Данил ГУРЬЯНОВ

Социальная карма

– … ведет аморальный образ жизни, бродяжничает...

Мир прекрасен. За окном солнце, спокойствие. Справа от меня сидит красивая студентка.

Но в ее взгляде беспомощность и потрясение. Нетрудно догадаться, что социальное уродство в такой концентрации она видит впервые. И в ее душе происходит какое-то движение. Напротив – порядка десяти женщин бальзаковского возраста. В их взглядах движение души трудноуловимо. И хотя они насмотрелись всякого, здоровое любопытство в них не притупилось.

Эпицентр внимания – бабушка, дочь и внучка, сидящие на казенных стульях у стены. Дочь – Марина Петровна (имя изменено) – зарезала своего мужа, провела десять лет в тюрьме, вернулась. Теперь бабушка не хочет отдавать ей внучку. Бедно одетая худенькая девочка прячет взгляд, в котором страдание.

Женщины напротив смотрят, удивляются, задают вопросы. Я присутствую на заседании комиссии по делам несовершеннолетних. Но мне кажется, что это скорее некая форма ток-шоу «Моя семья».

– Марин Петровн, расскажи, как это ты с юго-запада в центр полторы недели добиралась? На черепахе, что ль?

– Вас побаивается даже классная руководительница вашей дочки. Так как неоднократно видела вас в компании с... плохими мужчинами!

– Вот это мама! Явилась звезда!

– Вам тут никто не желает плохого!

– Вы же мать! Берегиня очага! (Все это практически одновременно.)

Марина Петровна через полчаса разбирательства психанула, громко выругалась матом и убежала со слезами.

Женщины стали качать головами, кто-то поспешил за ней следом (но безрезультатно). Приняли решение начать процесс лишения родительских прав. Опекунство над девочкой сможет взять только ее бабушка. Бабушке семьдесят восемь лет.

На Марину Петровну всем наплевать. Сама виновата. Безусловно. Но не стоит забывать, что есть люди сильные, а есть слабые. Сильных людей страдания украшают, а слабых ломают. Слабые – не значит плохие. Просто они не могут без помощи. Оказывать им помощь очень тяжело и не всякому под силу. Но если не оказываешь им помощь, то, по крайней мере, не клейми их.

Впрочем, речь сейчас не о Марине Петровне, а о будущем ее дочки и других детей в сходных ситуациях. Дети действительно отвечают за грехи своих отцов. Можно не верить в карму свыше, но нельзя отрицать, что есть карма земная, социальная. Бесконечно симпатичный ребенок не оказался бы на этой комиссии, если бы не мать. За спасение матери в свое время не очень боролись – и близкие, и государство. Ведь это ее проблемы. Но бумеранг возвращается. Она сама причинила вред обществу и вдобавок передала непростую судьбу своим детям. И нередко эти дети тоже оказываются неблагополучными. И грабят добропорядочных граждан, которые судят их в кабинете или на кухне. Или не судят, а просто попались под руку. В общем, весь процесс – результат эгоизма и отсутствия человеколюбия со стороны конкретного человека и общества в целом.

Надежда на радугу

В Саранске два детских приюта – «Надежда» и «Радуга». Первой, в 1994-м, открылась «Надежда». Там могут временно пребывать дети в возрасте от 3-ех до 18-ти лет. Временно – значит до тех пор, пока не определится их статус.

Например. Сельская местность. Папа «сидит», мама неизвестно где. Три маленьких сестренки питаются морковной ботвой. Об этом становится известно в местном органе опеки и попечительства. Девочек срочно передают в приют. Пока идет работа над их документами, устанавливается местопребывание родителей, рассматривается вопрос на комиссии – сестры в приюте. Когда суд лишил родительских прав мать, девочек, согласно букве закона, отправили в детский дом.

Или: ребенок попал в приют, потому что не видел заботы матери. Мать работала на хлебозаводе и кормила сына только булками, которые приносила с работы. В приюте этот трехлетний мальчик поначалу отказывался есть что-либо, кроме булок, а к борщам и второму относился с опаской, как ко всякому, что незнакомо. Мать забрала мальчика обратно, когда сохранила за ним в судебном порядке родительские права.

Или бывает иначе. Пятнадцатилетний беспризорник приехал в Мордовию из Казахстана. Жил при церкви. Ушел оттуда (там просто: пришел – живи, ушел – с Богом). Попал в «Надежду». Пробыл там год, пока социальные педагоги с помощью ОВД пытались восстановить его личность. Подростка отправили в город, откуда родом его мама.

Как заметили сотрудники приюта, большинство их подопечных – дети бывших воспитанников интернатов. «Ну и что? – возразила на упрек мать, не пьющая и не гуляющая, приведшая в приют двух своих детей. – Я сама воспитывалась в детдоме». «Это дети любви», – сказала другая, которая забросила своих пятерых детей, но при этом была беременна снова.

Педагоги в приюте убеждены, что любой неблагополучный ребенок оттает, если на него воздействовать исключительно добротой. «К нам однажды попала девочка двенадцати лет. К этому возрасту она уже прошла через многое, имела связи с мужчинами. Пожила в приюте – стала ребенком».

Приют, расположенный в помещении бывшего детского сада, –  чистый и уютный. В одной из игровых комнат среди картинок на стене – перерисованная неуверенной детской рукой Богородица с Младенцем. С детьми занимаются воспитатели, психологи, педагоги. В будни дети ходят на учебу в ближайшую среднюю школу.

Учреждение рассчитано на пятьдесят мест. В группах по семь-десять детей. В детских же домах – в три раза больше. Поэтому когда воспитанникам приходит время уезжать в интернат, у них тяжело на сердце. В приюте более домашняя атмосфера. Некоторые воспитанники, уже повзрослев, навещают своих воспитателей.

Я походил по этому приюту, посмотрел на него, порадовался, что у детей хорошие условия и уже поглядывал на часы, чтобы ехать домой обедать.

– Ну, что ты такая грустная? Жениха себе на юге нашла? – это няня на первом этаже пыталась развеселить стеснительно улыбавшуюся девочку лет двенадцати.

Мне рассказали, что девочка скоро будет отправлена в интернат, так как мать лишили родительских прав. Девочка хорошая, «не проблемная», недавно стала «Мисс приюта», поэтому путевку в детский санаторий в Анапе, выделенную Министерством социальной защиты, решили отдать ей. В этот день, несколькими часами раньше, она вернулась с курорта, поэтому уставшая и грустная.

А сейчас у нее тоже будет обед. В столовой с другими воспитанниками. А потом – дневной сон. В комнате, где несколько кроватей и нет единого владельца. И так будет каждый день, в течение нескольких лет.

Требуется спецпомощь

Как правило, большинство трудных подростков происходят из неблагополучных семей. Что случается с теми из них, кто совершил преступление, не достигнув возраста уголовной ответственности? Скорее всего, попадут на месяц в ЦВИНП – Центр временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей. Предполагается, что за месяц правонарушитель должен исправиться и вернуться в тот же социум положительным, морально устойчивым подростком. Но это нереально. Чтобы значительно повлиять на подростка, нужен как минимум год.

Но в ЦВИНПе не предусмотрены такие сроки содержания. Кто тогда будет влиять? Родители и друзья не могут, а часто своим примером провоцируют обратный эффект. Школа? Это прежде всего образовательное учреждение. И ее влияние очень слабое, ведь после нее, дома и на улице, неблагополучный подросток снова сталкивается с теми пороками взрослого мира, от которых его нужно ограждать. Кроме того, школа не владеет методикой общения с правонарушителями. Почему? Она и не должна. Правонарушителями должны заниматься специалисты. И для этого существуют спецшколы.

Спецшколы подчиняются Министерству образования, они не имеют отношения к милиции, хотя это заведения закрытого типа, с режимом.

Вероятность того, что оттуда трудный подросток вернется в прежнюю среду, открыв в своей жизни новый созидательный смысл, весьма значительна.

Но в Мордовии такой спецшколы нет. Однако, ее необходимость подтверждается тем, что самых отъявленных негодяев среди подростков, не достигших возраста уголовной ответственности, отправляют в спецшколы в другие субъекты РФ. При этом платят по 35-40 тысяч рублей за одного подростка в год. Конечно, поэтому отправляются туда единицы.

Что в итоге? Есть несовершеннолетние, на счету которых порой до сорока преступлений, и при этом они говорят: «Буду воровать до четырнадцати лет, потом исправлюсь». Но ежедневно, пока этот подросток ворует, у него формируется менталитет человека, который может выжить только вопреки – обществу, государству, закону. И вряд ли он изменится сам. И если так, то рано или поздно впереди – тюрьма. И вряд ли он оттуда выйдет одухотворенной личностью. В лучшем случае, опять будет сидеть перед комиссией, где возмущенно качают головами и жалостливо презирают.

Кто же виноват?..