папку я прикрыл своим плащом.

Помните, чью-то неглубокую и сильно вредную для здоровья мысль о том, что не узнаешь человека, пока не съешь с ним пуд соли. Жизнь полна формальностей и реалий. В реалиях: за долгую совместную жизнь мы с женой съели столько соли, что вели счет не на пуды и даже не на мешки, а на вагоны. Среди формальностей: необходимость получить благословение свыше на дальнейшее совместное поедание этой соленой на вкус продукции.

И вот устраняем последнюю формальность. Мы держали в руке по очень красивой свече. И если правильно помню, стояли на полотенце. Священнослужитель начал церемонию. Он начал вести соответствующую службу. Я слегка стал косить по сторонам одним глазом. Что такое? Почему женщины, стоящие невдалеке от нас и помогающие духовному лицу своим пением, все трое – сплошь в брюках. Что за дела? Ведь не положено! Я возмущался по этому поводу внутри себя довольно долго, пока все же не убедился, что это мне показалось. Они все были в юбках. Их длина меня и смутила.

Церемония идет дальше, добавляя новые неординарные ощущения. Хочется оценить торжество момента, проникнуться его важностью, но сделать это довольно трудно. Еще одна женщина, по выполняемым функциям – уборщица, с грохотом поставила недалеко от нас ведро с водой, прислонила к ней швабру и принялась за свою нехитрую работу. Начала протирать от пыли иконы, на которые мы молились, всю позолоту их окружающую, мыть полы. Но не где-то там далеко, а вокруг нас. Мне показалось, что пару раз она проехала мокрой тряпкой по моим башмакам. В принципе ее тоже можно понять: почему из-за нас она должна ждать своей очереди прибраться. Нас много, она одна, все верно. Но она стерла не только пыль, но и все торжество момента. И я понял, что в Храме главный не Бог, и даже не его наместник в лице священника, а директор ведра, совка и тряпки.

Мои эмоции и дальше шли по восходящей. Наш «друг»-олигофрен где-то прождал на задворках эту часть церемонии, но очевидно, сильно там заскучал и решил выйти в главные действующие лица. У него это здорово получилось. Стул, где лежала моя папка с деньгами, я периодически держал в поле зрения, и вот, в поле моего зрения попал этот парень. Движимый какими-то только ему известными мотивами, он встал рядом со стулом. Я понял, что деньги мои сейчас уплывут с неизбежностью, как рейсовые пароходы. То слушаю священника, то кошу глазом в район стула. Это даже не дискомфорт. Это то же самое, но помноженное на десять.

Вскоре я был вынужден множить на пятьдесят. Видимо, решив меня успокоить, от стула он отошел. Но не куда-то в сторону. Он подошел к нам и встал рядом по левую сторону от моей жены, внимательно слушая попа и периодически, как и мы, осеняя себя крестным знамением. Ему это было интересно, он играл, наверное, нам подражая. Парень, думается, предполагал, что происходит что-то хорошее, и в этом хорошем он тоже стал принимать самое активное участие. Если во мне все до сих пор только булькало, то здесь я закипел по полной программе. С кем же поп венчает мою жену – со мной или с этим юродивым? Может быть, и нет между нами особой разницы, но я вроде бы уже более двадцати лет «при делах». Это все же у меня с ней дети, общая квартира, какой-то достаток. Это получается, зря я съел такое бешеное количество поваренной соли мелкого и среднего помола.

Во мне вдруг, удивительным для русского человека образом, проснулся законопослушный гражданин. На моем лице, как в Третьяковской галерее, можно было увидеть все. Священник, видя мое раздражение, периодически переходящее в ярость, пытался отогнать моего конкурента подальше. С таким же успехом он мог предотвратить вторжение американских войск в Ирак, случившееся несколькими годами позднее. Вообще, у меня сложилось впечатление, что авторитет именно этого священника, доставшегося нам, не выше, чем авторитет кошки в нашей семье. А у нас вообще никогда кошки не было.

Затем нам надели на головы венцы. Они были изнутри подбиты красной материей в виде неглубокого головного убора красной материей. Цвет материи радовал глаз, глубина не очень. Венец еле-еле держался на макушке, а по ходу церемонии нужно было периодически креститься и низко кланяться. При поклоне в два-три градуса эта церковная принадлежность с грохотом свалилась бы на пол. Отвечай потом перед Всевышним, а особенно перед церковной кассой за поврежденную вещь. Поэтому теперь я могу представить те нагрузки, что испытывает цирковой артист, на лбу которого длинный шест, а на том конце шеста сидят, радуются жизни его шесть-семь коллег обоих полов. Нечто похожее по ощущениям мне помогла испытать эта корона, готовая слететь с головы от малейшего движения. Дальше церемония выглядела следующим образом. Я стою, прямой, как гвоздь, боясь шевельнуться. В моменты, когда нужно перекреститься, стремительно это делаю, и сразу придерживаю венец рукой, затем кланяюсь, насколько позволяет давно не гуттаперчевый позвоночник. И так раз десять-пятнадцать. Мне казалось, эта церемония никогда не завершится. Но вот, наконец, служитель прочитал последние слова молитвы, мы прошли два раза вокруг не могу сказать чего, поскольку не знаю, как называется это возвышение в церкви, похожее по размеру на два сдвинутых вместе канцелярских стола. Священник пожелал нам долгих лет совместной жизни и перекрестил на прощание.

Мы вышли из церкви. Вокруг такая красивая природа, очень теплая погода. Боже! Как хорошо жить на свете! И даже олигофрен, вышедший вместе с нами, показался замечательным парнем. Я не мог отказать себе в удовольствии дать ему еще одну купюру. И наша церемония бракосочетания завершилась крестным знамением этого странного парня, промычавшего на прощание что-то похожее на «Идите с миром». Ну, мы и пошли.

Говорят, что юродивые пользуются повышенной благосклонностью Всевышнего. Надеюсь, так оно и есть. Надеюсь, также, что и церковь не слишком обидится на меня за этот рассказ. Я никоим образом не хотел сознательно сказать что-то плохое о церковных ритуалах. Я старался предельно точно передать свои эмоции. И думаю, что у меня это получилось.

В любом случае, церемония венчания была очень полезной. Мне особенно понравилась та ее часть, в которой священник наставлял жену в моем же присутствии о том, что «жена да убоится мужа своего». Служитель церкви очень убедительно говорил о том, что жена никогда не должна перечить мужу, если муж сказал
«А», то жена никогда не должна говорить «Б», что муж для жены примерно то же самое, что Господь для мужчины. Я прямо заслушался. Супруга согласно кивала головой.

И вы знаете – помогло. Примерно на неделю. И то, хоть шерсти клок.

А дальше началось традиционное: «Старик, а починил ли ты свой невод? А сходи-ка ты, кормилец, к синю морю, поклонись тому, кого там увидишь...»

Се жизнь...

 

* * *

За что следует благодарить Бога?

Ответ: за все, что бы ни случилось с человеком. Добро ли нам кто сделает, или злое потерпим от кого-либо, мы должны взирать горе и благодарить Бога за все случившееся с нами, всегда укоряя самих себя и говоря, что если случится с нами что-то доброе, то это дело милостивого помышления о нас Бога, а если злое – то это за грехи наши.

Авва Дорофей

 

За терпение Бог даст спасение.

Копилка премудростей

 

Гуманизм – это любовь к человеку. Если ты считаешь себя гуманистом, еще раз хорошенько подумай: человека ты любишь, или самого себя. Но есть люди, которые живут, прежде всего, для других. Это очень близко к святости.

Известный ученый Сергей Переслегин в статье «О спектроскопии цивилизаций» утверждает, что едва ли 10% населения России серьезно относится к религии и вряд ли более 1% из числа «относящихся» способны внятно объяснить, чем православные отличаются от католиков.

Хочу напомнить об одном человеке из этого одного процента. Краем своей удивительной судьбы он задел и Мордовию. Все сведения о иеросхимонахе Сампсоне (граф Сиверс) взяты мной из вступительной статьи к его двухтомнику. В этих книгах почти нет его письменных работ. Они представляют собой воспоминания об этом удивительном человеке, «избранные места» из переписки с его «чадами», наставления, записанные другими людьми.

Эдуард Сиверс – представитель известного в России рода, в 1918 году в девятнадцатилетнем возрасте принял православие и ушел в православный монастырь. С мамой у него состоялся такой разговор:

– Я поеду в русский монастырь, отдыхать.

– Ну, Эдя, езжай.

Место, где оказался юный представитель славного графского рода, мало походило на настоящий монастырь. По его воспоминаниям, это была «маленькая такая, уютная обитель. Посередине обители кирпичный храм с одним приделом. По стенам – деревянные строения: баня, прачечная, трапезная, покои игумена, братский корпус, амбары».

Послушание его заключалось в занятиях весьма разнообразных: мыть коров (48 голов), рубить дрова, месить тесто «большим веслом» (один замес – два мешка муки), пасти лошадей. Сиверсу дали церковное имя – Александр, и он уже готовился стать настоящим монахом. Но в 1919 году его арестовали, «ошибочно думая, что он из царского рода». Он не был из царского рода. Но за то, что в младенческие годы периодически сидел на коленях у Николая II, он теперь двадцать два дня просидел в вагоне, превращенном в тюрьму и битком набитом отпетыми уголовниками. Число убитых непосредственно в вагоне превышало количество «официально» расстрелянных. Но Эдуарду не было страшно: «Я был не один. Кто-то был со мной, какая-то сила, какой-то луч радости».

Сиверса в конце концов расстреляли: сколько можно кормить «дармоеда» за счет государства. Закапывать не стали. Ночью его чуть живого подобрали монахи, вылечили. Но не до конца.

С большими трудностями добрался до Петрограда. Оказавшись в госпитале, он узнал, что ему назначена ампутация руки и чем быстрее, тем лучше. Диагноз – «газовая гангрена». Затем все-таки было принято решение попытаться спасти руку, раздробленную в плечевом суставе. Было восемь операций, одна другой тяжелей. Но все завершилось благополучно, во многом благодаря стараниям отца, ставшего к тому моменту одним из ближайших соратников М.В.Фрунзе.

Эдуард Сиверс вместе с госпиталем эвакуировался в Тихвин, где лечился более года, а затем стал иподиаконом тамошнего монастыря. Здесь он познакомился с будущим Святейшим Патриархом Алексием (Симанским), который давал ему от Патриарха Тихона Московского поручения «совершенно секретные».

В 1921 году Сиверс стал послушником Александро-Невской лавры. Лавр в России всего четыре. Здесь у него была отдельная келья. Его слова: «А хозяева у меня в келии были крысы. Голод был, хлеб видели один раз в месяц, кормились мороженой картошкой».

В это время состоялся его окончательный разрыв с семьей. Родители – католики, особенно мама-англичанка, не могли простить сыну православия. Во время последней встречи мама так и заявила: «Знай, что ты оскорбил нас всех, оскорбил наш род, и мы вычеркиваем тебя из списка живых и мертвых». Но сын отнесся к этому достаточно спокойно, вера занимала в его душе уже очень большое место.

В 1922 году был совершен постриг графа Сиверса, и было дано ему имя Симеон, в честь Симеона Богоприимца. В том же году Симеон «был рукоположен Патриархом Тихоном в иеродиаконы».

Не все мелочи украшают жизнь. Иные выглядят ненужными дополнениями. Пусть будни лучше будут серыми, чем окрашенными в такие багряные тона с кровавыми потеками.

Не один раз продемонстрировав свою порядочность, Симеон довольно быстро стал казначеем лавры. Но церковная казна очень притягивала и власть гражданскую. Где она находилась, знали немногие. Чтобы не мучиться в ее поисках, ЧК арестовала Симеона в надежде, что он укажет и ее местонахождение и ключи отдаст. Симеон не стал делать ни того, ни другого. Здесь он познакомился с новым изобретением карательных органов – «трамваем». Конструкция этого «трамвая» была незатейливой: как только царский режим до него не додумался. «В камеру помещали очень много людей, так, чтобы они стояли тесно прижавшись друг к другу, не имея возможности даже пошевельнуться. Камера была закрыта почти три недели. Испражнялись тут же. Трупы, уже дурно пахнувшие, стояли с живыми еще людьми...»

Симеона выпустили для того, чтобы в 1928 году арестовать всерьез и надолго. За три часа до ареста ему приснился Серафим Саровский. Он прочитал над ним молитву, и Симеон ощутил на лбу его слезы. Утром он еще успел записать молитву: «Всемилостивая Владычице моя, Пресвятая Госпоже, Всепречистая Дево, Богородице Марие, Мати Божия, Несумненная и единственная моя Надежда, не гнушайся меня, не отвергай меня, не остави меня; заступись, попроси, услыши; виждь, Госпоже, помози, прости, прости, Пречистая!»

Именно эта молитва по мнению Симеона помогла выжить на протяжении восемнадцати лет нахождения в лагерях. С тем, что видел и пережил Симеон в эти годы, дантовские круги ада выглядят невинным парковским карусельным развлечением. Время, конечно, лечит. Но иных оно залечивает до смерти. Симеон выжил только благодаря поддержке высших сил.

В 1945 году, уже после Победы, вышел указ об амнистии церковнослужителей. И их стали выпускать на свободу. Но начальник тюрьмы, выпустив многих, Симеону «вольную» не давал, желая
оставить его главврачом лагерного госпиталя «как трудолюбивого и нужного человека». И уже будучи без пяти минут свободным, он решился на побег, который успешно и совершил. После долгих скитаний без документов Симеон оказался на Ставрополье, где и получил небольшой приход, затем более крупный.

Жизнь, как известно по одной из версий, – река. Вот опять на очередном повороте его судьбы здорово подмыло берег. Казалось бы, все трудности позади, делай потихоньку свое дело и ладно. Но интерес к проповедям нового батюшки был огромный. «Клубы стали оставаться пустыми, а церковь была заполнена молодежью». Сам отец Симеон описывал свой триумф так: «Я начал службу в Великую Среду и, не выходя из храма, кончил на Пасху в 11 часов дня! День и ночь был народ. День и ночь приходили люди каяться, день и ночь шла служба. Если служба кончалась, то я продолжал новую исповедь. Из Ставрополя удалось причастить почти тринадцать тысяч богомольцев. Победа православия была великая! Первомай был сорван».

Сказать по правде, в советское время власти не любили, когда им кто-нибудь срывал Первомай. А уж в сталинское время особенно. Симеон снова был вынужден бежать, в этот раз на Кавказ. В Баку его арестовали, заподозрив в нем американского шпиона. Думается, что из всех живущих в этом южном городе отец Симеон меньше всего был похож на бойца невидимого фронта. Тем не менее он провел год в одиночной камере. И вышел из нее с совершенно подорванным здоровьем. И еще «целый год ходил, держась за стенку». Врачи искренне были убеждены, что ни о каких церковных послушаниях не может быть и речи. Но именно в это время (1948 год) начинается довольно длительный период его жизни, связанный с Мордовией.

Выздоровев, отец Симеон приезжает в Пензу, к владыке Кириллу. Владыка назначает его настоятелем молитвенного дома в Рузаевку. В книге: «С этого прихода началось его многолетнее служение в Мордовии».

В Рузаевке его служба закончилась по удивительной причине. В городе жил довольно известный для города же человек. Звали его Андрей. И был он «коммунистом с 1905 г.» Правда, я, как историк, изучавший в свое время события периода трех революций начала XX века в Мордовии, могу с убежденностью в собственной правоте заявить, что не могло быть в Рузаевке коммуниста с таким большим партийным стажем. Даже в событиях декабря 1905 года, вошедших в историю как «Рузаевская республика», не принимал участие ни один коммунист. Был один социал-демократ и тот – меньшевик, который после разгрома «республики» повел себя, мягко скажем, некрасиво. Но вернемся к герою нашего рассказа. Этот коммунист заболел страшной болезнью. «Из-за смрада невозможно было с ним находиться в одной комнате. К нему приходили бесы в виде кошек, козлов, обезьян и очень ему докучали». Отец Симеон его исповедовал, и с больным произошли разительные перемены. Перед причастием коммунист даже успел покаяться в неправедности своего жизненного пути и об этом покаянии вскоре узнал весь город. «После покаяния коммуниста с 1905 года владыке пришлось переводить Батюшку служить в другое место».

«Другим местом» стал приход в селе Перхляй. Здесь он, можно предположить, чувствовал себя на месте, поскольку в приходе, с его точки зрения, «были удивительные прихожане». Возможно, и его работой церковные иерархи были довольны, поскольку довольно быстро ему дали «огромный приход в Макаровке, рядом с Саранском. В Макаровке Батюшка прослужил 5 лет». За это время он восстановил почти разрушенный двухэтажный храм.

Много позднее мы – пацаны, живущие в Цыганском поселке г.Саранска, ходили в Макаровку купаться «на пруд». Расстояние в 3-4 километра для нас было шуточным. Храм стоял недалеко от пруда. Я, конечно же, был пионером и «настоящим» атеистом. Но я всегда любовался красотой этого храма. Более того, мы несколько раз (правда, уже позднее) поднимались на колокольню. Чудный вид.

Здесь, в Макаровке, он познакомился с нашим известным земляком, окулистом Владимиром Александровичем Филатовым. Беседы их длились «по восемь часов». Симеон охарактеризовал беспартийного академика, как человека «хрустальной чистоты». Здесь же Симеон наконец-то получил паспорт, якобы взамен утерянного. Так что до конца своей жизни он имел основной документ гражданина, выданный в Мордовии.

«Последним местом служения Батюшки в Мордовии было село Спасское». Здесь как-то наиболее полно раскрылись его лечебные способности. Больные и страждущие часто видели в Симеоне последнюю надежду. «В Спасское стали ездить к Батюшке со всех концов Мордовии». Симеон с очень большой симпатией относился к мордве, видя в них «детскую доверчивость, ясную прямую веру». Но в то же время отмечал и их упрямство. Поскольку мы, мордва, сами считаем упрямство своей национальной чертой, то и здесь его оценка была довольно точной.

Причина ухода отца Симеона из Мордовии покажется кому-то неожиданной, и в чем-то несерьезной. Симеон никак «не мог привыкнуть к тому, что в начале Богослужения храм был битком набит, а к концу литургии – уже пуст». В деревне у всех хозяйство, коровы, козы, за ними нужен уход, и народ «никак не мог выстоять до конца обедни».

Симеон покинул Мордовию. В селе Спасском он многим оставил на добрую память свою фотографию. На некоторых из них среди прочих теплых слов написано: «Удручен скорбью предстоящей разлуки». Было еще много бед, проблем и трудностей.

После Мордовии он был принят в Полтавский монастырь. Затем Астрахань, Волгоград, Печорский монастырь, Москва.

В 1967 году принял схиму и стал схимником с именем Сампсон Странноприимец. Много еще духовных подвигов и просто очень достойных дел было сотворено Сампсоном Странноприимцем. Очень важна оценка всего пережитого самим иеросхимонахом: «Могу сказать, что мало я видел хорошего в жизни, больше скорбей и болезней, но богатство – неисчерпаемое. Не сравнить мое богатство с какими-нибудь знаниями! Невозможно. Все эти знания, конечно, ограничены – и медицина, и богословие, и все прочее: высшая математика, физика, астрономия. Это все относительное, маленькие доли богатства, по сравнению с тем богатством Богопознания, которое мы уносим с собой в Вечность».

Герой моего рассказа в своих речах именовал интеллигенцию «так называемой». Так называемая, пресловутая, воображаемая..., как только интеллигенцию не обзывали. Но именно этот тонкий слой общества (настолько тонкий, что во многих местах образовались дыры, по размеру подобные озоновым) и создает славу и величие народа. Мне кажется, что и среди священнослужителей есть своя интеллигенция. И к ее лучшей части, несомненно, относится иеросхимонах Сампсон (граф Сиверс).

Главное, чего не хватает церкви, – нелицемерное служение Богу его официальных представителей. Сампсон Странноприимец – редкое исключение. Надеюсь, не такое редкое, как представляется на первый взгляд...

 

* * *

Это милосердие Божие, что человек не знает когда умрет. Сокрыт день последний, да будем внимательны ко всякому дню.

Блаженный Августин

Аврелий Августин, он же Блаженный Августин творил на закате Римской империи, на рубеже IV–V веков нашей эры. Удивительный автор. В истории нашей общественной мысли по глубине выводов и обобщений, образности рассуждений, интересной подачи материала с ним можно сравнить философов конца XIX – начала XX века, В.Розанова, Л.Шестова, Н.Бердяева, С.Булгакова, П.Флоренского. А ведь между ними полторы тысячи лет. Очевидно, мы сильно задержались в пути, и говоря об особом призвании России, имеем на это полное право.

Одно время мы согревали себя мыслью, что как нация еще очень молоды, что мы еще «учимся», но все иллюзии развеял видный историк и этнограф Лев Гумилев, заявивший, что наш этнос (то бишь народ) переживает в своем развитии «состояние климакса». Жаль, а ведь так многое хотели сделать и сказать.

А может быть, за нас все уже сказал Блаженный Августин?

Шаги моей старости не так далеки, как хотелось; с минуты на минуту она нетерпеливо постучит в дверь. К приходу гостьи нужно немного собрать мусор своих мыслей.

В Новогоднюю ночь наиболее остро понимаешь, что человеческая жизнь чем-то похожа на бенгальский огонь; в лучшем случае – ярко, в любом – очень быстро. И чуть-чуть дыма.

Ни о чем так много не думает человек как о смерти. Причем самые яркие и интересные обобщения приходят в юном возрасте.

Мы должны быть благодарны смерти за многое. Ее существование придает дополнительную активность нашим жизненным судорогам: успеть бы сделать что-нибудь на вид приличное. Соображения на тему: «А как встретят меня по ту сторону добра и зла», заставляют периодически взять себя в руки. Думается, что по ту сторону бытия вчерашнего человека ценят не за продолжительность трудового стажа, а за его содержание.

И вообще это должно быть занятно; жил-жил, чуть отвлекся и уже наблюдаешь за собственным погребением со стороны. Видишь все; кто искренне всплакнул, кто бросил камень потяжелее на крышку твоего гроба, кто выпил на похоронах от радости семь стаканов водки, а кто не притронулся к киселю. Все увидел, всех простил, улыбнулся на прощание и полетел куда назначено. Даже атеисту не хочется верить, что его жизненный путь заканчивается стаканом киселя на поминках.

Если не забуду и успею, постараюсь умирая, утешить себя короткой фразой: «Все будет хорошо». В ней так много надежды на светлые перспективы. Как собственные, так и остающихся.

Герой романа Анатоля Франса «Суждения господина Жерома Куаньяра» ушел в мир иной, «оставив потомству целый ряд не-
оконченных трудов и память о чудесных задушевных беседах». Это лучшее наследие, что можно оставить. Завершенные труды все равно никто не прочитает, а так потомство будет уверено: порывался написать, уже хорошо. А задушевные беседы останутся в памяти лучше, чем десяток лжефарфоровых тарелок.

Жером Куаньяр – немного циничный, а значит глубокий мыслитель. Единственное, что немного смущает, так это его предпоследняя должность – писец при кладбище Невинно убиенных младенцев.

Уйти, тщательно вытерев ноги о коврик мирозданья...

Конечно, смерть неизбежна, но первична все-таки жизнь. В счастливо сложившейся жизни каркас лет держится на трех основных стержнях – любви, здоровье и ровном дыхании при мысли о когда-нибудь наступящем последнем вдохе. Смерть нельзя напугать, но возможно задержать улыбкой. Спустя небольшое время после первого Дня Победы И.Эринбург стоял перед старой печью Ипатьевского монастыря в Костроме. На одном из изразцов печи было написано: «Егда одно умрет, иное родится». Это сильно успокаивает; стало быть, человек не скоропостижно умер, а просто вовремя подвинулся. Мне кажется, смерть будет рада видеть на вашем лице при своем приближении не только почтительное уважение, но и ироническую улыбку; раз надо – так надо, что поделаешь.

Продолжая паясничать в связи с отсутствием четкого представления о границах дозволенного и недозволенного, а также видимых причин приближения неизбежного, можно вспомнить одну притчу.

К шаху прибегает визирь.

– Разрешите мне взять самого быстрого коня и отпустите в Багдад. Мне нужно срочно уехать.

– Зачем?

– В саду мне повстречалась смерть и корчила мне страшные рожи, всячески запугивала и замахивалась косой. В Багдаде я пережду, на всякий случай, возможную беду.

– Бери, езжай.

Спустя некоторое время, сам шах решил прогуляться по саду. Навстречу ему шла смерть и широко улыбалась. После короткой душевной беседы шах спросил:

– Почему ты ко мне отнеслась столь благосклонно, а моего визиря крыла последними словами?

– Как же мне не крыть его последними словами, когда он у меня по спискам значится в Багдаде, а он здесь ошивается.

Самое замечательное в смерти – незнание места и времени свидания с этой, по-своему интересной, дамой.

Не задумывайтесь и вы о времени оставшемся. По большому счету было бы неплохо заполнить его чем-то осмысленным, или, на худой конец, красивым. Но по большому счету и это неважно...

По большому счету на свете нет важных вещей. Но досуг необходимо чем-то заполнить. Жизнь – это заполнение досуга... в ожидании смерти.

«Momento mori», – говорили древние. «Помни о смерти», – так перевели эту мысль толмачи. Как же, мы помним... готовимся в меру сил... заранее скорбим в необходимых объемах.

 

* * *

За ироничным отношением к смерти мы пытаемся неловко скрыть свою все возрастающую тоску от неизбежности расставания с жизнью.

* * *

Между мужчинами и женщинами есть еще одна небольшая разница. Женщина больше думает о любви, мужчина о смерти.

 

* * *

Есть ли ад или рай мы не знаем, но скоро установим это экспериментальным путем.

* * *

Ищите историю не в книгах, а на кладбище.

 

* * *

Человеческая жизнь, хе-хе-хе; родился глупым, умер недалеким...

 

* * *

«Надежда умирает последней». Интересно, что же она делает в своем не гордом скорбном одиночестве? Наверное, надеется, что скоро и ее приберет небытие.

 

* * *

Некоторые утверждают, что смерть ходит за нами по пятам. Какая чушь; это мы носимся за ней, хватаем за подол, предлагая свои услуги, различными ужимками и обидными или неприличными словами пытаемся добиться ее благосклонности.

 

* * *

Платон в своих «Законах» утверждал, что «от спящего... пользы не больше, чем от мертвеца». Возможно, но у спящего есть одно пустячное преимущество – он имеет возможность проснуться и такого натворить.

* * *

Язык осуждающего злее ада: ад возьмет только злых, а он пожирает и злых, и добрых.

Авва Харитон

 

Зависть есть печаль о благополучии ближнего.

Св. Василий Великий

 

Осуждение и зависть – близнецы.

У них одна мамаша, но разные отцы.

Перефразируя слова одной забавной песенки, можно сказать и так. Они зарождаются у всех в душе, в той ее части, что классифицируется как «потемки». А отцы в этот раз точно известны – каждый из нас. В этом случае отцами могут быть даже женщины.

Какую только чушь мы не принимаем за прогресс в собственной эволюции. Какие только пустяки не казались нам вселенской катастрофой. Но осуждение и зависть в человеческих отношениях во все времена величины почти неизменные.

Тысячи лет люди ходят по земле, пытаясь найти свое; кто славу, кто богатство, кто любовь. В той или иной мере это удается достаточно многим. Найти же себя – счастливый удел единиц. Но найти себя невозможно, отнимая что-то (пусть даже в мыслях) у другого. Поступки людей интересны пока не имеют к тебе никакого отношения. Если же они наносят тебе непоправимый урон, то они становятся содержательными и ты оцениваешь их более пристально, чем в иных случаях. Но зависть не ищет повода, осуждению не нужны причины.

Прожив в тесном знакомстве с собой столько лет, так и не понял ни основной черты своего характера, ни побочных составляющих. Но одно искренне могу заявить – я никогда и ни к кому не питаю зависти. Конечно, со стороны виднее, но среди прочих иллюзий питаю и эту. Я не выпендриваюсь, и не лукавлю, а предполагаю.

Русских людей очень удачно характеризуют свои же пословицы. В частности эта: «Не беда, что глаз себе выбил, зато у соседа корова сдохла».

Земных благ гораздо меньше, чем людей к ним стремящихся, но гораздо больше, чем лиц их заслуживающих. Человеки придумали азбуку, научились читать и стали, несомненно, умнее. Но стали ли они душевно чище? Стоп, кажется, я начинаю осуждать, да не человека, а все человечество. Замашки, однако...

Согласен со всеми библейскими заповедями; я ведь атеист, но не клинический идиот. Будем считать, что, осуждая осуждение, одну из библейских заповедей «Не судите...» я уже поддержал. Говоря о проявлении зависти и осуждения в человеке, я ведь не осуждаю; я печалюсь...

Первична зависть, затем – осуждение. Осуждение – еще один субъективный взгляд на человека, но окрашенный исключительно в черные тона. Осуждение не борьба с чужими пороками, а их разжигание, как в себе так и окружающем мире. Чужая душа – потемки, что и говорить. Да и своя не чище, коль зависть и осуждение в ней живут.

Что нам действительно необходимо – терпение и терпимость. Иметь претензии тоже необходимо, но, по преимуществу, к самому себе.

* * *

Найти себя в этой жизни довольно сложно. Особенно если других не видеть в упор.

* * *

Живущие требуют к себе снисхождения; иные вырывают его с мясом.

* * *

Верить только, что Бог есть, недостаточно; и бесы веруют; должно веру оправдывать делами: такой веры от нас требует Христос.

Если желаешь спасен быть верою, возлюби того, в кого веруешь.

Филар.М.Московский

 

Боюсь ошибочно расшифровать сокращение, поэтому оставляю, как было в Календаре.

Вера – вот предмет рассмотрения и этого краткого эссе, да и всей книги.

Для того чтобы вести серьезный, глубокий, а главное, точный по своей жизненной философии разговор о вере, необходима большая, скорее даже грандиозная, работа по анализу собственного мировоззрения. Необходимо самому понять, в чем ты действительно убежден, в чем сомневаешься, а над чем глупо иронизируешь по устоявшейся привычке.

Все что я скажу о вере – это не истина. И не ложь, а просто поверхностные суждения, неглубокие мысли, субъективные выводы рядового обывателя, каковой и составляет основу, как верующей паствы, так и атеистического сообщества. Несколько разрозненных мыслей по поводу.

Верить в Бога так же необязательно, как и подвергать сомнению его существование. Есть достаточно много особенностей бытия, о которых мы не задумываемся. И правильно делаем. Не могу сказать, что Бога нет. Да, я Его не видел, но не сильно удивлюсь, если вдруг Он с печальной улыбкой наблюдает за моими жизненными судорогами, в том числе – письменными. Не так важно, есть Бог или нет. Не так важна религия, которой поклоняется человек. Важно, что он еще во что-то верит.

Человек – набор качеств. Не всегда, кстати, человеческих. Но вера – истинно человеческое качество и если она хоть чуточку приближает верующих к очень отдаленному, идеальному, она, несомненно, благо.

Человек, как бы это помягче сказать, – существо разумное; оно знает что творит. Богу (при условии, что он существует) необходимо сдерживать его деяния. Лучший способ – через повышение уровня образованности, культуры. Но наиболее действенный, точнее короткий, – через веру.

Не повезло на земле – подфартит на небе; вульгарное изложение одного из краеугольных камней любой религии. Но вера, прежде всего – это не религиозное учение, а его ученики, находящееся на постоянной практике; освоим ли? А если освоим – как применим?

Государство Российское не раз спасалось силой оружия, еще больше – единой верой, православием. Но рассматривать веру как серьезное подспорье в государственном строительстве, как некоего непьющего, полезного для такого гигантского строительно-монтажного управления прораба мне бы не хотелось.

Вера в жизни общества и отдельно взятого человека, как явление масштабное, имеет массу проявлений и значений. Вот лишь некоторые, для меня очевидные.

Вера – это не всегда желание человека стать лучше, но почти всегда желание обрести покой. Вера – это психотерапия, впрочем, тоже не бесплатная.

Сложная конструкция – человек. И как в каждой сложной конструкции многое зависит от фундамента. Вера – это фундамент? Жизнь – сказка, иногда не очень страшная. Но для взрослого человека вера – лучшая колыбельная. Вера согревает душу, когда ей трудно, и остужает эмоции, когда это необходимо. Вера – удобный бытовой прибор на все случаи жизни? Жизнь – это всегда потеря того хрупкого, что именуется любовью, дружбой, привязанностью, симпатией. И когда все это уходит, спасает медленно созревающая вера. Ее всходы хорошо развиваются только в самую скверную погоду. Вера – лучший агроном?

Любой сомневающийся в существовании Бога – не моральный урод. Он ищет аргументы и доказательства в пользу неочевидного. Вера – это пример. Иногда достойный подражания. Но в иных, крайних случаях, имеющий и недостатки. В одной из книг Майкла Холла есть следующая мысль: «Когда мы убеждены в чем-либо, это означает, что подтверждаем мысль, обозначающую некую территорию, но когда мы верим в свои убеждения, это придает им дополнительную жесткость, закрывающую доступ к новой информации и каналам обратной связи. Информация, которая может поставить под сомнение наши убеждения, автоматически отсекается. В этом причина фанатизма. Социолог Эрик Хоффер называет такой тип мышления «истинной верой»; это замкнутый, предубежденный против любых новых фактов тип мышления, он создает совершенно иную игру».

Я не атеист-фанатик; с удовольствием пропускаю в свое сознание и мировоззрение все, что связано с верой, если это не заставляет резко отречься от чего-то. Любое отречение, как и любая революция предпочтительны бескровные. Иногда случаются и такие. Каналы обратной связи у меня работают хорошо. Но и Бог любит не только поклонение и лесть. Я почти начинаю верить в Бога, ведь Он дает возможность сомневаться в его существовании.

В окрестностях своего жилища каждый индивидуум может надергать сотни аргументов в пользу веры и атеизма. Точек зрения много, не знаешь на какую и ступить. Здесь почти каждый шаг – непроизвольный.

Но Православный Календарь за 2003 год, несомненно, прав в следующем: лучшее проявление веры – дело угодное Богу. А рикошетом и нам живущим на земле, которую цинично называем грешной. Земля-то здесь причем?

Прошу рассматривать данное эссе как коротенькую реплику в многовековом споре о существовании Бога. Споре, который является основой движения мировой общественной мысли. Вот завернул, ... даже самому приятно... Так, значит, вот как выглядит мания величия...

 

* * *

Иван Ильин: «Быть русским значит верить в Россию так, как верили в нее все великие люди, все ее гении и ее строители».

Почему же мне не верить в Россию: ведь я никогда не смогу ее понять.

 

* * *

Доверие – это чья-то вера в то, что вы еще не совсем конченый человек.

 

* * *

Вера не преодолевает сомнений, она просто не обращает на них внимания.

 

* * *

Без веры жить тяжело, без веры в себя – невозможно.

 

* * *

Уметь смиряться – значит уметь подражать Иисусу Христу.

Св.Василий Великий

Людей всегда интересовало, как же выглядел Христос? Что несло людям его лицо? Что можно прочитать в его глазах? Ведь лицо человека – это его характер, его судьба, его жизнь, его мировоззрение.

В святых писаниях много примеров чьих-то попыток увидеть лик Христа. Один из них мне кажется наиболее убедительным. Царь Авгарь из Халдеи очень хотел иметь у себя изображение Сына Божьего. Он послал лучшего своего художника с заданием нарисовать портрет, дабы понять, действительно ли это нечто большее, чем рядовой обыватель, решивший сделать собственную порядочность всеобщей. Художник отправился выполнять поручение. Много было попыток встретиться с Иисусом, но все они до поры до времени были безуспешными. И вот, наконец, он увидел Христа в окружении страждущих услышать его. Мастер кисти быстро все приготовил, расположившись чуть в стороне. Художник почти закончил портрет, как увидел, что лицо Христа изменилось и уже не соответствовало изображению. Творец отбросил в сторону холст, сделал еще один набросок, смотрит: он опять не соответствует лицу Сына Божьего, его черты вновь изменились. Художник в отчаянии рисует следующий портрет, четвертый и вновь ни одного попадания.

Увидев пусть творческие, но все же муки, Христос решил помочь нашему бедному художнику. Он прислонил холст к своему лицу. И о чудо: на холсте осталось дивное изображение. Потрясенный художник вернулся домой. Когда же его спрашивали, как выглядит Иисус, отвечал, что «подобно любому человеку, и что каждый человек может увидеть себя, глядя на него».

Нужно искать в себе божественное, чтобы не потерять в себе человеческое. Атеист – человек только заявляющий, что он не ищет Бога. Ищем, все мы ищем что-то светлое, чистое, несущее необходимое тепло. Многое находим на Земле. Но даже и в минуты внешнего благополучия периодически смотрим на небеса, как бы прося добавки. Лики божественные, лица человеческие. О двух лицах, встреченных на земном пути, хотелось бы поведать. Редко какого человека можно созерцать, сохраняя ровное дыхание. И это скорее благо, несмотря на характер эмоций.

Романтик периодически делает удачные попытки прижать к груди весь мир. Потом жена, ругаясь последними знакомыми ей словами, пытается отстирать рубашку. Я довольно давно уже пытаюсь стереть из памяти три короткие встречи с одним человеком. Пытаюсь, но не получается.

Старая банальность: встречают по одежке, провожают по уму. Я встречаю и провожаю по взгляду собеседника. Если это холодный, ледяной, злой взгляд, то все остальное (одежка, ум и прочее) для меня уже не важно. Этот человек был именно таким. Одним своим коротким взглядом он забирал два-три ведра моей энергии.

Просьба, с которой он пришел ко мне, заключалась в следующем:

а) купить экземпляр изданной им книги;

б) написать отзыв на нее.

Рука тянущегося к перу всегда встретит мою для рукопожатия. Но это не тот случай. Есть люди, для которых сделаешь все, чтобы от них отвязаться. Я купил эту книгу среднего размера. Хотя, если бы немного добавил, то мог бы купить полное собрание сочинений Льва Толстого. Мне трудно объективно оценить впечатление, которое оставляют мои книги. Но иногда доводилось слышать, что во время их чтения можно пару раз улыбнуться. Но... от чтения той книги осталось впечатление, что меня придавили тяжелой плитой негативной информации. Это классический теракт против моей личности, после которого меня словно впихнули в холодильную камеру покойницкой: тесно, холодно, нечем дышать, кишки уже выпущены и лежат где-то в тазу отдельно.

Более того, как не упирался, но для сохранения остатков душевной гармонии просто был вынужден написать отзыв. Впрочем, могу себя успокоить тем, что как ни вертел ту рецензию, но ее текст не мог назвать хвалебным и благословляющем на дальнейшую, активную жизнь этого произведения.

Три короткие встречи с ним и уже третий год не могу стереть их из памяти. А ведь есть люди, которых он называет близкими и львиную долю своего внимания уделяет им. Бр-р-р.

Встреча вторая. В обыкновенном маршрутном автобусе я столкнулся с Володей Кильдюшкиным. Когда-то мы вместе работали на одном из заводов. Более того, он был моим наставником по профессии. Володя – веселый парень, да и я не рыцарь печального образа, от того и разговор наш был не скучным. Мы ехали, вспоминали, шутили, но как не были заняты общением, вошедшую в салон старушку заметили сразу, и кто-то из нас сразу уступил ей место. Стоя рядом с ней, мы продолжали беседовать, кого-то вспоминать, над чем-то иронизировать. Она сидела, как нам казалось, иногда прислушиваясь к произносимому, порой даже улыбаясь услышанному. Приближалась остановка, на которой мы намеревались сойти. Старушка вдруг довольно быстро и неожиданно начертила рукой на груди каждого из нас некое подобие креста. Мы не напугались, но на всякий случай уточнили:

– Бабушка, так ты нас сглазила или благословила?

– Все будет хорошо.

– И так уж дальше некуда.

Мы попрощались с ней и сошли. Неожиданные прикосновения незнакомых людей: не могу сказать, что это мой любимый гарнир рядовых будней. Но у этой женщины были потрясающие глаза и добрая улыбка.

Добрая улыбка – лучшая характеристика человека. По крайней мере, для меня. Лик Христа и приветливое лицо пожилого человека: мне показалось, что в них много общего.

Закончив эту миниатюру, поймал себя на удивительной мысли. На каком-то этапе мне показалось, что работа над этой книгой сильно застопорилась. Ну не мог собраться с мыслями и все. И вдруг вчера пришло необыкновенное вдохновение: писалось как никогда, за один день легло на бумагу текста больше, чем за последний квартал. Сегодня последовало продолжение творческого порыва. И только сейчас дошло: вчера было 7 января 2005 г. – Рождество Христово. Неужели это благословение свыше? Возможно, все это имеет какой-то смысл.

Боже, благослови атеиста на творческий труд.

* * *

Не отверзай уст твоих для смеха: это признак рассеянной и нерадивой души, чуждой страха Божия.

Авва Моисей

Есть Евангелие от Луки, от Матфея, от Марка... Святое писание способны написать единицы, да и прочтут далеко не все. Святое писание – удел немногих, а вот устный фольклор на эту же тему – достояние самых широких масс. И не нужно человека ругать за то, что он смеется над святым. Он не над ним смеётся, а над своей несвятостью.

Возможно, нас и спасет вера, но не менее убедительным спасательным кругом, мне кажется, способность человека улыбнуться не только сквозь слезы, но и сквозь пот и кровь. Влага, которой человек орошает себя – не всегда живительная. А религия в жизни любого из нас занимает слишком много места, чтобы обойти улыбкой эту область.

Всю эту вводную часть я написал для того, чтобы рассказать пару анекдотов.

Еврейские анекдоты; сколько в них иронии и, порой, тонкой философии.

Наводнение. В комнате воды уже по колено. На подоконнике сидит старый еврей и спокойно читает Тору. К нему прибегают люди:

– Старик, надевай эти резиновые сапоги, нужно уходить, спасаться.

– Никуда не пойду. Еврея, читающего Тору, спасет Бог.

Вода поднялась гораздо выше. Еврей уже на втором этаже продолжает закреплять постулаты веры. К окну подплывает лодка. Люди в ней сидящие кричат:

– Вот твое место, садись, нужно спасаться.

– Никуда не сяду. Еврея, читающего Тору, спасет Бог.

Вода почти полностью затопила дом. Старик уже на крыше. Подлетает вертолет. Спускается веревочная лестница. Люди сверху кричат:

– Старик, держись за веревку, мы тебя спасем.

– Ни за что я не буду держаться. Еврея, читающего Тору, спасет Бог.

Еврей утонул. На том свете (насколько это возможно в его возрасте) прибегает к Богу и возмущенно заявляет:

– Как же так, я все время читал Тору, а ты меня не спас?

– Сын мой, а кто тебе посылал лодку, вертолет и резиновые сапоги?

Практически каждый анекдот (даже самый... не очень чистый) – замечательная иллюстрация к любой жизненной ситуации. Не только иллюстрация, но и, если хотите, мораль. А в данном случае она очевидна. Человек всегда должен различать, откуда он получает все плюсы и минусы своего положения; его ли это вина, заслуга кого-то другого или все это приветы свыше. Каждый случай не случаен, это всегда чья-то заслуга. Как говорил Серго Орджоникидзе: «У каждой накладки есть фамилия, имя и отчество».

Анекдот следующий. Человек, подняв руки к небесам, взмолился:

– Боже, за что ты на меня обиделся. Нет таких несчастий, которые бы я не пережил, нет таких ударов судьбы, которые бы я не перенес. Объясни, за что я терплю такие муки?

Вдруг «разверзлись небеса», и, опираясь на облака, Бог, пожимая плечами, произнес:

– Мужик, а что делать? Ты мне с самого начала не понравился.

Судя по прижитым годам, Всевышний относится ко мне более снисходительно. Но иногда ощущаю чье-то легкое похлопывание по плечу: «Ну, гляди, гляди...»

Люди должны демонстрировать высшим силам не только смирение, но и чувство юмора; иначе Богу собственная жизнь покажется не только долгой, но и скучной.

Человек смеется не над святым. Если он смеется, значит, он смеется вместе с ним.

 

* * *

Один брат спросил Авву Сисоя: «Авва! Что делать мне? Я пал». Старец отвечал: «Встань». Брат сказал: «Я встал и опять пал». Старец отвечал: «Снова встань».

– Доколе же мне вставать и падать? – спросил брат.

– До кончины твоей, – ответил старец.

Игорь Гарин утверждает, что неверующих не существует, что проблема веры не в веровании, а в предмете веры. Безусловно, с ним согласен. Стало быть, мои заявления о собственном атеизме выглядят ошибочными или не совсем правильными. Значит нужно попытаться более четко определить, во что не верю и в чем убежден.

Я верю, что темная сторона души человеческой занимает в общем ее объеме не так много места. Мне не встречались люди, сеющие вокруг себя только зло. Самое большое зло, или мелкое, но регулярное, человек наносит прежде всего самому себе. По отношению к другим он более деликатен. Либо из чувства врожденного такта, либо из заурядного страха; кто-нибудь да накажет. Либо обиженный, либо буква закона, либо Всевышний. Любой, проживший даже десяток лет, на своем опыте начинает убеждаться, что добро тобой сделанное, вовсе не обязательно к тебе вернется, но вероятность этого есть. И зло, тобой свершенное, вовсе не обязательно будет наказано, но вероятность того, что оно бумерангом вернется к его автору тоже нельзя скидывать со счетов. То есть к тебе по преимуществу возвращается то, что ты адресуешь людям. Где-то на расстоянии стоит зеркало: иногда кривое, иногда не очень.

Я верю в Разум. Это такой замечательный предмет, что его не грех всегда писать с большой буквы. Жажда познания не может быть утолена из любого источника, но и чистых родников достаточно. Стремление идти в своем развитии от простого к сложному содержит в себе десятка полтора положительных моментов. Здесь и прогресс науки и производства, делающий жизнь более сытой и комфортной, что заведомо сокращает страдания, людскую неудовлетворенность обиды, а следовательно дает меньше поводов для негативных поступков. Здесь и рост общей культуры, нравственности. Здесь и просто дефицит времени; когда занят чем-то, на вид приличным, некогда творить неприличные вещи. Включенность не только инстинктов, но и Разума в повседневную жизнь способна сделать жизнь каждого из нас и всего общества более справедливой и гармоничной. Благо всех – в интеллекте каждого.

Я верю в себя. Это здорово: прожить большую часть жизни и еще считать себя способным что-нибудь выкинуть. Главное, чтобы взбрыки были творческими и не безнравственными. Твердо убежден, что в развитии человека есть ограничители и горизонты. Но вы понимаете, в чем прелесть горизонтов: ты идешь к ним, а они все отступают и отступают. Главное, чтобы никогда и ни в ком не иссякла жажда движения. Способность удивлять самого себя: в этом что-то есть. Я это называю «берлогой собственных возможностей»; по-моему, у каждого она почти безразмерна. Ворочайся – не хочу.

И еще я верю в случай. Верю потому, что понятия не имею что это такое. Но несколько раз он меня здорово выручал.

Иногда ждешь на свою голову неприятностей и вдруг – бац, по башке спасательным кругом. При умении хорошо плавать, я только утонуть, т.е. принять гражданство Республики Утопия, мог раза три. Случай это не только фактор спасения; просто иногда оказываешься в такой области, в такой сфере, где при относительном разумении ни за что бы не оказался. И это здорово, и это интересно. Только случай дарит нам знакомство с интересными людьми. В том числе и несчастный случай...

Вера в человека, в Разум, в себя, в случай: по-моему, этих икон достаточно. Подумалось, не мелковаты ли образа? Да нет; в самый раз...

И где-то там, в глубине души идет подготовка к разговору с Богом...

Я не отрицаю существование Бога, я просто этого не утверждаю.

Но что-то существует...

* * *

Подавая лежачему на земле, мы подаем Сидящему на небе.

Св. Григорий Двоеслов

Солидный человек – это не только человек, занимающий солидную должность, но и написавший солидную книгу. Один из лучших менеджеров современности, председатель совета директоров корпорации Intel Эндрю Гроув написал книгу «Выживают только параноики». Книга, несомненно, достойная. Когда прочитаю – поделюсь эмоциями подробнее. Мне понравилось само название. Оно дало толчок размышлениям на тему: «А действительно, кто выживает в современной сутолоке?»

Выживает не сильный и не слабый, а приспособившийся.

Сильный человек всегда на виду. А лицезрение одной и той же фактуры длительное время надоедает обывателю. Сильный вынужден всегда демонстрировать свою силу, это может очень многим не понравиться. Когда я читаю криминальную хронику, ее самую солидную часть, то понимаю, что отстреливают сильных или считающих себя таковыми. В любом случае – людей, переоценивающих свои возможности. Сила требует очень большого расхода энергетики и человек умирает раньше, чем мог бы.

Слабому гораздо легче. Особенно осознающему свою слабость и не имеющему при этом наполеоновских замашек. Слабого легче затоптать, и многим действительно не везет. Слабого унижают не сильные, а еще более слабые. Когда находят в канализационных люках или подвалах домов забитых насмерть бомжей, то думаю, что слабого убили не сильные, а еще более опустившиеся.

Как правило, выживает человек с вялой реакцией на действительность. У кого хватает ума не дергаться по пустякам.

 

* * *

Только чистая душа изливает искренние молитвы к Богу.

Авва Исайя

По большому счету, жизнь сталкивает с людьми, особо тебя не спрашивая. Но у тебя есть замечательная возможность выбора. Ты вправе выбирать знакомства, беря с полки ту или иную книгу. И в случае если взаимоотношения либо не складываются, либо не устраивают тебя, всегда есть возможность положить том на место, или отложить до поры.

Жизнь, помимо прочего – непрерывное открытие потрясающей талантливости некогда живших. К их числу отношу и Святителя Николая Сербского. Удивительный философ от православия. Из его «Слова о человеке».

«И довелось мне, пахари, слышать разговор двух спорящих.

Первый утверждал: «Я всю жизнь путешествовал по земле. Земля была манежем для ног моих и упоением для глаз моих. Мне сто лет и сто раз я обошел землю».

А второй: «Я всю жизнь провел на одном месте и прошел путь меньший, чем крот в моем дворе. Однако я был спутником Земли вокруг Солнца. Мне сто лет и сто раз я обошел Солнце».

Мне сорок пять: почти половина от ста лет. Как хотелось бы мне понять: иду ли я верным маршрутом, делаю ли что-нибудь хорошее для живущих?

Помимо прочих меня заинтересовал такой вопрос: «А есть ли у Бога чувство юмора?» А если нет, то не является ли это чувство бесовским?

...Что-то невероятное: как только задался этой мыслью, тотчас прочитал у Николая Сербского: «Видишь, Ангелы питаются эфиром, а Бог – улыбкой!» Лучшего вида пищи и не придумать: какая калорийность, сколько витаминов!!!

Есть довольно банальная метафора – «древо познания». Растет дерево: то ли в чистом поле, то ли в дремучем лесу. На нем плоды: надо думать не очень вкусные, но необходимые. Все-таки одно дело, когда дурак дураком, и совсем другое дело, когда просто дурак. А человек-то, подозрительно долго крутящийся рядом с деревом кто? То ли вор, тырящий чужие фиги, то ли червяк, питающийся мякотью плода, который не вырастил. Н. Сербский считал, что есть «слуги древа познания». А может быть, действительно, человек – батрачок средней руки у чего-то достойного? Говорят, что счастливый человек никогда не станет писать книгу: нет желания, нет времени, нет смысла. А я, благополучный, пишу пятую. Столько плодов «натырил» с древа познания: надеюсь, хоть фиги не очень червивые?

У этого мыслителя есть среди прочих потрясающая мысль: «хорошо, что солнце не берет пример с человека». Иначе не до-
ждались бы мы от него столько тепла. Может быть, если бы светило было столь же скаредным, то оно давало бы тепла так мало, что не хватит для жизни. Не берите пример с жадного человека. У него в сундуках нерастраченное тепло.

Человек тратит много сил и энергии, чтобы отомстить злу. Если бы хоть четверть этой энергии тратилась на то, чтобы ответить добром на добро, то мир изменился бы неузнаваемо. У Николая Сербского есть очень интересная, правда, не очень оригинальная версия о том, что нет у человека в мире врагов кроме него самого. И далее у него же: «Лишь тот ненавидит врагов, кто не знает, что враги – это не враги, а суровые друзья его». Пытался понять, есть ли у меня «суровые друзья», и после размышлений понял, что не могу назвать ни одного имени. Вроде бы нужно расстроиться: говорят, неприлично любому мало-мальски приличному человеку не иметь врагов. Мол, у всяких достижений есть недоброжелатели. Следует ли из этого вывод, что у моих достижений (если они есть) такой неказистый вид, что в их сторону никто и не смотрит? С этим я почти готов согласиться. Хотя задаю себе пару вопросов.

а) Нужны ли вообще достижения?

б) Если да, то, что считать таковыми?

И далее у него же: «Благослови врагов моих, Господи!» Тут же возникла собственная версия отсутствия врагов. Возможно, когда они были, я послал их очень далеко, а они взяли и послушались: ушли и не вернулись... стук-стук по дереву.

Мы все уйдем в вечность. Что я возьму с собой кроме матерщины?

Любую мысль можно усилить. К примеру, пинком собеседнику. Н.Сербский будит чужое дремлющее сознание: умной мыслью, глубоким обобщением, разительным примером. В его книге описан следующий пример.

К Серафиму Саровскому пришла одна дворянка и стала жаловаться, что ее дети плохо учат французский язык, и попросила совета в этой тупиковой с ее точки зрения ситуации. Святой старец ответил:

– Ты, матушка, лучше учи своих детей, как Богу молиться, а французскому языку они позднее без труда научатся.

Действительно, чему же следует учиться, а что прийдет так, без напряжения? И какое все-таки место в наших осмысленных деяниях должна занимать вера? Что в этой жизни важное, что второстепенное?

В детстве задаешь вопросы взрослым, став таковым, задаешь их самому себе. И самое смешное: чем больше живешь, тем на большее количество вопросов не знаешь правильных ответов. Следовательно, грамотно прожитая жизнь та, после которой остается большая куча вопросительных знаков? И хорошие книги, вроде активно мной здесь процитированной, только их преумножают. И слава Богу!

 

* * *

Тогда ты будешь мудр, когда столько же будешь делать для души, сколько теперь делаешь для тела.

Лукошко добрых советов

Не люблю я верховой езды: осел на коне – это слишком. Но я с удовольствием наблюдаю за лошадьми, красиво гарцующими, или медленно тащущими «хворосту воз». А еще я люблю общаться с умными людьми: счастье, если это живущие и здравствующие современники. Ведь жизнь характеризует не высокая стоимость проезда в общественном транспорте, а количество встреченных тобой прекрасных и умных людей. Все остальное вторично, как вовремя списанные рукавицы. А какое огромное количество выдающихся по уму личностей оставило о себе бессмертную память в виде серьезных и не очень книг.

Несколько добрых слов о Ф.Ницше. Конечно, он в этом не очень и нуждается, но для автора какая радость: все-таки приобщился... сказал человеку приятное... почти пожал руку...

Каждый творческий человек считает себя камертоном эпохи, или хотя бы хотел являться таковым. Но человек, в лучшем случае – сковорода, на которой судьба жарит свою нехитрую яичницу. Иногда с беконом, но почти всегда со жгучими пряностями. Пряностей в жизни Ницше было достаточно, именно они заставляют художника творить. Люди рождаются разными, а уходят в мир иной по преимуществу стандартными, как одноразовые тарелки. Все усталые, немощные, часто раздраженные. Согнутая спина, потухший взгляд, длинный нос, на подбородке, независимо от пола – подобие бороды. И у всех почти один вывод: «не повезло...»

Но, несомненно, повезло тому, кто получил в этой жизни несколько принципиально важных подарков: ясную голову, внимательный взгляд, желание обобщить увиденное. К числу таковых, несомненно, относится великий немецкий философ.

Ф.Ницше в книге «Еssе Номо» рассуждает над такими очень скромными вопросами: «Почему я так мудр», «Почему я так умен», «Почему я пишу такие хорошие книги». Размышления пространные, глубокие, интересные. Они явно ему удались: значит, было, что сказать на заявленные темы.

По мнению аналитиков, человек зажат между честолюбием и любовью. Между прочим, не самые худшие тиски, сооруженные родителями. Всей своей жизнью он подтверждает наличие этого мини-пресса. Под честолюбием я понимаю ярко выраженное желание не заявить о своей индивидуальности, а доказать ее в своем творчестве. А любовь, она и в Африке любовь.

Великие идеи – это всегда большие неприятности для их вы-
сказавших. И колоссальные проблемы для взявшихся их реализовать. Такова ситуация с наследием Ницше. Он всегда перемещался со скоростью света. Но не к свету, а к мрачным неприятностям, тяжелому бессмысленному завершению жизненного пути.

Какая глупость считать себя носителем истины, или еще круче – обладателем истины. В лучшем случае мы – жаждущие ее с сильно потрескавшимися губами. Ему временами казалось, что он – первый друг истины. Несомненно, заблуждение, несомненно, обидное для окру-
жающих, но грех все-таки не из смертных, хотя часто смертельный.

Никто не любит истину так, как русский человек. Услышав где-то понравившуюся мысль о том, что «истина в вине», тут же уходит в запой. Ницше уходил в поисках истины в такие умственные загулы, что любо-дорого посмотреть, в смысле – почитать.

Он называл чтение – «прогулкой по чужим душам». Пожалуй, что и так. Но не попрание их своими грязными башмаками, а нежное прикосновение взглядом, полным симпатии к чужому опыту, образу мысли, чужому дыханию души. Чужие души представляют несомненный интерес, особенно когда пытаешься разобраться в своей.

По Ницше, немецкому народу свойственны многочисленные повреждения ума и совести. Много интересных мыслей по этому поводу есть в его книге «Человеческое. Очень человеческое». Меня всегда интересовал человек. И проявления в нем человеческого... А порой не слишком человеческого... А временами совсем скотского...

Се человек... и этим он интересен. Правильный человек: рядом с ним не поставить ни восклицательного знака, ни вопросительного. С ним вообще плохо вяжутся любые знаки препинания. Вот только если ограничить его скобками, да и убрать из памяти к чертовой матери, чтобы не отвлекал от панорамы настоящей жизни. Философ не был правильным, философ и не бывает правильным. Правильными бывают счетоводы. Турецкий поэт-коммунист Назым Хикмет когда-то призывал:

Если ты не будешь гореть,

Если он не будет гореть,

Если я не буду гореть,

Если мы не будем гореть,

То кто же развеет тьму?

Призыв на вид правильный, заслуживающий уважения, но если все будут «гореть», то «пожарный» (государство) может и не справиться с работой. Фридрих Ницше, наоборот, не заводил, а как мог успокаивал обывателей: «Разве вы непременно сейчас должны выпрямлять то, что криво? Непременно сейчас затыкать каждую дыру паклей? Разве это не успеется? Разве у времени нет времени?» Периодически вверх берет одна из этих точек зрения. И это формирует спираль развития.

Всем гореть не нужно, а таким как Ницше – обязательно. Главное, не переборщить в освещении горящими перемещающимися факелами действительности: как бы опять чего-нибудь не спалить.

 

* * *

Суда Божия еще не было. Так не суди прежде времени ни одного человека. Грешник может исправиться, худой сделаться добрым.

Конечно, наша нация – удивительная, если удивила мир твоим появлением. Удивительно красивая природа, потрясающе талантливые люди. Даже в бане у чистого и голого – стакан в руке.

Каждый носит в себе свою Российскую Федерацию. РФ для меня – Кочкуровский район, Цыганский поселок г.Саранска, 10-ый микрорайон Светотехстроя. Может быть, и не самые раскрученные туристическими проспектами населенные пункты и административно-территориальные образования; тем лучше. Меньше пыли, принесенной чужими подошвами.

Пассивность; что есть, то есть. Одну из своих написанных, но пока не изданных книг я хотел назвать «Пассивные впечатления». По содержанию текста это довольно точно, но не совсем удачно. Острословы моментально переделают на «Впечатления пассивного». А это не одно и то же, особенно если умело поставить кавычки. Это будет уже поклеп, но и это, по сути, в характере русского человека.

Русский человек – демонстрация бесконечных возможностей; от звериных до общечеловеческих и даже до божественных. А с понедельника – снова к звериным. Русский человек становится «святым», как правило, к получке: нет денег демонстрировать свои качества. Окошечко кассы как дорога от храма.

По-моему, Петра Первого сильно унизили, сравнив с плотником средней руки, смастерившим «окно в Европу». Любой младенец, лишь пару раз хлопнув глазками, уже открывает окно и не в Европу, а в мир. Будет ли его взгляд чистым, незамутненным, по возможности, трезвым зависит во многом от него. Но так же и нас, нашей ментальности, сегодняшней действительности, реальности.

Я не клинический идиот, чтобы утверждать, что реальность такова, как я ее описываю. Категорически нет. Реальность такова, что ее хрен опишешь. Но она ярка, образна и достойна описания. Это самое главное. Афанасий Фет в одном из стихотворений назвал себя «добычей суеты». Может быть действительно, человек – мелкий трофей суеты? Значит, в этой суете очень важно попытаться разглядеть основное, среди мелочи увидеть наиболее крупные предметы, понятия, явления. Понять, что же играет тобой?

В русской действительности все почему-то и крупно и мелко одновременно. Но почти всегда предельно интересно.

 

* * *

Остановись, несчастный! Не все будет для тебя время долготерпения Божия.

Лукошко добрых советов

Мне приснился сон: с кем не бывает. Не такой красивый, как мечты влюбленной девушки, и не такой известный, как четвертый сон Веры Павловны у Чернышевского.

Какой-то старинный город. По обилию церквей вполне претендующий на включение в «Золотое кольцо России». Но город сильно запущен и церкви ему под стать.

Я стою пред одним из таких храмов. Совершенно неклассическая постройка: некрасивое многоярусное (многоэтажное) здание. Вместо окон – огромные пролеты, заделанные решетками (куда на Руси без решеток). За решетками женщины и дети. Женщины, надо полагать, арестантки, а их дети – их же партнеры по неволе.

У многих женщин и их детей обезображенные страшной болезнью лица. Вроде бы и сквозняк кругом, и на улице ноябрь, а у них страшная жара. Но не оттого, что топят сверх меры, и даже не от скученности. Такое ощущение, что согревает эти верхние этажи какой-то адский огонь в подвале, а то и ниже. Если в аду так же скверно, как в моем неожиданном сне, мне уже заранее там не понравилось.

Каким-то неведомым образом я оказался внутри здания и брожу среди его удивительных обитателей. Многие начинают мне что-то рассказывать, надо думать, о своих бедах, просят о помощи. Чтобы до меня дошло быстрее, хватают за края одежды. Они не увидели во мне мессию, способного помочь. Скорее, олуха, у которого есть время их выслушать. Мне самому становится плохо: немного страшно, брезгливо. Боязно оттого, что хватают меня за штаны и пиджак самые обезображенные. И откуда-то несет сильным жаром. По сути дела – та же сковородка, только нахожусь я пока чуть выше, чем описывается в религиозном фольклоре.

Я каким-то чудом выбрался из этого сооружения. Стараюсь отбежать как можно дальше. Уже на известном расстоянии оборачиваюсь. Здание закрыто, огромные провалы в стенах исчезли вместе с решетками. Нет особых «архитектурных излишеств», построение вполне добротное.

Вроде бы храм, только крестов нет ... Я в ужасе проснулся. Но последней мыслью перед пробуждением было: а ведь это, пожалуй, Россия...

А первой мыслью после пробуждения стала следующая: похоже, парень, тебе показали место, где чуть позже ты проведешь ближайшие полторы тысячи лет.

Никогда не мнил себя ни лжепророком, ни избранником, которому дано видеть запредельное и толковать его как вздумается. Но я почему-то видел этот сон, а затем, встав в половине третьего утра, торопливо записал его, боясь упустить какую-то часть эмоций. Наверное, все это было для чего-то нужно. Вполне возможно, что это было некое предостережение. Я видел униженных и оскорбленных во сне. Замечаю ли их в реальной жизни? Пребывая в известном благополучии, вижу ли боль и отчаяние других людей?

Дважды довелось общаться с очень интересным человеком – астрологом. Пришел к нему со стойким предубеждением, что астрология – лженаука. Но он рассказал много точного и забавного обо мне же, что кроме меня никто и знать не мог. И я совсем уж поверил, что именно астрология, а не философия – первая из наук, когда он предсказал мне много заманчивых и светлых перспектив в будущем. Кто на это не надеется?

Две детали показались мне наиболее убедительными и заставили отнестись к его словам с известной серьезностью. Во-первых, он был бескорыстен и не взял ни копейки. Во-вторых, предложил как можно больше подавать нищим. Возможно, это дежурная фраза астрологов всех стран и народов для впечатлительных клиентов. Именно такие убедительные фразы формируют убеждение, что нужно поступать именно так.

Я периодически помогал нищим, не столько желая увеличить их материальное благосостояние, как преклоняясь пред их искореженным самолюбием. Надо думать, это не так легко – выйти к людям с протянутой рукой. После общения с астрологом я стал подавать каждому второму, Боже, слово-то какое «барское»: «подавать».

Теперь после этого сна буду стараться помогать даже тем, кто начинает со слов: «Люди добрые! Сами мы не местные...»

Меньше всего мне хочется закончить свои размышления банальным призывом: «Присоединяйтесь!» Больше всего мне хочется понять: а не стою ли сам в расцвете лет в новом костюме и красивом галстуке с протянутой рукой? Может быть, именно для того, чтобы я лишний раз задумался об этом, мне и приснился этот сон? И действительно ли я выбежал из того здания, или мне это только показалось?

 

* * *

Невозможно миновать печали тому, кто обучается искушениями; но после сего великой сподобляются радости таковые и слез сладких помышлений божественных, за то, что болезнование и сокрушение возделали в сердцах своих.

Копилка премудростей

Преподобный Феодор Студит, обращаясь к игуменье Евфросинье, писал: «Ты, почтенная, желала получить слово назидания от нас, смиренных, но и слово наше ничтожно, и жизнь презренна».

Да, слова наши редко бывают возвышенными, да и будни часто заполнены всяким мусором. Это жизнь, и она часто прекрасна именно своим несовершенством. Но Всевышний очень часто
посылает нам свидетельства своего существования, очень важно уметь их разглядеть.

Февраль 2007. Зима, наконец, стала похожа на зиму, лег неплохой снег, вполне достаточный для лыжной прогулки с хорошим другом. А что за лыжная прогулка без пары бутылок пива? Напрасная трата времени. Одну из них мы выпили в самом начале нашего похода, вторую решили отложить на обратную дорогу. Стеклянную емкость нашей заначки я засунул под куртку-ветровку, затянув ее снизу соответствующим шнурком: не убежит.

Прогулка не была напряженной: километра три-четыре в одну сторону. Конечный пункт – святой источник, находящийся между Светотехстроем и Юго-Западом. Точного его названия я не знаю. Удивительно благостное место. Среди дачного массива – овраг, заросший лесом. Родник с потрясающе свежей водой. Часовенка, купель, чуть далее памятник в виде креста. Судя по археологиче-
ским раскопкам, здесь нашли свой последний приют сотни, если не тысячи невинно репрессированных в тридцатые годы.

Пятнадцати-двадцати минут пребывания здесь достаточно, чтобы обрести душевное равновесие. Все заботы, проблемы, сухота будней куда-то уходят. Каждый раз, когда я бываю здесь, обязательно захожу в часовенку. Она небольшая и в этом ее прелесть. Или, если хотите, особое преимущество. Ты там один, без таких же заблудших овец, как сам и без посредников. Искренне убежден, что в общении с Богом посредники не нужны. Скромные стены до самого купола плотно заставлены различными иконами. Их принесли люди и это не дар кому-то, а частица души, постоянно находящаяся в храме. В то время, когда я там бываю, обязательно горят несколько свечей, зажженных чьей-то заботливой рукой. Слегка приподняв голову и закрыв глаза, я начинаю тихо молиться. С закрытыми глазами мои неумелые молитвы имеют больше шансов быть услышанными.

И в этот раз, в разгар этой прогулки я с огромным удовольствием напился из источника и вошел в часовенку. Как только я преступил невидимую черту, отделяющую небольшое помещение, подобие коридора от непосредственно самой часовенки, сразу же раздался грохот. Это упала моя бутылка пива. Я прошел километра четыре, по ходу движения наклоняясь в разные стороны, бутылка имела шанс упасть сто раз и не сделала этого. А здесь – один шаг и сразу на пол. Причем в моих ушах раздался такой грохот, словно упала не заурядная мелкая стеклянная посуда, а как минимум фляга. И не с метровой высоты, а с крыши пятиэтажного дома. Более того, по звуку было слышно, что бутылка треснула, но не разбилась: не должна была эта влага оскорбить храм.

Я стремительно выскочил из часовенки и выбросил бутылку. У меня не было никакого желания осквернять святое место. Я просто-напросто забыл о том, что она у меня есть. Это был сигнал свыше, и мне кажется, я его услышал. С тех пор я стараюсь свести употребление спиртных напитков к минимуму, насколько это возможно в России. Пока это получается. Но даже, если доводится «употреблять», то уже не получаю от этого никакого удовольствия.

Еще один эпизод, который как мне кажется, тоже не является случайным.

15 февраля 2007. Следующая неделя за только что описанной. Я в Москве в двухдневной командировке. Так получилось, что все свои служебные дела я успел сделать за один день – среду. Четверг получается свободным. Вариантов его наполнения было три. Первый, самый соблазнительный: никуда не выходить из номера, а провести день в нормальном отдыхе с интересной, купленной накануне книгой. Второй, сходить в музей изобразительных искусств имени А.С.Пушкина, поскольку давно собирался его посетить. Третий, поработать в бывшей библиотеке имени В.И.Ленина.

И вдруг мне ужасно захотелось в Храм Христа Спасителя. Пару лет назад я предпринимал уже попытку его посетить, но меня банально не пустили. То ли службы не было, то ли не в те двери стучался. А может быть, просто был еще не достоин. Я как-то
быстро собрался и, уже собираясь выйти из номера, обратился к Всевышнему: «Господи, помоги мне посетить Твой Храм». К Храму Христа Спасителя я приехал ровно к двенадцати часам. Попал внутрь на удивление быстро и без проблем. Как в аэропорту прошел процедуру проверки; прошел сквозь квадрат машины, ищущей в человеке все металлическое, и вот я в Храме. И не просто в Храме, а присутствую при начале службы, которую проводил патриарх Алексий II. Оказалось, что сегодня один из самых больших Христианских праздников – Сретение Господне. В этот день старец Симеон наконец-то дождался появления сына Божия и увидел его в младенце Девы Марии. В этот день и Симеон и все мы обрели Господа Бога.

Служба была очень торжественной и убедительной. В удивительном по красоте Храме звучали удивительные по красоте голоса. Вдруг вспомнилась версия о том, почему Русь приняла именно православие, а не какую-то другую религию.

Киевский князь Владимир понимал, что язычество не способно уже играть позитивную роль в развитии государства и необходимо принять ту веру, что принесет несомненное благо всем и каждому. И тогда он снарядил послов, чтобы они проехали по миру и сравнили те религии, которые существуют. Прибыли послы в Ватикан, но что-то католические обряды не очень им приглянулись. Не было в них должной красоты. Иудаизм послы тоже отмели довольно быстро. Им показалась необязательной процедура обрезания. Резать по живому: как-то не очень. В исламе было много притягательности и один серьезный минус: он запрещал спиртные напитки. А совместное винопитие князя с дружиной было обязательным элементом государственной жизни. Это значило – оставить государство без одного из основных краеугольных камней. Но всех послов покорила служба в Софийском соборе Константинополя, по-русски – Царьграда. И именно величие и красота православных обрядов помогли послам сделать окончательный выбор.

Стоя в Храме Христа Спасителя, я чувствовал себя древнерусским послом, который только что окончательно определился в выборе веры. Правда, до этого я выбирал не между верами, а между верой и атеизмом. На выходе из Храма я купил икону «Сретение Господа Иисуса Христа». Мне кажется, именно в этот день я окончательно встретился с Ним.

Святой отец Антоний Великий считал, что на земле есть живые существа четырех видов:

1.        Ангелы...

2.        Люди, кои имеют: ум, душу, дыхание.

3.        Животные, кои имеют: душу и дыхание.

4.        Растения имеют дыхание и жизнь.

Мне как-то сразу бросилось в глаза, что человек на втором месте.

Прожив сорок семь лет, я ни разу не видел живого ангела, хотя часто ощущал его незримое присутствие. А может быть, и видел, но не распознал...

Просто теперь, я чуть пристальнее всматриваюсь в происходящее. И с известной периодичностью жертвую на строительство Храма, поскольку все больше убеждаюсь: чем больше ты жертвуешь на строительство Храма, тем быстрее ты строишь Храм в своей душе.

 

* * *

Похоже, что книгу я завершил. Думается, что я добился гораздо большего, чем хотел, когда написал первое предложение.

 

* * *

Иной начинает молитву грешником, а оканчивает ее праведником.

Наверное, все эти размышления написаны для того, чтобы в их завершении помолиться. Попытка высказаться, поделиться сомнениями – на нее имеет право каждый живущий. В том числе и я. И к Богу имеет право обратиться каждый, в том числе и сомневающийся. Я не знаю ни одной «официальной» молитвы. А поскольку все они придуманы людьми, хотелось бы предложить и свой вариант. Авторский вариант, мне кажется, может быть более действенным, чем шаблонный. Итак, без поста, но с легкой радостью на душе я начинаю:

– Боже Всевышний! Миллионы людей ежедневно обращаются к тебе с теми или иными просьбами. Насколько я могу понимать, подавляющая их часть укладывается в три коротких слова: «спаси», «сохрани», и «помоги»! Не буду здесь оригинальным.

Боже, спаси! Особенно сейчас, когда кажется, что ничто мне не угрожает, по крайней мере, так думаю. Но есть тысячи случайностей, которые в любой миг могут вдребезги разбить внешнее благополучие. Часть из них можно назвать нелепыми, часть неслучайными. Мне нужно пятнадцать лет для решения основных жизненных задач: поставить на ноги собственных детей и реализовать те творческие планы, что уже существуют. Если удастся прожить дольше – поблагодарю дополнительно.

Каждый раз, отправляясь в дорогу, беру с собой «живые в помощи» – сложенную вчетверо молитву (на этом настаивают родные). В записной книжке лежит небольшой медальон с изображением какой-то святой. Он подарен хорошим человеком. Хороший верующий давно бы повесил на шею. Но мне кажется, пусть он лучше лежит около сердца, чем болтается около ключицы. Все это что называется «на всякий случай». Пока помогает, пусть помогает и дальше. Буду крайне признателен.

Боже, сохрани! Сохрани ту душевную гармонию, что существует во мне, и жажду творчества. В молодые годы мир виделся мне по преимуществу в розовых тонах. С годами, конечно, краски поблекли, но это по-прежнему – яркое зрелище. За большое количество недостатков, как мне кажется, меня сильно извиняет пара черт характера. Я никогда не завидовал ни одному человеку, пребывая в твердой уверенности, что у других гораздо больше поводов завидовать мне. И еще: я никогда никому не делал плохо осознанно. Если кто-то придерживается иного мнения: простите. У каждого – своя «колокольня», свой ракурс. Мне люди, а через них и жизнь, были всегда интересны. Сохрани этот интерес: к каждому пучку травы, к умным книгам, трезвым и не очень людям, к чистому листу бумаги. Кто-то с годами становится более мудрым, я же более словоохотливым. Нет универсально правильных слов, но есть слова нужные людям. Сохрани во мне жажду поиска этих слов. Может быть, появится и результат.

Боже, помоги! Помоги мне обрести веру в тебя. Ростки этой веры все зримее, дождусь ли плодов? Не ударят ли заморозки? «В начале было Слово». В конце – жест, но не отчаяния, а крестное знамение. Вместе с тем прожитую жизнь лучше всего характеризуют последние слова. По тому, как пока складывается моя, я готов последними словами определить следующие: «И это все?» Хорошо, но мало. Нужна вера во что-то очень яркое, чистое, благодатное. Веры в себя и человека, в этом случае мало. Пока я писал «Разговор атеиста...» произошла метаморфоза, по большому счету, мной ожидаемая, и мной же инициированная. Я трансформировался из атеиста в почти верующего. Наверное, я хотел от чего-то избавиться. Наверное, как и каждому цивилизованному человеку мне хочется согреться чем-то неочевидным... Помоги мне завершить эту трансформацию.

Да, Боже, чуть не забыл. Прости мне все мои прегрешения. В небесной канцелярии, наверное, есть их полный список.

Знаю, что обращаться к Тебе никому не возбраняется, но
услышан ли?.. А может быть, здесь главное быть не услышанным, а высказавшимся...

Отче, прости свою заблудшую овцу за дерзость, но ведь должен же кто-то взбрыкнуть, если от всех требуют повиновения. Ответь мне на главный для меня и давно измучивший вопрос: для чего ты создал человека? Или хотя бы помоги найти ответ самому.

И тут к месту или нет, добавлю последнее слово: «Аминь».