С Екатериной Сухининой я познакомилась в МХАТ им. Горького – мы вместе работали в Департаменте внешних коммуникаций. Очень красивая, очень спокойная девушка с горделивой осанкой, роскошной косой и яркими глазами не производила впечатление человека, стойко переносящего все превратности судьбы и повидавшего в жизни немало трудностей. То, что она с Донбасса, я узнала практически случайно, а то, что Катя занялась социальной деятельностью, и вовсе стало для меня сюрпризом. Я подписалась на канал ее фонда и одним глазом следила за работой организации. Но когда начались события, которые уверенно называют «Русской весной», я внезапно осознала – о Кате, ее жизненном пути, «скорректированном» восьмилетней войной на Донбассе, и о ее работе нельзя молчать. Люди должны узнать и понять, что они – люди, столкнувшиеся с войной, которая пришла к ним без приглашения и уселась на пороге, на долгие годы лишив кого родины и семьи, а кого и здоровья и жизни – такие же, как мы. Они имеют право на счастье и на узнавание – даже больше, чем мы. Так появилось это интервью.

Когда я попросила Катю ответить на мои вопросы, мы договорились о том, что ответы она надиктует. Я слушала ее аудиоответы и поражалась тому, как спокойно эта совсем молодая женщина, почти девочка, рассказывает о страшных событиях, изменивших жизни тысяч людей – так, словно успела к ним привыкнуть. Не смириться, нет. Просто они стали частью жизни – как непогода за окном или необходимость ехать на работу в переполненном вагоне метро. Да, неудобно. Но привыкаешь. И это действительно страшно – когда страх за родных и неизбежность горя не где-то там, а в твоем родном городе становится частью реальности. Но у Кати нашлись силы попытаться изменить эту реальность – пусть совсем чуть-чуть, но всё же мир вокруг нее и благодаря ей становится лучше.

М.С.: Расскажи о себе.

Е.С.: Я дончанка, родилась в Донецке, большую часть своей жизни провела там. Моя семья очень плотно занималась моим развитием, особенно мои бабушки, в меня они вложили много сил, энергии и любви, дедушки и родители – тоже. Я занималась бальными танцами, стала кандидатом в мастера спорта, вокалом занималась профессионально, закончила музыкальную школу по классу фортепиано, училась играть на гитаре. В общем, мне всегда было неинтересно заниматься только для себя: если бальные танцы – то на профессиональном уровне, если вокал – то международные и всеукраинские конкурсы, выступали на городских мероприятиях, фестивалях, на детских ёлках, были ансамблевые дуэты с подругами и коллегами. Со школой было тоже интересно: в часть предметов я не смогла глубоко погрузиться – математика, физика, химия, но благодаря тому, что я пела, выступала в КВН, мои педагоги закрывали на многое глаза, и поэтому сейчас я, в свои 26 лет, согласно одной интернет-шутке, живу в мире чудес – часть процессов, которые ежедневно происходят вокруг, я точно изучала в школе, но совершенно этого не запомнила, и сейчас эти вещи вызывают детский восторг. Потом я поступила, по семейной традиции, в медицинский лицей (я из семьи врачей), но поняла, что по этому пути идти не хочу. Однако лицей я закончила, и мне даже нравилось там, появилось много друзей – дружим всю жизнь и войну. Затем я поступила в Донецкий национальный университет на факультет иностранных языков, и это было очень круто! Это лучший вуз, с которым я сталкивалась в жизни – а в моей жизни было несколько университетов. И до сих пор я считаю первый вуз своим родным. Там был и студсовет, и множество всяких активностей и интересных мероприятий, с однокурсниками дружим до сих пор. Параллельно я изучала языки и уже начинала работать – с 17 лет я занималась с детками английским языком в детском саду, индивидуально занималась со взрослыми, а вообще английский язык я очень любила. Детство и юность у меня были полны ярких событий и впечатлений – каждые выходные я ездила на турниры по бальным танцам, и на многие из них меня сопровождал папа, он просто ярый фанат бальных танцев и очень хорошо во всём разбирается, единственное, чего он не умел – это делать прически, потому что там очень сложные правила и требования к укладкам, но вот плести косы после всех этих причесок, когда в волосах килограмм железа в виде шпилек и невидимок, расплетать все эти невероятные укладки – это всё он умел прекрасно. Вообще папа очень многому меня научил, особенно это касается поведения и характера – как нужно уметь выигрывать, как нужно проигрывать, и это касается не техники, не танцев как таковых, а в плане ментальном, эмоциональном,
как нужно себя вести с конкурентами, всеми этими правилами я пользуюсь до сих пор. Вообще мы часто собирались всей семьей, много пели – у меня очень музыкальная семья, все с музыкальным образованием, одна бабушка до сих пор работает в музыкальной школе, а еще у нас грузинские корни, поэтому звучало и многоголосие, и вся эта красота дополнялась русскими и украинскими мотивами. Мой дедушка, Владимир Николаевич Сухинин, был одним из ведущих строителей Донбасса, для семьи он построил две дачи – одна находится в деревне, вторая на берегу Азовского моря – и к нам часто съезжалась вся семья, родственники и друзья издалека. В общем, жизнь была счастливая, полная эмоций и достижений – вся она прошла в Донецке. Город очень красивый, много парков, к Евро-2012 было построено много разных интересных спортивных объектов, много театров, филармония, консерватория, много вузов и училищ. Из Донецка, Донбасса вышло много известных людей. Может быть, я так привязана к Донецку, к Донбассу еще и потому, что мой прадедушка, Владимир Иванович Дегтярев, был первым секретарем обкома партии в 1960-1970 годах прошлого века и очень много сделал для региона – улучшил угольную и металлургическую промышленность, дал многим женщинам рабочие мечта, все-таки Донецк – это город врачей, шахтеров, металлургов, ученых, а они в то время были преимущественно мужчинами. И прадедушка открыл швейную фабрику, например, где работали женщины. Кстати, Донецк называют «городом миллиона роз» благодаря ему – это он основал эту традицию, и даже во время войны она не прерывалась, розы сажали все эти восемь лет. Еще дедушка сделал две очень важные вещи: он настоял, чтобы в регионе не было атомной электростанции, ведь город и область стоят на шахтах в буквальном смысле слова и нагрузка на почву и экологию колоссальная. И вторая его важная идея – озеленить терриконы. Терриконы – это насыпи из отработанной и извлеченной на поверхность земли, грубо говоря, гора из нижних слоев почвы. Он основал ботанический сад и исследовательский институт, который придумал, как озеленить эти отработанные почвы, непригодные для земледелия. И теперь на этих терриконах растут леса, и благодаря этому Донецк признали одним из самых зеленых промышленных городов мира. Всё это сформировало меня как патриотку Донбасса, ведь это у меня в крови, это моя история, и, как и для моей семьи, для меня Донбасс – любовь всей моей жизни.

У меня замечательный младший брат Владимир (в просторечии Вова) Сухинин, разница у нас 6 лет, и отношения у нас достаточно неровные – мы оба очень волевые и сильные. Сейчас он учится на четвертом курсе и обучается параллельно в двух вузах, на историческом факультете и в академии управления, профессионально играет на барабанах, это у него от дедушки. Еще на первом курсе он стал профоргом факультета, а на втором курсе стал лидером молодежного движения. Папа у меня хирург, но карьеру сделал в административном направлении. Как я уже рассказывала, он ездил со мной на все мои соревнования и турниры, а еще он пишет песни – и стихи, и музыку. Но при этом он альтруист и врач от Бога. Мама тоже врач, пациенты обожают ее уже 25 лет! Вот так я и жила долгое время, а потом всё это резко закончилось.

М.С.: Началась война? Как всё происходило?

Е.С.: Да, началась война. Прилетели первые самолеты – это было 26 мая, мы были в университете, наш факультет находится в центре города, мы сидели на 12 этаже, и самолет кружил практически над нами. Преподаватель тогда сказала, чтобы мы отсели от окна. После этого изменилось всё. Про быт я даже не говорю – мы живем в 4 километрах от аэропорта, который разбомбили первым как стратегический объект, в этом нет ничего странного. Сначала мы думали, что это всё ненадолго, но про политику я не буду говорить – это для меня очень болезненно и тут я не могу придерживаться полутонов. Мне очень помог мой друг и наставник Владимир Лебедев, который научил меня относиться критически к тому, что я видела. Сначала мне казалось это очень странным, но потом – да и сейчас – я поняла и понимаю, что это самое важное в современном мире. Благодаря дяде Вове я погрузилась в историю и политологию, я стала искать ответ на вопрос – почему эта война случилась. Так вот, сначала мы думали, что это ненадолго – просто не верили, что это не война по учебнику, а происходит прямо сейчас, буквально сошла со страниц книг... Папа оставался в Донецке, а нас с мамой и братом вывез в Крым. Он Донецк не покидал и видел всё, что происходило, собственными глазами. Рассказывал много страшного, и я всё это могу повторить, но сейчас речь не об этом. Война не заканчивалась, а я училась на первом курсе, и нас, конечно, перевели на дистанционку, а потом семья приняла решение, что мне надо переводиться в другой вуз. Мне тогда было 19 лет, и я была очень семейным ребенком, не знала, что такое очереди или визит к врачу, у родителей везде связи, и такой была моя жизнь  до войны. Я перевелась в Москву в университет Дружбы народов. Мы понятия не имели, куда и как надо поступать, а на фоне войны сочетание «дружба народов» казалась нам очень своевременным и актуальным. Вообще решение мы приняли быстро, как привыкли за время проживания чуть ли не на фронте – быстро отойти к несущей стене, быстро схватить тревожный чемоданчик, быстро спуститься в подвал, медлить нельзя. В общем, я уехала в Москву, первое время жила у крестной мамы. Тут началась моя новая жизнь. Если в Донецке я была обласкана и окутана любовью, то здесь я решала все свои проблемы сама – подавала документы, прошла миграционный ад. Как сейчас помню случай: я пришла в очередной раз с какими-то документами и нарвалась на не очень хорошего работника. И буквально расплакалась прямо там – мне сообщили, что снаряд попал в соседний с нашим дом, родители там, я здесь одна... И я спросила эту женщину – почему вы разговариваете со мной так, сквозь зубы? На что она мне ответила – а что, я с тобой как со своим ребенком должна разговаривать? Я возмутилась и ответила – не надо как с ребенком со мной разговаривать, говорите хотя бы как с человеком... Вообще все эти органы полны таких, мягко скажем, хамоватых людей. Встречаются, наверное, какие-то уникальные и неравнодушные работники, я о них что-то слышала, но на моем пути такие не попадались.

В этот самый момент я словно заново родилась – я не стала грубой, но стала сильной, поняла, что бороться надо до конца. Перевелась я с потерей одного курса, да еще и не с первого сентября, поэтому буквально сразу окунулась в студенческую жизнь. Сразу спросила в деканате, нет ли у них какой-то работы, так как поступила я платно, а родители могли оплачивать только учебу, и мне приходилось самой себя обеспечивать. Да, я жила у родственников, они меня кормили и заботились обо мне, но, конечно, у меня были свои потребности. Я была очень активной – тут ничего не изменилось – и уже в феврале 2015 года я выступала в Кремле на юбилее РУДН. То, что я добилась главной роли в этом выступлении, было, что называется, формата «напролом». Уже были утверждены все участники и исполнители, но я пришла в студенческий клуб РУДН и сказала – я знаю, у вас уже идут репетиции к юбилею, и я буду у вас выступать. Сказано это было вежливо, но настойчиво, как принято у нас в Донецке. Конечно, были прослушивания и конкурс, но в итоге всё вышло, как я и сказала. А через полгода я уехала от родных в общежитие. Была погружена в науку, встретила своего будущего мужа, и как-то у нас всё очень быстро срослось. Тут, кстати, замечу – у меня не сработал эмигрантский синдром «кто первый улыбнется, тот и друг», вообще никак. Наоборот, я стала избирательной до жесткости. У меня до сих пор нет в Москве близких друзей, все мои друзья в Донецке, поэтому с людьми мне очень сложно сходиться. А вот с будущим мужем всё получилось иначе, и уже через полгода мы поженились, а через положенный срок у нас родился сын, и доучивалась я уже будучи семейной женщиной.

После окончания РУДН я поступила в магистратуру РАНХиГС при президенте РФ на факультет ГМУ. Поступила уже на бюджет. Кстати, я закончила РУДН с красным дипломом, но там был диплом «языковой», а вот магистратуру РАНХиГС я тоже закончила с красным дипломом, и вот что интересно – я выбрала для диплома тему народовластия в Донбассе на примере восстания 1905 года, ведь исторически стахановское движение берет свое начало у нас, в Горловке, и события 1905 года происходили и в Москве, и на Донбассе практически одновременно. И при подготовке моей работы мне вставляли палки в колеса, причем не научный руководитель, а те люди, перед которыми я должна была защитить свой диплом. И я реально защищала свою работу и отвечала на огромное количество вопросов. В общем, диплом свой я отбила.

М.С.: Ты говоришь, что пыталась разобраться, почему случилось то, что случилось с Донбассом. Ты нашла ответ?

Е.С.: Да, нашла. Не буду сейчас рассказывать обо всех своих наработках, так как не считаю себя полноценным экспертом в этом вопросе, но об одной, скажем так, части своих изысканий расскажу – это столкновение культур. Культура и интеллектуальная деятельность человека – способность к творчеству, к труду, к философии, к науке, к исследованиям – влияют друг на друга. Чем развитее интеллект, тем выше культура, и наоборот – чем выше культура, тем более интеллектуальным становится в ней человек. И если культура размывается, заменяется какой-то другой, то рано или поздно начинаются социальные конфликты, причем иногда очень острые. Это с нами и случилось – к нам пришли с чуждой культурой, культурой не национализма – нацизма. Национализм – это когда ты гордишься своей нацией, а нацизм – это когда нет никого, кроме тебя, потому что ты лучше, а остальных можно и нужно истреблять. Смысл в том, что к нам пришли с другой культурой, с другой историей, да даже с другим генофондом – и мы это не приняли. Мы сказали «нет» и ответили за это «нет» и отвечаем до сих пор. И мы этого не побоялись. А другие регионы, сказавшие «нет», затем испугались и сказали «ну ладно».

М.С.: Как вы общались с родными, как строились ваши коммуникации? Что они рассказывали тебе, что рассказывала им ты?

Е.С.: Скажу честно, когда я уехала в Москву из-за того, что там началась война, я приняла решение – мои родные никогда не узнают от меня никаких негативных новостей, что бы со мной ни происходило. Вся жизнь сразу же перешла в мобильный формат, мы обсуждали фактически всё, что происходило там – что куда прилетело, что опять разбомбили, что там с Минскими соглашениями. И в каждом нашем разговоре я рассказывала что-то хорошее, только хорошее о себе. Все мои проблемы стали моими личными проблемами, с которыми я должна справляться исключительно сама, потому что я не могу и не имею ни желания, ни права обременять мою семью тем, что у меня тут произошло. У меня произошло то, что я живу не под обстрелами – вот и всё. Всё, что менее серьезно, чем обстрел, изволь решать сама. Это было сложно для меня – я уже говорила, я очень семейный ребенок, но это тоже сформировало мой характер.

М.С.: Что происходит сейчас на Донбассе?

Е.С.: Сейчас мои папа и брат оба ушли на фронт, они лечат людей. Папа оперирует, а брат стал санитаром. А в целом всё так же – я запрещаю себе говорить о плохом, особенно маме, она очень переживает; обстрелы усилились, папа всё так же помогает людям. За эти восемь лет он придумал и запатентовал «Орден медицинской славы» военным врачам.

А если прямо про недавнее... ну, например, на днях прилетело на Шахтерскую площадь. Рядом двор моей бабушки, а наш – в пяти минутах. Мама была в магазине рядом с площадью, когда прилетело. Это очень рядом, и есть реальная взрывная волна, осколки, дрожит земля. Мама написала мне сообщение – я ведь буквально живу в сводках и новостях – что «попала под обстрел, забежала в магазин», а после обстрела побежала на работу. Почему? Потому что во время обстрела лучше находиться в здании, чем под открытым небом. А бабушка моя, которая живет через дом, сказала, что 40 минут пролежала на полу, а дом буквально подпрыгивал – хотя он очень качественный, кирпичный, девятиэтажный. Когда я спросила ее, чем она сейчас, через несколько часов после обстрела, занимается, она ответила – нанесла на лицо маску «Клеопатра», скоро ведь лето, надо выглядеть красиво. И вот это – отличительная черта всех жителей Донбасса. Тех, кто под обстрелами выезжают чинить водопровод, в который попали. Кто под обстрелами выезжает оказывать медицинскую помощь. Кто под обстрелами едет восстанавливать коммуникации. Это – мои люди, мой Донбасс. Я ими горжусь и очень надеюсь, что я такая же, как они.

Вообще сейчас обстреливают именно мирные районы, в частности, мой. Если раньше было иначе – был такой период, когда существовали договоренности между сторонами – мы стреляем туда, где никто не живет (потому что есть приказ), а вы стреляете тоже немного в сторону – то сейчас, конечно, всё изменилось. В тот день, когда моя бабушка делала маску, помимо Шахтерской площади прилетело в детскую областную поликлинику. Районы, где люди живут и куда переместились люди с фронтовых районов – тоже стали фронтовыми. Однако несмотря на это, никакой подавленности и депрессии люди не чувствуют, могут сказать по телефону – да у нас сегодня стреляли, всё нормально, сейчас кофе пьем – как бы между делом. Стреляли, посидели в подвале, как закончилось – я на работу пошла, мама домой. Вот такие они, мои дончане – и вот так они живут. Я уже не говорю о том, что в театрах идут спектакли, работают вузы, студенты ведут активную работу, участвуют в конференциях, выезжают на олимпиады и соревнования. Мой сын очень любит Донецк, он часто там бывает и считает своей родиной. Конечно, мы делаем всё возможное, чтобы ничего не случилось, мы нормальные люди и не хотим подвергать себя и его опасности, поэтому приезжаем во время перемирий. Этой зимой мы не поехали туда, и он сейчас очень ждет поездки, постоянно спрашивает, когда поедем в Донецк. Кстати, он знает, что его дедушка и дядя на войне, мы не скрываем от него существование войн, рассказываем о Великой Отечественной войне, о фашистах, о 9 Мая – кстати, у меня и у бабушки день рождения 9 мая, вот так всё интересно переплетено в моей жизни.

М.С.: С чего начался «Доброфонд», как ты его организовала?

Е.С.: Фонд – это наша семейная инициатива, наше дело с мужем и папой. Когда мы с будущим супругом познакомились, он почти ничего не знал о ситуации, и когда мы приехали туда в первый раз, он мне сказал, что влюбился в эту землю. Ему понравились люди, дисциплина, культурная жизнь, розы, парки, радушный прием... и с тех пор мы начали возить туда гуманитарную помощь. Муж вообще первый начал собирать вещи и возить их туда, я потом инициативу поддержала. Ну и папа, конечно, сразу включился, он всегда на стороне людей. В Москве Доброфондом занимаемся мы с супругом, а в Донецке, соответственно, папа. Мы помогали детям в детских домах, приезжали, проводили время с детьми – фактически всё мы делали сами: сами собирали, сами покупали, сами привозили, сами отдавали. Потом муж организовал выезд спортивной детской команды по мини-футболу из Донецка в Подмосковье, и кстати, они в нем выиграли!

М.С.: Скажи, а есть разница между теми детьми, кто вырос во время войны, и теми, кто ее видел разве что по телевизору?

Е.С.: Есть. Дети из Донецка, например, при любых громких звуках сразу садятся на пол. Когда был салют, это было ужасно – вся группа так съежилась, что превратилась в один большой колобок – как трансформер... Еще они с восторгом наблюдают за летающими над ними самолетами – в Донецке самолеты не летают уже 8 лет, и для них это зрелище просто фантастическое. И еще – они более взрослые, что ли. У них более четкое разделение, что действительно важно, а что нет. Система цен-
ностей другая. Не могу это объяснить понятнее.

Когда Донбасс перестанет быть закрытой зоной, на Донбассе всё быстро наладится – несмотря на то, что многие уехали, многие умерли, кто-то ушел защищать свой дом – многие мои знакомые мужчины просто ушли в ополченцы. Те, кто остались – они те же, хоть и устали, и психически они гораздо менее здоровы, чем мы. Конечно, и дети немного другие.

В какой-то момент мы поняли, что фонд вырос настолько, что нам как частным лицам с ним уже не справиться, и летом 2021 года мы соучредили уже настоящий «Доброфонд», соучредители мы с мужем, а папа – директор совета Фонда. Также в него входит семья наших друзей, они тоже помогали самостоятельно, и мы решили объединить усилия.

М.С.: Как работает фонд?

Е.С.: Я очень люблю об этом рассказывать! Мы работаем в трех направлениях: с детьми и юношеством, с пожилыми людьми и прежде всего с ветеранами, и занимаемся популяризацией русского культурного наследия. Полностью наш фонд называется «Фонд поддержки и развития социально значимых программ и проектов «Доброфонд». Программы мы либо придумываем сами, либо присоединяемся к уже существующим, либо объединяем проекты, чтобы помочь большему количеству людей или больший объем культурной составляющей вывести в массы. На данный момент мы передали больше 100 опорных тростей совместно с движением «Волонтеры Победы» ветеранам Великой Отечественной войны; мы сделали мастер-класс в МХАТ им. Горького, это был проект, приуроченный к премьере спектакля «Пиноккио» и мы пригласили принять в нем участие мастеров богородской резьбы, мы вместе придумали игрушку, которая будет соответствовать тематике спектакля, и зрелище было просто фантастическое – мастера взяли кусок дерева и на глазах у детей делали настоящую игрушку, которой можно было начинать играть тут же. Популярность мастер-класса была такой, что мастера использовали в работе даже декорации, которыми украшали пространство – всё пошло в ход! Еще мы совместно с Союзом журналистов Подмосковья провели викторину для деток из неблагополучных семей – они отвечали на вопросы и получали подарки. Главное же достижение этого проекта заключалось в том, что несколько уже взрослых ребят подошли к нам и спросили, что нужно сделать, чтобы стать журналистом. Еще мы помогаем детям с ОВЗ, которые проходят реабилитацию, в Дмитровскую область, в Подмосковье, в апреле приезжают врачи и будут работать с ребятами. Также Фонд сделал программу в Донецке, ее курировал мой папа – это было пять новогодних утренников для детей из прифронтовых районов. Детей привозили на автобусах и утренники проводили в Донецкой филармонии. Сейчас, когда началась эвакуация людей из ДНР, Фонд приостановил остальные программы и мы бросили все силы на гуманитарную помощь, собираем вещи, медикаменты и продукты питания для детей из эвакуированных детских домов и, конечно, позже пое-
дем с образовательной программой, совместно с музеем МХАТ. Мы также собираем денежные средства и покупаем
необходимое уже на месте, также заказали операционный набор хирургических инструментов. В марте поедем в Ростовскую область, где эти дети базируются, их там больше 500 человек.

Фонду помогают люди из-за рубежа, они присылали деньги и вещи, правда, сейчас это стало гораздо сложнее, вещи уже не доставляют. Люди активно интересуются, что нужно, когда мы поедем, как настроение у людей, то есть не просто перевели деньги и забыли, а живо заинтересованы в людях. Пока Донецк закрыт, но мы ждем, когда сможем туда поехать и не прекращаем сбор средств, потому что с каждым днем становится всё больше людей и семей, которые нуждаются в помощи. Мы в процессе работы сформулировали принцип: «Мы помогаем не только тем, кому нужна помощь, но и тем, кто хочет помочь». Я сама столкнулась с тем, что многие люди действительно хотят сделать что-то полезное, но не знают, как. Сообщения в интернете часто бывают фейковыми, по телевизору информации тоже верится с трудом. Более того, люди сами обращаются с инициативами, предлагают что-то организовать, провести. В мире очень много людей, которые хотят помочь, и мы этих людей объединяем. Это очень изменило мою жизнь. Мы сами формируем свой мир – мы выбрали путь помощи другим, и нам стали встречаться такие же люди на пути.

Мы очень верим, что война скоро закончится и не нужно будет помогать тем, у кого взрываются дома и гибнут
семьи.

Если кто-то захочет присоединиться к Доброфонду и помочь людям, нас можно найти здесь:

Telegram: ДоброФонд

(беседовала Мария Сакович)