«Держава притягательного солнца...»
* * *
Всего понемногу – и солнца с востока,
И серой крупы с юго-запада,
Пока на маршрутку бежал в полшестого,
Тащился из города затемно.
Пока на прохожих досаду копила
Листва золотая и медная,
Прикидывал, зимняя грусть накатила
Уже или всё ещё летняя?
Ушли вхолостую к тебе эсэмэски
И похолодало до минуса.
От свиста под форткой твоей занавески
Сомкнутся, желая раздвинуться.
И рад провалиться от скуки при фразе:
Любовь моя – боль во спасение!
И легче порвать одним словом всё сразу,
Чем верить в её воскресение.
* * *
Корёжит в домах косяки,
Крошится побелка за ворот...
На пнях заповедной тайги
Стоит неприкаянный город.
Столбы вперекос и асфальт
То вспучен буграми, то в ямах.
И город как не виноват,
Что много на улицах пьяных.
Когда-нибудь наверняка
Сквозь время, прожитое нами,
Начнёт возвращаться тайга,
Простреливая деревцами.
* * *
Меня рисовали по белому синим,
По синему красным и чуть золотым.
Меня воспитали весёлым и сильным,
Как тысячи тысяч, но чуть не таким.
А всё потому, что среди моих тёток
И дядек, умевших на людях блеснуть,
Был всяк в рассуждениях честен и чёток.
И только один с бесшабашинкой чуть.
Родня как-то рано ушла друг за другом.
И я в окруженье внезапных пустот
Стал тихо линять и сереть с перепуга
И выцвел совсем бы, когда бы не тот...
Он, рюмку налив, бросил доброе слово
И для баловства папироску размял...
И я позабыл всё, что помнил толково,
А что не забыл, то запамятовал.
И нас по каким-то притонам носило,
По девкам и дракам в запойных углах...
И в мышцах ушла залихватская сила,
И смыло румянец на пухлых щеках.
Зато появилась суровая нежность
К собакам и детям, дыханью реки.
И глянула в душу родная безбрежность,
И выжгла до боли былые грехи.
И правнук меня со стараньем упорным
В альбоме рисует огрызком простым –
По чёрному белым, по белому чёрным,
Слегка серебристым и чуть золотым...
Застольное
Развалилась страна –
Наша боль и вина!
Дым и гам за столом общепита.
Слева внук кулака,
Справа внук казака,
Посредине внук архимандрита.
В зонах и лагерях,
В тундре и рудниках,
На лесоповале и трассе,
Вместе и сообща
До надсады в хрящах
Одолели бесхлебье и здрасьте...
Развалилась страна...
А была ли она! –
Негодуют и спорят сердито
Слева внук кулака,
Справа внук казака,
Посредине внук архимандрита.
Сколько правды в словах,
Сколько гнева в глазах,
Сколько в памяти скорби сердечной!
Начинали с обид –
Кто забыт, кто убит?
А закончили всё-таки песней!
Ибо верят – должна
Продолжаться страна,
Претерпев и вину, и обиды! –
Слева внук кулака,
Справа внук казака,
Посредине внук архимандрита.
* * *
Свет проточен в зеркалах.
Из окна в окно по лету
Проплывая, пух впотьмах
Липнет с мухами на ленту.
Вместе с жаром луговым
Дышим луком и укропом.
И стоит вчерашний дым
Сигарет в углу укромном,
Где запальчивый сосед
Полагал, что огорошит
Выпадом: коль смерти нет,
То и жизни быть не может...
Кто бы стал бы возражать.
Я ж сказал без укоризны:
Смерти нам не избежать,
А пока живём, то жизни.
Но сегодня в тех словах
Что-то мучает досадно.
Свет клубится в зеркалах,
Лезет пух куда не надо,
Вербы лиственной объём
Закипает одержимо...
Будем верить, что живём
Есть пока чего во имя.
* * *
Закину, клюнет, вытащу.
Не вытоптана городом
С весны стоит навытяжку
Осока перед омутом.
Мальки от щуки – веером.
Вода пестрит заплатами.
Кедровками под деревом
Заначки понапрятаны.
Становится предзимняя
Пора тоской вольготною,
А жизнь такая длинная
Отчаянно короткою.
Картина
Если пейзаж не вылазит из рамы,
Птиц в нём не слышно вовсе,
Даже не пахнет смолой и грибами,
Значит, висеть ему в офисе.
Пылью паучьей покрыться немало,
Вылинять красками резко,
От перепада тепла и вниманья
В сетку до грунта растрескаться...
Может, тогда и живым, настоящим
Ветром пахнёт от пейзажа,
Тёмной судьбою, бедою и счастьем,
Мхом и маслятами даже.
* * *
Мне просветлённо бледная заря
Казалась после темени царапкой
Серебряной изнанкой сентября
С его запаутиненностью зябкой.
По быстрине сплавлялись облака,
Бесследно исчезая в веретёнцах
Лишайниковых елей – велика
Держава притягательного солнца.
Едва прижался к светлому стволу,
Поплыл рекой осеннее-осиянной,
Разматывая сон во всю длину
Сетей рыбацких, грусти и тумана.
* * *
Март понемногу распелся.
И в парнике стало густо –
Петелька к петельке перцы
И мотыльками капуста.
Солнце и сверху, и снизу.
Щуря до щёлочек вежды,
Выйду послушать синицу –
Синюю птицу надежды.
Ветер в бродяжьей запарке
Рвёт мои вирши в лоскутья,
Помнит, как ноюще в марте
Тянут пути-перепутья.
Забегаловка
Только ждать. Чему хорошему
Научусь в сырую серость? –
Мякиш скатывать в горошину
И бросать в окно, не целясь.
Сельдью в перламутро-луковых
Кольцах наслаждаться, либо
Посчитать ворон непуганых
И нахохленных на липе.
Только ждать. На белом доннике
Свет тепла и вдохновенья...
А спиртного чуть на донышке,
Ровно столько же терпенья.
А вокруг – к общеньям чуткие
Тени – ждут кто остаканит...
Ты придёшь, моё предчувствие,
Я надеюсь, не обманет.
Надо ждать. Хотя не хочется.
Жили же когда-то порознь.
Мне блаженней в одиночестве
Явь разгадывать сквозь морось,
Верить, что туман рассеется
Вместе с вымыслом и лестью...
Где ты, где ты, моё сердце? –
Как и должно, не на месте!
* * *
Медовая тяжесть осеннего слова,
Тоска послевкусия и холодок
Его отчужденья от мира живого,
Насквозь твоего. И тебе невдомёк,
Кому оно станет черешней в ладони,
Кому запечённой картошкой в золе,
Кому со скорбями о горестной доле –
Опорой в дороге, свечой на столе.
* * *
Дни – сырые намётки к весне,
Карандашные, с акварелью
В облаках и лесной голизне,
С запускаемой дятлом дрелью
На пустой сухопарой сосне.
По морозу в крупу растолкли
Грузовозы дорогу, до пшёнки.
А на солнце уже протекли
С веток свешенные кошёлки
С сувенирами талой тайги.
Как легко и сквозяще свежо,
Осязаемо близко былое!
И душа озарилась светло –
Тихо вскинула в небо крыло,
А за ним развернула другое.
* * *
Осень вкрадчиво влажна с изнанки,
Непонятно, что ждать от неё.
В поднебесье с серьгой басурманки
Перемешивает вороньё.
Не картофельный дым с огородов,
Над низиной завис НЛО.
Гладишь иней по шёрстке и против,
Понимая, что лето прошло,
Что в грибных сосняках отаукал
Разноликий народ и не вдруг,
Но представишь, как небо за угол
Скоро гуси потянут на юг.
