Константин СМОРОДИН

«МЫ ЖИВЕМ В ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ МИРАХ...»

ДЕРЕВЕНЬКА

Здесь, у старого пруда,

жизнь недвижна, как вода.

Бьют ключи в его глубинах,

рыба шастает по дну.

Рыбари, согнувши спины,

ловят рыбу на уду:

раз — серебряный карась, два — серебряный карась,

третий — окунь полосатый,

а за ним пескарь усатый...

— Как улов сегодня?

— Ась?..

Тише, рыбу распугашь!..

Здесь, у старого пруда,

жизнь прозрачна, как вода.

Вот белье полощет баба,

простынь льдиною в руках,—

и плывет ее корабль

в этих тесных берегах.

Сколько льдин он расколол?

Тянет мальчик за подол:

— Мамка, я хочу домой!..

— Ты же дома, милый мой!..

Здесь, у старого пруда,

светлая, как день, вода. 

«Хорошо в деревне летом...»

дальше вспомнят, верно, все

про навоз и про штиблеты...

Так-то так, да не совсем!

Есть особые страницы

и особые дела:

не найдешь здесь синей птицы,

ласточка гнездо свила...

ИЗ ЦИКЛА «ПОВТОРЕНИЕ ПРОЙДЕННОГО»

На детство опираюсь — там светло,—

когда здесь мрачно или плохо,

и трескается время, как стекло,

приоткрывая золотую пропасть

под килем корабля с названьем «Жизнь».

Сегодня волны взбеленили высь.

И достает вселенский сквознячок...

Но друг положит руку на плечо:

— Что, малый? В чем проблемы?

И пес оближет щеку горячо,

а на урок — отрывок из поэмы:

«Мой дядя честных правил был...»

На тройку знал. Теперь забыл.

Проблемы в чем? На тысячу веков

мы опираемся сквозь детства пóлосу,

и солнце озаряет моряков,

идущих над волнами «аки по суху»...

ЗЕРКАЛО

Одинокое зеркало нараспашку

отражает соседний дом за окном,

словно лакмусовой бумажкой

проверяя — ночь или день — огнем

зажигаются окна напротив

или тает на солнце глыба этажей.

Одинокое зеркало никогда не против

вывернуться наизнанку, и уже

вывернулось, если вы в нем отразились,

ибо вас нет. А в потаенных складках

можно встретиться с тигром или автомобилем,—

в пустой комнате, выполняющей роль склада.

Зеркало — старый привратник,

умеющий делать фокусы.

КНИЖНЫЙ Бум

То прочитал, сё прочитал!

Думал поумнеет, ан, не поумнел.

Книжный бум — девятый вал,—

затопил страну, плотину прорвал,—

Оруэлл, Кестнер, Замятин,

Солженицын, Шаламов... А затем

коротичи, черниченки, шмелевы вьются.

Сколько осталось вмятин

на телах дредноутов-классиков!

«Выплюнь ублюдка!» —

сказал бы Маяковский,

обращаясь к стране, разоренной

рыжими волнами курчавых борек.

Книжный бум, ты породил мертвое море

и вкус его горек.

**  **  **

Мы живем в параллельных мирах

и друг друга не понимаем:

для одних — удовольствие, страх

для других, а для третьих — затея пустая.

Но иное пугает меня —

мы себя-то не понимаем.

Поглощает слепая возня,

всуе путаем оттепель с маем.

Только сердце все бьется в груди,

все стучится в глухие ворота,

словно то, что ждало впереди,

вдруг закрылось для нас отчего-то.

А когда нас хотели впустить

и приветно махали в окошко,

мы боялись всё сразу вместить

и рядились с судьбой понарошку:

мол, успеем, дай, Боже, пожить,

погрешить, постоять у порожка...

**  **  **

Чем дальше, тем горят сильней,

обугливаясь, комли дней.

И ты в чаду, и ты в дыму,

и сам не знаешь почему —

куда ни бросишься бежать,—

пожара пасти не разжать.

Как сохраниться, уцелеть,

смерть впереди преодолеть? —

загадку задает мудрец.

Ответишь — жив, а нет — мертвец!..

Не плоть рассыплется во прах —

душа растает в небесах...

МОЛИТВА ЗА ПОЭТОВ

Господи, прости грешных,

Господи, прости за песни,

скворушек из скворешен,

чьи дома в поднебесье.

Неказисты на вид, сиры,

и не сладостны наши трели,

и найдется ли нам в мире

«место светле», где б песни пели?..