Затерялась Русь в Мордве и Чуди...
Сергей Есенин
В середине 1980-х годов мне, молодому тогда младшему научному сотруднику, посчастливилось
участвовать в подготовке документов, обосновывавших 500-летие вхождения мордовского народа в состав Русского централизованного государства. Конечно, ведущую роль играли в этом профессор М.Ф.Жиганов и заведующий отделом истории НИИЯЛИЭ при Совете Министров МАССР Н.В.Заварюхин (ныне профессор, доктор исторических наук). Однако и мне пришлось заниматься поиском документов, разбирать географические карты, но, что самое главное, я наблюдал за работой старших коллег и впервые общался с ведущими историками страны. Особенно запомнилась встреча нашей мордовской делегации с академиком Б.А.Рыбаковым, который, внимательно ознакомившись с аргументацией по поводу 500-летия вхождения мордовского народа в состав Русского государства, задал поразивший меня вопрос: «А почему не 1000 лет? Ведь мордовские племена были уже в составе Древнерусского государства». Вопрос, к которому я возвращался и в конце 1980-х годов, когда писал книгу «Хронограф, или Повествование о мордовском народе и его истории», и в начале 1990-х годов, во время работы над монографией «Взгляд со стороны». Однако тогда что-то мешало разработке темы, по всей видимости, еще не вызрела она, не оформились подходы, да и материала явно не хватало.
В начале 2000-х годов мне пришлось участвовать в совместном российско-японском научном проекте по изучению этнополитической истории Волго-Уральского региона. Во главе проекта стоял профессор Центра славянских исследований университета Хоккайдо в Саппоро Кимитака Мацузато. Исследовался сложнейший вопрос взаимодействия мордовского народа и власти в имперский период российской истории. В ходе работы мордва характеризовалась как народ имперский, участвовавший в формировании и развитии империи. Результаты работы печатались и в журнале «Странник». Публикации вызвали неоднозначную реакцию – от восторженных откликов до плохо скрываемой неприязни. Однако она убедила меня в насущной потребности вернуться к вопросу академика Б.А.Рыбакова о 1000-летии взаимодействия мордвы и Русского государства.
Сенсационные находки 1999 и 2000 годов
В 1999 году при засыпке погребения в южной части мордовского Кельгининского могильника была найдена бронзовая пластинка трапециевидной формы, покрытая с обеих сторон оловянно-свинцовым сплавом. При внимательном ее рассмотрении она оказалась подвеской с княже-
ским знаком Вышеслава Владимировича (старшего сына князя Владимира Красное Солнышко), занимавшего новгородский стол с конца 980-х годов. Описывая находку, археологи В.И.Вихляев и А.А.Беговаткин отмечали: «Размеры подвески: ширина по основанию составляет 28 мм, по плечикам – 21 мм, длина подвески по осевой линии (включая ушко и каплеобразный отросток в нижней части) – 56 мм, без ушка и отростка – 37 мм. Подвеска отлита из бронзы в форме, состоявшей, по-видимому, из двух половин с нанесенными на них сильно декорированными знаками. После отливки подвеска была покрыта тонким слоем белого сплава с целью придания ей парадного вида. На одной из сторон подвески находится рельефный знак в виде трезубца, выполненного при помощи переплетающихся линий. Характерными особенностями этого знака являются оформление центрального зубца в виде трилистника, наличие крестообразного завершения ножки и расположенных по бокам от него двух вьющихся отростков. Знак, находящийся на другой стороне подвески, стилистически напоминает трезубец Владимира Святославича, но левый зубец у него находится в перевернутом положении (вершиной вниз)». В 2000 году была обнаружена вторая подвеска – почти полный аналог первой.
Подвески со знаком Рюриковичей, обнаруженные в мордовском могильнике Х века, стали настоящей научной сенсацией. Дело в том, что подобных находок очень и очень мало. И находились они, как правило, во внутренних районах государства, далеко отлежащих от границ Древней Руси. Ведь подобные подвески являлись своего рода верительными грамотами, выдававшимися княжеским должностным лицам. Лицам, собиравшим налоги, вершившим суд от княжеского имени, лицам административным. А тут находка на мордовской территории, земле, лежащей на периферии Древней Руси, Волжской Булгарии и Хазарского каганата. Ладно бы одна, ее можно было бы признать случайностью, здесь же две. Возникал вопрос: а может быть, это воинский трофей? Случайная удача мордовского воина? Однако опять же: одна подвеска, может быть, и трофей, но две? Кроме того, значимость подобного трофея невелика, ведь за пределами государства она ничего не значит. Да и металл, из которого она сделана – бронза, не является драгоценным.
Рассуждая логически, можно предположить, что на территории современного Зубово-Полянского района в конце Х века жил владелец подвесок, человек, обладавший значительной властью, властью, которую давала принадлежность к административному княжескому аппарату. Однако это означает, что западные районы Мордовии находились в сфере интересов княжеской администрации. Подобное возможно только в условиях русской княжеской юрисдикции на этих территориях. Однако не слишком ли это смелое предположение? Давайте разбираться дальше.
Известный мордовский археолог В.Н.Шитов проанализировал находки мечей каролингского типа на территории Мордовии. Его наблюдения представляют существенный интерес для нашей темы.
В начале 1970-х годов у села Лаврентьево Темниковского района был найден меч, на одной стороне лезвия которого просматривался крест и латинская буква «Н», на другой стороне – крест и три вертикальные палочки. Еще один меч был обнаружен в конце 1980-х годов у села Пурдошки того же Темниковского района. Он имел железный клинок и бронзовую рукоять, состоящую из навершия, трубки и перекрестья. Бронзовые детали рукояти были орнаментированы чернью, заполняющей неглубокие бороздки. Основание навершия орнаментировано плетенкой в виде двух пересекающихся зигзагов с петлевидными вершинами. На головке имеется изображение прямосмотрящих глаз какого-то существа: вписанные друг в друга круги с точками посредине. Ниже расположена симметричная композиция из ромбов и завитков-усиков. На боковых частях головки имеются знаки в виде триквестров с концами, завернутыми в спираль.
Еще один меч европейского типа был обнаружен в 1983 году в Шокшинском могильнике. Поверх других предметов были положены две половинки согнутого вчетверо двулезвийного меча. Основание навершия и перекрестье имеют тончайшие бороздки, заполненные полосками серебра (по краям в виде ступенчатых пирамидок) и меди (посредине). В результате расчистки, произведенной в Москве А.В.Григорьевым, на одной стороне клинка выявлена надпись, выполненная в технике инкрустации – ULFBERHT. На другой стороне клинка обнаружено клеймо в виде «решетки» и вертикальных палочек.
Находки двулезвийных каролингских мечей в «глубинке» свидетельствуют об активной политике русских князей в мордовских землях в X–XI вв. Они, по мнению многих исследователей, связаны с начавшимся процессом феодального освоения племенных территорий. Освоения, предпринимаемого силами Древнерусского государства.
Древнемордовская цивилизация
У древнегреческого историка Геродота, которого именуют «отцом истории», существует описание скифо-персидской войны 512 года до нашей эры, войны, вызвавшей серьезные передвижения народов Восточной Европы. Естественно, это передвижение затронуло и городецкие племена, обитавшие на территории современной Мордовии. Вряд ли они снялись с обжитых мест, однако на их земли пришли иноплеменники. В истории городецких племен таким образом возник внешнеполитический фактор. Он-то, видимо, и ускорил оформление древнемордовской культуры.
События второй половины тысячелетия до нашей эры способствовали установлению тесных контактов предков мордвы с южными сарматскими племенами. Наиболее частыми они были в I—IV веках нашей эры. Именно в это время получают широкое развитие торговые связи. Основным продуктом торгового обмена мордвы были меха и шкуры, продукты земледелия, в которых испытывали нужду их южные соседи. Сарматы же меняли предметы вооружения, изделия из металлов. Но кочевники были ненадежными торговыми партнерами. Нередко на смену торговому каравану приходил отряд конных воинов, и тогда неминуемо вспыхивала сеча. Железные трехлопастные наконечники сарматских стрел довольно часто археологи находят на валах мордовских городищ в Нижнем Присурье.
Набеги мелких сарматских отрядов сменились в конце концов нашествием большой лавы всадников, которые подчинили себе некоторые мордовские племена. На территории современного Больше-Игнатовского района неподалеку от села Андреевка археологи раскопали курган — захоронение вождя завоевателей и его дружинников. В центре могилы был установлен специальный помост, куда было возложено тело вождя, рядом покоились два вооруженных воина. В ногах лежал связанный пленник или раб.
Однако господство пришельцев было недолгим, они довольно быстро были ассимилированы древней мордвой и растворились в ее среде. Борьба древней мордвы с южными пришельцами была поистине героической. Ведь последние стояли на более высокой ступени развития. Мордовские же племена в I—IV веках жили в условиях начинающегося разложения первобытных отношений. В то далекое от нас время племена объединяли несколько родов. Каждый род состоял из нескольких больших патриархальных семей. Во главе семьи обычно стоял куд-атя. Род или несколько родов составляли поселение — веле. Занимали они в основном удобные приречные места. Лишь к середине I тысячелетия нашей эры поселения стали иметь мощные оборонительные сооружения.
Древняя мордва селилась в плодородных долинах рек Оки, среднего течения Волги, Цны, Мокши и Суры. Это был край с тучной, плодородной землей, богатый густыми лесами, реки изобиловали рыбой. Все это наложило отпечаток на их хозяйство. Главным занятием древней мордвы было земледелие: сеяли ячмень, рожь, полбу, горох. Пользовались серпом и косой, пашенное земледелие появится позднее. Раскопки археологов свидетельствуют о высоком уровне развития ремесел у мордвы. Обнаруженные орудия труда говорят нам о довольно развитой древней металлургии. Немалую роль в жизни древнемордовских племен играли охота, рыбная ловля, бортничество — сбор меда диких пчел. Природные богатства (пушнина, мед, рыба) давали возможность вести торговлю с соседями.
И вот мирная жизнь прерывается нашествием. Вести борьбу с пришельцами трудно. Ведь постоянной военной дружины еще нет. И лишь к середине I тысячелетия положение меняется. К этому времени происходят существенные сдвиги в жизни и быте древней мордвы. На смену родовой общине пришла соседская. Наряду с городища-
ми возникли открытые поселения. Сложилась постоянная боевая дружина. Земледелие стало пашенным. Возникло и стало развиваться имущественное и со-
циальное неравенство.
В поэтической форме поведала нам об этих процессах старинная легенда.
В давние времена, как гласит предание, не было у мордвы верховных правителей, решала она все свои дела на собраниях-сходках. Но пришли лихие годы, появились воинственные чуже-
странцы. Разоряли они села, уводили молодых парней и девушек в рабство, угоняли скот. И решили старики избрать государя, чтобы народ свой оберегал, отражал набеги и справедливый суд творил. Бросили они жребий, и пал он на человека по имени Тюштя. Пришли к нему старейшины, а он ничего не знает — пашет себе землю.
Стали старики уговаривать Тюштю, просить стать вождем мордвы, а он отказывается. Долго шел разговор, наконец, стал он соглашаться, только условие поставил, воткнув в землю свое сухое кнутовище. Если прорастет оно и превратится в цветущую яблоню, пока он сделает круг борозды, то будет он править народом. Чудесным образом условие исполнилось, и стал Тюштя государем. Мудро правил он, собирал дань не деньгами, а медом, мясом, рыбой да звериными шкурами. В семь лет один раз набирал он на службу людей в свою дружину...
На этой ступени развития зафиксировали мордву иноземные авторы. В VI веке придворный и весьма льстивый историк готских королей Иордан в своей книге под названием «О происхождении и деяниях гетов», описывая племена Восточной Европы, назвал народ mordens. Это было первое упоминание в письменных источниках о мордовском народе. Иордан служил секретарем у аланского военачальника Гунтигиса Базы и сам больших путешествий не предпринимал. Возможно, что сведения о народах Восточной Европы, в том числе и о мордве, он заимствовал из труда Кассиодора — видного готского политического деятеля, писателя и историка. К сожалению, его 12-томная «История готов» канула во тьму веков и до нас не дошла. Позднее о стране «Мордия» писал византийский император Константин Багрянородный (905 — 956 гг.). О мордве сообщали венгерский монах-миссионер Юлиан, итальянец Плано Карпини и другие путешественники.
Но вернемся к преданию давних лет... Долго правил Тюштя мордовским народом, но пришли вновь чужеземцы, напали на землю предков наших злые вороги. Взял Тюштя большой медный рог и протрубил на три стороны. Собрались люди, стали совет держать. Одни биться предлагали, другие — поклониться врагу, встретить завоевателей хлебом-солью, третьи — уйти тайно в иные земли и жить там счастливо. Стал думать Тюштя. Если в бой идти с малыми силами, не выстоять, разобьют враги. Если хлебом-солью встретить недругов, рабами быть самим, и детям, и внукам, и правнукам. Ну а если уйти тайно в дальние земли незнаемые, то жить можно будет там без опаски. И решил Тюштя увести через леса дремучие свой народ от ворогов. Но не все пошли за ним, кое-кто остался, не захотел богатство свое оставить накопленное...
И вновь народное предание отразило процессы, происшедшие в жизни древнемордовских племен в середине I тысячелетия нашей эры в связи с передвижением народов, которое вошло в историю под наименованием «великого переселения». В конце IV века сарматы были разбиты пришедшими с востока гуннами. Современник гуннского нашествия, римский историк Аммиан Марцеллин писал о гуннах как о подвижном и неукротимом народе, пылающем «неудержимой страстью к похищению чужой собственности». Внезапность прихода гуннов усилила страх перед ними. Тот же Марцеллин оставил нам такую запись: «Невиданный дотоле род людей, поднявшийся как снег из укромного угла, потрясает и уничтожает все, что попадается навстречу, подобно вихрю, несущемуся с высоких гор».
Гунны внушили страх народам Европы, они принесли с собой новые приемы боя, с ними было очень трудно бороться. «Иногда, угрожаемые нападением, они вступают в битву клинообразным строем со свирепыми криками. Будучи чрезвычайно легки на подъем, они иногда неожиданно и нарочно рассыпаются в разные стороны и рыщут нестройными толпами, разнося смерть на широкое пространство; вследствие их необычайной быстроты нельзя и заметить, как они вторгаются за стену или грабят неприятельский лагерь. Их потому можно назвать самыми яростными воителями, что издали они сражаются метательными копьями, на которых вместо острия с удивительным искусством приделаны острые кости, а в рукопашную очертя голову мечами рубятся и на врагов, сами уклоняясь от ударов кинжалов, набрасывают крепко свитые арканы для того, чтобы, опутав члены противников, отнять у них возможность сидеть на коне или уйти пешком».
На южных границах мордовских земель появился новый, более грозный враг. Это ускорило процесс развития древнемордовских племен, дало толчок возникновению боевых дружин. Тревожная обстановка на юге заставила мобилизовать все внутренние силы народа. Может быть, поэтому все попытки подчинить мордовские племена в IV-VII веках проваливались, были безуспешными, а вплоть до VIII века границы их расселения не менялись.
На рубеже VII—VIII веков обстановка резко изменилась. Давление кочевников юга усилилось, и мордовские племена не смогли уже успешно противостоять натиску. В VII веке в Среднем Поволжье появились племена булгар. По свидетельству персидского автора
X столетия, булгары — народ «отважный, воинственный и внушающий ужас». Булгары потеснили мордву. Оседая на Волге, они стали ее восточными соседями. Следом нахлынула новая кочевая волна — хазары.
Хазарское владычество
Южные степи всегда были для мордовских племен источником опасности, с юга волна за волной накатывались кочевые орды. Скифы, превратившие лесостепь Восточной Европы в поле охоты за рабами, сменились сарматами. Следом смерчем прошли неизвестные восточные конники-гунны. И далее век от века конные лавины булгар, алан... Здесь необходимо сделать пояснение по поводу взаимоотношений оседлой и кочевой цивилизаций. Пояснение, без которого невозможно будет понять векового противостояния мордовских племен и кочевников. Прояснить ситуацию позволяют мысли итальянского историка Франко Кардини: «С опаской взирают оседлые народы, земледельцы и ремесленники, обладающие высоким уровнем организации и острым чувством государственности, на подвижные, как морской прибой, племена «варваров», жителей пустынь. Желая оградить себя от опасной стихии, они сооружают стены-волноломы. В легенде об Александре, замкнувшем за железными воротами чудовищные орды Гога и Магога, выразился вековой страх и такое же извечное стремление оседлых народов, привыкших к упорядоченной жизни, поставить под контроль грозную непоседливость кочевников, в любой момент готовых двинуться в путь. Причины тому самые разные: продолжительная засуха, междоусобицы, мор. Солнце опалило пастбища, начался падеж скота – этого достаточно, чтобы толпы обнищавших, впавших в отчаяние, изголодавшихся пастухов появились вдруг возле рубежей, за которыми простираются тучные нивы, прекрасно орошаемые поля. Голодная свирепость бедняков всегда выглядит безумием, недостойным человеческого звания, в глазах тех, кто живет в достатке и вовсе не намерен поделиться с другими собственным благополучием. Два разных вида жестокости – вооруженное насилие кочевников и гражданский эгоизм оседлых – пришли в столкновение.
Оседлая цивилизация – это города, дороги, государственный аппарат, более разнообразное и полноценное питание, крепостные стены, пехота. Цивилизация кочевников – стойбища, тропы, племенная солидарность, невозможность наесться досыта, главным образом белковое питание и животные жиры, бесконечные расстояния, тесное общение с животными, и прежде всего с лошадью. Мирным и относительно процветающим оседлым народам кочевники представляются людьми жестокими, скрытными, асоциальными, бесчеловечными, у них нет веры, они жертвы мрачных адских культов. В глазах кочевников оседлые безвольны, изнеженны, растленны, крайне сластолюбивы, в общем – недостойны тех благ, которыми они обладают. Поэтому было бы справедливо, чтобы блага эти перешли в руки более сильного».
Столетия мордовские племена вели ожесточенные схватки со степью. И выходили победителями. О мордовские укрепленные городища и военные дружины раскалывались пускай частые, но слабо организованные набеги мелких кочевых орд. Однако государственной организации могучего Хазарского каганата мордовские племена не смогли противостоять. Основная часть южной мордвы покинула свои исконные земли в верховьях Суры и ушла на запад и северо-запад. Оставшиеся были вынуждены платить дань.
Хазарское владычество. «...Великий народ хазар... стал господствовать на всей земле... вплоть до Понтийского моря»,— сокрушался византийский писатель Феофан Исповедник. Русский летописец сообщал о славянской дани хазарам: «...Козари имаху [дань] на полянех, и на северех, и на вятичех, имаху по беле и веверице от дыма». В другом варианте дань платилась «от мужа». Правда, поляне довольно быстро освободились от этой дани. Тот же летописец оставил нам интересный рассказ: «Поляне были притесняемы древлянами и иными окрестными людьми. И нашли их хазары сидящими на горах этих и лесах и сказали: «Платите нам дань». Поляне, посовещавшись, дали от дыма по мечу. И отнесли их хазары к своему князю. И сказали старцы хазарские: «Не добрая дань эта, княже: мы доискались ее оружием, острым только с одной стороны, то есть саблями, а у этих оружие обоюдоострое, то есть мечи: станут они когда-нибудь собирать дани с нас и с иных земель». И хазары отступились от сильного и далекого народа. У мордовских племен не хватило сил послать хазарам мечи...
Размеры хазарской дани с мордвы трудно установить. Предположим, что мордва платила дань аналогичную той, что платили славянские племена. Тогда возникает вопрос о толковании содержания этой дани: только ли пушнина – белая (то есть зимняя) веверица (белка либо горностай); или же сочетание пушнины и монет – белая (то есть серебряная) монета и беличья шкурка. Ответ позволяет дать найденная в 1991 г. в Троицком раскопе Новгорода берестяная грамота: «Вьвериц 12 гривьне во беле и в серебре. Соболь 4 гривне... Мьдьведьно 2 гривне». Комментируя ее текст, профессор С.П.Щавелев пишет: «Термин «веверицы» употреблен в начале грамоты явно как собирательное название денег... В рассматриваемом документе после указания на общую сумму денег (вевериц) в 12 гривен следует объяснение его состава. Сочетание терминов – «в беле и в серебре» очень близко... летописной записи о хазарской дани: «бель» и там, и тут означает пушную часть суммы (должно быть, именно беличьи шкурки). Употребленное летописцем применительно к размеру дани в единственном числе слово «веверица» должно в таком случае означать ее денежную часть, состоящую из одной денежной единицы...»
Русскому летописцу известны и иные размеры дани. Вятичи накануне их покорения Святославом в 964 году платили хазарам «по щелягу от рала». Интерпретаций летописного «щелягу» великое множество: от европейского «шиллинг» до дирхема – арабской серебряной монеты, которая в оригинале отличается ярким блеском, белизной. Но важно не это, важно то, что близкие соседи мордвы – вятичи – платили хазарам дань в денежной форме. Серебром платили хазарам и жители захваченных ими северокавказских земель.
Из всего вышеперечисленного можно заключить, что серебро господствовало в составе денежного обращения в Хазарии, фискальной системе, а, следовательно, и в государственной культуре Хазарского каганата. И с покоренных народов хазары взимали дань серебром. Мордовский народ вряд ли составлял исключение.
Гораздо сложнее реконструировать порядок сбора хазарской дани. По всей видимости, первоначально дань хазарам собирали некие представители каганата на мордовской территории. При этом взимаемая хазарами дань выступала как своеобразный выкуп за несостоявшийся набег, была, по сути дела, заурядным кормом, представляя корыстный потребительский интерес. Однако она была и средством обогащения, приобретения сокровищ, то есть имела и сакральное значение. В этих условиях характер данничества, по мнению выдающегося русского философа Н.Я.Данилевского, «происходит, когда народ, обращающий другой в свою зависимость, так отличен от него по народному или даже по породному характеру, по степени развития, образу жизни, что не может смешаться, слиться с обращаемым в зависимость, и, не желая даже расселиться по его земле, дабы лучше сохранить свои бытовые особенности, обращает его в рабство коллективное, оставляя при этом его внутреннюю жизнь более или менее свободною от своего влияния. Посему данничество и бывает в весьма различной степени тягостно». Со временем хазарская дань стала меняться, приобретая черты полюдья, являясь одной из форм вознаграждения кагану за исполнение им общеполезных функций и формой общения людей со своим правителем. Она теряла архаическое религиозное содержание за счет расширения экономических, социальных, политических и тому подобных начал, относящихся не столько к сфере сверхчувствительного, сколько к прозе реальных земных дел.
Сбор дани опирался на воинскую силу. Хазарское общество пограничных областей каганата было всецело военизированным, о чем свидетельствуют раскопки одного из наиболее крупных специалистов по кочевникам средневековья С.А.Плетневой. При анализе хазарских погребений она выявила целую систему воинских отличий или наград. Речь идет о находимых в могилах воинских поясах с различным количеством и набором «бляшек». «Различия в количестве бляшек и их подборе, – пишет С.А.Плетнева, – означали разное общественное (в основном военное) положение погребенного... Подавляющее большинство поясов принадлежало возмужалым и зрелым воинам (80%), т.е. людям, реально участвовавшим в военных действиях... У юных воинов наборы значительно скромнее... Право на ношение поясов любых составов определялось не общественным и экономическим положением воинов и не их возрастом. Для этого нужны были, видимо, достижения в военном деле. Только военная слава давала воину наивысший ранг». В более позднем исследовании С.А.Плетнева формулирует свои выводы более четко: «Пояса служили воинским отличием, вместе с правом носить оружие его получали даже дети (подростки). Исследование поясов приводит к ряду интересных выводов не только об общей значимости этой части воинского снаряжения, но и о значении типологически различных накладок и их количестве на поясах. Так, право носить на поясе наконечник (всегда только один) давалось не каждому воину, так же как и бляшки с прорезью и с кольцом. Пряжка, как и наконечник, одна на поясе, но иногда старым воинам пряжку с пояса снимали. Общее количество бляшек у отдельных воинов достигало нескольких десятков, обычное их количество 7–10, но попадались пояса с одной-двумя бляшками. Создается впечатление, что не принадлежность воина к более богатым категориям давала право носить богатый пояс, украшенный десятками бляшек, а скорее – его воинские заслуги. Нередко бедный воин второй и даже третьей категории носил пояс с большим количеством накладок, чем воин первой категории, хотя, конечно, воины первых двух категорий, лучше вооруженные, чаще отличались в бою и стычках и поэтому, видимо, чаще владели более роскошно украшенными поясами. Вероятно, пояса были своеобразными «орденскими ленточками», свидетельствующими о воинских заслугах владельцев».
Милитаризированной была не только мужская, но и женская половина общества. Сохранились погребения женщин-воинов с той же системой отличий. С.А.Плетнева отмечает: «Военизация населения касалась, как мы видели, не только мужчин, но и женщин, многие из которых похоронены с оружием, воинскими поясами, сбруей и конями. Последние встречаются при женских погребениях так же часто, как и при мужских... В семье первого участка женщины фактически начали заменять мужчин, вероятно, убитых в стычках с врагами. Такие проявления «амазонства» характерны для любого общества и у любого народа в особо опасные периоды жизни, когда мужское население заметно убывало и женщины вынуждены были брать на себя и исполнять их обязанности. Воинскую повинность несли, судя по данным могильника, женщины всех возрастов: нередко это были юные девушки (до 20 лет), однако основная тяжесть ложилась на плечи возмужалых женщин... Как и мужчины, наиболее богатые (полные) пояса носили пожилые женщины, видимо, испытанные в походах бойцы».
В качестве воинов на северо-западной и северной границе каганат использовал переселенных сюда во второй половине VIII века алан, которые были прекрасными умелыми воинами. Использование их в качестве военной силы представляется продуманным государственным мероприятием. Хазарское пограничье было заселено семьями, мужское население которых несло воинскую службу. Рядом с аланами жили протоболгары, о чем свидетельствуют смешанные погребения. Появление алан и протоболгар не вызвало, видимо, бурного протеста со стороны «аборигенов». Вероятно, объясняется это тем, что земли было много и пришельцы вполне могли расселиться на ней, не сгоняя с земли местных жителей.
С.А.Плетнева пишет: «Аланы, поселившиеся на далеких от центральной ставки хазарского правителя северо-западных лесостепных землях, находились на стадии становления раннефеодальных отношений... Каждая семья получила участок на поселение и, очевидно, соответствующие угодья для посевов и пастбища. Участки на поселении, как мы видели, были небольшими. Сначала на каждом из них было поставлено, вероятно, одно жилище, окруженное подсобными помещениями. Со временем семья разрасталась – рядом со старым жилищем строились новые. Однако главное жилище принадлежало главе семьи и одной из функций хозяйки этого жилища (и двора) было изготовление домашней посуды. Не исключено, что этому чисто практическому занятию придавалось и ритуальное значение – ведь гончарство было одной из «опасных профессий», связанных с колдовством и злыми чарами. Хозяйка двора выполняла, вероятно, обязанности домашней «жрицы»... Одновременно с основанием поселения был укреплен и мыс, на котором, вероятно, обосновался глава пришельцев со своей семьей и домочадцами. Феодал, как и вся знать Хазарского каганата, вел, видимо, полукочевой образ жизни и каждый сезон уходил на летние кочевья – в степи. Только зимой семья возвращалась на городище, все ее члены жили в теплых юртах, остатки которых неуловимы для археологов, если основания юрт не были врезаны в материк. Впрочем, возможно и иное решение вопроса о причинах внешней (кажущейся) необитаемости городища. Мы видели, что укрепления на мысу строились в два приема. В начале они были полудеревянными-полуземляными. Возможно, в этот первый период городище служило только необитаемым в мирное время убежищем для людей, поселившихся в более удобных для жилья местах вокруг мыса. Появление военизированного населения на новых землях не вызвало бурного протеста у немногочисленных местных жителей, и убежище в первое время практической роли не играло, оставаясь незаселенным».
Еще раз стоит повторить мысль о том, что размеры хазарской дани с мордвы трудно установить. Однако достоверно известно, что она не была четко определенной, поскольку сами хазары не знали численности мордовского населения. Не случайно хазарский каган Иосиф в письме сановнику при дворе кордовского халифа Абд-ал-Рахмана III Хасдаю Ибн-Шафруту, написанном не позднее осени 961 года, говорил следующее о народах Среднего Поволжья: «Их девять народов, которые не поддаются точному распознаванию и которым нет числа».
В период хазарского владычества у мордовских племен начинает исчезать военная дружина. В южномордовских могильниках V—VII веков археологи в каждом втором погребении мужчины обнаруживают конного воина, а в могильниках периода хазарского владычества только в каждом пятом. Хазары не позволяли местному населению создавать боевые дружины. Они обеспечивали себе тем самым повиновение и возможность грабежа покоренного населения.
Хазарский каганат обладал огромными богатствами, полученными от торговли китайскими шелками и закамскими мехами. От этого спрута страдало все население Поволжья, в том числе и мордовский народ. Мало того, что хазары отбирали меха, мед, воск, но они хватали юношей и девушек для продажи в Омейядский халифат, куда каролингские императоры пропускали караваны из Хазарии, получая доход от таможенных сборов.
Борьба с хазарским владычеством, конечно, велась, однако слишком неравными были силы. Обстановка меняется в X веке. Каганат начинают раздирать внутренние смуты, сотрясать удары внешних врагов — печенегов и русских князей. Последний удар нанес Хазарии князь Святослав.
Меч князя Святослава
Крушение Хазарской державы и освобождение мордовского народа от зависимости хазар связано с именем великого князя Святослава, который занимает особое место в истории Древнерусской державы. «Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых, и легко ходил в походах, как пардус*, и много воевал. В походах же не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и, зажарив на углях, так ел; не имел он и шатра, но спал, подстилая потник, с седлом в головах, – такими же были и все прочие его воины. И посылал в иные земли со словами: «Хочу на вас идти» – такими словами нарисовал образ легендарного князя-витязя Святослава русский летописец. Таким он представлялся своей дружине, в которой князь нашел опору себе и формирующейся державе. Таким он остался и в памяти людей.
Известный военный историк В.В.Каргалов дал великолепную характеристику походов князя Святослава, которую стоит воспроизвести: «...Военный гений Святослава был уже поставлен на службу огромным по своим масштабам внешнеполитическим задачам раннефеодального государства, которое предоставило в распоряжение князя-витязя и материальные ресурсы, и новые организационные формы, позволившие создать войско, представлявшее собой не простое соединение родовых ополчений, но единое целое. Не отважный стяжатель военной добычи и удачливый вождь лихой дружины предстает перед нами, но предводитель войска могучей державы. Итогом его короткой, но яркой жизни были не золото, дорогие ткани и рабы, привезенные из завоевательных походов, а слава и могущество Руси, уже вышедшей на широкую дорогу мировой истории». Для истории мордовского народа наиболее значимы восточные походы Святослава.
Согласно «Повести временных лет», в 964 году Святослав «иде на Оку ръку и на Волгу, и налъзе вятичи, и рече вятичемъ: «Кому дань даете?». Они же ръша: «Козарамъ по щълягу от рала даемъ». В ходе похода князь наносит первый ощутимый удар по Хазарии, освобождает из-под ее владычества восточнославянское племя вятичей. Летописец фиксирует достаточно четкую расстановку сил, при которой вряд ли можно говорить, как это сделал А.А.Шахматов, о случайной встрече Святослава с вятичами. В летописи не говорится о войне с вятичами, речь идет о состоявшихся переговорах: «И рече вятичемъ: «Кому дань даете?» Они же ръша: «Козарамъ по щълягу от рала даемъ». По предположению члена-корреспондента РАН А.Н.Сахарова, на Оке и Волге киевское войско провело около года. В течение этого времени оно не могло не столкнуться с мордовскими племенами. Однако, как и в случае с вятичами, летописец не сообщает о военных действиях. По всей видимости, и в данном случае велись переговоры. Однако об этом можно только предполагать, поскольку летописец не сообщает о том, что в действительности произошло за этот год в здешних местах.
По мнению А.Н.Сахарова, известие летописи о событиях 964 и 965 гг. «говорит о длительности похода на северо-восток, после которого русы не сразу двинулись против Хазарии». Академик Б.Д.Греков считал, что именно действия Святослава на Оке и Средней Волге привели его к конфликту с Хазарией. Подобную позицию занял и известный археолог А.В.Гадло, который основной целью восточного похода Святослава называл покорение вятичей. Появление князя и его воинов на Оке и Средней Волге послужило поводом для открытого столкновения Руси и Хазарии. Аналогичную позицию занял М.И.Артамонов, считавший походы на Оку и Среднюю Волгу началом борьбы с Хазарией, так как удар был нанесен по сателлитам каганата. Однако, даже осуществляя военные действия, Святослав всем своим поведением демонстрировал намерение создать для края условия нормальной жизни.
В 965 году «иде Святославъ на козары; слышавшее же козари, изидоша противу съ княземъ своимъ Каганомъ, и съступишася битися, и бывши брани, одолъ Святославъ козаромъ». В 966 году «Повесть временных лет» приводит сведения о вторичном походе Святослава на вятичей и обложении их данью: «Вятичи победи Святославъ, и дань на них възложи». Отметим, что данные о походе подтверждают и другие летописи, восходящие к древнейшим сводам. Причины вторичного похода на Оку не совсем ясны. В.Н.Татищев в свое время попытался объяснить его следующим образом: вятичи, узнав о том, что русское войско двинулось к Дунаю, восстали, и Святославу пришлось вернуться и вновь подчинить их.
Под 365 годом хиджры (ноябрь 968 г. – ноябрь 969 г.) арабский торговец и путешественник Ибн Хаукаль поместил сообщение о разрушении русами хазарских и болгарских городов на Волге, прежде всего города Самандар. Оно не совпадает с описаниями событий, содержащихся в «Повести временных лет» и византийских источниках. Они повествуют о том, что в 968-969 гг. Святослав участвовал в войне Византии с Болгарией и, следовательно, не мог в то же самое время воевать с хазарами.
Однако следует вчитаться в сообщение Ибн Хаукаля. Известный российский востоковед Т.М.Калинина сделала современный перевод фрагментов труда арабского путешественника по данной теме, к которому стоит обратиться: «...и совершили свой набег эти [русы] на всех, кто был на берегу Итиля из [числа] хазар, булгар и буртасов, и захватили их, и искал убежища народ Итиля на острове Баб-ал-Абваб и укрепился на нем, а часть их – на острове Сийах-Куих, живущие в страхе». При дальнейшем анализе текста Ибн Хаукаля она перевела: «Не существует в наше время [ничего] этого ни у булгар, ни у буртасов, ни у хазар, кроме остатка, а именно: русы пришли на всех их и захватили всю их страну, и стала [страна] их, а кто выскользнул из их рук, [те] рассеяны в тех [областях], которые покорились им, предпочитая жить по соседству со своей страной и надеясь, что [русы] заключат с ними [беженцами] договор, и они вернутся, покорные им [русам]».
На основе сообщения Ибн Хаукаля можно сделать вполне однозначный вывод о том, что в 968/969 году Святослав вторично совершил поход на Хазарский каганат. Возникает вопрос о локализации этого похода, о том, какие области каганата были затронуты военными действиями. Ответ дает тот же Ибн Хаукаль: «Большая и лучшая [часть] мехов бобра находится в стране русов и спускается [по рекам] к ним и к их стороне со стороны Йаджудж и Маджудж, и поднимается к Булгару, и не прекращалось так до года 358, ибо русы разрушили Булгар...»
Если понимать Инб Хаукаля буквально, можно заключить, что Святослав в походе 968/969 года пошел уже известным ему путем. Первоначально его войска появились в Среднем Поволжье, а затем спустились вниз по Волге.
Чем вызван поход Святослава 968/969 года на Хазарию? Что заставило князя срочно покинуть свои войска на Дунае и появиться на Волге? «Повесть временных лет» дает однозначный ответ – печенеги, напавшие на Киев. Святослав пребывал в Киеве весной-осенью 969 г. Он «собра вои, и прогна печенеги в поли, и бысть миръ». По мнению известного русского историка-эмигранта В.А.Мошина, для описанного Ибн Хаукалем разгрома хазарских городов наиболее подходящим временем является весна, лето и осень того же 969 года. По этому поводу вполне определенно высказалась Т.М.Калинина: «Связать это событие следует с нападением печенегов на Киев. Едва ли этот печенежский набег был спровоцирован Византией. Ее хронисты весьма подробно описывают политику императоров по отношению к соседним народам в событиях Балканской войны. Ни Лев Диакон, ни Кедрин, ни Зонара, однако не дают подобных сведений о печенегах, а также не знают об отсутствии Святослава в Болгарии в 969 г.
Толкнуть печенегов на Киев могли скорее мусульманские верхи Хазарии, осведомленные об отсутствии князя и не желавшие усиления Руси после взятия Белой Вежи. Эти враждебные Руси элементы, тесно связанные к тому же с мусульманскими силами Прикаспия и Хорезма, должны были беспокоить Святослава, занятого войной на Дунае. Чтобы обезопасить свои тылы, он послал часть войск в Хазарию».
При проведении активной внешней политики Святослав опирался на дружину, представляющую в военном отношении хорошо отлаженный механизм. Дружина Святослава была пешей, конницы как рода войск при нем не было. Кони использовались либо как средство передвижения, либо как подвижной запас продовольствия. Вооружение дружины состояло из высоких, в рост человека, крепких щитов, длинных копий, длинных мечей и засапожных ножей. Последние применялись тогда, когда дружина врезалась в гущу противника, где из-за тесноты нельзя было действовать ни копьем, ни мечом. Известный военный историк И.Лебедев отмечает: «Боевой порядок дружины Святослава состоял из сплошного, глубокого, в 20 и более шеренг, строя. В этом сплошном, глубоком построении заключалась главная сила дружины и основное преимущество ее перед противником. Такой строй в несколько тысяч человек, естественно, требовал предварительного обучения, и дружина Святослава, без всякого сомнения, проходила его перед тем, как выступить в поход. Дружина, сомкнув свои щиты и выставив копья, составляла как бы подвижную стену, отличавшуюся чрезвычайной силой удара при атаке и огромной сопротивляемостью при обороне... Дружина Святослава, очень небольшая, далеко уступавшая по численности каждому из противников, ведя бой на чужой территории, неизбежно находилась под угрозой полного окружения и уничтожения. Окружение дружины облегчалось и тем, что у Святослава не было конницы, тогда как у противников конницы было очень много. И несмотря на это дружина Святослава не только никогда не была уничтожена, но не была ни разу и разбита. Сам собой напрашивается вполне правильный вывод о том, что Святослав и его дружина не боялись окружения и, главное, не считали окружение в бою таким опасным положением, как это считается сейчас и считалось всегда со времени ганнибаловских Канн. Святослав со своей дружиной умел выходить из окружения победителем...»
Путь Святослава на Оку и Волгу совпадал с древним путем славян-русов от Киева к Булгару. От Киева русские караваны шли в район Воронежа, далее через лесостепные пространства в район Пензы и южнее Тамбова, а затем через мордовские леса и степи к правому берегу Волги.
Оценивая значение внешней политики князя Святослава, академик Б.А.Рыбаков писал: «Походы Святослава 965–968 гг. представляют собой как бы единый сабельный удар, прочертивший на карте Европы широкий полукруг от Среднего Поволжья до Каспия и далее по Северному Кавказу и Причерноморью до балканских земель Византии». Святослав попытался закрепиться в Поволжье. В источниках речь идет «об установлении в крае нового порядка, утверждении власти Киева, нормализации отношений с жителями». Управление в регионе было организовано на основе договора с местным населением, которое получило возможность свободного развития в рамках формирующегося Древнерусского государства.
В составе Руси
Древняя мордва получила полноценные условия для этнокультурного и экономического развития. В 985 г. князь Владимир совершил один из первых походов на волжских булгар, в ходе которого русские дружины прошли через мордовские земли, не встречая сопротивления.
Характеризуя эпоху наивысшего расцвета Древнерусского государства (Х–ХI вв.), автор «Повести временных лет» упоминает мордву в числе народов, плативших дань Руси: «...На Белеозере седять весь, а на Ростовьском озере меря, а на Клещине озере меря же. А по Оце реце, где втечет в Волгу, мурома язык свой, и черемиси свой язык, мордва свой язык... А се суть инии языци, иже дань дають руси: чюдь, меря, весь, мурома, черемись, мордва...» Ему вторит автор «Слова о погибели Русской земли» (начало ХIII в.): «...от моря до болгаръ, от болгаръ до буртасъ, от буртасъ до черемисъ, от черемисъ до моръдви, – то все покорено было богомъ крестияньскому языку... великому князю Всеволоду, отцу его Юрью, князю кыевьскому; деду его Володимеру и Манамаху... Буртаси, черемиси, вяда и моръдва бортьничаху на князя великого Володимера». Автором дается четкая хронологическая привязка существования мордовского народа в составе Руси – время княжения Владимира Мономаха (1053–1125 гг.), Юрия Долгорукого (конец 90-х гг. ХI в. – 1157 г.) и Всеволода Большое Гнездо (1154–1212 гг.).
Великий русский историк В.О.Ключевский считал, что взаимодействие славянских и финно-угорских племен носило исключительно мирный характер. По его мнению, имело место взаимообогащение культур: «Мордовские праздники, большие моляны приурочивались к русским народным или церковным празднествам... В молитвы, обращенные к мордовским богам... по мере усвоения русского языка вставлялись русские слова». В свою очередь при проведении религиозной реформы князя Владимира (около 980 г.) в святилище Руси появляется богиня Мокошь, связанная с мордвой.
Позднее в Мордовский край начинает проникать христианство. К XI–XII вв. относятся обнаруженные в мордовских археологических памятниках металлические крестики и иконки с изображениями Богоматери с младенцем, святых Бориса и Глеба.
Концом XII – началом XIII века датируется усиление противостояния русских княжеств и Волжской Булгарии, в ходе которого русские дружины неоднократно совершали походы против булгар. Причем местом их сбора выступало устье Оки – исконные мордовские земли. В 1221 г. на этом месте был основан Нижний Новгород: «...Тогда же князь велики Юрьи Всеволдович заложи град на усть Окы и нарече и Новгород Нижний». Этим же временем датируется появление для обозначения мордовских земель в русских летописях термина «Пургасова Русь» (Пургас – мордовский инязор) или же «Пургасова волость». Их употребление весьма значимо, поскольку русские летописцы «волостью» обычно называли княжеский удел с привычной для них системой управления, повинностями населения, политической и экономической структурой. Кроме того, термин «Русь» свидетельствует об интегрированности этих территорий в систему русских княжеств и наличии существенного русского населения.
К началу монгольского нашествия мордовский народ и Русь связывали достаточно прочные узы. Мордва не просто входила в состав державы Рюриковичей, она было одним из этносов, стоящих у истоков древнерусской государственности.
Сделал подобный вывод и задумался. А ведь он вполне закономерен и соотносится со сделанным ранее умозаключением о том, что мордва – народ имперский. Неслучайно он участвовал во фронтире, расширении и защите российских границ, неслучайно расселился от Балтий-
ского моря до Тихого океана. Ведь истоки подобной судьбы были заложены много веков назад, еще в Древней Руси.
