Зевайкин Александр

Хвостатые, мохнатые, четвероногие... (начало смотрите в №3 за 2011 год)

* * *
Однажды ко мне приехала племянница. Она была рада увидеть диковинную зверюшку и погладить, потрепать, потискать огромную, лохматую, белоснежную игрушку. Миня был пока еще в щенячьей шерстке, мягкой и торчащей во все стороны. Гладить его было одно удовольствие. Когда мы затаскивали Миню в пруд поплавать, он и тонуть-то не хотел. Густая шерсть так крепко держала воздух, что спина щенка совершенно ровно торчала из воды сантиметров на десять, и он походил на айсберг. Приходилось его кормовую часть искусственно притапливать.
Племянница наигралась с милым лохматиком, и я отправил его в палисадник, за невысокий заборчик, который упирался в угол веранды. Миня тут же встал на задние лапы, облокотился левым локтем о заборчик и выглянул из-за угла. Это была его излюбленная поза. Только так он мог видеть, кто вошел в калитку. А Лушка всё это время внимательно наблюдала за нами из своего вольера: что это мы там с ее маленьким сыночком выделываем? Щеночек, правда, был зрительно в два раза объемнее мамы. Но это не меняет сути вещей. Южак охраняет всё, что находится в его подшефном хозяйстве, начиная от цыпленка и кончая коровой. А уж про родного сына и говорить не стоит. Когда я запер Миню, племянница решила получше рассмотреть Лушку, подошла поближе к вольеру и присела. Или по неопытности своей девушка слишком пристально посмотрела на собаку, или нарушила допустимую дистанцию, но, скорее всего, томимая ревностью мамаша не смогла больше терпеть и потому тявкнула на гостью, и довольно сердито. Тут сработал стайный инстинкт. Миня, который минуту назад терся о ноги моей племянницы и развиливал хвостом, выпрашивая еще кусочек ласки из нежных девичьих рук, рявкнул так, что бедная девушка подпрыгнула. Это характер у него пока еще детский, а голос уже соразмерно параметрам. Я в срочном порядке пригласил ее в дом попить чайку.
За чаем я объяснил ей, что нельзя обижаться на Миню. Долг службы для южака превыше всего. И если мама говорит «гав», он должен сказать «гав, гав, гав», дабы показать свое рвение, как и подобает «молодому бойцу». Поддерживать команду южаки начинают с двухнедельного возраста, а то и раньше. Едва-едва только глазки отрылись, а щенки уже голос подают. Мамка с теткой во дворе лают, а малышня в доме подтявкивает. Первый раз мы даже испугались, думали, что случилось. Просто никак не ожидали, что в таком возрасте собаки лаять начинают. А уж когда щенки подросли, тут только держись. Но поддерживали они только своих. На лай чужих собак не реагировали.

ЯЩИК КАШИ

Этого славного парня я знал еще со времен работы на телевизионном заводе. По долгу службы он носил мне на ремонт приборы, а в качестве ответного жеста я навещал его цех: настраивал весы, мосты, милливольтметры и всякую прочую «мерительную» технику. Парень был душевный, веселый и всегда, вместе с приборами, вносил в нашу лабораторию солнечную атмосферу. Однажды Шура, так звали этого добрейшего человека, сообщил мне, что в их краях продается пакетная рисовая каша. Просроченная и потому очень дешевая. Все собачатники берут ящиками. Я тоже заказал ему ящичек: надо же любимых собачек побаловать.
Прекрасным зимним днем Шура исполнил свое обещание. Дарка с Лушкой во дворе гуляли и, как подобает, подняли лай. Я в окошечко выглянул, смотрю: Шура мне рукой машет. «Открывай», – говорит. «Сейчас, сейчас, только собачек загоню», – отвечаю. Выскочил я на улицу и собачек в вольеры загнал. Открыл калитку, гостя встречаю. Шура во двор заходит и саночки с ящиком каши за собой тянет, и тут... Есть всё-таки Бог на свете, и повелел он мне в тот момент обернуться. Обернулся я и вижу: летит моя Даруся на всех парусах, зубы вперед, счастливая такая, улыбка от уха до уха, и примерно так думает: «Сейчас я его, голубчика, уделаю». Представил я, как полетят от Шуриного тулупчика мелкие и средние клочки. Надо как-то спасать человека. Ухватить ее за ошейник не успею, увернется, зараза. Уже ни секунды не мешкая, в броске накрыл я собой бегущую Дарусю. Шапочка у меня – в одну сторону, очки в другую, лицом прямо в сугроб. Так надо еще и собаку не задавить. Всё-таки своя. Но всё обошлось. Это с собачкой. А с Шурой... А Шура при виде летящего на него южака рухнул на четвереньки и быстро-быстро попятился, выталкивая задом санки с ящиком каши. Когда калитка закрылась, он поднялся и сказал мне пару некорректных фраз. Как будто я специально! Я отвел слегка опешившую и разочарованную Дарусю обратно в вольер, посадил на цепь и только после этого уговорил Шуру войти в дом. Он шел медленно, постоянно косясь на вольер.
– Вот ты приедешь ко мне, я тоже на тебя «кавказов» спущу, – пообещал он.
Я долго и старательно уверял его, что этот инцидент возник сам по себе и ранее не планировался. И он, душа-парень, всё-таки поверил, а после рюмки и совсем успокоился. И мы выпивали, закусывали, хвалились собаками и вместе смеялись.

ЕЩЕ РАЗ О ТЕЛЕПАТИИ

Есть в наших деревнях такая традиция: отпускать собак на зиму. Летом они огороды потопчут, а зимой – гуляй, банда! И гуляют по деревням многочисленные собачьи банды. Только прохожему от того одни неприятности. Еще бы! Когда на тебя десяток шавок со всех сторон брешут и к ногам подбираются. Есть в наших деревнях еще одна малосимпатичная привычка: вываливать мусор на дорогу.
Шел я как-то от дяди на автобусную остановку. Иду по дороге и вдруг вижу: впереди собачья банда кучу мусора сортирует. Не люблю я дворовых собак: подленькие они, всё сзади норовят подкрасться. Метров за двадцать они уж стали на меня коситься, зубы подтачивать. Вокруг сугробы, и мне их никак не обойти. Тогда я решился произвести научный эксперимент. «Я – Федот, – начал я внушать себе, – пес-терминатор. У меня восемьдесят сантиметров в холке. У меня сорок два зуба. Я молод, силен. Я зол и неустрашим. Я перекушу пополам любую деревенскую шавку». Я представил себя огромным лохматым кобелем, который невозмутимо вышагивает по своим делам, и горе тому, кто осмелится нарушить его благодушное настроение. Я приближался к стае, старательно излучая мощь южака. Мое воображение рисовало жестокие сцены расправы и рассылало в эфир, адресуя собачкам. Они не поверили своим глазам и носам, что вообще удивительно. Они поверили моим мыслям. До стаи оставалось метров десять. Первые, самые трусливые, дрогнули и поспешно ретировались. Последняя собачка, то ли самая отчаянная, то ли самая голодная, поджала хвост и вжалась в кучу мусора, жалобно поскуливая.
Скажу честно, я и сам не ожидал такого результата. Ни одна собачонка даже не тявкнула. Я спокойно шел своей дорогой и усмехался до самого автобуса.

НЕОЦЕНЕННЫЕ ГЕРОИ

Эту историю мне рассказал заводской балагур Витёк. Он знал много всяких приколов, но сегодня мы обратим внимание лишь на тот, где фигурируют собаки, а именно стайный инстинкт.
В старые добрые времена, когда в стране еще строились заводы, школы и детские сады, в нашем чудесном городе возводили телевизионный завод. Некоторые корпуса уже были готовы, в других шла отделка, и потому на территории скопилось множество строительных вагончиков. Наш сторож прикормил целую свору собак и приспособил их для охраны вверенных ему территорий от воров и шпионов, коих в нашей стране всегда было в избытке. Днем собачки сидели в вагончиках, а на ночь он их выпускал.
Как-то раз, то ли конец квартала был, то ли конец месяца, аврал, одним словом, работали в три смены. План – это святое для трудового человека. Директор как руководитель и человек партийный, душой радеющий за производство, тоже задержался допоздна. И понесла его нелегкая в цех. Хотел, наверное, самолично полюбоваться на трудовой подвиг. Время уже к концу второй смены приближается. Идет он по родному заводу, чувствует себя хозяином, словом, идет достойно своему положению, вдруг подбегает к нему такая маленькая шавочка и... «тяв» на него. Представляете? Как это она посмела?! На самого директора! От такой неслыханной наглости директор вспылил и пнул шавочку. Не сильно, а так, просто для просветления разума, чтобы знала свое место. Шавка же возьми и взвизгни. Тут же из-за угла ее братья и сестры ка-а-а-ак посыпались. И ну директора за штанины полоскать. За минуту добротные брюки в лапшу распустили. Хорошо, дверь цеховая поблизости оказалась. Иначе штанами бы не отделался.
Наутро приехали милиционеры с автоматами и всех собачек положили. Пали они жертвами собственного усердия.
Сторож долго еще печалился, лишившись бескорыстных помощников. Разговор здесь, собственно, и не про директора, а про стайный инстинкт. Стая беспризорных собак – весьма опасное явление. Стоит одной шавке тявкнуть, тут же заводятся все. А уж если кто куснет... Как порох.
Не прошло и двадцати лет, как приказом директора, уже другого, был подписан указ о создании псарни. Но собачки так и не прижились.

О САМОМ ЭЛЕМЕНТАРНОМ

Почему собака хвостом виляет? По теории одного моего знакомого, она снимает напряжение. Думаю, у каждого на этот счет имеется своя версия. Но всё намного проще.
Основополагающая собачьего мира – запахи. На глаза, на уши собаки надеются значительно меньше. А запахи – это всё. По запаху собака определяет пол, возраст, социальное положение, состояние здоровья и настроение не только любой другой собаки, но и человека. А о самой собаке вся информация хранится, извините, под хвостом. Когда псинка соскучилась и рада вам, она изо всех сил машет хвостом, наполняя окружающий воздух информацией о себе. Она как бы говорит: «Хозяин, вот она, я! Обрати на меня внимание». Брехливые породы: колли, немецкие овчарки и другие – выплескивают эмоции радостным повизгиванием.
Многие из вас видели, как, поджав хвост, маленькая собачка улепётывает от большой. Она хочет спрятаться, скрыть свой запах, как бы говоря: «Меня нет».
Один знакомый зашел к нам во двор. Собаки, знамо дело, давай на него тявкать. А он, наивный, доктор географических наук, довольно улыбается:
– Лают, лают, а сами хвостами машут.
Потому они и лают, потому и хвостами машут, что добраться до тебя не могут. Говорят они собачьим языком и собачьим хвостом: «Мы здесь хозяева, а ты убирайся подобру-поздорову». Хвостом они машут, чтобы показать свое присутствие. Географу же показалось, будто они ласкаться затеяли. Так что если собака машет вам хвостом, то подумайте, рада ли она вам.

ЖЕНИХ

По зиме как-то дело было. Сходил я с утра в магазин, а погода хорошая, солнце светит, небо без единого облачка, снег, словно сахар, искрится. Дай, думаю, собак погулять отпущу. Затворил калитку, выпустил собачек. Пошел в дом делами своими заниматься, и вот некоторое время спустя нечаянно бросил взгляд в окно, да так и обмер: бегают мои собачки по двору, а усы с бородами у них красные. Я, в чем был, выскочил на крыльцо – никого не видно. Я – за дом. Там маленький песик в истерике бьется. Мои девочки вокруг него скачут, но уже без злости, просто играют. А он бедный, он бедный... По всей видимости, проходя мимо, учуял двух «девочек» и решил заглянуть. А девочки поначалу и не поняли, что он свататься пришел, трепанули его легонько. Всё-таки он на их территории, вдруг утащить что-нибудь хочет? А когда уже разобрались, у него, у бедняги, все амурные желания испарились. Хорошо хоть кобель попался, суку они бы просто разорвали. Загнал я девочек в вольер, открыл калитку.
– Иди, жених, – говорю, – пока цел, и держись отсюда подальше. Не по тебе эти невесты.

* * *
В другой раз выпустил Дарку из вольера, оглянулся, а у нас «немка» по двору гуляет. Ну, думаю, сейчас начнется. Немец на территории русского – это всё! Даруся вся от счастья светится. Зубы вперед и со всей прыти... «Немка» оказалась расторопной. Я и глазом моргнуть не успел, как она двухметровый забор пулей перелетела. Дара прошарила весь двор, разочарованно вздохнула и занялась своими делами. А я с тех пор стал заглядывать за дом. На случай незваных гостей.

* * *
Реакция и движения собак столь молниеносны, что человеку даже нечего думать соревноваться с ними. На себе проверено. Дарке было семь месяцев. Она уже изрядно подросла (за первый месяц, когда мы усиленно кормили ее чистой вырезкой, омлетом и творогом, она вымахала аж на семнадцать сантиметров), но всё еще оставалась щенком, хотя норов у нее был ай-ай. Играли мы с ней резиновым пищащим поросенком величиной с мой кулак. Я отнимал поросенка у нее, она – у меня. Поросеночек у меня в руке. Я мотаю им из стороны в сторону, дразню Дару. Ее голова в полуметре от моей руки. Она внимательно следит за поросенком, готовится к атаке. Я еще более внимательно слежу за ней, готовый в любую секунду отдернуть руку. Но время у собак измеряется в более мелких отрезках, чем секунда. Я не увидел ее движения, просто почувствовал, как ее молодые крепкие зубы сползают по моим пальцам. Ну что тут скажешь? Я проиграл. Она лишь деликатно захватила мою руку вместе с поросенком в пасть, прекрасно понимая свои возможности и правила игры, но мурашки прокатились по мне до самых пяток. Я безоговорочно отдал ей на растерзание поросенка. Он бедный, пронзительно визжал. На таких зубах любой взвоет. Видя, что я не собираюсь отнимать у нее добычу, она сама положила мне его на колени, отступила на два шага и замерла в ожидании. Теперь я поступил хитрее, взял поросенка за мордочку, и... Дара тоже исправилась: в игре она захватывала лишь полпоросенка, не задевая моих пальцев.
Потом, когда собаки выросли, зимними вечерами мы частенько играли с ними во дворе. Надевали фуфайки и махали руками, изображая травлю. Собаки очень хорошо понимали, что это игра, хватали руку, но тут же соскальзывали зубами и прижимали лишь край рукава. Они старательно демонстрировали злость, рычали, тянули мнимого противника на себя и были очень довольны. С ними можно было поиграть в салочки, только вот бегать за южаком – занятие пустое, если вспомнить, что среди его предков есть и борзые. Собаки прекрасно понимали, что угнаться за ними на двух ногах хозяевам не под силу, и потому поддавались, притормаживая бег, и даже останавливались, подпуская поближе, а когда оставалось всего два-три шага – рывок, и в награду озорная усмешка на мохнатой морде.

* * *
Лушка любила играть с детьми. Они строили крепости из кубиков, изобретали сюжетные игры, где главными героями были зверята и «боболак». Лушка приходила к ним, ложилась рядышком и с интересом наблюдала за пацанами. Они тут же подключали ее к игре, на полном серьёзе объясняя, что надо делать. Она внимательно слушала их, брала в пасть предложенную игрушку...
– Эй, это же не есть надо! Ну всё, боболак не играет: его съели, – сообщал первый.
Луша чувствовала, что поступила неправильно, и роняла игрушку на пол.
– Не совсем съели, – уточнял второй. – Мы его полечим. Вжик-вжик. Играем дальше.
Луше надоедало лежать, она вставала и активно включалась в игру. От ее неосторожного движения крепость рассыпалась на кирпичи, поскольку собака весила больше вместе взятых близнецов и была слегка великовата для таких тонких игр. Ребята дружно возмущались, просили Лушу сделать всё, как было. Собачка тут же реагировала и окончательно сравнивала крепость с землей. Теперь она выступала в роли противника, и ее надлежало изгнать с «земли родной», то есть вытолкать из комнаты. Но Луша натура хитрая, чувствуя свою вину, она начинала, в буквальном смысле, подлизываться. Ее оставляли в игре, поручая роль «стихийного бедствия», но крепость уже строили под прикрытием шкафа. На всякий случай.
Еще она любила играть с гоночными машинками. Они были пластмассовыми, легкими и довольно большими. Луша ставила на машину переднюю лапу и катала туда-сюда, потом толкала носом, и машинка катилась вперед. Дети брали вторую и предлагали ей сыграть: «кто дальше толкнет». Выигрывали, конечно, они, но Луша совершенно не расстраивалась. Зато она в самый лютый мороз могла спать на снегу и уворачивалась от зубов бультерьера, в игре доводя его до истерики.
Было это так. Жила неподалеку от нас молодая и симпатичная бультерьериха Дина. Мы часто гуляли вместе. Она была одного возраста с Лушкой. Они начинали вместе бегать, играть, как это обычно делают собаки. Лапы Дины значительно короче Лушкиных, поэтому она отставала. Луша специально замедляла бег, подставляя ей бок. Когда Дина хотела ее схватить, легким движением Лушка уходила в сторону. Очень быстро бультерьериха начинала злиться, звереть, и хозяйке приходилось брать ее на поводок. Лушка чувствовала себя победительницей.

БЕДОВЫЙ ТИГРЯН

Как я уже говорил: южаки – собаки с характером. Каждый песик себе на уме. Непривычно звучит применительно к собакам, но так оно и есть. Посидишь, понаблюдаешь, и задумаешься. Особенно заметна разность характеров, когда щенков много. Вот тут они и раскрываются в полной мере. Да, характер, если он есть, режется сразу, еще в розовом детстве. После месяца уже становится ясно, кто есть кто. У каждого своя яркая индивидуальность. Свои жизненные принципы и хитрости, доставшиеся от какого-нибудь далекого или близкого предка. Так что щенки южаков мало походят на инкубаторских цыплят и друг на друга – как цветом, так и характером. Спутать их просто невозможно.
Помнится, в Лушкином помете попалась одна свободолюбивая девочка, которая ну ни за что не хотела сидеть в загоне. Пятеро щенков воспринимали пространственное ограничение как должное, играли себе, возились и были всем довольны, а эта шельма – ни в какую сидеть с ними не хотела. Она приноровилась перепрыгивать через забор. Я наращивал перегородку каждый день на пять сантиметров, а она всё прыгала и прыгала. Мы стали серьезно опасаться, как бы девочка себе лапу не вывихнула. Да и мамаша, преодолевая высокий забор, могла запросто задавить зазевавшегося потомка. Пришлось сделать складной забор, из двух частей. Когда Лушка шла кормить детей, я снимал верхнюю половину и сразу водружал на место. Покормив отпрысков, мамаша без труда выпрыгивала обратно на свободу. Вот тут и начиналось. Вольная «дочь степей» предпринимала несколько неудачных попыток последовать за мамой и, не добившись результата, разражалась истеричным ором на самой высокой ноте. Не воем, не лаем, не скулежом, а именно ором, как будто ее живьем посадили на раскаленную сковородку. И что самое главное, орать она могла до бесконечности долго. Поначалу мы не обращали внимания: мол, поорет в свое удовольствие да и перестанет. Признаюсь как на духу: нам надоело первым, уши просто не выдерживали такого натиска. Оказавшись на свободе, она тут же замолкала, становилась веселым и милым щенком.
Был еще бедовый Тигрян. Я уже не помню, откуда у русского парня армянское имя. Самому удивительно. Внешне он не выделялся. Так, средний кобелек. Однажды зимой выпустили мы всю свору щенков погулять во двор перед ужином. Минут через пятнадцать разлили кашку по мискам, супруга говорит: «Запускай». Я дверь отрыл, свора влетела в дом, и мы быстро рассортировали их по мискам. Смотрим, одного не хватает. Я на двор выскочил, там уже темно. Я давай звать: «Мурзя! Мурзя!» Слышу, под самыми ногами кто-то стонет. Опустил глаза, щенок у крыльца стоит и носом в гирю полуторапудовую упирается, снег рядом красный. Я испугался, хотел его на руки взять, да не тут-то было: оказывается, он языком к гире приклеился. Надо же! Двадцать щенков до него бегали, ни у кого не хватило ума железку на морозе лизнуть. Я – к супруге. Беда, говорю, давай теплую воду, отливать бедолагу будем. По счастью, чайник оказался теплым, и мы быстро освободили нашего страдальца. А язык у него всё-таки пострадал. Видимо, он еще до меня порывался освободиться, иначе – откуда же кровь на снегу? Мы наивно полагали, что он есть не будет. Как бы не так! Свои полмиски он убрал тут же. Вроде ничего и не случилось.
Мы кормили щенков из больших мисок. К одной миске ставили сразу троих, потом, по мере роста, – двоих. У собачек проявлялась, как я думаю, человеческая черта. Им всё казалось, что в соседней миске каша вкуснее, и они то и дело перебегали к соседней кормушке. Так что в момент кормления приходилось следить за ними и особо шустрых возвращать на место. Ближе к двум месяцам начиналось отстаивание собственности, и у мисок вспыхивали нешуточные потасовки. Уступать никто не хотел, это не в характере южаков, и частенько дело доходило до кровопролития. Приходилось брать драчунов за шкирки и поднимать в воздух. Они тут же затихали. Ничего не поделаешь – выдавали каждому персональную миску.
Когда бедолагу Тигряна уже отдали хозяевам, то он и там начудил: уселся в гараже на раскаленную плитку. Хозяин рассказывал: «Чую я, что-то паленым пахнет, смотрю: Тигрян сидит, а у него из-за спины дым валит. Так он же на плитке! – ужаснулся, и давай его звать». В этот раз песик не постра-
дал. Спасла длинная шерсть.

Окончание следует