Александр Шевченко
ПОПОЛАМ
1
Ее взгляд замер. Ну что опять?
Пригоров – режиссер – выглядел недовольно. Только что он выкрикнул слово, которое заставляло актеров, мужчин и женщин, спрашивать себя то, о чем спрашивала сейчас себя Светлана. Что я делаю не так?
– Стоп, – повторил Пригоров.
Он встал с кресла.
Девушка расслабилась, представляя, какие слова ее ожидают.
– Света, – позвал он ее.
Она приподняла длинные ресницы.
Секунд пять их взгляды находились на одной линии.
– Я знаю... – хотела начать она.
– Что? – с нажимом спросил Пригоров.
– Я должна...
– Ну, нет же, – Пригоров поморщился, как если бы прожевал дольку лимона. – Нет, Света, нет. Ты не должна, ты есть. Пойми, ты – это она. Поверь в это.
– Я понимаю.
– Главное, поверь. Вот этого я жду от тебя. Стань ею. Превратись. Ты играешь, но сделай так, чтобы игра стала жизнью, чтобы в нее поверили. И сама поверь. Ты можешь это, Света.
– Может быть...
– Что?
Она не решалась произнести эти слова вслух.
– Ну, что? – у Пригорова на лице появился призрачный намек на нетерпение.
– Я действительно подхожу для этой роли? Вы думаете?
Он посмотрел на нее сверлящим взглядом, а потом засмеялся.
Она стояла, не понимая, что этот смех может значить.
– Света, поди сюда.
Она спустилась по ступенькам со сцены в партер, встала напротив Пригорова. Тот взял ее ладони.
– Холодные, – сухо продекламировал он, – плохо.
– Почему?
Он отодвинулся на шаг, повернулся спиной и ответил:
– Потому что ты не такая, Света. Зной, жара, страсть... огонь, но не лед. Ты можешь быть такой, в тебе это есть.
– Я не знаю, – растерянно произнесла она.
– Не смей! – вдруг вспыхнул Пригоров. Девушка вздрогнула. – Не смей так говорить. Поняла? До спектакля два месяца, а ты такое заявляешь. Не смей! Чтобы я этого больше не слышал до премьеры. Иначе, что ты здесь делаешь?
– Простите, – скромно прошептала Света.
– Не проси прощения. Играй, живи, заставляй поверить.
Зазвучала трель мобильного телефона.
– Ах, черт, забыл отключить. Придется ответить. А ты, Света, иди домой, на сегодня с тебя хватит. Запомнила, что я тебе сказал?
– Да, Дмитрий Алексеевич.
– Повтори, – попросил он, взяв в руку «мобилу».
– Я – огонь...
– Страсть и так далее. Я в тебя верю, Светочка, теперь иди.
Он поднес к уху трубку, наблюдая, как девушка удаляется по проходу.
Через несколько секунд Пригоров радостно воскликнул:
– Серега! Здорово! Не ожидал. Ты как?
– Понемногу. Ну а ты?
– К спектаклю готовлюсь. К мюзиклу. Знаешь, кто музыку написал?
– Тоже мне вопрос. Ты бы что полегче спросил.
– Андрюха... ну, Гамлет, помнишь же.
– Помню, как же. Он на курс младше учился, кажется.
– Именно. Послушал бы ты музыку, закачаешься.
– На премьеру пригласишь, послушаю.
– Заметано. Два билета обеспечу.
– Спасибо за приглашение. А когда, собственно, премьера?
– В сентябре, в первой половине, я думаю. Сезон только начинается. Позже созвонимся, я тебе точнее скажу. А ты, я слышал, бизнесом занимаешься.
– Верно слышал.
– И чем же?
– Страхованием.
– И что, интересно?
– Не в этом дело, Димка, не в этом. Я тебе завидую, чисто по чести, белой завистью. Учились-то мы вместе и ГИТИС вместе заканчивали, а получилось вот как. Ты – режиссер, мюзиклы ставишь, а я вот воздухом торгую.
– Серега, ты что?
– Правда это. Ты думаешь, деньги что-то значат? Ничего. Знаешь, выпил кофе, а через час пошел в туалет, помочиться. Утекли, и нет их. А у тебя в руках вечность, искусство. Кстати, в главной роли кто?
– Девчонка, молоденькая, «гнесинку» недавно закончила.
– Рискнул? Не перегорит? Ты себя-то помнишь в те годы? Помнишь, у нас тогда коленки перед экзаменами тряслись, не то что перед зрителем.
– Еще бы не помнить, – Пригоров помолчал. – Надеюсь, выдержит. Хорошенькая слишком.
– Интригуешь.
– Не без того.
– Тогда точно приду. В сентябре, говоришь? Специально выкрою время и приду... Да, телефон запиши.
– Диктуй.
Сергей назвал семь цифр и номер сети.
– Звони.
– Непременно.
– Что ж, бывай.
– Давай, удачи.
Пригоров сунул «мобильник» в чехол на поясе, потом взошел на сцену и оглядел зал. Представил зрителей, их глаза, аплодисменты, и в голове мелькнула шальная мысль: «Нас ждет успех».
Стоп, пока не стоит загадывать. Еще предстоит работа. Очень много работы. Кроме того, его волновала Света. Получится ли у нее? Не сломается ли?
«Нет, нет, этого не будет!» – сказал он себе. Он верил в ее талант, в красоту, в волю, в огонь, исходящий от нее.
2
Светлана вернулась домой подавленной. Она устала, ей хотелось спать, ужасно. Больше чем есть, пить и думать о завтрашнем дне. Даже если взять все вместе.
У нее едва хватило сил, чтобы почистить зубы и ополоснуть лицо ледяной водой. После этих процедур она на последней капле сил добралась до кровати и улеглась прямо на покрывало, не утруждая себя лишними движениями.
Когда она посреди ночи проснулась и оказалась в кромешной неподвижной темноте, сердце ее билось с удвоенной силой.
Ногами Света нашарила шлепанцы. Зажгла торшер и подошла к зеркалу. Минуту она привыкала к приглушенному свету.
Сама не понимая, что делает, она запустила пальцы в свои черные волосы. Эти локоны. Они были прекрасны, мягки, блеск наполнял их. Спутанные после сна, но не вызывающие отрицательных эмоций. К ним хотелось прикасаться, гладить, перебирать. Они обволакивали шею и плечи Светы, словно дорогая шелковая ткань.
Зной.
Она заглянула в свои глаза. Большие, карие, искрящиеся. Глаза, в которых можно запросто утонуть. Чуть потускневший полусонный блеск, будто два алмаза, сияющих вдали. Глаза, достойные полотен художников.
Страсть.
Губы со слабыми следами пастельно-розовой помады. Нежный цвет. Аккуратные контуры. Такие губы хочется целовать.
Кожа, мягкая, как бархат.
Грудь...
Света повернулась в профиль. Тихо сказала:
– Об этом судить не мне.
И об остальном тоже не тебе. Не тебе, мужчинам, которые смотрят на тебя, тем, которых ты, сама того не ведая, сводишь с ума. Ты ловишь их взгляды, и тогда они пугливо отводят глаза или стараются показаться безразличными, но ты же все понимаешь, так? Тебе не обязательно оборачиваться, достаточно пройти мимо, чтобы почувствовать. Ты чувствуешь? Да, я знаю, чувствуешь. Твое сердце, оно говорит тебе. Или, быть может, мозг. Как хочешь, так и считай.
Ты способна вызвать желание. Ты понимаешь, о чем я, о, ты прекрасно понимаешь. Я скажу больше. Тебя хотят. Так устроен наш мир, такова природа. Мужчины скользят взглядами по твоей одежде, и ты знаешь, о чем они в первую очередь думают. О твоем теле, твоей груди...
И ты это знаешь!
3
Каждый день приносил что-то новое. Идеи зрели на ходу. Мюзикл как бы вырастал из себя, обогащался за счет внутренней энергии. Вот так из голого сюжета вырастает роман.
Каждый, кто участвовал, выкладывался по максимуму, каждый чувствовал ответственность, а может быть, дело было вовсе и не в этом, а в том, что каждый хотел помочь сделать нечто, вкладывал душу в его создание. И оно, это «нечто», рождалось у всех на глазах.
Пригоров был доволен. Он видел, что делают актеры и какие плоды это приносит. Ему уже казалось, что успех реален, он почти уже знал, что так и будет, потому что музыка хватала за живое, а что еще нужно мюзиклу для настоящего успеха, феерического? Талантливая труппа? Так она была!
И больше всех впечатляла Светлана. Похоже, девушка вняла словам режиссера, и теперь ее игра заставляла сосредоточиться. Один раз Пригоров даже позволил себе прослезиться. Смотреть на нее было наслаждением. Она действительно зажигала. «Если бы взгляд имел силу воспламенять предметы, – подумал как-то Пригоров, – то на этом месте дымились бы руины». От Светы исходил поток огня, всесметающей стихии...
Или ему только казалось? Был ли он ослеплен этой девушкой и не замечал ее недостатков? Нравилась ли она ему?
Нет, в том-то и дело, что нет. Он был ослеплен ее ролью, а не ею самой. Творением музы, в которое Света перевоплощалась на сцене. А перевоплощение было фантастическим, захватывающим. То были два разных человека: один на сцене, другой в обычной жизни. Сцена меняла Свету до неузнаваемости. Из, пусть очень красивой и обворожительной, но все-таки рядовой московской девушки она превращалась в знойную богиню любви, «мечту поэта»... Не составит труда подобрать еще десяток определений, но ни одно из них не сможет претендовать на звание исключительно точного. Слова не подходят этой цели. Нужно видеть и чувствовать... и восхищаться.
Пригоров восхищался. Он лишь в некоторых местах делал небольшие правки, подсказки, а в остальное не вмешивался. Не хотел мешать творческому процессу.
Недели шли следом за неделями, неумолимо приближалось главное событие – премьера мюзикла. За два дня до нее, накануне предпоследней, самой важной репетиции, Пригоров спросил Свету, что она чувствует, находясь на сцене.
– Я летаю, – ответила она, – Это – мое.
То был лучший ответ, который он только мог услышать. «Она не сломается», – сказал он себе, и вера стала уверенностью. Она сделает это и сделает зал. Они будут рукоплескать ей.
Шестью днями ранее у него состоялся разговор с Сергеем.
4
От них одна только головная боль. От этих дерьмовых пробок. Нескончаемый поток машин, уходящий в никуда.
Надо нанимать личного водителя. Иначе...
Мысли плавятся, с ума сойти можно. Хуже некуда. Уже полчаса. Сколько еще?
Сергей потянулся за платком. Хотел протереть лицо. Вместе с платком нашел сигареты. Что ж, неплохо.
Одной ему хватило минут на пять. За это время пробка не продвинулась вперед и на километр. Ну куда это годится? Он включил радио, но, прослушав три попсовых трека, не выдержал и выключил, подумал, чем бы себя занять, но ничего не придумал. Необычно жаркая погода для начала сентября...
На его счастье и счастье сотен других водителей, пробка вроде бы начала рассасываться. Слава Богу. Вскоре Сергей гнал свой «Галант» с вполне приемлемой для московских улиц скоростью. Теперь он сосредоточился на другом: на поиске по пути супермаркета, во всяком случае, крупного продуктового магазина. Мама просила... Ага.
Похоже, он нашел то, что нужно.
Припарковав автомобиль на стоянке, Сергей направился к дверям.
В супермаркете царила прохлада. После часа торчания в пробке она показалась ему чем-то неземным. Он быстро нашел продуктовый отдел, хотел сделать покупку как можно скорее. И без того много времени он потерял, чтобы терять еще больше.
Взяв тележку, Сергей торопливо покатил ее между рядами.
Через несколько минут он прикидывал, чего может не хватать в том наборе, что содержала тележка. Шоколадных конфет разве что. Пожалуй. Он решил взять три коробки коньячных.
Довольно быстро отыскав их в многообразии разложенного на полках товара, Сергей не сумел сразу сделать выбор. Наконец определившись, он постоял, разглядывая любовно оформленную упаковку. Красиво, нечего сказать. Не глядя, повернулся и получил толчок в спину. Не особо сильный, скорее неожиданный.
Едва не выронив конфеты из рук, он поспешил извиниться.
– Нет, это вы меня простите, – пролепетала миловидная молоденькая девушка в бежевом кожаном жакете и облегающих джинсах. – Я виновата.
– Возьмите, – Сергей услужливо протянул ей пакет, который девушка выронила при столкновении.
– Еще раз, извините.
– Не стоит. Мелочь.
Он вернулся к своей тележке, а потом, сам не зная почему, вдруг обернулся и посмотрел в сторону незнакомки. Спустя секунду он молниеносно отвел взгляд: не хотел, чтобы она заметила его неожиданный для него самого порыв.
«Сама скромность, – подумал Сергей. – А ничего, хорошенькая. От силы года двадцать четыре, не больше. Повезет... кому-то. Если уже не повезло».
В ближайшие пятьдесят пять часов он вспомнил об этом инциденте лишь один раз, вечером того же дня, и больше в мыслях не возвращался к нему.
5
Света вернулась домой около трех. Оставила увесистые пакеты в кухне, сбросила жакет и опустилась, закрыв глаза, на диван. Сейчас ей не хотелось делать ничего. Она дала себе отдых, потому что силы должны были очень скоро ей понадобиться.
Вот оно и настало, время, которое она так ждала. Время ее первого выхода на сцену. Сегодня состоится главная репетиция, а завтра премьера. Полторы тысячи зрителей будут следить за ней завтра. Пригоров сказал, все билеты проданы. Получается, аншлаг? Выходит, так.
Но это все завтра, а сегодня ей еще предстоит доказывать свою состоятельность как актрисы. В основном, конечно, себе. Себе, чтобы в очередной раз иметь возможность сказать: «Я могу, у меня это получается».
А иногда Света плакала, размышляя над своим образом, а вернее будет сказать, созерцая его. Она в прямом смысле сходила по нему с ума. Любила и боялась. Когда Света играла, ее крышу срывало и уносило куда-то далеко, и она уже не могла контролировать себя, в те минуты он безраздельно владел ею...
А тот мужчина в супермаркете, она обратила на него внимание...
6
Этот день в некотором роде стал для нее неожиданностью. Проснувшись, она никак не могла убедить себя в том, что наконец-то дождалась его, дня своего откровения. Откровение, вот оно, правильное слово. Им называют обычно изложение потаенных, упрятанных от посторонних глаз мыслей и чувств, личного, чего-то такого, о чем не станешь говорить в обычной ситуации, для чего должны сложиться определенные, предрасполагающие обстоятельства. Откровение – это раскрытие души.
Для Светы ее образ стал именно этим. Она вложила в него всю себя без остатка, и вместе с тем он позволил Свете открыть в своей личности ряд совершенно неожиданных для нее самой качеств. Она воплотила в нем многое из того, что старалась не показывать окружающим, что старалась укромно держать внутри себя, а также то, о чем имела лишь смутные представления. То, чего она в себе раньше не замечала.
Они переплелись воедино, но при этом усилился и контраст. Сцена и жизнь явились для Светы противоположными мирами. Как будто в ней соединились две резко отличных друг от друга женщины: одна была страстна и порочна, другая – скромна и тиха. Но эти женщины, они уже не могли существовать отдельно. На протяжении двух месяцев постоянных напряженных репетиций они все больше срастались, становясь единым целым.
В этот вечер Света оказалась на вершине. Все, что она делала на сцене, было в высшей степени пронзительно и называлось одним весьма простым и одновременно величественным словом – искусство. Ее голос звучал необыкновенно, он возносился под своды зала и снисходил на зрителей, словно божий дар. Он завораживал. Ее игра не находила определения среди многочисленных эпитетов и обнажала невидимые грани таланта Светы, ее артистической составляющей.
Этот вечер принадлежал ей, девочке, начинающей актрисе, неопытной и не знающей о высшем театральном пилотаже ровным счетом ничего. Девочке, которая первую же свою работу, по-настоящему серьезную работу, обратила в шквал эмоций. Девочке, которая ночами репетировала перед зеркалом, чтобы уловить малейшие градации характера своей героини. Девочке, которой любовь заядлых театралов и критиков виделась пока лишь во снах...
...Женщине, которая взглядом могла сокрушить стены. Женщине, внутри которой пылало пожарище страстей. Женщине, которой было достаточно легкого жеста, чтобы заставить мужчину упасть к ногам...
...Той, которая, стоя в финале на подмостках в надменных лучах софитов, держась за руки с теми, кто стали вместе с ней соавторами этой потрясающей феерии, тихо плакала, потому что иначе не могла.
Ее ласкал ни с чем не сравнимый звук аплодисментов, звук сотен единовременно смыкающихся ладоней, неповторимый, волшебный звук. Но между заключительным музыкальным аккордом и аплодисментами сумели вклиниться несколько, во много крат более значимых, секунд. Несколько секунд абсолютной тишины. Вот они-то действительно и означали признание. Они лучше других средств выразили состояние зрительного зала в первые мгновения после окончания мюзикла. Не аплодисменты, а эти секунды, пронизанные какой-то непонятной электростатикой.
Сергей был поражен. Никакое другое слово не смогло бы точнее передать его состояние в тот момент, когда в воздухе повисла наэлектризованная тишина. Да, он ждал чего-то интересного, занимательного, но не такого, такого...
...Захватывающего...
...Горячего...
...Глубокого...
Он аплодировал, как и все, как и все слышал крики «браво!», но отчетливо не воспринимал поступающие в мозг сигналы.
Он уже не присутствовал на этой премьере. Не сидел в центре шестого ряда в половине одиннадцатого вечера пятого сентября. А еще он знал, что сделает в следующую минуту.
7
Пригоров находился в закулисье, когда раздался звонок. Он вполне ожидал, что Сергей позвонит, но не предполагал, что вот так, сразу. Неспроста, подумал Пригоров. Внимательно выслушав Сергея, он выдал очень даже странную, на первый взгляд, фразу:
– Ха! Я выиграл!
– Не понял. Ты о чем? – Сергей действительно оказался в полном недоумении.
– Дело в том, что я заключил сам с собой пари насчет того, что ты рано или поздно попытаешься выпытать у меня это. Вот только, знаешь ли, это вообще-то конфиденциальная информация...
– Постой, ты что же это, думаешь, у меня хватит наглости вломиться без предупреждения? Или как? – а еще мягче добавил: – Обещаю не быть навязчивым.
– Хорошо. Только, прошу, будь тактичен, договорились? Остальное, конечно, не в моей власти, но она все-таки моя актриса и я за нее беспокоюсь, я имею на это право, усек?
– Нет проблем. Буду вежлив.
И Пригоров продиктовал ему телефон Светы.
8
Семь, семь огромных обалденных букетов в течение одной недели. Вот что значит проснуться знаменитой.
Извините, но принимайте во внимание и то, что все семь были присланы одним и тем же человеком через службу доставки. Итак, что это доказывает? Это значит лишь то, что кто-то способен тратить немалые суммы на подобное великолепие.
Великолепие ради нее.
Один поклонник – это уже кое-что, лучше, чем их полное отсутствие.
Но ведь за этим что-то должно было последовать. В нашем мире, как правило, всегда существует следствие, если есть причинпа.
На самом деле существует.
Сергей долго не мог решиться. Неделю. По его меркам большой срок. Обычно дело протекало быстрее. Опять же, как правило, быстрее.
«Она же девочка», – убеждал он себя, но проку от убеждений выходило мало. Ну и что? Что с того? Ты видел, во что она превратила премьеру мюзикла. Девочка способна на такое?
«Но ее возраст!»
К черту разницу в возрасте!
Он обещал не быть навязчивым. Интересно, о чем идет речь, когда ему не хватает смелости даже на элементарный звонок. Если считать навязчивостью цветы... Но Сергей не встречал в жизни женщин, которым бы не нравилось получать букеты.
Итак, он сжимал в руке трубку телефона и гадал, хватит ли ему выдержки позвонить. Да или нет?
А получилось – да.
Света согласилась встретиться в кафе в восемь. Как ни странно, она сама не могла понять, почему сделала этот шаг. Тем не менее факт оставался фактом. И потом, ее терзало любопытство.
«Пока он один, но ведь со временем появятся и другие. Все будет зависеть от меня, так ведь?»
Правильно, Света, целиком от тебя и больше ни от кого. От того, насколько хорошо ты будешь смотреться на сцене.
А пока сама мысль о том, что у нее теперь есть обожатель, приводила Свету в легкую эйфорию.
Что ж... Восемь вечера. В запасе полдня. Надо привести себя в порядок.
Боги должны выглядеть подобающе.
9
Сергей нагрянул в кафе двадцатью пятью минутами ранее намеченного срока. Он не изменил себе: букет цветов, костюм с иголочки, галстук, дорогой парфюм. Каждое его свидание начиналось с этого, но на сей раз все было чуточку иначе.
От предстоящего вечера Сергей ждал чего-то необыкновенного.
Не так уж часто получалось, что ему была интересна собственно девушка, а не прочие составляющие отношений. Как бы грустно это ни звучало. Сергей надеялся, что сегодняшний вечер станет исключением, что он не положит начало исключительно физической близости...
«Черт возьми! – он одернул себя. – О чем ты вообще смеешь думать?! Или ты настолько уверен в том, что все не закончится сегодня же? На что ты в принципе рассчитываешь?»
Сергей заказал себе сок. Не стал брать спиртное, не хотел, чтобы алкоголь испортил вечер. Если она захочет, тогда – пожалуй, но не в эту минуту.
Сергей вдруг испугался. Он же ничего о ней не знал. Только имя, телефон, адрес и... все, в общем-то. Об остальном он не имел даже самого приблизительного понятия. Для него эта девушка была загадкой. И она ему уже нравилась.
Оставалось совсем чуть-чуть плюс возможное Светино опоздание. Женщины в целом обладают таким свойством.
Как только Света вошла в кафе, то сразу же догадалась, кто он, ее воздыхатель. Вот он, сидит спиной, на столе цветы. Волнуется, это заметно.
Она тихо подошла, осторожно дотронулась до его плеча.
Следующее мгновение заставило ее оцепенеть.
Сергей выдал ту же реакцию секундой позже.
Оба вспомнили одно и то же, пока смотрели в глаза друг другу.
– Это вы, – как-то странно отстраненно произнесла Света, – это вы.
Сергей словно опомнился.
– Это для вас, – он передал Свете букет.
– Спасибо, – поблагодарила она, присаживаясь.
Возникла глупая пауза.
Света отложила букет и пристально посмотрела на Сергея. Тому стало неловко.
– Расслабьтесь, – вдруг сказала она, – давайте знакомиться...
Сергей был, прямо скажем, ошарашен. Такие поразительные совпадения в его жизни случались нечасто. Настолько, что по пальцам можно было пересчитать.
Он глядел на Свету и все больше сомневался, что перед ним та самая девушка, которой он посылал цветы, которая сподвигла его, быть может, на великое чувство.
Это в самом деле было невероятно. В это трудно было поверить.
«Их двое, – подумал Сергей. – Две в одной. Они живут бок о бок. Господи, насколько же они разные!»
Ничего из этого он не сказал вслух.
«Кажется, я схожу с ума».
Он говорил с ней и убеждался в одном: их двое, двое, двое. Эти слова бились в его голове. Кому он дарил цветы? Большой вопрос.
Сергей вдруг ощутил себя последней дрянью. Лицемер, сказал он себе. Даже не вздумай.
Просто он поймал себя на мысли, что одна из ее половин ему безразлична.
«Вранье. Тупая чушь. На самом деле не такие уж они и разные».
Однако таким образом он пытался обмануть себя.
Девушка в супермаркете и актриса мюзикла. Ему не пришло в голову сопоставить их. Ничего, никакая деталь не послужила зацепкой к тому, что физически это один человек. Вот он, показатель их крайнего различия.
«Двое, Господи».
Могло ли общение Сергея и Светы иметь продолжение в этот вечер?
10
Он предложил подвезти ее домой. Она не отказалась.
Света жила в девятиэтажной «литовке», одна на сорок квадратных метров двухкомнатной квартиры.
Откуда Сергей знает ее адрес – она спрашивать не стала.
В пути они молчали. Лишь когда автомобиль свернул во двор ее дома, Света неожиданно проронила.
– Я понимаю, о чем вы думаете. Вы ждали другую.
Сергей не отвечал.
– Действительно, это так странно. Я тоже удивлена, но вы, наверное, больше. Я вас разочаровала, простите.
Она едва ли не оправдывалась. От ее слов Сергею становилось только хуже. Внутри у него точно будто кошки скребли.
Машина остановилась напротив ступеней подъезда. Вечернее небо успело приобрести глубокий сливово-синий цвет.
– Вас проводить?
– Не стоит, – Свете тихонько поцеловала Сергея в щеку. – Спасибо за цветы. Если возникнет желание, звоните, я не против.
Она сказала это просто и как-то грустно. Затем, взяв букет, выбралась из авто. Сергей только успел посмотреть ей вслед. Ему только это и оставалось.
Он сидел в прострации. Глядел в темноту, в которой все слабее вырисовывались очертания предметов. Еще минута, и он включит ближний свет.
След поцелуя на его щеке потеплел.
Сергей опустил лицо на руль. Отчего-то ему было плохо.
11
Огонь и лед. Небо и земля. Заряды с противоположными знаками.
Это все о ней.
Сумасшествие какое-то. Безумная, невозможная любовь к шальной выдумке художника, образу, сотворенному мыслью из пустоты, плоду творческого гения и музы.
Бред.
Сладкий бред. Адреналин и страсть. Прекраснейшее чувство раздвоения. То, что не описать словами. То, чем можно жить и что можно чувствовать сердцем.
Слезы.
Слезы счастья. Я могу, могу. Это мое. Самое лучшее, что только может быть в мире. Она – это я. Нас двое, и это прекрасно.
По большому счету, мне все равно, что вы подумаете, главное для меня – ее присутствие, я ее люблю. И это важно прежде всего для меня.
Нас двое.
Простите...
