Геннадий Фролов

«Дни проходили, шаг чеканя...»

 

 

 

* * *

Сегодня лето кончится

И гуси полетят.

Живи не так, как хочется,

А так, как все хотят.

 

Я истины не выскажу,

И ты суди меня

За лживость и за искренность

Минувшего огня.

 

Сквозь треугольник стаи

Горит одна звезда.

Твоя улыбка тает,

Растает без следа.

 

Так выпьем по стакану

За детский жар в груди.

За птичьи караваны,

Пронзающие дни!..

1968

 

* * *

Добирался поздно ввечеру,

Пил чаи с оранжевым вареньем.

Самовар, вмещавший по ведру,

Напевал о радостях творенья.

 

Чуть заметно под моей рукой

Яблоки пружинили боками.

Пахло в окна сыростью густой,

Травами ночными и цветами.

 

Ночью с неба падала звезда,

Плыли сопредельные планеты,

Выпадала синяя вода

И листва шумела до рассвета.

 

Засыпал я, странных полон дум,

Полон весь предощущеньем чуда.

И вплетался сада влажный шум

В жизнь мою, неясную покуда.

1968

 

ПЧёЛЫ

На двери колеблется марлевый полог,

Колышется лёгкая тень на полу,

И роз на столе перепутанный ворох

Невольно влечёт за пчелою пчелу.

 

Девчонка приносит ведро из колодца.

Она в босоножках, в халате цветном.

Букет составляет – и слышно потом,

Как струйка в графин приготовленный льётся.

 

Выходит старушка, глядит на часы.

– Ну что же, пора! Подождём у дороги!

Идут. И, сырая ещё от росы,

Трава холодит обнажённые ноги.

 

Но нет. Не дождались. Вернулись назад.

Сидят на веранде. – Теперь уже к ночи.

Старушка вздыхает и что-то бормочет.

И слышно, как в комнате пчёлы звенят.

1972

* * *

Дни проходили, шаг чеканя,

И поступь кованых сапог,

Их скрежетание о камень

Уже не слышать я не мог.

 

В каком-то тягостном кошмаре

Мне всё мерещилось одно:

Сухой колючий запах гари

И дыма кислое вино.

 

Угар побед и поражений

Был одинаково тяжёл,

И не являлся чистый гений,

Чтоб осенить рабочий стол.

 

Я звал его, но чуткий шёпот

Терялся в возгласах команд,

И доносился только топот –

Куда? – шагающих солдат.

 

Иные тени прилетали,

Дыша чумою и огнём.

Их крылья глухо скрежетали

В мозгу измученном моём.

 

Они нашёптывали нежно,

Очами сытыми дразня,

О власти слова и железа,

О вкусе крови и огня;

 

О том, как радостно слиянье

С ревущей дикою толпой,

О том, как сладко обладанье

Своей поруганной душой!..

1973

 

 

СТИРКА

Бутылка с прокушенной соской,

Ребёнок, а там, за стеной,

Грохочут стиральные доски,

И стиркою пахнет большой.

Там женщины рук не жалеют,

Пар душной плывёт пеленой,

И мыльная пена белеет,

Как гроздья сирени густой.

 

Им некогда остановиться,

Вздохнуть, распрямиться на миг.

Распарены красные лица,

Развилися локоны их.

 

Но вот остаётся немножко.

Пылает закат вдалеке.

Пелёнки, рубашки, дорожки

Развешаны на чердаке.

 

Теперь отдохнуть не мешает,

И, сидя за узким столом,

Три женщины тихо болтают

Чуть слышным за шаг шепотком.

 

О чём? Всё о том же, о том же,

О вечных заботах своих.

И жизнь и ясна, и несложна

В глухом бормотании их.

 

И смотрит малыш изумлённый

На окна, раскрытые в сад,

Откуда на свет воспалённый

Летят мотыльки и летят.

1976

 

 

* * *

Роза цветёт у дороги

В синем бензинном чаду.

Бабка сидит на пороге

Так же, как в прошлом году.

Те же, чуть, может, порезче,

Шрамы морщин на лице.

Тень от засохшей черешни

Влажно дрожит на крыльце.

– Здравствуй, Ивановна! Как ты?

– Ась? – отвечает. – Чего?

Слышу, сынок, плоховато,

А в остальном ничего.

Да... И ещё вот – сгибаясь,

Не разогнуться спине... –

И закивала, прощаясь,

Тут же забыв обо мне.

Тут же забыв, что сказала,

Что услыхала в ответ,

Щурясь с улыбкой усталой

В льющийся солнечный свет.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Дай мне состариться, Боже,

Чтоб на краю бытия

Так же над жизнью тревожной

Мог улыбнуться и я.

1980

 

 

* * *

Ветер дальнего юга

Улицею прошёл.

Стало тепло и сухо,

Пыльно и хорошо.

 

Снова дождавшись лета,

В зелень ушли дома.

Запах земли прогретой

Сводит меня с ума.

 

Вспыхнули в чаще сада

Жёлтым огнём цветы.

Много ль для счастья надо,

Ежели счастлив ты?

 

Много ли надо горя,

Чтобы в глаза взглянуть

Во1рону на заборе,

Выпятившему грудь?

 

Солнце лучом вишнёвым

Блещет в его пере.

Нежный жених, о чём нам?..

Не о любви ж теперь?

Юность её отпела,

Крыльями мельтеша.

Слишком тяжёлым тело

Стало тебе, душа!

1980

 

 

* * *

 

Мне снятся мёртвые друзья

Уже какую ночь.

Но если в этой жизни я

И мог бы им помочь,

То там, где их скрывает темь, –

Забывшийся во сне, –

Зачем я нужен им? Зачем

Идут они ко мне?

Зачем они, потупив взгляд,

Присев в моих ногах,

Со мной беспечно говорят

О прежних пустяках;

Твердят мне с жаром молодым

До самого утра

О том, о чём давно бы им,

Как мне, забыть пора?

 

Как мне поверить, что они

Сквозь дали и года

Лишь для бесцельной болтовни

Являются сюда?

Иль правда то, что до сих пор

Я отгонял, как мог, –

И этот лёгкий разговор –

Их ласковый намёк?

Намёк на то, что даже там,

Где все они сейчас,

Никто не помогает нам

Избавиться от нас;

Что и за крайнею чертой,

От ужаса дрожа,

Наедине сама с собой

Не может быть душа?

1981

 

* * *

 

Убегают к лесу провода,

В пятнах снега мартовское поле.

Родина моя, моя беда,

Не свободы ищем мы, а воли.

Ну, а воли хватит у тебя,

Разве жаль тебе её для сына! –

Родина моя, моя судьба,

В сумрак уходящая равнина.

Там, где рельсы высветил закат,

Где торчит шлагбаум одноруко,

Снова видит пристальный мой взгляд

С фонарём стоящую старуху.

По ветру седая вьётся прядь,

Гнётся воротник её шинели.

Ей ли о грядущем горевать,

Прошлое отплакав еле-еле!

Налетит грохочущий состав,

Торопливо мусор закружится.

Хорошо, от странствий приустав,

Никуда душою не стремиться.

Тонет поле вязкое во мгле,

Тонет радость краткая в печали.

Вот уже, как уголья в золе,

Над землёю звёзды замерцали.

Ничего не пожелаю вновь,

И былых желаний слишком много.

Родина моя, моя любовь,

В никуда ведущая дорога.

Добреду до мокрого леска,

Все свои припомню пораженья.

Родина моя, моя тоска,

Нам и в воле нет освобожденья.

Попрошусь к старухе ночевать,

Встану на бессолнечном рассвете.

Ничего не надо понимать,

Ни за что не надо быть в ответе.

Надо в печь поленья подложить,

Пусть зайдутся в пламени и дыме.

Невозможно в мире заслужить

Благодать деяньями своими.

В жажде справедливости о зле

Что твердить с отчаяньем и жаром! –

Ведь совсем недаром на земле

Всё, что надо нам, даётся даром.

Выйду, сном коротким освежён,

И пойду на дальние берёзы.

Родина моя, несмолкший звон,

Ветром осушаемые слёзы.

Как с тобою песню мне допеть,

Как высокий голос твой дослушать,

На твоём просторе умереть,

Одинокой думы не нарушить?

Не боюсь ни жить, ни пропадать,

Мы с тобою оба одиноки.

Родина моя, больная мать,

Ни к чему загадывать нам сроки.

Или небосвод над нами пуст,

Чтоб была погибель нам случайна?

Родина моя, нелгущих уст

Словом заповеданная тайна.

1990

 

 

* * *

 

И. Ф.

 

Я люблю тебя! – ещё не веря,

Я сказал. Но разве мог я знать,

Что от этих слов замкнётся время

И с натугой повернётся вспять!

 

Разве мог я знать, что вечность мерит

Не рассудок, а слепая страсть,

Что берёмся сами мы за бремя,

Под которым гнуться нам и пасть!

 

Что опять из бытия двойного

Прорастёт минувшее – и снова

Зашумит из корня одного

Сад земной, кренясь многоголово;

 

Что стократ нам возвращает слово

То, что сами вложим мы в него!

1991

* * *

 

И. Ф.

 

Снова лязганье стали во мгле

Стало лучшею песней для слуха!

Бой не в небе и не на земле,

Он в таинственной области духа!

 

Ибо, если нам выпадет пасть,

Только в этом падём мы сраженье,

Где рассудок, с душою борясь,

Побеждает, терпя пораженье.

 

И, сходя от восторга с ума,

Бормоча мне блаженные речи,

Рвутся в грудь мне деревья, дома,

Чтоб от мысли уйти человечьей.

 

Веря вновь, что уже не предам

Я ни их, ни всего мирозданья,

Как когда-то в Эдеме Адам,

Прикоснувшийся к древу познанья.

1991

 

 

* * *

Давным-давно исчезла ты,

Я не узнал ни у кого,

Куда вели тебя цветы

По лугу сердца твоего,

 

Где ты растаяла во мгле

Июньских роз, июльских гроз,

Что ты искала на земле,

Юдоли горестей и слёз.

 

Но весь бесстрашный облик твой,

Твои глаза, разлёт бровей,

Навек останется со мной,

Он всё живёт в душе моей.

 

Он всё живёт в моей душе,

Как отблеск солнца на воде,

Хоть не вернуть тебя уже

И не найти тебя нигде,

 

До той поры, покуда сам,

Пути не зная своего,

Я не пройду вослед пескам

Пустыню сердца моего.

1998

 

 

* * *

Рельсы прижмутся к шпалам,

В ужасе задрожав.

С грохотом небывалым

В ночь улетит состав.

 

В стороны даль отпрянет,

Ветер рванёт назад.

Миг – и во мраке канет

Окон вагонный ряд.

 

Миг – и уже глубоко

Скроет себя во тьму.

Город, где я без прока

Жил вопреки ему.

 

Где обо мне не спросят,

Сгинувшем без следа,

Словно меня в нём вовсе

Не было никогда.

 

И только будет иная

Угадывать жизнь во сне,

Что я, его покидая,

В вагонном кричу окне.

2001