Избранники

Перекресток

 


Что самое приятное в любом представительном форуме? Конечно же, его закономерный финал, то бишь гран
диозный фуршет! Этот конгресс, посвященный проблемам контакта с внеземными цивилизациями, был как раз из таких. К счастью, терпеть ученым мужам осталось недолго. Сейчас закруглится последний докладчик, потом надо отсидеть закрытие (от силы пять минут) – и добро пожаловать к столам!

Профессор Лыжин собрал свои разложенные на трибуне листки в аккуратную стопочку. Затем обвел взглядом аудиторию. Не все, но многие откровенно скучали. Кто-то изучал потолок, некоторые просто тоскливо смотрели в одну точку, двое мерно покачивались взад-вперед, а один пожилой академик уже закрыл глаза и забавно причмокивал губами во сне.

– Остается подвести итог, – сказал профессор. – Ряд предыдущих ораторов утверждали, что чужой разум практически непознаваем. Мол, если люди когда-нибудь повстречают инопланетян, то просто не найдут общих точек для контакта. Я же уверен в обратном. Иноземные существа могут быть гигантами или карликами, иметь любое количество рук, ног, крыльев и даже голов, лакомиться булыжниками, запивая их соляной кислотой, или поглощать электромагнитные волны – всё это несущественно! Никакие внешние различия не помешают нам их понять. Ибо в главном – желаниях, страстях, даже пороках – мы неизбежно будем похожи. Психология – вещь универсальная, и даже необъятной Вселенной, хотя она богата на выдумки, вряд ли удалось изобрести тут что-то новое. Надеюсь, я вас убедил. Благодарю за внимание.

Ему похлопали – не жиденько, из вежливости, как кое-кому из выступавших ранее, а довольно дружно. Но опытный психолог подметил бы, что аплодировали вовсе не докладу. Скорее – тому, что через несколько минут можно будет забыть о высоких материях и наконец-то предаться чревоугодию.

Лишь у одного человека не текли слюнки при мысли о ждущих в банкетном зале тарелках с отборными деликатесами, среди которых тянули вверх лебединые шеи разноцветные бутылки. Это был сам Лыжин. Во-первых, он жил в квартале от родного института и мог прекрасно поужинать дома. Во-вторых, не горел желанием улыбаться и кивать, выслушивая хвастливую болтовню подвыпивших светил. Но главное – его неумолимо поджимало время.

Профессор сунул доклад в папку, виновато развел руками – мол, ничего не поделаешь, расслабляйтесь без меня! – и быстро направился к выходу. В коридоре облегченно вздохнул, но, успев сделать лишь несколько шагов, услышал за спиной звук открывающейся двери.

– Извините, – раздался неуверенный голос, – мне хотелось бы с вами поговорить.

Профессор обернулся. Голос принадлежал невзрачному мужчине лет сорока, маленькому, с оттопыренными ушами и лысиной, по краям которой топорщились хилые остатки шевелюры. Он был без бейджика и вообще выглядел самозванцем, которого пустили в зал по недосмотру.

– Да-да, слушаю вас, – произнес Лыжин, незаметно скосив взгляд на часы. Пять минут седьмого – не критично, но всё-таки...

– Видите ли... – Незнакомец явно смущался, но желание высказаться было сильнее робости. – Вы очень интересно говорили о внеземных цивилизациях. Так вот... Дело в том, что я представитель одной из них.

Наступило молчание. Оно грозило затянуться, но профессор вовремя опомнился. Он знал одно: к семи часам ему надо во что бы то ни стало быть дома. Не дай Бог опоздать хоть на минуту!

– Э-э... очень любопытно, – сказал Лыжин, осторожно отступая на полшага. – Но, к сожалению, у меня срочное дело. Не могли бы мы встретиться в другой раз?

Однако незнакомец проявил неожиданную настойчивость.

– Вы должны меня выслушать! Поймите, мне просто не к кому больше обратиться. Если подойду к первому встречному, он тут же, не раздумывая, отправит меня в психушку. А вы всё-таки ученый, жизнь этому посвятили...

«Вот привязался, шизик!» – раздраженно подумал профессор, а вслух сказал:

– Да, да, конечно... Вот только я, признаться, представлял себе пришельцев несколько иначе. Ваше необыкновенное сходство с людьми...

– Камуфляж! – радостно выпалил незнакомец, довольный уже тем, что его не послали в известном направлении. – У меня машинка есть такая, маленькая, но умная. В кого угодно превратит!

– М-да, – Лыжин потер подбородок. – А как вас, извините, по имени-отчеству?

– Зильбадрумаахр! – без запинки выдал пришелец.

– Слушайте, Зиль... бер... дур... Извините, трудно сразу запомнить. Так вот, объясните, с какой целью вы, собственно, прибыли?

Пришелец моргнул, уголки его губ опустились, плечи поникли.

– Я люблю прогресс, – уныло сообщил он.

– Да и я, представьте, уважаю... – Профессор снова глянул на часы. Ему нестерпимо хотелось плюнуть этому придурку на лысину – может, хоть тогда отвяжется!

Пришелец поморщился.

– Это совсем не то... Я просто не могу видеть что-либо несовершенное! Мне надо всё улучшать, модернизировать – от забавных безделушек до гигантских технических комплексов, от управления производством до общественных отношений. Абсолютно всё! Уродливая машина, неэффективное предприятие, тупиковая социальная система вызывают у меня одинаковый протест, негодование, физическую боль! Потому что я могу – понимаете вы – могу сделать лучше! В два раза, в три, в десять!

– Ну так и делали бы...

– Ага! – Пришелец снова расправил плечи. Он совершенно преобразился: голос окреп, глаза блестели, и даже лысина, казалось, пылала праведным гневом. – Побывали бы вы на моей родной планете! Тем, кто там заправляет, ничего не нужно. Всюду чиновничий беспредел, бюрократическая мертвечина. Инстанция громоздится на инстанцию, и чем больше по ним бегаешь, тем больше увязаешь, как муха в паутине. Сначала теряешь дни, потом – недели, недели слагаются в месяцы, месяцы – в годы. А знаете почему?

– Ну? – ответил Лыжин вопросом на вопрос.

– Да потому что за просто так у нас ничего не делается. С пустыми руками будешь штурмовать кабинеты до конца жизни. Каждое ничтожество, окопавшееся за дверью с табличкой, требует мзду. Дескать, не оскудеет рука дающего... И что же в итоге? Прежде чем внедришь... ну хотя бы скрепку новой конструкции – останешься без штанов! В конце концов не вынес я этих мук и перебрался на Землю. Присмотрелся: мать честная – да тут для меня столько работы! Вы же, извиняюсь, ни черта не умеете: автомобили – гробы на колесах, дороги – мечта самоубийцы, «коммуналка» – тихий ужас, энергетика – «черная дыра»... Аж руки горят – не знаю, за что первым делом ухватиться! Если, скажем...

– Подождите, – перебил его профессор. – Во-первых... Вы в самом деле считаете, что наши чиновники чем-то отличаются от ваших? Что они способны ударить палец о палец только из любви к ближнему? Уверены? Ну-ну... Во-вторых, с какой вы звезды?

– С Ригеля, Беты Ориона.

– С Ригеля?! – профессор попятился. На его лице был ужас. – Но ведь на планетах голубых сверхгигантов не может быть жизни, там куча смертоносных факторов. Это доказано!

– Виноват, – снова потупился пришелец, – но я действительно оттуда. Просто мы ко всем факторам очень хорошо приспособились.

– Ладно, об этом потом. А сейчас... Представьте, до сих пор не возьму в толк, чем лично я могу быть вам полезен.

– Ну как же! Вы ведь мне уже поверили, не так ли? А поверив, сведете с нужными людьми, чтобы я мог хоть с чего-то начать. У любого доктора наук масса полезных знакомств! Я же, со своей стороны, не просто подтолкну вашу научную карьеру, а прославлю в веках. Первый человек, установивший контакт, – это звучит!

– Бр-р! – профессор помотал головой. – Знаете, я ужасно спешу. Вот мои координаты. В ближайшее время созвонимся. Идет?

Разговаривая, они куда-то бессистемно двигались, пока не забрели в противоположное крыло института, вымершее до утра.

– Ну, вот и договорились, – сказал Лыжин. – Слава Богу, что нас никто не слышал.

Он огляделся и вздрогнул от неожиданности. В нескольких шагах от них ожесточенно драила шваброй коридор знаменитая уборщица баба Даша.

Это была почти легендарная личность. Баба Даша не боялась никого и ничего, потому что устроилась сюда по протекции самого директора. Дело в том, что НИИ биоксенологии (самый, пожалуй, бесполезный из всех НИИ!) был создан в свое время ушлыми людьми для распиливания бюджетных денег. И даже технички здесь получали больше, чем кандидаты наук в учреждениях, не столь обласканных властью. Кого директор определил на хлебное местечко – тетку, тещу или даже тещину сестру – об этом Лыжин мог только гадать. Но твердо знал одно: лучше с этой малограмотной старухой не связываться.

– Я извиняюсь, Дарья Петровна, – сказал он, – мы тут с коллегой...

– Да чего уж там, – мрачно отозвалась баба Даша, налегая на швабру. – Не впервой... Я ж понимаю: умным людям наговориться надо. А что порядок должен быть, это их не ка-
сается...

Профессор и его необыкновенный собеседник обошли грозную уборщицу чуть ли не на цыпочках и заспешили к выходу. А когда, оказавшись на улице, разошлись в разные стороны, эта странная история получила новый поворот.

 

Едва Зильбадрумаахр свернул за угол, как к нему подошли два дюжих молодца и взяли его под руки. Затем появился третий – невысокий мужчина в очках и с бородкой клинышком.

– Ай-яй-яй, Зеленин, – укоризненно произнес он. – Третий побег за месяц! Нехорошо, батенька, нехорошо. Вы же со своими идеями таких, извиняюсь, дровишек наломаете... Вот подлечитесь – и продолжайте изобред... простите, изобретать. Мы же вам добра желаем!

– Добра?! – вскипел пришелец и рванулся что есть сил, но санитары-костоломы знали свое дело. Освободиться из их железных лап не смог бы, наверное, и сам Терминатор.

– Конечно, добра, батенька, а вы упираетесь. Ну зачем, скажите на милость, было ссориться с главврачом? Он же ясно дал понять: щедрый везде устроится с комфортом, даже в нашем заведении. А скупому и неблагодарному всюду плохо. Но вы почему-то не вняли. Э, да что там говорить... Ведите его, ребята!

 

Но профессор этой сцены уже не видел. Он с уморительной для своего благообразного облика прытью мчался по улице. «Только бы не опоздать, – стучало в голове. – Только бы не опоздать!»

Лыжин взлетел на лестничную площадку, отпер дверь и ввалился в квартиру. Но успокаиваться было рано: часы показывали без двух минут семь. Чертыхаясь, он сорвал с себя одежду. Швырнул ее на пол и, ворвавшись в ванную комнату, тщательно загерметизировал за собой дверь.

Ванная выглядела необычно. Это был абсолютно пустой куб, облицованный фосфоресцирующим голубоватым пластиком. Только с потолка, подобно клубку удавов, свисало сложное переплетение труб.

Ровно в девятнадцать ноль-ноль по московскому времени автоматический зонд цивилизации Иу-Но послал на Землю импульс, который мгновенно восприняли все двадцать пять заброшенных сюда агентов.

Трубы ожили и стали извергать разноцветные шипучие потоки. Смешиваясь, они образовывали полупрозрачную золотистую жидкость.

Чин-Ка-Муф, в котором уже никто не смог бы признать недавнего докладчика, блаженствовал. Он чувствовал, как его тело оплывает, стекает вниз, принимая привычную амебовидную форму. В этом восхитительном состоянии ему предстояло пробыть до семи утра. Да, что ни говори, а руководители разведки Иу-Но умели заботиться о своих резидентах. Как приятно расслабиться после двенадцатичасового пребывания в грубой, нелепой, просто отвратительной человеческой оболочке!

«Теперь можно поразмыслить, – думал Чин-Ка-Муф, медленно шевеля псевдоподиями. – Какой урок я получил! Это ж надо – прослужить в разведке восемь полных циклов и не суметь распознать инопланетянина! Позор! Полная утрата профессионализма! Да, если бы этот тип сам ко мне не подошел... Хотя... Нет, лучше бы не подходил. Всё равно я не смогу о нем доложить. Иначе начнется такое...

«Как ты осмелился, – скажет высокородный Ман-Ро-Танг, – посягнуть на данные наших многовековых наблюдений?! На планетах Ригеля нет даже примитивной плесени, не говоря уже о разумной жизни. Запомни это, жертва неудачного деления! Но если желаешь упорствовать, то слушай. Допустив, что пришелец прибыл именно оттуда, мы собственными ложноножками похороним Управление разведки! Ведь нам придется полностью изменить свою стратегию в отношении девятнадцатого звездного сектора и присвоить ему статус «Зун». А это означает создание восьми новых отделов и тридцати двух групп. Чудовищные затраты! А кадры? Где мы их возьмем?! Но это еще не всё. Проморгав существование целой цивилизации, мы подорвем доверие правительства к нашему ведомству. И тогда – конец привилегиям, высоким зарплатам и прочим благам! Этого ты добиваешься? Поразмысли, ничтожный, и признай, что никакой жизни вблизи Ригеля нет, а пришелец тебе привиделся из-за слишком частого употребления пуолы!»

Когда Чин-Ка-Муфу грозили неприятности, у него, как правило, что-нибудь приключалось с ложноножками. Вот и сейчас принялись страшно зудеть вторая, третья, пятая и седьмая. Он машинально почесал их первой, четвертой, шестой и восьмой, после чего продолжил размышления:

«Вариантов у меня всего ничего, а перечить начальству – наихудший.

– Что?! – заорет высокородный Ман-Ро-Танг, собрав в кружок и вытаращив на меня все двенадцать глаз. – Возражать?! А знаешь ли ты, жалкое существо, сколько мне приходится давать на псевдоподию мерзавцам из контрольной службы, чтобы они докладывали наверх о наших успехах как надо? Не знаешь? Ну, так сейчас окажешься в моей оболочке! За свою дерзость ты должен заплатить мне четыреста куагулей. Тогда я, может, еще сменю гнев на милость. Иначе прощайся с должностью!»

Чин-Ка-Муф оттолкнулся псевдоподиями и воспарил в толще янтарной жидкости.

«В самом деле, – подумал он, – к чему подрывать устои? С работой я справляюсь не хуже других, на хорошем счету, получаю приличное жалованье, а раз в два цикла – новое звание. Чего еще надо, зачем соваться в дела чужого сектора? А докладывать высокородному Ман-Ро-Тангу просто глупо – ему уже недолго осталось начальствовать. Он так раздулся от своей ненасытной жадности, что через полцикла непременно разделится пополам. И тогда я... В общем, так. Когда пришелец придет ко мне, постараюсь устроить его на хорошую работу, где изобретать некогда – надо деньги делать. Там он сразу забудет свои бредни, потому что все метания – от неустроенной жизни!»

Решив так, Чин-Ка-Муф опустился на дно и спокойно заснул.

 

Баба Даша домыла пол и отправилась в свою каморку, где хранила ведра и тряпки. Отодвинув орудия труда, она извлекла маленький поблескивающий аппарат с целым набором загадочных штучек. Сухой старушечий палец коснулся одной из них. Затем техслужащая заговорила, невообразимо быстро выпаливая очереди гортанных отрывистых звуков. В переводе на русский язык ее донесение было таким:

«Я – Марги-89. Доклад номер 563. Сегодня зафиксирован контакт резидента планеты Иу-Но с существом, назвавшимся жителем системы Ригеля. Воспроизвожу текст разговора. Буду продолжать наблюдения. Конец связи».

Сообщение ушло в черноту космоса и было поймано промежуточным ретранслятором, с него переправлено на
основной, гигантский, медленно проплывающий где-то за орбитой Плутона. Затем многократно усиленный гиперсигнал понесся к приемникам мрачной, прижавшейся к тусклому красному карлику, планеты Фрог. Здесь его преобразовали, зарегистрировали и направили в первичный накопитель. Спустя какое-то время сообщение извлекли оттуда и дешифровали. Пройдя еще одну регистрацию, оно поступило во вторичный накопитель. После этого было пропущено через множество устройств, на входе которых заново регистрировалось и получало закодированный номер. И, наконец, донесение Марги-89 навеки кануло в одну из ячеек Центрального хранилища памяти – огромного комплекса сооружений, занимающего четверть планеты.

Так поступали согласно древним инструкциям, смысл которых никто уже давно не пытался понять. Можно ли было обойти их и рассказать о том, как заурядный земной НИИ превратился в перекресток цивилизаций? Безусловно – если рассчитать, от какого из звеньев чудовищной бюрократической машины это зависит. А затем «подмазать» его, да получше, чтобы шестеренки заржавевшего механизма закрутились весело и без малейшего скрипа. Но рассчитать требовалось абсолютно точно. О, это было высокое искусство, которым на дряхлеющей планете владели очень немногие!

И уж тем более не мог его постичь примитивный кибер-разведчик девятой категории сложности, каковым, в сущности, являлась уборщица баба Даша...


БМП

Рисунок Юлии АртамоновойТанк «Оцелот» – отличная штука! Низкий, как все робокомплексы, со стремительными обводами корпуса и приплюснутой башней, энергичный хищник, никому не уступающий поле боя. Красавец! И вот это воплощенное в металле совершенство мы должны уничтожить. Не успеем – хищник прикончит нас.

Хозяин в этом отношении не столь сентиментален. Для него даже лучший в мире танк – это всего лишь бронированный ящик, куда впихнули двигатель, горючее, боеприпасы, а оставшийся объем забили аппаратурой. Зато для меня...

Я – БМП. Боевой механический пес. Казалось бы, ничего общего с танком, самоходкой или реактивной системой залпового огня. Кроме того, что мы – машины. Одни – с большим количеством управляющих ячеек, практически разумные, другие – с меньшим, но – машины. И каждый раз, когда одна из них превращается в груду металлолома, я испытываю нечто вроде сожаления. Даже если она только что была готова вкатать меня в землю. Странно, правда? Я и сам порой себе удивляюсь.

У нас на этом направлении тоже были танки, но бой закончился так, что хуже не бывает. Враг сжег всю нашу технику и рванул вперед. Значит, вся надежда опять на пехотинцев-истребителей и их помощников – боевых псов. Что ж, мы свое дело знаем. Вот только огневой поддержки, даже минимальной, на этот раз не будет. Плохо.

Хозяин распластался за большим валуном, выставив перед собой трубу «Шершня». Я ему иногда завидую. Благодаря этой штуке он, мягкое слабое создание из плоти и крови, может на равных сражаться с многотонной махиной, начиненной смертью. А вот нам, БМП, оружие не полагается. Да и негде, если честно, разместить по-настоящему мощный ствол. Но ничего. У меня тоже есть работа – не менее важная, чем нажимать на спуск.

Я уже сбегал вперед и всё разведал. Подсчитал количество «Оцелотов», самоходок, РСЗО и заряжающих машин, определил, куда они движутся и с какой скоростью, прикинул, сколько техники выйдет к месту, где залег Хозяин. Несколько раз по мне открывали огонь – и всё мимо: я сбивал с толку вражескую аппаратуру, выпуская фантомов. Не всегда, конечно, этот прием удается, но сегодня пока что везло.

Итак, расчеты показали, что шансы выжить у нас есть. Если, конечно, сработаем идеально. Мы с Хозяином – вообще невероятно живучая пара. Сколько на моей памяти полегло солдат и их боевых псов – не сосчитать! Многих так разнесло взрывом, что и следов не осталось. А мы подлечимся, залатаем пробоины – и снова на передовую. Хозяин всерьез считает, что удача сопутствует нам неспроста. Мол, создается впечатление, будто кто-то невидимый, но могущественный нас оберегает. Хочет, чтобы мы обязательно уцелели. Я, конечно, понимаю, что всё элементарно объясняется теорией вероятностей, и рано или поздно везение закончится. Но в этом вопросе спорить с Хозяином как-то не хочется.

Вот и первый «Оцелот». Да уж – полностью оправдывает название! Движется не просто быстро, а грациозно, как вышедшая на охоту большая кошка. Если, конечно, можно представить кошку на гусеницах.

Ну, теперь – кто кого. На Хозяине защитный костюм серии 2А. Какая-то польза от него, конечно, есть – он позволяет обмануть совсем уж тупую машину. Но в танке слишком умная начинка, его не перехитрить. Поэтому прижимаюсь к Хозяину и прикрываю его своей «обманкой». Энергии она сосет много, так что надолго меня не хватит. Ну, целься получше. Ну же...

Есть!!! Бронированная кошка вздрогнула и застыла со свернутой набок башней. Из пробоины повалил жирный черный дым. Хозяин всё сделал как надо. Подпустил «Оцелота» поближе и, уже чувствуя, что ресурс «обманки» почти исчерпан, выстрелил. Сначала ложной гранатой, чтобы
активная защита танка сработала впустую, и сразу же – боевой.

Мне даже некогда пожалеть, что еще одна великолепная машина выжжена изнутри и годится теперь только в переплавку. Каждая секунда на счету, так как уже показался второй «Оцелот». На «обманку» надеяться нечего – заряд может иссякнуть в любой момент и мы с Хозяином превратимся в отличную мишень. Поэтому бросаюсь со всех ног от валуна и выпускаю своего последнего фантома. Клюнет – не клюнет?

Не клюнул. Видно, этот танк чаще своего незадачливого собрата участвовал в боях и все наши уловки изучил от и до. Не обращая ни малейшего внимания на фантома, он полоснул по мне очередью из крупнокалиберного пулемета.

Меня сбило с ног. Конечно, прикончить БМП совсем не просто, но минуту-другую проваляюсь – это точно. Пока система регенерации хотя бы частично не затянет пробоины. Их оказалось две: одна пуля прошла, не затронув почти никаких устройств, а вот другая... Ладно, бывало и хуже.

Кому точно не позавидуешь – так это Хозяину. Посчитав, что я выведен из строя, «Оцелот» открыл огонь по валуну. Я видел, как отлетел на несколько метров изрешеченный пулями «Шершень», слышал противный визг выбитых из монолита осколков и ждал неизбежного. Если даже камень не расколется, и Хозяин, сжавшись за ним в комочек, уцелеет, танк просто подъедет поближе и вдавит человека в землю гусеницами...

Свист снаряда – и взрыв! «Оцелота» спасла система
активной защиты, но теперь ему уж точно не до нас. Видимо, наши перебросили с другого направления несколько единиц техники, и сейчас какая-то самоходка попыталась издалека достать врага.

Танк дал по валуну еще одну короткую очередь и ринулся навстречу более грозному противнику – продолжить дуэль. Я проводил взглядом его удаляющуюся корму, тяжело поднялся на лапы и заковылял к Хозяину.

С первого взгляда мне стало ясно, что дело дрянь. В него попала всего одна пуля, но, похоже, перебила бедренную артерию. Кровь так и хлестала из правой ноги, и под ней уже расплывалось большое бурое пятно.

Кровь... Почему жизнь людей так сильно зависит от наполняющей их сосуды влаги? Хозяева планеты, а могут за считанные секунды истечь этой красной жидкостью – и конец. Просто абсурд!

Однако рассуждать некогда. Любой БМП – не только умелый разведчик, искусный сапер, толковый связист, виртуозный постановщик помех, но и неплохой полевой хирург. Вот только... Вторая из угодивших в меня пуль, помимо прочего, разбила капсулу с анальгетиком.

Боль... Сейчас Хозяина терзает боль. Суть ее мне понятна, но представить, каково это, не могу. И танкам она неведома, и самоходкам. Когда происходит худшее, мы просто прекра-
щаем существовать – и всё.

– Счастливый! – не раз говорил мне Хозяин. – Какую бы дыру в тебе ни проделали, ничего не чувствуешь, всё заживает, как... на собаке. – При этом на его губах неизменно появлялась улыбка, но тут же исчезала. – На войне привыкаешь ко всему, кроме боли. Страшнее ее нет ничего. Знаешь, перед боем я часто загадываю: если что – пусть убьет сразу. Раз – и готово. Куда лучше, чем лежать и чувствовать себя куском мяса, который начинили свинцом...

– Прекрати! – перебивал я его. – Ты нелогичен. Жить в любом случае лучше, чем не жить. А боль... Наверное, ее действительно трудно вытерпеть. Но во время каждого твоего ранения я был рядом. И делал всё, чтобы зажило...

– ...Как на собаке, – снова улыбался он и трепал меня по морде.

Люди – довольно странные существа. Я знаю немало отличных бойцов, на месте которых гордился бы своими подви-
гами и не думал о разной ерунде. Но у всех в голове сидят, как они выражаются, собственные тараканы. Даже у Хозяина.

– Слушай, – сказал он мне однажды после боя, в котором мы потеряли двух солдат и одного БМП. – Никому этот вопрос не задавал – боялся, что неправильно поймут. Но так как ты ближе всех, можно сказать, мое второе «я»... Скажи, зачем мы воюем?

– Чтобы уничтожить врага! – не задумываясь выпалил я. Да и над чем было задумываться? Если бы он попросил меня, скажем, рассчитать траекторию ракеты класса «воздух – земля» в условиях активных помех – тогда другое дело. А тут...

Хозяин покачал головой:

– Тогда другой вопрос: зачем воюет враг?

– Разумеется, чтобы уничтожить нас!

– А ведь когда-то и им, и нам хватало собственной земли. Может, пора вспомнить то время, когда мы не перегрызали друг другу глотки? Представь, что завтра взял да и наступил мир. Будем жить еще долго-долго...

Я представил – и мне такая перспектива не понравилась.

– Ты серьезно, Хозяин? Хочешь, чтобы мы с тобой расстались? Жить долго... А ради чего?

Он посмотрел на меня немного удивленно, словно я сморозил глупость, затем чуть слышно пробормотал: «Ну да, его же создали для войны и ничего другого...» И больше к этой теме не возвращался.

Я приступил к операции. Остановил кровь, срастил артерию, тщательно обработал рану, потом стянул бактерицидной пленкой. И всё это – без анальгетика.

Считается, что боевые псы не только не знают боли, но и начисто лишены чувства страха. Своей шкурой, конечно, мы дорожим и беречь ее умеем, так ведь осторожность – это не страх. Вроде бы всё логично. Вот только... Почему, ковыряясь в ноге Хозяина, я старался не смотреть на его лицо, полностью сфокусировал взгляд на операционном поле? Мне было жутко видеть, как он мучается? Значит, всё-таки боялся, пусть и не за себя?

Я сделал всё, что позволяли мои медицинские познания. Но они же не оставляли никакой надежды на то, что Хозяин выживет. Слишком много крови он успел потерять. Той самой красной влаги, синоним которой у людей – жизнь. Спасти его могли только в полевом госпитале, а он сейчас недосягаем. Враг ушел далеко вперед, и мы оказались у него в тылу. Что ж, когда-нибудь такое должно было случиться. Теория вероятностей беспристрастна и никому не подыгрывает. А если у кого-то на этот счет возникают иллюзии, грубо избавляет от них в самый неподходящий момент.

Близился вечер. Наверное, вторая за день битва машин уже давно закончилась, и, судя по всему, опять не нашу пользу. Сбегать бы на разведку, но разве можно оставить Хозяина сейчас? Время от времени я смотрел на него. Зрелище было крайне неприятное. И тогда я принимался подолгу разглядывать то поле в воронках от взрывов и проплешинах выжженной травы, то подбитый танк, над которым всё еще висела жиденькая струйка дыма, то ползущие по небу облака. Так подолгу, что лишь стоны Хозяина давали мне знать – он еще жив. Я не отходил. Но и помочь ничем не мог. Абсолютно ничем.

Однако Хозяин считал иначе.

– Гуфи, – негромко позвал он. – Мне уже часа два как пора подохнуть, а я всё никак не могу...

Веселенькую же кличку он мне подобрал! Гуфи был героем мультфильмов, снятых лет сто назад где-то за океаном. Настолько примитивных, что даже перезапись со стереоэффектами не улучшила их ни на йоту. Я видел всего парочку серий, и главный герой мне категорически не понравился. Худющая нескладная псина с обвисшими, как вареные макаронины, ушами и уродливо вытянутой мордой, с которой не сходит дурацкая ухмылка... Более нелепой пародии на БМП и представить нельзя!

Помню, вначале я обижался, не хотел реагировать на издевательскую кличку и даже пробовал переубедить Хозяина. Бесполезно!

– Понимаешь, – говорил он мне, – война – слишком страшная штука. Если всё время сохранять на ней звериный оскал – в конце концов зверем и станешь. Нужна какая-то разрядка. И чем, скажи на милость, тебе не приглянулся Гуфи? Замечательный пес!

Убедить он меня так и не убедил, но в какой-то момент я перестал возражать. Да пусть хоть Тузиком назовет, хоть Бобиком – от этого я не превращусь из полноценной боевой единицы в трусливого пустобреха. Пожалуйста! Давай, развлекайся!

Сейчас Хозяину было не до развлечений. Ему хотелось одного – умереть.

– Я больше не могу... – он выталкивал слова с натугой, как застрявшие в горле кровавые сгустки. – Прикончи меня, Гуфи. Это даже не просьба. Это твоя обязанность. У тебя есть функция...

Ну вот, напомнил. Как мне этого не хотелось! Да, есть такая функция. Если помощи ждать неоткуда, а Хозяин испытывает предсмертные муки, то долг образцового БМП – прекратить их.

Главное – принять решение, а дальше всё просто. В подушечке моей правой передней лапы спрятана тоненькая и на вид совсем не страшная игла. Когда не останется другого выхода, я должен буду впрыснуть Хозяину жидкость из маленькой капсулы. В отличие от другой, с анальгетиком, эта не пострадала – вторая вражеская пуля прошла на несколько сантиметров выше.

Вскоре после инъекции Хозяин почувствует долгожданное облегчение. Боль волшебным образом утихнет, по телу разольется тепло. Война перестанет казаться такой уж страшной штукой, придет спокойствие, а затем наступит сон. Очень похожий на настоящий, только завтра Хозяин уже не встанет, не потреплет меня по морде, не назовет этой глупой кличкой – Гуфи...

– Не тяни... – Лицо Хозяина исказилось от боли. Так сильно, что БМП первой, самой примитивной серии вряд ли смог бы его визуально опознать. Правая нога, вся в засохшей крови, была неподвижна, левая через каждые несколько секунд вздрагивала, а скрюченные пальцы рук скребли землю, оставляя глубокие борозды. – Давай, Гуфи... Давай, родной...

Я поднял лапу и выдвинул иглу. Долго смотрел на нее, потом втянул обратно. Ну что стоило той пуле пройти чуть ниже? Угоди она в пузырек с ядом – и мне не пришлось бы напрягать управляющие ячейки, делая выбор!

Хозяин пытался еще что-то сказать, но вместо слов издавал только отрывистые свистящие звуки. Возможно, это началась агония.

Я больше не обнажал иглу, несущую вечный сон. Вообще не шевелился – только стоял и думал. Сначала – о своей судьбе после того, как Хозяина не станет. А потом – о красивой легенде, которую люди, страшась небытия, придумали тысячи лет назад. Они верят в то, что после смерти, когда тело каждого из них распадется на атомы, сознание уцелеет. Просто перейдет в другой мир – более совершенный, где не нужно жить, чтобы убивать, и убивать, чтобы жить. Конечно, моя безупречная логика подсказывает, что такое невозможно. Но... Еще никогда и ничего я не хотел так сильно: пусть, вопреки здравому смыслу, ЭТО ОКАЖЕТСЯ ПРАВДОЙ!


Избранники

Тропический ливень прекратился внезапно, хотя уже казалось, что он зарядил на весь день. Еще минуту назад верхний ярус сельвы, образованный сомкнувшимися на тридцатиметровой высоте кронами, трепетал под напором тугих водяных струй, но вот лохматые тучи уползли в сторону, и сквозь прорехи в изумрудном пологе леса брызнули лучи пригвожденного к зениту солнца. Мириады дождевых капель еще путешествовали по древесным ярусам, скатываясь с листа на лист и наконец мягко шлепаясь в траву, а нтаки уже выбирались из своих жилищ и занимали места на Поляне Совета.

Предводитель, как и положено, явился последним. Он взобрался на возвышение и скрестил усики, призывая к всеобщему вниманию. Затем нажал кнопку слева от себя, и тут же смолкли вопли начинающих пробовать голос обезьян-ревунов, оборвались первые трели покинувших свои убежища птиц: поляну накрыл невидимый фонокупол. Он не мог отбросить потоки небесной влаги, но зато эффективно поглощал все внешние шумы.

– Возлюбленные мои! – застрекотал Предводитель. – Уже много лет мы не собирались на этой поляне по серьезному поводу, смирившись с судьбой и продолжая влачить унылое существование. Но так не могло длиться бесконечно. Настала пора принять решение, от результатов которого будет зависеть наше будущее.

Нтаки смотрели на Предводителя с надеждой и обожанием, как на спасителя своего немногочисленного народа, глашатая долгожданной радостной вести. Он почувствовал настроение соплеменников и раздулся от гордости.

– Мы находимся здесь очень давно, – продолжал Предводитель, – и многие, погрязнув в повседневных заботах, уже ощущают себя местными жителями. Они забыли о том, что представляют высшую расу во Вселенной, являются избранниками природы. Что ж, мой долг – кое о чем вам напомнить. Мы покинули нашу прекрасную Церкопию юными и полными желания открывать новые планеты, подавлять низшие формы жизни и присоединять очищенные от них миры к Империи. Однако нам не повезло: одна из планет оказалась для экспедиции роковой...

Он подробно излагал события далекого прошлого, хотя знал, что память о нем причиняет каждому из собравшихся на поляне душевную боль. При посадке гигантский звездолет потерпел аварию и буквально развалился на куски. Уцелело не более трех тысяч нтаков, находившихся в самом защищенном отсеке. Починить корабль вдали от родины, не располагая развитой промышленной базой, было невозможно. Так же невозможно оказалось построить передатчик нужной мощности, чтобы послать на Церкопию сигнал бедствия.

Казалось бы, ничего страшного. Нтаки отличались невероятным терпением, а поскольку им продолжали делать прививки от старости, они теоретически могли прожить много тысяч лет, размножиться, создать новую могучую цивилизацию, построить еще более совершенные корабли. Но случилась непоправимая беда: доза радиации, полученная при взрыве главного двигателя, сделала их всех бесплодными. А прививка не могла защитить от незнакомых болезней и уж тем более – от челюстей местных хищников...

Предводитель сокрушенно обвел взглядом окруживших возвышение нтаков: их осталась от силы тысяча. Затем он застрекотал снова:

– Никому из нас не хочется дожидаться неизбежного конца на чужой планете. Поэтому издавна делалось всё возможное, чтобы когда-нибудь вернуться домой. В свое время из обломков звездолета мы собрали небольшие дисковидные летательные аппараты. С их помощью на все материки планеты были запущены капсулы, наполненные роботами-наблюдателями. Они ползали повсюду, собирали информацию и передавали ее нам. Так мы узнали, что на планете обитает множество местных нтаков. Большинство видов не имело никаких исторических перспектив, но один-два со временем вполне могли бы развиться в разумные существа – почти такие же, как мы, но меньшие по размерам. И тогда возник план. Из остатков корабельной аппаратуры мы собрали мощный прибор – генератор интеллекта. Излучаемые им волны должны были подтолкнуть эволюцию диких нтаков, повысить их умственные способности, пребывающие пока в зачаточном состоянии. Дальнейшее понятно. Мы собирались направлять юную цивилизацию по индустриальному пути, чтобы в конце концов местные ученые под руководством наших построили звездолет. И тогда мы смогли бы отправиться на родную Церкопию!

Предводитель на несколько секунд замолчал, его усики горестно качнулись вперед.

– Увы, наши попытки оказались тщетными! Разум – великое благо, но и великая ответственность. Шевелить мозгами – дело трудное, и иногда кажется, что проще полагаться на подсказку инстинкта. К сожалению, наши меньшие братья не захотели идти по тернистой тропе прогресса, а предпочли более легкий путь. Как ни странно, на этой удивительной планете эволюция вознесла на вершину совершенно примитивную ветвь животного мира – так называемых млекопитающих. Из перехваченных телепередач все вы видели конечный продукт этой безумной эволюции – огромных существ устрашающего вида, разгуливающих всего на двух ногах. Так вот, как ни прискорбно, здешние нтаки приспособились обитать в жилищах этих двуногих громадин, где им обеспечены тепло, обильная пища и идеальные условия для размножения. Они благоденствовали и поэтому не поддавались действию нашего излучения. Избранники природы оказались в тупике развития! Осознав это, мы долгое время пребывали в отчаянии. Но благодаря блестящей работе наших ученых выход всё-таки был найден.

Предводитель довольно потер лапки, и его усики победно выпрямились.

– Данные роботов-информаторов помогли нам изучить физиологию презренных двуногих. Ученые установили, что генератор интеллекта можно перенастроить. Он превратится в орудие смерти – будет излучать особые волны, способные парализовать мозг этих существ. Результатом станет их массовая гибель, и в конце концов мерзкие чудища вымрут все до одного. После этого здешним нтакам поневоле придется самим заботиться о жилье и пропитании. Тогда прибор будет переведен в прежний режим, и наши собратья наконец-то начнут эволюционировать. Мы занимались этой проблемой много лет, и вот все подготовительные работы позади. Осталось включить генератор и уничтожить двуногих. Я мог бы сделать это единолично, но по сложившейся традиции дела особой важности должны обязательно обсуждаться на Поляне Совета. Итак, возлюбленные нтаки, я хочу услышать ваше мнение.

Его соплеменники, на протяжении всей речи пребывавшие в почти гипнотическом оцепенении, зашевелились и пронзительно, наперебой, застрекотали:

– Одобряем!

– Спасем наших заблудших собратьев!

– Смерть двуногим!

– Нтаки – избранники природы!

Предводитель смотрел на беснующуюся толпу и всё оживленнее потирал лапки.

– Что ж, иного ответа я от вас и не ожидал, – прострекотал он. – В таком случае можете расходиться. Пусть ученые начинают готовить аппаратуру, а я тем временем...

Договорить ему не пришлось. Над верхушками деревьев совершенно беззвучно (плохую службу сослужил нтакам их фонокупол!) появился боевой вертолет. Машина зависла в воздухе, напоминая огромное буровато-зеленое насекомое – несомненно, опасное, готовое ужалить. Лобовое стекло кабины вспыхнуло отраженным светом, и тут же с подвесок по бокам фюзеляжа, выпустив роскошные огненные хвосты, сорвались ракеты...

Вертолет стоял посреди обезображенной взрывами поляны. Рамон Гарсиа вслед за напарником спрыгнул на землю и, оглядевшись, присвистнул. Раскуроченные постройки, которые они с воздуха приняли за лагерь повстанцев, оказались крошечными, едва доходящими до пояса. Вид у них был более чем странный. Поодаль догорали обломки какой-то аппаратуры. Через всю поляну, придавленная рухнувшими стволами, протянулась расколотая в трех местах огромная серебристая антенна.

– Знаешь, Педро, – сказал Рамон, – это мало походит на базу тех ублюдков. Тут явно пахнет шпионажем, так и доложим начальству.

Он прошел вперед и вдруг остановился.

– Вот это да! Посмотри-ка – скопище дохлых тараканов, да каких огромных, сроду таких не видал! Ну и гадость... Слушай, а не они ли тут всё понастроили? Размерчики-то как раз по ним!

– Конечно, они, – Педро подмигнул, – кто же еще? Ты получше ищи: мне нюх подсказывает, что они тут вдобавок и коку выращивали. А что, место подходящее. Найдем плантацию – такую премию огребем!

Они одновременно загоготали, хлопнули друг друга по плечам и, расшвыривая ногами остатки странных конструкций, направились к вертолету.