По поводу фильма, снятого по книге «Хроники Нарнии»... Фильм и очаровал (глаза детей, заснеженный лес и т.д.), и разочаровал (битва, сам Лев не всегда Аслан, а частенько именно Ручной Лев). Однако сцена жертвенного убийства Льва на каменном столе потрясает глубоко. Может, наслаивается свое, взрослое восприятие. Маленькие дети в зале вопрошали родителей: «А Лев встанет?» «Встанет, встанет», – отвечали родители, и чудо «вставания» блекло. Это уже воздействие на психику всевозможных «терминаторов», бесконечно и неубиваемо восстающих, профанирующее саму идею воскресения. А ведь смерть страшна своей необратимостью – без Христа. Вот это сознание ее «страшности» ушло из массовой культуры. Всё не всерьез. Потому «умер – восстал» становится обыденностью. Может быть, потому в юном особенно возрасте легким кажется убийство. Убьешь, но ведь это не навсегда, убитый восстанет и игра продолжится. Конечно – восстанет, но тебе – на вечную муку и суд. Вот где беда!..
...Накануне Великого поста сходили в Киномакс «Победа» на мультфильм «Князь Владимир». Проект, как сейчас модно говорить, грандиозный. Рисовали три года, качественное музыкальное оформление. Но, конечно, просто сказка на тему. Как раз недавно прочитана книга о Владимире из «ЖЗЛ». И видно, как тему обмана и предательства ввели в мультфильм через образ Перунова Жреца, а добро представили образом Старичка, тоже в своем роде ведуна, у которого и пчелки в посохе разумные, и древо рода – великолепный дуб – силу ему дает, и животные все служат. В общем, конфликт добра и зла показан в традиционном уже для кинематографа духе – как борьба разных магий («Звездные войны», «Гарри Поттер» и т.д.). Светлая магия, понимаемая как единение природы и человека в любви, побеждает. И на этом фоне (очень красивом – синего неба и золотого поля) звучит цитата из Евангелия – о любви к брату своему. Вывод: необходимо изжить родственные конфликты князей, дабы воцарилась гармония. И вот что показалось главным противоречием с исторической концепцией. Евангельская любовь органично ложится на любовь языческую, вроде бы даже ничем принципиально не отличаясь. Подспудно проводится мысль: потому Русь и приняла христианство, что оно ей любо было изнутри и раньше.
И сразу исказился смысл. Благостности никакой не было. Жесточайшие языческие нравы: и народа в целом, и князя отдельно (одна расправа в Полоцке чего стоит – надругательство над Рогнедой на глазах отца и матери, которых после убивают).
Момент преображения – главный. И этот-то князь после крещения сказал: «Не хочу править». Невозможно представить этого. И народ, у которого терпение в поговорки вошло... Оно – не генетическое, не органичное, не по натуре, а по христианству выработанное, и тем ценнее, дороже, именно как свидетельство преображения.
Совлечься ветхого Адама, стать новым – вот главный путь в христианстве. Как Павел. Был Савл, сочувствовал избиению камнями первомученика Стефана, и вдруг практически мгновенное преображение. Именно это явленное в истории народа и личности – видимое ЧУДО. Вот как Христос преображает!
И вот этого-то чуда люди, чуждые Православия, понять и даже увидеть не способны. И они пытаются психологически себе объяснить: почему именно Христос принят? А вот, дескать, потому что любовь органично произросла из народной души. Не было этого. Грубые, суровые воины... Какое милосердие? Жертвенность? Все это из иной шкалы ценностей. Из новой. Совершенно новой, но удивительно могучей, преобразившей, победившей тот, прежний уклад, такой мощный и жестокий...
Константин СМОРОДИН
