В последние годы многих не покидает ощущение того, что жизнь меняется. Меняется быстро и неумолимо. Мало того, колесо перемен ускоряет свой бег. Однако существует все-таки что-то со-ставляющее перекличку эпох и скрещение исторических судеб. Максимилиан Волошин как-то написал:Что менялось? Знаки и возглавья.Тот же ураган на всех путях:В комиссарах – дурь самодержавья,Взрывы революции в царях.
Поэт-мыслитель прав, усматривая за сменой вывесок неменяющуюся суть. Хорошо ли это или плохо – другой вопрос, но неизменный стержень составляет основу истории российской цивилизации.Россию часто именуют империей, считая ее недобрым началом в истории. Вспомните ленинское «тюрьма народов» или рейгановское «империя зла». Недавно неизвестный автор одной газетенки, выпускаемой в Саранске, написал: «Россия же, которая десятилетия ратовала за разрыв колониальных цепей, продолжает оставаться типичной колониальной державой. Она грабит не только материальные, но и духовные богатства подвластных ей нерусских народов». Татарский писатель А.Халим, обратите внимание, он не скрывает своего имени, называет Россию зверем, которому следует вспороть брюхо и выпустить его зловонные внутренности. Подобным примерам «несть числа», но, к счастью, это не является мнением большинства.На земле нет народов, которые бы не гордились своим имперским прошлым и настоящим. Есть в империи черты завораживающие. Наверное, это характерно в первую очередь для России и народов, в ней живущих. Неслучайно выдающийся русский историк и политолог Иван Ильин писал: «Россия велика, многолюдна и многоплеменна, многоверна и многопространственна. В ней текут многие воды и струятся разные ручьи. Она никогда не была единосоставным, простым народным массивом и не будет им. И она была и будет ИМПЕРИЕЙ, единством во множестве, государством пространственной и бытовой дифференциации и, в то же время, – органического и духовного единения. Она и впредь будет строиться не страхом, а любовью, не классовым произволом, а правом и справедливостью, не тоталитарностью, а свободой».И вот тут встает проблема имперского народа. Имперский тип этноса складывается исторически, на протяжении веков. Подобные черты отмечали у русских, украинцев, татар. Большинство же народов представлялось ведомыми. Николай Данилевский писал, что они составляют фон исторического развития. Распространялся этот тезис и на мордву, которая принадлежит к числу автохтонных жителей центра России. Осмелюсь не согласиться с мыслителем XIX века и привести ряд соображений по этому поводу.Историческая судьба мордовского народа оказалась связанной с Российским государством, вхождение в состав которого было достаточно длительным и много определяющим в последующем развитии этноса. Оно распадается на несколько тесно взаимосвязанных, но не совпадающих по времени процессов. Первоначально сложились политические предпосылки в виде присоединения к Московскому государству мордовских земель в составе Нижегородского и Рязанского великих княжеств. В 80-е годы XV века, когда определилась восточная граница Русского государства, вопрос о вхождении мордовского народа и мордовских земель был решен политически. Теперь уже было немыслимо их существование вне пределов России.Однако политическое решение вопроса не означало завершения происходящих процессов, которые включали в себя целый комплекс экономических и юридических проблем. Даже в условиях средневековья, когда многое решала военная сила, необходимо было не только присоединить земли, но и оформить это с точки зрения господствующих тогда правовых норм. Однако это оформление затянулось до знаменитой свияжской присяги народов Среднего Поволжья Ивану IV Грозному (1551 год) и ознаменовалось целым рядом предшествующих этому юридических актов. Взятие в 1552 году Казани и ликвидация Казанского ханства обеспечили вхождение мордвы в состав Русского государства с военной точки зрения. Вторая половина XVI – XVII столетий характеризуется экономическим освоением земель и включением региона в политическую и социальную структуру русской сословно-представительной монархии. В это время идет имперское «поглощение» земель путем создания унифицированных структур (административно-территориальное деление, специализированная институциональная организация различных уровней управления и суда и т.п.), интенсивной земледельческой и промышленной колонизации, экономической и социокультурной модернизации. В результате мордовский край оказался полностью интегрированным в территориальную структуру будущего имперского центра, и к нему стала применяться такая же политика, как и к другим провинциям метрополии. Поэтому в строгом смысле слова отношение центра к мордве нельзя назвать имперским.Сравнительно безболезненный процесс включения мордвы в состав Российского государства и хронологически сравнительно ранний определили участие этноса в генезисе империи как таковой, отсутствие резкого противостояния между этническим и общегосударственным самосознанием. Первоначально строительство империи было тождественно процессу поглощения окраинных земель и их колонизации, в которые мордовские крестьяне включились в силу целого ряда причин (аграрное перенаселение, бегство от устанавливающихся феодальных порядков, русской помещичьей колонизации, христианизации и т.п.). Однако, несмотря на их преимущественно субъективный характер, объективно мордовские переселенцы, совместно с русскими, способствовали складыванию имперской системы и поглощению окраинных земель. Они активно участвовали в жизни российского «фронтира», внося свой вклад в конструктивные аспекты российской колонизации (рождение новой социальной идентичности, этнических отношений, новых ландшафтов, регионального хозяйства и материальной культуры).Во второй половине XVII – первой половине XVIII столетий мордва заселила Пензенско-Саратов-ский край. Основные ареалы мордовских селений появились в междуречье верховий Суры и Волги. Отдельные селения были основаны вблизи правого берега Волги (д.Старая Яблонка) и даже в чисто степных районах (с.Сухой Карабулак). В начале XIX века небольшие группы мордвы переселились еще далее на юг – в район города Камышина, появились в восточных районах Оренбургской губернии и даже на юге Западной Сибири. Возникли мордовские поселения в Закавказье. Накануне реформы 1861 года в азиатской России мордвы проживало около 2 тыс. человек. В пореформенные годы мордва начинает заселять Казахстан (в 1897 году она составляет там 0,2, а в 1917 году – 0,3% населения). Здесь она оседает в Акмолинской области (1897 год – 1,1%, 1917 год – 1,6%), преимущественно в Кокчетавском уезде (1897 год – 4,3%, 1917 год – 5,2% жителей). Во второй половине XIX века мордовское население появилось практически во всех более или менее значимых экономически районах Российской империи. Причем в азиатской России к концу столетия оно составляло значительный процент городского населения – 8,2%. Сложилась существенная отличительная черта мордовского этноса, существующая до настоящего времени – дисперсность расселения. Неслучайно финский этнодемограф Сеппо Лаллукка назвал мордву одним из наиболее раздробленных народов России.Миграции привели к образованию этнически смешанных структур расселения мордвы, как на этнической территории, так и вне ее. Мордовские селения часто располагались по соседству с русскими, а в некоторых местах с татарскими, чувашскими, башкирскими. Нередко они имели смешанное население. Так, мордва Самарской губернии в 1860-е годы проживала в 278 селениях, из которых 144 считались чисто мордовскими, 108 имели мордовско-русское население, а оставшиеся 26 были заселены наряду с мордвой татарами, башкирами, русскими, чувашами в различной пропорции. В Казан-ской губернии в конце XIX века на территории трех уездов (Спасский, Тетюшский, Чистопольский) мордва проживала в 23 деревнях, только 9 из них были чисто мордовскими.Дисперсность и этнически смешанный характер расселения мордвы позволяет характеризовать ее как российский народ с геополитической точки зрения. Тем более, что в Сибири, на Дальнем Востоке, особенно в Средней Азии и Казахстане мордовские переселенцы воспринимались местным населением как выходцы из центра России, как этнически русские, как проводники политики центральных властей, что порождало соответствующую обратную реакцию в виде элементов имперского сознания.Длительность и постепенность процесса вхождения мордовского народа в состав Российского государства позволили ему без большого ущерба адаптироваться к первоначально непривычным социально-экономическим и политико-идеологическим реалиям, создали условия для более или менее комфортного существования в рамках империи. Свидетельством ком-фортности и весьма благоприятных условий существования может выступать быстрый численный рост мордовского этноса в имперский период, можно говорить о демо-графическом «взрыве».В начале XVIII века (1719 год) в империи проживало 107,4 тыс. человек мордвы, что составляло 0,7% от общего числа проживающих в стране. Материалы третьей ревизии (1762–1764 годы) зафиксировали численность мордвы в 222,1 тыс., четвертой (1781 год) – 279,9 тыс., пятой (1796 год) – 345,5 тыс. Академик Петр Кеппен на основании материалов восьмой ревизии (1835 год) определил численность в 480 тыс. человек. В лекциях по истории и культуре финно-угорских народов, изданных в 1857 году, фин-ский исследователь Матиас Кастрен указал цифру 388111 человек. Спустя несколько лет, в 1861 году, его коллега Август Алквист привел иные данные – 480241 человек. Профессор Виктор Козлов при обработке материалов десятой ревизии (1858 год) назвал цифру в 660–680 тыс. человек. Первая всеобщая перепись населения России, проведенная в 1897 году, определила численность мордвы по признаку родного языка в 1023,8 тыс. человек. В 1914–1917 годы цифра достигла 1187,9 тыс. человек. Иными словами, за два столетия существования в рамках империи численность мордовского этноса увеличилась в одиннадцать раз. Среднегодовой прирост на протяжении всего XIX века не уступал русским и другим народам империи.Благоприятные условия существования и быстрый численный рост позволили окончательно оформиться этнической структуре мордовского этноса, которая определяется профессором Николаем Мокшиным как бинарная, то есть двойственная, включающая в себя два субэтноса – мокшу и эрзю. Каждый субэтнос, считая себя мордвой, в то же время обладал присущими только ему самосознанием и самоназванием (субэтнонимом). Констатация деления мордвы на субэтносы утвердилась в российской научной и общественной практике еще в XVIII веке. Уже Петр Рычков писал в 1762 году: «...Мордва именует себя Мокши... Некоторые же из них есть, кои называются Эрзя и в языке с мокшами несколько имеют разности». Следом на это указали руководители экспедиции Российской АН 1768–1774 годов Иван Лепехин и Петр Симон Паллас. Но, в конце концов, важен не факт, а то, что они отразили еще одну важнейшую тенденцию – тенденцию субэтносов к развертыванию.Как нам представляется, с позиций современного обществознания мордву стоит характеризовать как пульсирующий этнос. Дело в том, что на протяжении истории внешние и внутренние условия существования мордвы неоднократно менялись, и это приводило к тому, что временами субэтносы (мокша и эрзя) начинали развиваться относительно самостоятельно. Они получали толчок к разворачиванию своих внутренних сил и ресурсов, и возникала тенденция перерастания субэтносов в этносы, вполне самобытные, хотя и родственные. Временами же, наоборот, субэтносы оказывались в условиях, требующих объединения усилий, сплочения перед лицом опасности. В этом случае проявлялась тенденция свертывания субэтносов и их консолидации в единый этнос – мордву. Внутренние устремления и амбиции приносились в жертву общим интересам. Таким образом сложилась ситуация пульсирующей этнической системы, которая то раскрывается, то свертывается. В имперский период тенденция разворачивания субэтносов, по всей видимости, преобладала, о чем свидетельствовало и расселение мордвы, и ее численный рост.
Мордовский этнос был втянут в орбиту Российского государства в период, когда религия являлась одним из основополагающих национально-государственных критериев, а христианизация – государственной политикой. Центральная власть создала четкую законодательную основу деятельности православной церкви и положения других верований. Российское законодательство предусматривало признание первенства и господства православия. Вместе с тем признавался принцип свободы вероисповедания для представителей иных конфессий, в том числе язычников. Законодательством были определены порядок присоединения к господствующей церкви, система льгот для новокрещеных, меры пресечения «отпадения» от православия. Принципами присоединения иноверцев официально были признаны «увещевания», «кротость», «добрые примеры», а не насилие. Обязанности по привлечению к православной церкви в основном лежали на приходских священниках, которые «в особо нужных случаях» должны были «входить в соглашение с гражданским начальством».Принятие мордвой православия явилось своеобразным идеологическим обоснованием и реализацией ее вхождения в состав Россий-ского государства. При посредстве религии мордва окончательно вошла в систему, стягивающую этносы в рамках единого пространственно-временного континуума, степень ее комфортности существенно повысилась. Кроме того, этнос приобщился к великой традиции, которая отобрала среди всего многообразия ценностей приоритетные и сообщила им трансцендентный характер – вывела их из сферы критики и тем самым предупредила релятивизацию ценностей. Это было весьма важно в условиях серьезного кризиса и трансформации традиционного языческого мировоззрения мордвы.Массовая христианизация мордвы падает на имперский период российской истории. Еще в начале XVIII века Филипп фон Страленберг, шведский офицер, попавший в российский плен под Полтавой, отмечал полное преобладание языческих верований в мордовской среде. Тогда же были предприняты первые шаги по их искоренению, когда по указу Петра I в 1700 году в Киевской духовной академии была начата подготовка миссионеров для распространения христианства для мордовских крестьян. В 1706 году следующим указом Петр I потребовал ускорить процесс христианизации. Причем стоит отметить мотив религиозной нетерпимости и фанатизма при ее проведении, который присутствует даже у русского просветителя XVIII века Ивана Посошкова. Насилие служило поводом для выступлений мордовских крестьян против христианизации. В начале XVII века алатырская мордва дважды топила в Суре игуменов Троицкого монастыря, в 1655 году был убит архиепископ Рязанский Мисаил. В период гражданской войны 1669–1671 годов восстание в мордовских деревнях чаще всего начиналось с убийства священника. В условиях империи наиболее крупным стало выступление крестьян Терюшевской волости в 1743 году, непосредственным поводом к которому послужила попытка епископа Нижегородского и Алатырского Дмитрия Сеченова разрушить мордовское кладбище у села Сарлей. В нем приняло участие шесть тысяч человек. Восстание оказало существенное воздействие на политику империи по отношению к мордве, правительство фактически отказалось от силового давления и обратилось к ориентации на мирное привнесение православия в край. Для стимулирования процесса присоединения к православию были существенно увеличены льготы новокрещеным. За согласие креститься предоставлялись льготы в государственных сборах на три года, освобождение от рекрутской повинности и наказания за некоторые преступления, а также материальное вознаграждение. Стали ощущаться положительные для мордвы моменты принятия новой религии. Наиболее важным было то, что принятие православной веры в условиях, когда она считалась государственной религией, означало социально-правовое уравнивание мордвы с русским населением. Неслучайно с 1740 по 1762 год православие приняло 67580 человек из мордвы. Именно эти годы финский исследователь Уно Харва-Холмберг выделяет в качестве периода массового обращения мордвы в христианство. Однако при этом следует иметь в виду элемент формальности, подмеченный еще церковным историком Аполлоном Можаров-ским: «...Проповедники, к сожалению, большею частью и ограничивались... легким способом обращения, не вменяя себе в обязанность – возбуждать в сердцах и мыслях новокрещеных живую и искреннюю веру в Христа и научать христианству».
Закрепление православия в мордовской среде произошло во второй половине XVIII – начале XIX века, когда оно проникло в быт, стало составной частью уклада. Произошли изменения в повседневной жизни (икона стала принадлежностью жилья и целого ряда обрядов, на кладбищах вместо срубов стали ставиться кресты и т.п.). Наконец, трансформировалось мировоззрение мордвы, произошло внедрение идеи творения мира Богом, совмещение языческих представлений о загробном мире с христианскими представлениями о рае и аде и т.д. Сложился мордовский вариант православия, достаточно четко охарактеризованный Василием Ключев-ским как двоеверие. Его реальным проявлением можно считать взгляды руководителя движения терюшевских крестьян 1809 года Кузьмы Алексеева и его сторонников, которые включали в себя помимо элементов древней мордовской веры образы и идеи христианства (Богородица, Николай Чудотворец, архангел Михаил).
В XIX веке с целью укоренения христианства в мордовской среде имперские структуры проводили активную политику просвещения на основе православия, на мокшанский и эрзянский языки переводились религиозные тексты, создавалась обширная учебная литература. Логическим завершением данной тенденции можно считать систему, предложенную одним из выдающихся миссионеров своего времени Николаем Ильминским. В 1871 году он констатировал: «...Инородцы не знают христианства, они не только не имеют понятия о догматах, о священном писании, но не знают даже самых главных событий священной истории». С целью ликвидировать данное положение им было предложено активно использовать национальные языки. По мнению Николая Ильминского, дети инородцев, в том числе мордвы, должны сначала получать наставления на своем родном языке от местных учителей с использованием букварей, учебников, религиозной литературы, составленных на национальных языках. Стоит согласиться с оценкой Изабель Крейндлер, считавшей язык основной характеристикой его миссионерской деятельности. Сам Николай Ильминский по этому поводу писал: «Религиозное движение сердца несравненно сильнее и глубже возбуждается, когда христианские истины слышатся инородцами на языке родном, нежели на русском, хотя бы последний и был для них знаком в некоторой степени. Это потому, что родной язык непосредственно говорит и уму, и сердцу. Как скоро в инородцах утвердились посредством родного языка христианские понятия и правила, они охотно и с успехом занимаются и русским языком, и ищут русского образования».Христианизация мордвы способствовала ее дальнейшей инте-грации в имперские структуры, ее идеологической адаптации и возрастанию уровня комфортности существования в рамках империи. К концу XIX века она была фактически завершена. По переписи 1897 года 98,9% мордовского населения империи были православными, лишь 1,1% был зафиксирован как старообрядцы. Лютеран, мусульман, язычников среди мордвы не было.Миссионерская политика привела к формированию религиозной интеллигенции из мордвы, которая использовала поддержку государства, преимущества образования и знание русского языка для выражения этнических интересов и для развития этнического сознания. Первые мордовские просветители, педагоги и ученые вышли из этой среды (Авксентий /Арсений/ Юртов, Николай Барсов, Макар Евсевьев). Принятие православия потребовало от них не только отказа от многих национальных обычаев, перемены образа жизни, но признания русского духовного превосходства. Однако их нельзя рассматривать как пассивный объект русификаторской политики. Они выбрали, по терминологии профессора П.Верта, «оговоренную ассимиляцию» (negotiated assimilation) – форму интеграции в русский мир, предусматривающую возможность сочетания православия и русского «просвещения» с национальными традициями и образом жизни, с сохранением этнического своеобразия. Для них был свойственен национализм, однако он был универсальным и воспринимал нацию как ценность, подчиненную другим, более универсальным ценностям. В этом смысле он отличается от национализма ХХ века, носящего агрессивный и ограниченный характер, абсолютизирующего нацию как высшую ценность. Мордовская интеллигенция восприняла значительную часть идей Николая Ильминского и пыталась реализовать их в жизнь. Она стремилась создать культуру национальную по форме и православную по содержанию.
Существование мордовского этноса в рамках Российской империи сопровождалось ассимиляционными процессами, начавшимися еще в XVIII веке. Процесс этот ускорился в пореформенные годы. На территории Среднего Поволжья на долю мордвы приходилось в 1897 году 7,7%, а в 1917 году – 6,8%; в Южном Приуралье – соответственно – 2,0 и 1,8%; в Нижнем Поволжье – 5,9 и 5,2%. Мордва быстрее всех других этносов Поволжья вступала в тесные контакты с другими народами, в первую очередь с русскими. В Нижегородской губернии она составляла в 1859 году 9,1% общего числа жителей, а в 1917 году – только 3,9%. Во многих уездах губернии мордовское население к этому времени исчезло совершенно. Немецкий исследователь XIX века Ф. фон Гельвальд отмечал: «При частых сношениях с русскими поселенцами, появившимися здесь, она (т.н. мордва. – Авт.) начала постепенно русифицироваться... Теперь все мордвины – официально, по крайней мере, православные, прекрасно знают русский язык и в экономическом быту ничем не отличаются от окрестного русского населения, хотя сохранили свой язык и некоторые племенные особенности...» Английский исследователь А.Уоллес попытался, опираясь на личные впечатления, определить этапы или, как он сам отмечал, фазы ассимиляции: «Во время моих поездок по этим губерниям я встречал поселения на всех ступенях обрусения. В одном все казалось совершенно финским: жители имели желто-красный цвет лица, выдающиеся скулы, косо прорезанные глаза и особенную одежду; ни одна женщина не понимает по-русски; очень немногие мужчины могли понимать этот язык, и всякий русский, приехавший в селение, считался иноземцем. В другом же было несколько русских жителей; местные уже утратили свой финский тип, многие мужчины отказывались от старинной одежды и бегло говорили по-русски. В третьем финский тип стушевался еще больше; все мужчины говорили по-русски и почти все понимали русский язык; старинная мужская одежда исчезла совсем, старинный женский костюм был брошен почти всеми, и браки с русским населением не составили редкости. В четвертом браки почти совсем сделали свое дело, и древний финский элемент выражался только в некоторых особенностях физиономии и выговора». Раскрывая причины этого явления, казанский профессор Иван Смирнов писал: «Обрусение ускоряется малоземельем, которое за-ставляет мужское население обращаться к отхожим промыслам и громадными артелями уходить за Волгу и в Астрахань».К сожалению, отсутствие исходных данных не позволяет охарактеризовать естественные ассимиляционные процессы с должной полнотой. Большинство исследователей отмечают их высокие темпы, не приводя цифровых данных. Лишь в последнее время было высказано предположение о том, что в конце XIX века около 15% мордовского населения империи считали своим родным языком русский. К началу же ХХ века соотношение обрусевшей мордвы с мордвой, говорящей по-русски и сохранившей родной язык, составило 10:2:1.Ассимиляционные процессы подкреплялись имперской политикой русификации, ставившей своей целью, по официальным заявлениям, интеграцию мордвы в российское сообщество и превращение в полнокровных российских граждан. Министр народного просвещения граф Д.А.Толстой указывал: «Конечной целью образования всех инородцев, живущих в пределах нашего отечества, бесспорно, должно быть обрусение». Аналогичную позицию занимал и Николай Ильминский, который писал: «Мы берем русского человека в идеал и этот идеал стараемся усвоить инородцам. Русский идеал есть по преимуществу – православие: вот почему на православии-то мы так и настаиваем. Православие – основной, коренной, самый капитальный элемент русской народности. Коль скоро инородец усвоил себе православие сознательно и убежденно, умом и сердцем, – он уже обрусел». Однако арсенал средств, которым правительство пользовалось при проведении политики русификации, практически сводился только к школе. Он был ограничен из-за общей отсталости страны, неэффе-ктивности административной си-стемы и запаздывания модернизационных процессов.Таким образом, оформилось своеобразное переплетение естественных демографических процессов ассимиляции и имперской политики христианизации и русификации. Однако надо иметь в виду и то, что при этом действовали и иные факторы. Например, в своем взаимодействии мордва и русские никогда не были один на один. Помимо русской культуры воздействовала татарская культура, в ряде случаев выступавшая конкурентом и альтернативным образцом для подражания. Это привело к возникновению особой этнографической группы мордовского этноса – каратаев. Первым об их существовании сообщил Иван Лепехин, передавший один из разговоров с мордовскими крестьянами: «Они еще сказывали нам о... роде мордвы, которых каратаями называют и которых только три деревни в Казанском уезде находится». Исследования XIX века показали, что каратаи сформировались в результате существенного татарского влияния, фактической аккультурации.Мордовский этнос оказался интегрированным в российские имперские системы и с точки зрения социальной стратификации. Процесс интеграции начался еще в XVII веке и охватил в первую очередь этническую элиту, представителей местной знати. В значительной степени он сводился к деклассированию мордовских мурз, в ходе которого следует выделить два момента. Первый связан с христианизацией местной знати в 1681–1682 годы (широко осуществлялась в Темникове, Касимове, Шацке, Керенске), второй – с указом от 3 ноября 1713 года, который поставил перед мордовской элитой альтернативу – либо она окончательно сливается с русским дворянством, либо изменит свое экономическое и правовое положение и войдет в категорию государственных крестьян. В реальной истории произошло по-следнее. Реформы петровского времени привели к известной нивелировке различных категорий сель-ского населения. В мордовском крае шаги в этом направлении свелись к ликвидации исключительного статуса ясака, увеличению денежного обложения мордвы, а также распространения с 1722 года на мордовских крестьян рекрутской системы.В XIX веке процесс интегрирования мордовского этноса в российскую социальную структуру был завершен и он уже мыслился в значительной степени не в этнических, а социальных категориях. Перепись 1897 года отразила сложившуюся ситуацию. Социальная структура мордовского населения империи практически полностью совпадала с социальным делением российского общества, а этническая принадлежность не мешала межсословным перемещениям. Однако при этом надо иметь в виду и то, что в силу крайней малочисленности ни одна из сословных групп мордовского этноса, за исключением крестьянства (98,4% от общей численности мордвы), не имела какого-либо самостоятельного социально-политического значения.Настало время подвести итоги, тем более, что сухой стиль изложения уже изрядно утомил заинтересованного читателя. Но что делать, слишком уж сложен предмет разговора, его практически невозможно перевести на ненаучный язык. Резюмируя развитие мордовского этноса в империи, отметим, что мордва заняла особое место в ее истории, обусловленное спецификой ее собственного этнического и исторического развития. Она не принадлежала к числу доминирующих этносов, однако имела ряд их черт, связанных с ее участием в генезисе империи посредством миграций и освоения окраинных земель. В имперский период окончательно сложились сущностные этнические характеристики мордвы, существующие и ныне – бинарность, пульсирующий характер этноса, его интегрированность в российское общество. Пример мордовского этноса свидетельствовал и о том, что в Российской империи в системе иерархии этничность играла второстепенную роль, уступая место принципам политической лояльности, социальной принадлежности, религиозному и цивилизационному (оседлость/неоседлость) критериям.
За имперский период мордовский народ существенно изменился.
Как мир меняется! И как я сам меняюсь!
Лишь именем одним я называюсь,
–На самом деле то, что именуют мной,
–Не я один. Нас много. Я – живой.
Чтоб кровь моя остынуть не успела,
Я умирал не раз. О, сколько мертвых тел
Я отделил от собственного тела.
Эти строки Николая Заболоцкого точно передают ситуацию, хотя и написаны совсем по дру-гому поводу и в другом контексте. Мордва изменилась вместе с миром, вместе с империей. Мордва превратилась в народ имперский.