Приметы нашего времени

 

Кошки

 Племянница работает в мегаполисе в одной из мобильных компаний менеджером средней руки. Большинство коллег – женщины от 25-ти до 35-ти. График работы напряженный, трудятся не покладая рук, ибо сейчас деньги просто так не платят. Зарплаты неплохие. Выглядят все респектабельно, ухоженно. Такой современный офис: стекло, бетон, красивые женщины.

В перерыве круг сослуживиц обычно перекусывает в небольшом кафе неподалёку. Общаются, обсуждают свои дела и говорят чаще всего... о кошках. Да, да, именно о кошках. Кроме моей племянницы, ни у кого из дам-сослуживиц детей нет. Да и мужей постоянных тоже нет, чаще – сожители. Зато у всех есть кошки. Разных пород, разных возрастов, разных нравов.

– А мой Мусик сегодня такое учудил – на занавесках катался. В форточку какая-то изумрудная муха залетела, ну он и... – (Воображаю я их разговор.)

– Как ты такое терпишь? А моя голая англичанка даже в июле требует комбинезон. Представляешь?

– А мой перс вчера мираторговговскую сосиску съел. Не отравится?

– Да что ты? Какой прогресс.

– Неужели?..

– А ты что всё отмалчиваешься? – вспоминают про мою племянницу.

– А у меня Серёжу в другой садик перевели и он сразу заболел...

– А-а, у тебя же ребёнок. Мы и забыли, что у тебя нет кошки. – Интерес сразу пропадает: область незнакомая.

Зачем дети, когда есть кошки?

Впрочем, самая старшая дама-коллега, которой перевалило уже за 35, однажды задумчиво сказала:

– А может, и мне ребёнка завести?..

 

ВОСПОМИНАНИЯ О ГРЕЦИИ

Это случилось четыре года назад. Были проездом в Салониках. К вечеру – делать нечего, пошли с приятелем гулять по городу. На тротуаре молодой щуплый негр разложил нехитрый товар: сумки, кожзам-галантерею. Приятель то ли в шутку, то ли всерьез стал прицениваться к одной из сумок. «Фифтин» – называет цену негр. Приятель машет руками: дорого. Торговец снижает цену: «Твелв». Приятель собирается уходить. Негр вскакивает, старается задержать потенциального покупателя, спрашивает нашу цену: «Хав мач мани?» Приятель показывает 3 пальца и говорит по-русски: «Три». Негр вытаращивает глаза и тоже по-русски: «Сколько?!.»

 

ЛЮБОВЬ

Встречаемся как-то по делу с сослуживцем в его дворе. Он прошел мне навстречу мимо полуторагодовалого внука. Малыш заплакал. Взяв мальчонку на руки, подошла жена сослуживца, рассказывает:

– Учим Ванечку молитве «Отче наш иже еси на небесех...» Ванечка повторил, а потом задумался. Объясняю: «Отче» – это отец, но не твой папа, а более великий, могучий... Ванечка повеселел и говорит: «Дидо наш иже еси...»


ЦВЕТЫ И ДЕТИ

Заканчивалась литургия. Отец Георгий, после краткой проповеди, рассказал, когда и какие службы нас ждут на следующей неделе. Пора уже было прикладываться к кресту. Матушка Л. с клироса, закрытого киотами Тихвинской Божьей Матери и св. Серафима Саровского, несколько раз нетерпеливо выглядывала, сверкая очами. И наконец, после кивка батюшки, разразилась гневной тирадой:

– Мыслимое ли дело с церковной территории красть рассаду и саженцы цветов? А у нас такое случилось! Люди добрые, разве мыслимо такое? В церковь несут и стараются что-то полезное для неё сделать, а у нас – уносят чужое! Мы же красоту наводим, для Господа стараемся, для вас, не для себя!.. И кто же это мог такое сделать? С улицы же не видно, что у нас тут посажено, это же надо сюда зайти, присмотреть!.. Понимаете? Неужели кто-то из наших прихожан? Да даже если и чужие разорили?.. Повыбирали что получше!.. А? Что же у нас народ-то глупый такой? Как быстро забыли, что стало с теми, кто разрушал церкви, тащил имущество, сжигал иконы? Что стало с их семьями? Бог поругаем не бывает! Как можно у церкви воровать? Да, рассада сейчас дорогая, саженцы тем более, мы еле деньги собрали – цветник-то у нас большой. И надо же – выбрали половину! Мол, вам и так хватит, мы тоже красоту хотим! Не понимаю! Ничего не боятся! Бога не боятся! Беду на себя кличут! Я им зла не желаю! Но мыслимое ли дело?..

Вспомнилась мне одна компания из девяностых – промышляли иконами: где скупали по дешевке, где крали, где обманом выцыганивали. Понимающие ребята, между прочим, образованные. Среди них были и несостоявшиеся художники. Спросил как-то общего знакомого – куда делись? Оказалось, почитай, никого в живых нет – кто внезапно умер, кого убили, кто нелепо погиб. И другая история всплыла в памяти – как семья расплачивалась за пользование церковным имуществом. Хороший знакомый рассказал, что его соседи по родительскому дому в деревне все как один обезножили, по сути инвалидами стали. И вот наконец кого-то осенило, что причина отказа ног – чугунные плитки из местной разрушенной церкви, которые соседи с полов там сняли и у себя во дворе из них дорожки выложили. Нажили таким образом себе беду. Вот истории из недавнего времени. Да и ещё есть, чем можно поделиться.

У вешалки спросил матушку, чтобы её отвлечь, – почему детей стало меньше в храме? Красиво так ещё завернул: дети, ведь, тоже цветы жизни, украшение прихода, а на службе их меньше стало. Матушка показывает глазами на пожилую прихожанку, которую тоже хорошо знаю, и говорит:

– На днях спросила: почему внук перестал к нам ходить? «А скучно ему здесь, – отвечает. – “Скучно! Не пойду“. Родители на его стороне. Сейчас заставлять нельзя. Сам решает. Это его дело». Какое же его дело, когда ему 6 лет? – спрашиваю. Пожимает плечами, мол, ничего поделать не могу. Вот так. Не приучишь сейчас, он же потом сам не придёт. Господь-то, может, его каким-то образом и приведёт, но какими путями?.. Уже, скорей всего, не через веру, детские воспоминания, навыки, а через страдания!..  Ещё хорошо, если приведёт, – продолжает. – Всякое может быть.  Вот подрастёт, сядет им на голову, ножки свесит и самих в церковь не пустит!..

 

СВОБОДА

Иду по замечательному скверу. Пожалуй, даже сквером это место не назовёшь – выливается за границы, перерастает в пусть ещё и не полноценный парк, но уже что-то близкое к этому. Полтора-два гектара зелёной территории увенчиваются площадью с памятником первосвятителям Руси и, чуть выше, с недавно отстроенным величественным собором.  В честь собора и всё это зелёное раздолье привели в надлежащий вид: бережно причесали, подстригли, побелили, дорожки заново заасфальтировали, и площадь с памятником, на которой проводятся разные районные мероприятия, замостили красивой брусчаткой. И вот дохожу до площади. Группа подростков, три мальчика и две девочки лет 13-ти, что-то весело обсуждают между собой. Весна. Девочки нарядные, мальчики модно стриженные, все в хороших кроссовках и с дорогими рюкзачками. Смотрю, у одного белобрысого хлопца в руках тяжеленькая плитка из площадной мостовой. Под ногами вижу пустую ямку – только что вынул. Недалеко от подростков на скамейке сидит пожилая пара, мужчина обращается:

– Положи на место!

Молодежь смеётся, не внимая возгласу мужчины. Мальчики хорохорятся перед девочками, особенно тот, блондинистый, с бруском в руках. Компания приближается ко мне. Теперь уже я, достаточно крепкий товарищ, говорю подростку:

– Положи плитку на место!

Гогочущая компания смолкает. Владелец брусчатки оценивающе смотрит на меня и нехотя идёт к выщерблине. Я сопровождаю его, потому что думаю, что сейчас бросит и убежит. Но нет, молодец, несмотря на гримасу отвращения на лице, вкладывает брусчатку на место и, с гордо поднятой головой, направляется к компании. Тут, надо сказать, я совершил ошибку, не удержался и для вразумления дал ему легкий подзатыльник. Даже и не подзатыльник, а так – слегка помял причёску. И что же дальше? Он обращается к компании, которая на тот момент, что-то обсуждая, о нём забыла:

– Вы видели, он меня тронул?!

Именно так и сказал: «тронул». Ладно бы ударил, а то – «тронул».

Его друзья в недоумении обернулись. Тогда он обратился к недалеко находящейся пожилой паре:

– Вы видели, он меня тронул?

Старички отвернулись, давая понять, что они здесь ни при чем и ничего не видели.

Я стою, ошеломлённый, растерявшийся. Ну и оборот. Потом говорю:

– Кто тебя тронул? Кому ты нужен? Тебе чуть причёску поправили, а ты орёшь будто резаный!

Блондин пошел к своим товарищам, спрашивая: «Вы видели?», а я бросил вслед:

– Больной, что ли? – и направился дальше по своим делам.

Честно говоря, в душе у меня было смятение. Я реально испугался. Не мальчишек, конечно.  На этой площади, случалось, дежурила полиция, и если бы они были здесь, блондин мог к ним подбежать и сказать, что я его ударил. Или ещё чего. Что значит слово «тронул»? Может быть, по его мнению, я домогался его? Кошмар! Компания бы подтвердила случившееся и взяли бы меня под белы рученьки. Захотела бы заступиться за меня пожилая пара или нет – ещё вопрос. Стали бы вникать стражи порядка в суть произошедшего? Конечно бы, разобрались через некоторое время, но сколько до этого можно неприятностей пережить. Такой не слабый дядя берёт и «трогает» ребёнка по затылку? Да-а. А при наличии связей у родителей, в поликлинике могут и справку о сотрясении мозга выдать. Настоящая сумятица образовалась у меня в голове. Странное дело, раньше бы я на этот пустячный инцидент и внимания не обратил. Сделал доброе дело – навёл порядок, и пошёл бы себе дальше. И подзатыльник мог бы дать поувестистей – для вразумления. И этот малый среагировал бы адекватно – знает же, за что получил. А он: «меня тронули»! В один миг я почувствовал, что живу в современном мире, и вспомнил прочитанные статьи о «ювенальной юстиции». Меняется всё вокруг, дети теперь знают о своих правах, могут и на родителей «заявить». И вообще, правильно ли я сделал, что вмешался? Шёл бы себе и шёл, а за порчей городского имущества пусть дворники следят, их область ответственности. Размышляю дальше: подростков «трогать» нельзя, пусть делают что хотят – курят и ширяются в подъездах, избивают ровесников, портят мостовые... Правильно? С одной стороны, вроде и хорошо, что государство в наше сложное время старается как-то охранить детей, расширяя их права. А с другой стороны, все отлично знают, что ребёнок, зачастую, словесных увещеваний воспринимать не хочет или не может, и только наказание заставляет его не совершать плохих поступков. Разумное наказание формирует правильные навыки, оно во благо. Именно эта вынужденная детская «дедовщина» приводит к приемлемым дисциплинарным результатам. Конечно, хорошо, когда родители  справляются в семье одной «любовью». Это в идеале. И конечно, недопустимо, чтобы детей эксплуатировали и калечили. И недопустимо, чтобы детям давали подзатыльники просто так, от нечего делать. Но ребёнок должен усвоить, что всякая свобода ограничена ответственностью.  Где та грань, через которую переходить нельзя? Мы переходим её. Нам подсунули «ювенальную юстицию» под разными другими именами, под разными программами, но это она же, и её адепты формируют новое сознание у молодёжи, где многие традиционные ценности отрицаются или перевёрнуты с ног на голову.  Плоды внедрения «ювенальной юстиции» мы видим на Западе – общество вырождается.

Недавно перечитал размышления на эту тему  св. Паисия Святогорца, и он окончательно поставил для меня точку в этом вопросе: «Сегодня детей совершенно развинтили. «Свобода!» «Не смейте трогать детей!» А дети рады-радёшеньки: «Где, — говорят, — ещё найдёшь такой государственный строй?» То есть некоторые стремятся превратить детей в бунтарей, которые не хотели бы зависеть ни от родителей, ни от учителей, ни слушать никого. Это на руку некоторым людям, дети-бунтари помогут им осуществить их замыслы. Ведь если детей не сделать [сейчас] бунтарями, то как их потом заставишь разнести всё на мелкие кусочки? И теперь видишь, как несчастные дети стали уже почти бесноватыми.

Если свобода должным образом не использована в духовной жизни, то как она может быть использована в жизни мирской? Что ты с ней будешь делать, с такой свободой? Такая свобода — это катастрофа. Поэтому и с государством происходит сейчас то, что мы видим. Могут ли нынешние люди использовать должным образом данную им свободу? Свобода, если люди не в состоянии использовать её для положительного развития, является катастрофой. Мирская эволюция в сочетании с этой греховной свободой принесла человеку духовное рабство. Свобода духовная есть духовная покорность Божией воле. Но видишь как: послушание есть свобода, однако враг по злобе своей представляет её как рабство, и дети, — особенно отравленные бунтарским духом нашей эпохи, — начинают бунтовать. Понятное дело, ведь они к тому же устали от различных систем двадцатого века, которые, к несчастью, всё больше и больше уродуют как природу — дивный мир Божий, так и людей — Божии творения. Эти системы начиняют души людей тревогой и уводят их от радости, удаляют от Бога».