Борис ЛУКИН

Я понимаю – надо писать жёстко. Надо перестать мямлить! Даже не во имя тех ребят, что сейчас на фронте. Они если и прочтут, то не скоро. А ради десятка тысяч матерей, отцов, братьев и сестёр этих самых героев.

Только как же вот так сразу переделать себя? Москвича, литератора, который единственный раз всего и крикнул «позор», потому что не мог понять, почему «русская премия» вручается украинскому националисту (статья об этом опубликована https://svpressa.ru/blogs/article/119800/).

Но сейчас я еду в Севастополь в Бригаду погибшего сына. Самолётом было бы куда легче. Хотя бы потому, что за
2 часа перелёта так просто молчать...

Поезд всегда был для меня испытанием, а сейчас, когда я узнал о гибели сына в Мариуполе, стал почти невыносим.
Но... деваться некуда.

Я верующий человек, поэтому к каждой встрече отношусь как к Божьему промыслу.

Вот и эти встречи в поезде Москва – Севастополь и обратно окажутся из этой чреды.

Что такое может произойти в поезде? В принципе – ничего особенного. Комфортно ехать, кормят, чистенько и не шумно.

Но рядом люди. И это – москвичи. Вот почти семидесятилетний абсолютно лысый хиппи из шестидесятников. Он, кажется, не повзрослел с той поры. Мало того, он счастливо влюблён в даму на два десятка лет моложе его, с которой «зажигает» на всех джаз-полах столицы... и не понимает, почему она предпочитает посетить с ним зоопарк, посмотрев стареньких львов, вместо визита к нему домой. Ну что мне до него?

Он сразу же обозвал меня по-московски, но не совсем к месту – прощелыга. Я впервые не реагировал. Он был намного старше. Да и сложен он, как у нас во дворе говорили – соплёй перешибёшь. Сыр-бор вышел из-за его огромных чемоданов, которые он не захотел сдавать в багажный вагон, а попытался положить всем соседям в купе поперёк прохода. Типчик, несомненно, был ещё тот... Если бы я не лицезрел таких же три десятка лет, то, может, с увлечением слушал и наблюдал подобного индивидуума.

А что в нём такого особенного? До 24 февраля 2022 года для всей страны, а для меня еще со времён присоединения Крыма и начала войны в ДНР и ЛНР, такие люди толерантно относились к свободным в своём выборе личностям.

Я терплю его почти сутки, он не даёт всем нам спать, так как интернет есть только на станциях, а ему обязательно надо пообщаться со своей пассией в ночь-полночь... Терплю, что он не уважает институт брака, не понимает, что у мужчины должны быть дети, которых он счастливо взрастит, которыми он будет гордиться, как и они им. Он гордится собой и своими успехами в сексуальном плане... А я еду в Севастополь... Там меня ждут однополчане сына. Они как раз вернулись из госпиталей после ранений. Я слушаю его и опять сдерживаюсь, чтобы не дать ему по морде.

Я терплю, понимая, что он – воплощение Москвы, Питера, Екатеринбурга (из которого от одного из моих коллег на известие о гибели в Мариуполе сына я получил краткий ответ: «собаке собачья смерть»). Воплощение ельциновско-солженицынских последователей, которые до сих пор находятся во всех эшелонах власти, особенно на образовательно-культурологических этажах. До недавнего времени даже в армии их было слишком много. Иначе не убили бы у нас столько генералов и полковников... И тут я думаю – а можно ли об этом говорить? Нужно!

Сосед на московский вкус – милейший типчик. Дамы-соседи воспринимают его со смешками и иронией, пока во время прощания в Керчи он не предлагает сорокалетней соседке помочь с продолжением рода, на полном серьёзе считая, что он – элита нации... Женщина (ровесница моих старших детей) культурно отшучивается, вместо того, чтобы дать ему оплеуху, которую он несомненно заслужил.

Я – зритель. Мой кулак убьёт его на месте... Он не знает, что я про всё ещё напишу, а потом опубликую гнусную историю Макса (такой оказалась его танц-кличка). В принципе для столицы он обычный успешный обыватель в третьем-четвертом московском поколении. И я это понимаю. Но – не принимаю. Сейчас – совсем не принимаю. Именно сейчас, когда гибнут наши дети в борьбе с неонацизмом, я особенно стал требователен к окружающим. И сразу спрашиваю их, что они сделали для мальчишек, которых один из военкоров назвал «детьми-крестоносцами».

Поезд... А как он без вокзала и дороги до дома? На вокзале Симферополя и Севастополя много раненых парней. Все здесь к ним привыкли. На них вообще не оборачиваются. Я провожаю каждого взглядом, потому что теперь все они – мои дети.

Совсем скоро я встречусь с такими же... А пока я еду в такси. Водитель – крепкий мужчина средних лет. Разговариваем обо всём, доходим до войны, и он оказывается офицером-десантником. Не понимает, почему его и сослуживцев не пускают на фронт (это было еще до изменения в законе о контракте). И мне становится немного легче... Я ощущаю себя в России, хотя это – Крым, Севастополь, в котором даже наши мобильные сети до сих пор не работают, в котором нет нашего наносбербанка, но в котором на каждой стене, на каждом рекламном щите я вижу лица солдат и букву Z. Мне этот город роднее чужой сегодня Москвы, где я прожил почти сорок лет, где родились мои восемь детей.

Помню наш давнишний спор о современной Москве и москвичах с Анатолием Парпарой в Брянске. Даже не спор, а скорее полное расхождение во мнениях. История доказала мою правоту...

Сослуживцы... Мне скоро шестьдесят. И все сослуживцы сына – ровесники моих детей, мои дети. Но теперь я со странным терпением наблюдаю их мальчишество, прежде казавшееся мне излишней тратой жизненного времени. Вот он рядом со мной – двадцатилетний солдат – рассказывает, как и что там – за рекой – было. Я внимательно слежу за его движениями и глазами. Никакой фальши, рисовки, попытки похвалиться. Тихая грусть и спокойствие. Он уже многих похоронил. Многих врагов положил. Сам чудом остался жив. А ему ещё всего двадцать исполнилось в ночь на 24 февраля. И скоро ему обратно. И он пойдёт защищать, и даже мстить за друзей. Он вернётся с войны, потому что не успел съездить к своим на могилы, поклониться...

Писать жёстко? Я любопытен. Поэтому расспрашиваю обо всём. И в первую очередь о необычном, запомнившемся. Кроме гибели товарищей важным оказывается странное поведение нациков (сейчас они их называют «немцами»), а те, совсем как в фантастических боевиках, даже с перебитой очередью ногой продолжают скакать на стрелявшего и хохотать во всю глотку, вбирая в своё напичканное американскими таблетками тело пулю за пулей...

Он почти не матерится, хотя я помню по воспоминаниям сына, что это нонсенс. Он сдерживается, зная, что я писатель... отец товарища, дядя Боря...

Ночью снится сын. Мы рыбачим... Мы опять рыбачим, как когда-то в детстве. Это повторный сон. Я его уже видел рано утром на подъезде к Ростову-на-Дону. К тому Ростову, где через два месяца поисков всё-таки найдётся мой сын, потерянный во время эвакуации «двухсотых и трёхсотых»...

Севастополь кажется совсем обычным. Если не читать страницы, на которых жёны и матери обсуждают отправку своим воинам посылок и писем. Им хорошо... Они в Севастополе и могут это сделать на КПП... Мне этого не удалось ни разу. Москва далеко. Военной почты сегодня почему-то нет...

А наш разговор с сослуживцем продолжается. К нему присоединяется ещё один товарищ сына. И они, вдруг забыв обо мне, начинают разговор о нуждах оставшихся на передовой. Оказывается, что сейчас идёт сбор средств на генератор, газовые плитки и баллоны, палатки и прочую житейскую требуху, о которой «успешные менеджеры», «реформировавшие армию» несколько лет назад, конечно, и думать не могли. И что я слышу? Они скидываются из своих, полученных за ранения выплат, на помощь товарищам.

Пройдёт несколько дней, и я расскажу об этом своему новому спутнику в поезде. Он будет шокирован правдой... Успешный столичный бизнесмен, он с товарищами с первых дней пытался переводить деньги на всякие сайты «помощи», оказывающиеся в итоге мошенническими.

Но пока я в Севастополе и слушаю жителей, наблюдаю, запоминаю. Вот загружают в жигулёнок ящики с патронами прямо у КПП. От принятой тяжести почти на пузе машина уезжает, за ней – следующая. Ну нет свободного транспорта... А везти надо. Ждут «за речкой» даже такую на пузе старательную кобылку...

Я опять слушаю, спрашиваю, не понимая, почему все солдаты так по-разному одеты? Разноцветные каски? Не похожие друг на друга бронежилеты? Камуфляжные костюмы и те словно для комиксов напялены. Просто всё куплено за свой счёт. Всё собрано по друзьям и коллегам. Магазины военного обмундирования в Крыму почти пусты. Профессионального обмундирования не найти днём с огнём...

Жёстко надо писать... Но это всё оказывается цветочками. Потому что по возвращении в Москву я слышу только про гонорары певцов, выступавших на Донбассе, про необходимую жалость к сбежавшим и предавшим Россию «творческим» нахлебникам, пялюсь на рекламу, а не на портреты героев на улицах и на экранах в поездах метро... А потом я две недели выслушиваю экивоки руководства подъезда, никак не понимающего, можно ли рассказать, что в нашем доме жил героически погибший воин, мой сын... Они на полном серьёзе переживали, не травмирует ли эта информация наших соседей...

Поездов было много. С одного из них я вышел в день освобождения Мариуполя, на душе было светло и грустно. Да и салюта в этот день в столице почему-то не было.

Спутники были разные... Поездов до Победы ещё будет много...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Поезд... Несколько часов назад выехали из Симферополя. Недавно проехали Джанкой, в котором сел в купе парнишка, ровесник моего погибшего сына.

Тревожно от этого соседства – потому что паренёк не глуп, харизматичен, из породы тех, которые в недалёком будущем – «обязательно во власть» и «по головам». Он по-современному непреклонный, отрицающий многое и не совсем вменяемый в понятиях Родина, патриотизм, деды и «кто не знает и не ценит прошлого – не имеет будущего». Всё по его понятию должно быть ровненько и чистенько, как в Германии, а не как в развалюхе России: домики одинаковые, а уж что ты делаешь
внутри своего домика – никого не касается: пишешь ли стихи или занимаешься непристойностями – это личное дело каждого...Скоро Крымский мост.

Скоро Крымский мост. Немного страшновато – потому что противник на украинской стороне абсолютно невменяемый... Проехали.

Закончилась территория Крыма. А значит, надо переключаться на российского оператора. Странным образом на территории России есть места, где сотовые операторы не общероссийские. Понимаю, что дел сейчас в стране невпроворот, но всё же как-то непривычно жить без банкомата Сбера. Однако скрашивает отсутствие его одновременная самоликвидация придурковатых рек-
ламщиков, заработавших на наших вкладах и операциях и убежавших из неприлично, по их мнению, ведущей себя этой страны.

В это же время дочь едет поездом в Центральной России. Созваниваемся. На столе у неё журнал «РЖД». Ещё не открывала... А я уже вспомнил прежних лет либеральных авторов на его страницах. Интересно, а что сейчас в нём? Присылает
фотки страниц, оказывается, что ничего в нём почти не изменилось, разве что дата, на обложке «июнь 2022», как и за окнами наших поездов. Вот только за окном моего на каждой станции грузовые поезда: туда – с новенькой камуфлированной и открытой техникой с тактическими знаками Z или оттуда – побитая, но почти целая, отправляемая на рембазу. На платформах патрули.

А в журнале сплошной туризм и шопинг. Нет у РЖД никакой СВО... И так по всей стране, на всех направлениях:
Москва – Санкт-Петербург, Москва – Нижний Новгород, Москва – Курск... Да и не ходят рждэшные поезда в Крым. А ведь уже 8 лет Россия!

Хотя в поездах «Таврия» (эта компания и занимается организацией перевозок на полуостров) именные вагоны, на стенах много информации о Великой Отечественной войне с портретами героев. Российские Железные Дороги и тут как бы в стороне... одно слово только сближает нас – «российские».

Сближает ещё рассказ о действующих в РФ детских железных дорогах. Когда-то я учился в такой детской школе на машиниста. Воспоминания: чувство взрослости, ответственность за других, хоккей в настоящей, а не дворовой форме, уверенность в будущем. Но всё это в далёком прошлом. А в настоящем за двадцать лет не слышал ни от кого о том, что их дети учатся на Детской железной дороге. А ведь их вон сколько: во Владикавказе, Волгограде, Екатеринбурге, Иркутске, Казани, Кемерове, Красноярске, Кургане, Лисках, Московской области (Кратово – Жуковский), Нижнем Новгороде, Новомосковске, Новосибирске, Оренбурге, Пензе, Ростове-на-Дону, Санкт-Петербурге, Свободном, Тюмени, Уфе, Хабаровске, Челябинске, Чите, Южно-Сахалинске и Ярославле. Не престижно? Но кто-то должен водить поезда? А сегодня – бронепоезда...

Поезд. Вот когда начинаешь понимать прелесть отсутствия авиасообщений... Вдруг появилось время для долгих неспешных размышлений.

Читаю присланную дочерью злобную статью о себе и сыне резко перекрасившейся в жовто-блакитную расцветку вчерашней нашей соотечественницы, а ныне, кажется, жительницы Израиля. Как страшно звучит обвинение в мой адрес. Оказывается, мой сын погиб, прикрывая своих сослуживцев, только потому, что я его воспитал патриотом. Мол, не «заморочь» я ему голову рассказами о славных наших предках, не участвуй он вместе со мной в телемостах с Новороссией, не напиши он очерк о писателе Евгении Львовиче Войскунском, ветеране Великой Отечественной – была бы иной его судьба... Только забыла она, что не мальчонкой бездумным он встал на защиту Родины и за други своя, а зрелым человеком, осознанно и самостоятельно принимающим решения, понимающим, что от этого выбора зависит и его жизнь, и жизни всех его близких, а значит, и существование самой страны (совсем не кажутся мне сегодня эти слова высокопарными).

Думаю, никогда не осмелится она укорить тех своих израильских сограждан, чьи дети погибли в Шестидневной войне или на войне Судного дня. Пусть попробует рассказать им про вред патриотического воспитания...

Поезд – удивительное пространство для размышлений. Вот и эти личные мысли тут же привели за собой другие и начали последовательно разворачиваться, виток за витком, как мне показалось, приведя к интересным выводам, которым я дал названия «Этимология победы».

Давненько я стал задумываться о том, как много смысловых подмен произошло в нашей жизни. Мало того, что мы стали употреблять в речи англоязычные безликие и безэмоциональные жвачки, но нам незаметно внедрили в сознание искаженные смыслы привычных и важных для нас, русских людей, слов.

Больше десяти лет назад я высказал мысль о запрете использования святых для России имён в так называемом премиальном литературном процессе (чтобы не было у нас по нескольку премий Пушкина, Толстого, Державина, Цветаевой, Пастернака, Бунина, св. Александра Невского и т.д.), вручаемых налево-направо... Но вернусь к теме искажения смыслов на примере «Русской премии» (к слову сказать, и «русских» премий оказалось несколько!).

На сайте премии можно узнать, что «Русская премия» – единственная российская литературная премия, присуждающаяся авторам литературных произведений, проживающим за пределами России, в любой стране мира, и пишущим по-русски. Задуманная Чингизом Айтматовым, несомненно, с лучшими намерениями, она выродилась в антирусскую, в чём каждый здравомыслящий человек может сам убедиться, полистав произведения лауреатов (список размещён на сайте Премии). А всё начиналось, если помните, в девяностые, когда каждый россиянин за границей назывался русским, независимо от его национальности, взглядов и нынешнего места проживания. Так истинное значение начало размываться, приняв в логотипе Премии – противоположное по смыслу значение, а точнее, слово русская стало означать, что Русские люди сами же финансируют врагов своего народа, правда, руками предателей в структурах бизнеса.

Итак, вернёмся к разделу «ЭТИМОЛОГИЯ ПОБЕДЫ».

Совсем недавно (как раз в упоминавшейся выше ругательной статейке) меня обозвали «ватником».

ВАТНИК

Нашли чем обидеть... Очень хорошо представляю себе этих типчиков в маминой панамке, не однажды битых нами во дворах за слюнтяйство и трусливое кляузничество, словно уже тогда мы понимали, что за «соседи» живут и растут рядом с нами; и, конечно, ни разу они не носили ватника (фуфайки). Никогда в моём сознании это слово не будет уничижающим. В молодости мы с удовольствием надевали морозными зимами эту удобную и недорогую одежонку, были годы, когда ватники стали модными, у них появились различные фасоны, даже приталенные встречались.

МЕМОРИАЛ

Рядом с моим домом на улице Тихорецкая в городе Горьком был мемориал погибшим в годы Великой Отечественной войны – захоронение умерших в госпитале раненых бойцов. А потом появилось общество «Мемориал», члены которого с остервенением начали искажать историю СССР, возводить на пьедестал новых «героев». И постепенно в сознании сограждан это слово стало ассоциироваться не с Мамаевым курганом или Брестской крепостью, а с либеральной группкой мстительно настроенных и проплаченных зарубежными фондами людей. С какой радостью я прочитал в последние дни 2021 года о ликвидации этой организации в России...

Пройдёт несколько лет, и это слово снова засияет в наших сердцах прежними смыслами благодаря открытию Ржевского комплекса, восстановлению мемориала Саур-Могилы...

НЕТ ВОЙНЕ

Когда стихотворение «Отец солдата» вышло в «ЛГ», мой до той поры товарищ и близкий друг семьи попросил опубликовать его, но забыл предупредить, что добавит к нему лозунг «Нет войне». Через несколько дней я заметил это и попросил убрать не принадлежащие мне слова, вносящие противоположный содержанию смысл, но он согласился убрать только вместе со стихотворением. Я, объясняя ему своё неприятие этого лозунга в дни войны, привёл его нынешний синоним: «Москаляку на гилляку».

Для справки из википедии: «Москаляку на гилляку» («Москаля на сук») – украинская фраза-лозунг и интернет-ролик со школьной линейки на Украине. В ролике молодые люди скандируют антироссийский украинский выкрик, который в 2014 году после победы на Украине Евромайдана получил большое распространение.

Представить, что мой «товарищ» не понимал, что делает, я не могу. Он прозаик – а значит, смыслы слов для него открыты во всей глубине. Такие сегодня пацифисты.

КРАСНЫЙ КРЕСТ

«Красный крест» – сегодня существует только для нацистов и всушников, о которых мы уж больно печёмся и даже с поля боя эвакуируем, а по нашим машинам и полевым госпиталям с таким же «красным крестом» стреляют, палатки с нашими ранеными бойцами сжигают из огнемётов.

ЭЛИТА

«Элита» – прежнее, насаждаемое нам значение этого слова наконец-то приобретает первоначальное значение. Именно элита России сегодня на поле боя защищает страну от нацизма и «цивилизованных» варваров. Я мечтаю, что вернувшиеся с поля боя с Победой эти парни и девушки получат прекрасное образование и займут своё место в общественной и государственной иерархии, вытеснив «успешных» проамериканских и проевропейских менеджеров, доказавших свою антироссийскую сущность как своими поступками, так и выступлениями в прессе.

НАША АТАКА НА ИХ АЛФАВИТ: Z, V и т.д.

Надо продолжать давление на вражеский алфавит. Пусть отказываются от ещё большего количества букв и обедняют и так скудный свой язык. Пусть откажутся от слов: валюта, вальс, ковбой, университет, Ватикан, веган, Вермонт, стихи, победитель и т.д. На этом слове остановлюсь. Мы не будем возражать, если они про него забудут навсегда. Победитель – Россия.

ШОУ

В насквозь антироссийской Википедии «Шоу» – (англицизм от show) или представление, показ (русскоязычный вариант) – мероприятие развлекательного характера, демонстрирующееся публике и имеющее постановочный характер, не совпадающий с реальностью.

Именно с очернения реалистического русского искусства начали «реформаторы» во времена Хрущёвской оттепели.

ФЕЙК

Слово «фейк», заменившее всем нам привычные понятия: ложь, враньё, обман – затуманивает, а в итоге стирает смысловую глубину этих страшных слов-явлений.

И это нам совсем не кажется, что мы опаздываем в информационной войне, не вовремя реагируем, не столь агрессивны, как противник. Надо, наконец, понять, что «созидать» зло и врать намного проще, чем делать добро и говорить правду.

Человечество давно доказало, что художественное и образное воспроизведение добра, героизма и святости почти невозможно в мирском исполнении, это удалось воссоздать только в церковной житийной литературе.

МИРНЫЕ-СВОИ-ВАШИ-НАШИ

«Мирные граждане» – это понятие сегодня тоже очень искажено. Пример – в одном из приграничных городов приютили семью беженцев с бывших Украинских территорий, пока мамочка отлучилась, девочка детсадовского возраста успокоила хозяйку: «Вот деда с батькой москалей побьют, и мы домой вернёмся». Взрослые похитрее. А устами младенца глаголет правда об отравляющих наших бойцов «мирных», или отвечающих на наши запросы по поиску погибших – «своих ещё не всех похоронили... не до ваших», и перевирающие-искажающие видео и текстовую информацию.

Наши бойцы и военкоры только попытались рассказывать про героическую оборону мариупольского «дома Павлова» в интернете (к сожалению, центральным каналам команду об этом почему-то так и не дали), а враги сразу же «показали/доказали цивилизованному» миру, что «оккупанты» расстреливают жилые дома в упор. А ведь именно так они пытались уничтожить или заставить сдаться небольшую группу морпехов и спецназа, оказавшуюся в окружении. Но так ничего и не добились. Ну разве почти сравняли с землей пятиэтажное здание общежития «Азовстали», хотя прекрасно знали, что в подвале «мирные» жители в большом количестве.

Выныриваю в реальность. Поезд давно проехал лермонтовскую Тавриду. И я вспомнил, что в одном из разговоров с сыном после первого их боевого крещения в Мелитополе посоветовал ему перечитать «Валерик», чтобы понять, что так, как случилось с ним, было из века в век. Литература обретала плоть на крови пишущих и читающих... Порадовало, что почти у всех ребят-однополчан с собой в вещмешках были книги, но я не слышал от них, чтобы кто-то про войну читал: поэзия, приключения, фантастика.

Вернёмся к пассажирам. Про одного уже рассказал в самом начале. Речь теперь о втором. Он белорус 35 лет, живёт и работает в Москве, уже при своей квартире, молоденькой жене и новеньком BMW (приобрести которую чуть не помешала СВО, но успела-таки таможню проскочить до санкций). У белоруса и украинца несомненно всё лучшее впереди... Только вот это впереди ни тот, ни другой не связывают с жизнью в России. Перебивая друг друга, делятся восторженными впечатлениями от совсем еще недавних заграничных путешествий: пивные фестивали, танцполы и пляжные знакомства... Молодость. Всё объяснимо, кроме одного, почему им так не нравятся их родные Могилёв и Джанкой? Спрашиваю, конечно, чем же там, кроме праздников тела, лучше? Оказывается, это – главное. «Что же вы на своей улице, в своём городе ничего преобразовать не попытались?» Вопрос ставит их в тупик, да и думать над такими неудобными вопросами они не желают... но твердят наперебой одно: «везде препоны... руки связаны... налоги душат... зачем здесь что-то начинать?» Да. Понимаю. Знаю. Тем более, что они уже успели похвалиться своими доходами и бизнес-успехами в душащей их стране...

Меня словно нет рядом для них. Они устали от моего пронизывающего насквозь взгляда. Они уже забыли обо мне, найдя поддержку друг в друге, готовятся к визиту в соседнее купе, там девчата, с которыми они будут пить вино и смеяться всю ночь... Война не с ними. Она не их. Они едут с отдыха, и ничего не должно им помешать жить...

Так лучше. Может, посплю.
Но тревога не оставляет меня.

Тревожно, т.к. с первых минут общения выясняется, что пареньки-то полурусофобы (вот такое я им лёгонькое определение дал), а ведь именно с ними встретятся парни, вернувшиеся с поля боя... Лица их ровесников, сослуживцев сына я вижу, когда смотрю на попутчиков. Другие лица. Иные разговоры слышу. Вот об этих парнях-героях я и расскажу поподробнее в следующей части своего очерка...

Так что опять переживаемый с февраля 2022 года моей страной мировой катаклизм не даёт мне спать ни дома, ни в поезде...

Один из комментариев на первую часть очерка пришёл из Донецка, автору совсем не показался жёстким. Конечно, я же не рассказал про вернувшихся из плена наших парнях, которые уже никогда не станут отцами... И это не их личное горе, а ГОРЕ государственного масштаба, беда каждой семьи, в которую эти парни могли войти счастливыми мужьями и отцами. Так ваша ли это война, россияне? Неужели только тех семей, чьи дети на фронте?

Нет. Не верю, потому что присылают мне со всей страны фотографии плакатов в поддержку спецоперации, потому что формируются добровольческие батальоны по всей стране, а один из моих коллег (кстати, москвич) уже четвёртый месяц не может получить разрешение на подписание контракта, какие только пороги он не обивал...

О чём я ещё не рассказал? О многом, конечно.

Про девятнадцатилетних украинских девчонок-снайперов в Мариуполе, заявлявших на допросах о сознательном извращённом выборе места на теле своих целей, которые ещё встретятся нам на «нюрнбергской скамье» подсудимых.

Не рассказал о рыдающих и бьющихся в истерике в ординаторских медсестрах и врачах белгородских и ростовских больниц, которые забывали про врачебное профессиональное спокойствие и некий даже присущий всем медикам цинизм. Перевяжет такая медсестра нескольких мальчишек-калек, и ни валидол, ни спирт уже не берут – прямая дорога к психотерапевту. И не СВО тут виной, а наше бесчувственно-диванное отношение к страданию гражданского населения, продолжающемуся на донецкой, а теперь и бывшей украинской земле.

Да, много о чём не рассказал. Никакого формата не хватит описать каждую историю восьмилетнего противостояния Русского мира с тьмой нацизма. Подробным рассказам время после Победы...

Среди моих читателей были и «псевдоправославные» комментаторы, кивающие на всепрощающего Господа, вполне серьёзно называя укронацистов «братьями по вере». В числе подобных просителей очень часто встречаются педагоги российских вузов. Несколько лет назад я был ошарашен признанием одного подобного представителя на курсах повышения квалификации в столичном педагогическом институте. Дама с гордостью поведала нам, как они переучивают за год своих студентов, заменяя в их голове неправильные школьные установки на Рубцова и Есенина «верными» ориентирами: Ахматова, Мандельштам, Солженицын, Бродский, т.е. русские на чуждые, а в сегодняшнем прочтении: предательские. А кроме этого, в методичках и рабочих тетрадях все тексты были подобраны из переводных книг. Где ты, русская классическая литература? Она, оказывается, трудна к пониманию... Поверьте писателю, невозможно научиться русскому языку по текстам иностранных авторов, тем более в начальных классах. И как ещё одна ложка дёгтя: в текстах для Всероссийских диктантов-олимпиад были отрывки из произведений антироссийски настроенной израильтянки Горалик (как будто нет у нас русских детских поэтов!), сколько об этом ни писал поэт и общественный деятель Александр Бобров (статья «Вместо русских – мухи в молоке»).

Это отступление может показаться вроде бы не по теме... но что же узнают новые россияне (жители Новороссии и освобождённых территорий Украины), приехавшие учиться в наши институты? Неужели разница будет не в получаемой ими информации, а только в языке преподавания?

Поезд же идёт дальше. Ростов-на-Дону. За окном привычный вид прифронтового вокзала. А мыслью я перемещаюсь вглубь города, где расположен один из госпиталей, в котором точно ждут нашей поддержки герои СВО, о которых Президент РФ не раз ещё скажет, что вся страна ими должна гордиться. Что страна? Придёт день и весь мир в очередной раз отблагодарит их за спасение.

11.07.2022