Светлана Дубровская

Жизнь как она есть

Повесть

Непонятно, как я очутилась на этой пустынной ночной улице. Фонари горели через один, и в сплетении теней едва угадывался невнятный силуэт человека в куртке с блестящими замками-молниями и рюкзаком в руке. Незнакомец поднял правую руку и знакомым жестом поправил длинные волосы... Димка! Я рванулась к нему, но, как это бывает во сне, ноги слушались плохо и вместо бега получился не слишком быстрый шаг. Димка снял с плеча рюкзак и шагнул навстречу. Я протянула руки, чтобы обнять его, но мои пальцы прошли сквозь пустоту. Не удержавшись на ногах, я пролетела через него и рухнула на холодный асфальт. Правую ногу сразу пронзила резкая боль. Из свежей ссадины потекла темная кровь. Обернувшись, сквозь набежавшие слезы я увидела, как Димка медленно удаляется прочь. Что происходит, черт побери?!

– Димка!!! – Я проснулась от собственного дикого вопля. Правая коленка саднила от удара об пол – каким-то образом во сне я умудрилась свалиться с широкой кровати, прихватив с собой одеяло и почему-то завернувшись в него с головой.

– Алька, какого?.. – раздался недовольный голос со стороны постели. Через мгновение на пол полетела подушка. Мой будущий муж (а это явно был он, поскольку я накануне приехала к нему домой и осталась ночевать) еще раз выругался и посоветовал мне ложиться спать, поскольку утром придется встать пораньше. Я вспомнила, что утром мы собирались пойти в загс подать заявление, и почему-то расстроилась. Вы-
спаться уже не получится (не приведи господь, еще что-нибудь подобное приснится), утром выйду из дома с красными опухшими глазами, а всё-таки событие серьезное, хочется хорошо выглядеть. Между тем тревога не отпускала. Я поднялась с пола, набросила чей-то попавшийся под руку халат и отправилась на кухню. В проходной комнате недовольно заворочались на старом скрипучем диване будущие родственники, обеспокоенные моим ночным воплем, проворчали что-то невнятное в два голоса: вроде бы, спать надо по ночам, а не шастать туда-сюда. Осторожно прикрыв за собой дверь, я прихватила с коридорной тумбочки телефон и унесла в кухню – хорошо, что длина провода оказалась достаточной. Забралась с ногами на широкий неудобный стул, набрала номер. Спохватившись, посмотрела на часы (блин, еще только четыре утра), но на другом конце уже подняли трубку и сказали в нее сонное «алло».

– Дим, прости, я не сообразила, что рано.

– Алька?! Что случилось?

– Ничего. Сон про тебя видела, решила убедиться, что ты живой. У тебя всё нормально?

– Пойдет. Сегодня Динка ночевать осталась. Дрыхнет сейчас, хотя нет, зашевелилась, привет передает. Хриплый такой, утренний. А ты вообще-то где?

– Там. Утром заявление идем подавать. В загс. Я вроде рассказывала.

– Не передумала всё-таки? Позвони вечером обязательно – еще раз обсудим эту тему. А сейчас прости – от меня тут требуют кое-чего...

Я не успела услышать, чего моя давняя приятельница с утра пораньше требует от сонного Димки, потому что дверь в кухню резко распахнулась и на пороге возник мой жених Алекс. На его сутулом щуплом теле мятой тряпкой висела простыня, одним углом волочась по полу. Вид у Алекса был крайне неприветливый.

– Ты чего, охренела? Звонить по моему телефону из моего дома всяким бывшим... И это с тобой я собрался поставить в паспорт этот гребаный штамп?!

Я смутилась, как будто меня застали за каким-то крайне непристойным занятием, поспешно бросила трубку на телефон и начала сбивчиво оправдываться – звонила другу, видела про него страшный сон, хотела узнать, всё ли нормально, и вообще, никакой он ни бывший, ни нынешний... Просто хороший друг на все времена...

* * *

Я выхожу в серый дождь из дома

Холодный ветер срывает кожу

Моя дорога почти по краю

Ты не узнаешь ты не поможешь

Я люблю

Я спотыкаюсь на ровном месте

Я сажусь не в свои троллейбусы

Ни отдышаться ни оглядеться

Когда узнаешь ты не жалей меня

Я люблю...

Мы познакомились два года назад. Я училась на первом курсе. Поехала в лес с друзьями, увидела среди новых приятелей симпатичного длинноволосого парня в очках и сразу влюбилась в него по уши. Я выла в подушку по ночам, мечтая о романтических страстных объятиях и последующей совместной жизни в моей просторной комнате с окнами на юг. Димка поначалу тоже увлекся и на какой-то очередной рок-вечеринке неожиданно сделал мне предложение. Через несколько минут он, видимо, осознал всю ответственность своего не-
обдуманного поступка и напился до состояния отключки. Дотащив с помощью хозяина дома нетрезвого жениха на хату к его родителям, я всерьез задумалась над своей дальнейшей судьбой...

Время шло. Моя любовь постепенно зачахла, не перейдя грань нежных поцелуев и объятий, и превратилась в близкую дружбу. Добрый Димка заботился обо мне, как старший брат, которого у меня никогда не было – повезло оказаться единственным ребенком в семье. Друг знакомил меня с молодыми людьми, провожал в рок-клуб, звонил несколько раз на дню – узнавал, как складываются отношения и не нужна ли моральная или физическая помощь. Постепенно я привыкла набирать с закрытыми глазами его номер телефона и слышать чуть хрипловатый голос, приходить в гости и пить чай на кухне (иногда Димка разговаривал негромко, виновато поглядывая в сторону комнаты, в которой поспешно одевалась очередная подружка). Меня не смущало его непостоянство – в конце концов, я тоже не сидела дома в гордом одиночестве.

А потом появился Алекс. Вечно молодой, вечно пьяный и обозленный на всех и вся. Однажды он проводил меня домой с очередного концерта, выпросил телефон и культурно чмокнул в щечку. На следующий день я услышала в телефонной трубке новый голос. Так началась новая Любовь.

Через пару месяцев Алекс стал моим первым и, как следовало полагать, единственным мужчиной. Я почти перестала звонить Димке, с головой погрузившись в новое сильное чувство. Друг метался, искал меня по знакомым, накручивал телефонный диск – но безрезультатно. Я почти не бывала дома. Через некоторое время Алекс (скорее всего, поддавшись уговорам своих родителей, уже считавших меня родной дочерью) как-то невнятно сделал мне предложение. Я подумала минут десять и согласилась.

Дата свадьбы назначалась раз шесть и как-то незаметно отодвинулась на позднюю осень. Я уже сомневалась, нужен ли нам вообще этот брак и не лучше ли, пока еще не поздно, забрать свои вещи из квартиры жениха и уехать домой. Когда это решение стало почти окончательным и я начала готовиться к расставанию, меня вдруг поставили перед фактом – в понедельник подаем заявление, через месяц свадьба. Я не протестовала.

Димка сразу почуял неладное. Он позвонил, попытался рассказать про Алекса что-то нехорошее – но я, конечно, с презрением отвергла все его доводы: завидуешь, гад, а раньше надо было мозгами шевелить! Не хочу оставаться никому не нужной старой девой, ведь мне уже кошмар сколько лет – скоро исполнится девятнадцать! Дим, тем не менее, не отстал – звонил по десять раз в день, уговаривал подумать, не спешить, но я проявила упрямство.

И вот теперь я сижу на жестком стуле в чужой обшарпанной кухне и слушаю, как меня обзывает всеми известными и неизвестными матерными выражениями человек, с которым я скоро свяжу свою дальнейшую судьбу.

Если бы я знала, чем закончится эта история, я поднялась бы со стула, залепила бы Алексу основательную оплеуху, за-
брала свои немногочисленные вещи из его комнаты и пешком прошла бы четырнадцать трамвайных остановок до свое-
го дома. Там я сполоснула бы стертые в кровь ноги в тазу с холодной водой, сварила крепкий кофе и набрала знакомый номер телефона. И Димка в очередной раз заверил бы меня, что на самом деле всё просто замечательно, и предложил бы познакомиться с очередным молодым человеком, который раз в пятьдесят умнее, красивее и лучше Алекса...

Но я не умею смотреть в будущее. К тому же тогда мне очень хотелось выйти замуж. Поэтому я терпеливо выслушала все предъявленные обвинения, выводы и развернутые характеристики моего морального облика, двадцать восемь раз извинилась за недостойное порядочной девушки поведение и ушла в ванную принять душ и привести себя в относительный порядок. Через минуту туда ввалился Алекс в полной боевой готовности, и очередная ссора завершилась, как обычно, взаимоприятным сексом. После этого мы вдвоем ополоснулись под душем и отправились одеваться: в девять часов нужно было уже подойти к загсу.

А дальше началась какая-то совершенно необъяснимая ерунда. Подружки говорили мне потом, что плохие приметы сопровождали меня с этого дня до самой свадьбы.

Первым тревожным сигналом оказалось отсутствие моего паспорта. Я прекрасно помнила, что накануне вытащила документ из шкатулки, где хранились все важные бумаги, и положила его в сумку. В сумке паспорта не было. Я вытряхнула содержимое карманов, заглянула в ящики письменного стола Алекса, перерыла всю комнату, но тщетно. Маленькая книжечка в твердой трехцветной обложке исчезла. По дороге я ее выронить не могла – вообще не имею привычки терять документы, к тому же в трамвае сумку я вообще не открывала. Под нескончаемое брюзжание обозлившегося жениха я снова и снова рылась в сумке...

Паспорт почему-то обнаружился в стенном шкафу вместе с паспортом Алекса и кучей ненужных бумаг. Никто из нас не смог вспомнить, как туда попали документы. Поворчав друг на друга, мы пришли к выводу, что над нами просто подшутил домовой, и решили не вспоминать об этой глупой ситуации.

Через несколько минут мирную семейную идиллию сборов в загс нарушил вопль жениха. Причиной на этот раз стала поломка молнии на джинсах. Замок сломался очень удачно – на самой середине, так что снять штаны оказалось невозможно. После нескольких неудачных попыток злющий, как черт, Алекс разорвал несчастную молнию и содрал с себя брюки, сопроводив сей процесс энергичным высказыванием в пространство. В шкафу нашлись другие джинсы, и проблема была решена. Я оделась без приключений – все вещи были заранее приготовлены и лежали на тумбочке.

Мы еще раз проверили, на месте ли документы, и вышли из дома. Накрапывал занудный ноябрьский дождик, ветер пронизывал насквозь. Мои туфли моментально промокли, а светлые колготки покрылись противными коричневыми пятнышками грязи. Алекс шел рядом и бурчал, что вся эта е...ная свадьба – гнилая и бестолковая затея, и никому это не нужно, и вообще. У меня снова был путь к отступлению, однако я опять не воспользовалась им. Огрызаясь друг на друга, мы наконец-то дошли до трамвайной остановки.

Прождав полчаса, я поняла, что по закону подлости трамваи не ходят. Мои опасения подтверждала огромная толпа народа, собравшаяся на остановке и нервно поглядывающая по сторонам. Алекс выругался и предложил идти пешком, поскольку опаздывать было нельзя. Он заверил, что прекрасно знает этот район и без труда отыщет нужное здание.

...Мы бродили по незнакомым улицам уже второй час. Город плавал в невесть откуда взявшемся тумане, и очертания домов на противоположной стороне улицы расплывались и сливались с серыми низкими тучами. Злобный жених спотыкался, матерился и убеждал меня, что во всём виновата только я – если бы не дурацкая идея насчет свадьбы, сидели бы мы сейчас дома, пили горячий чай, слушали магнитофон, занимались любовью... Последнее занятие в данный момент привлекало меня меньше всего, поскольку (как всегда, вовремя) у меня явно начинались месячные, ожидаемые дня через три. Сообщать о новой проблеме Алексу я не стала, под предлогом неотложной нужды отошла на минутку в какой-то закоулок и воспользовалась заранее припасенным тампоном. Одной неприятностью стало меньше. Синий от холода и злости жених, бормоча проклятия, метался по переулкам, волоча меня за собой. Через несколько минут мы, наконец, выбрались из нескончаемого лабиринта на широкую улицу. Я спросила у прохожего, где находится загс, и выяснила, что мы всё это время ходили кругами вокруг нужного здания.

На часах было десять, когда мы подошли к заветной двери. Поскольку опоздание оказалось значительным, выбрать удобное время бракосочетания уже не было возможности. Дата была назначена ровно через месяц. Время нам досталось самое неудачное – четыре часа дня. И по городу уже не покатаешься, и обедать как-то поздновато. Но я настолько устала, что не протестовала. Получив приглашения, квитанции и кучу других разноцветных бумажек, мы отправились обратно.

В доме Алекса нас ожидал сюрприз. Из дальней деревни с каким-то незапоминающимся названием (допустим, Тараканьи Норки) нагрянули незваные гости – тетка с семейством, мои будущие родственники. Встреча с ними меня разочаровала. Тетя Изольда (ну и имя ей дали, с похмелья придумывали, не иначе) сразу начала комментировать мой внешний вид: и колготки я надела грязные, и свитер слишком обтягивающий, порядочная девушка постеснялась бы в таком виде выйти из комнаты, а тем более – из квартиры. Робкие возражения на тему того, что дождь на улице и холодно, услышаны не были. Я обозлилась и потихоньку сказала Алексу, чтобы он успокоил свою любимую родственницу, иначе она узнает о себе много нового и интересного. Но мой будущий муж повел себя очень странно. Он ни словом не обмолвился о сегодняшнем походе в загс, не познакомил меня с гостями и вообще сделал вид, что я – так просто, ничего особенного, потрахаться пришла. Я даже не обиделась – скорее, удивилась, но приняла ситуацию как должное. Выпив с новой родней пару чашек чаю, я вспомнила о «совершенно неотложном деле» и уехала домой.

Дальше всё полетело кувырком. Я училась в университете, работала в агентстве по изучению маркетинга и готовилась к свадьбе. Ходила в салоны проката, наряжалась в длинные белые платья и представляла себе будущую семейную жизнь. На зарплату купила туфли на небольшом каблуке, чтобы жених не выглядел ниже меня ростом, и белое кружевное белье. Родители обеих сторон назанимали денег и закупили продукты с выпивкой. В предсвадебных хлопотах незаметно пролетели три недели.

За три дня до регистрации я съездила в ателье, забрала готовое платье и повезла его домой. Ехать пришлось с пересадкой. Выходя из троллейбуса, я почему-то посмотрела направо и меня затрясло. На остановке стоял Димка. Рядом с ним тусовались два наших общих друга и моя приятельница Дина. Меня они не заметили. Я тяжело вздохнула и направилась к ним. Дим увидел меня и шагнул навстречу так резко, что с его плеча свалился рюкзак.

– Алька, какими судьбами?

– Везу свадебное платье из ателье, сейчас пересяду на свой автобус – и домой.

Я расстегнула молнию большой клетчатой сумки и показала краешек прозрачной капроновой оборки. Дим заглянул внутрь и тяжело вздохнул.

– Глупая ты. Не хочешь меня слушать, а следовало бы. Нельзя тебе за него замуж, подумай – ты же маленькая еще, встретишь свою судьбу через пару лет... Ты не знаешь, что он с тобой сделает...

По моей спине пробежала холодная змейка. Почему-то я сразу поняла, что Димка не шутит, он что-то знает об Алексе. И кто помешал мне остаться на той остановке и услышать что-то новое, страшное, но жизненно важное, как оказалось позднее?..

Иногда мне снится девочка с длинными волосами и нежной доверчивой улыбкой. Она стоит на автобусной остановке и слушает, как ее убеждает в чем-то высокий длинноволосый парень в странноватых круглых очках. Девочка хмурится, переминается с ноги на ногу, но не уходит и продолжает внимательно слушать. Парень берет ее за руку, и они вместе удаляются куда-то прочь. Мне так не хочется просыпаться...

Я резко тряхнула головой, отбрасывая назад спутанные волосы. Не желаю слушать гнусную клевету про моего будущего мужа! И вообще, Дим, твоя девушка там уже копытом бьет от нетерпения, почему бы тебе не отправиться к ней? А я поеду домой, повешу на плечики свой подвенечный наряд, плюхнусь на диван и буду до полуночи слушать любимую музыку. Звони, друг!

К остановке наконец-то подрулил мой автобус. Я плюхнулась на свободное сиденье и посмотрела в окно. Димка неподвижно стоял там, где я его оставила, и пристально смотрел на меня. Дверь автобуса захлопнулась с противным шипением. Я откинулась на спинку неудобного сиденья и за-
крыла глаза. На душе было тоскливо.

Накануне дня свадьбы мне приснился странный сон. Я ехала в загс в каком-то большом автомобиле, на мне было свадебное платье, а в руках почему-то старый рюкзак из обрезков кожи и джинсовки. Неожиданно машина остановилась. Я открыла дверцу и вышла на мостовую. Дорогу перегородил обшарпанный москвич-«пирожок». За рулем развалюхи сидел Димка. Ему кричали, чтобы он освободил дорогу, но он не реагировал на вопли, сидел и молча смотрел на меня сквозь боковое стекло. Почему-то мне стало очень страшно, и я закричала. От моего голоса закачались фонарные столбы и земля стала подниматься серым валом, как океанская волна в замедленной съемке...

* * *

Рано утром меня разбудила бабушка. Нужно было торопиться: на часах было семь утра, через два часа должен был прийти парикмахер – делать мне свадебную прическу. Я пошла в ванную и, стоя под прохладными струями утреннего душа, попыталась осмыслить увиденное ночью. Что же это было? Просто дурной сон или предостережение? На всякий случай я прошла в комнату и незаметно отключила телефон, чтобы очередной Димкин звонок не испортил мне настроение.

А дальше всё полетело кубарем под горку. Приметы громоздились друг на друга, сплетались комом и обрушивались, чтобы снова смотаться в клубок.

Парикмахерша – родственница маминой знакомой, с которой договорились на девять утра – не пришла. Стрелка часов потихоньку приближалась к одиннадцати. Я начала психовать. Родители стали названивать необязательной мастерице домой, после чего выяснилось, что бедняжка не может выйти из собственной квартиры по причине сломавшегося дверного замка. Через час, окончательно обалдевшую, меня запихнули в какую-то машину и отвезли на дом к другой парикмахерше. Та долго восхищалась моими густыми каштановыми волосами, хвалила мой вкус (оказывается, я выбрала самую изысканную фату, хотя что особенного в небольшой тюлевой тряпочке, приделанной к ветке дешевых искусственных цветов?) и обещала сделать прическу «по высшему разряду». Когда я после полуторачасовых мучений посмотрела на себя в зеркало, то потеряла дар речи. На моей дурной башке громоздилась начесанная башня, немного накренившаяся на левый бок. Где-то позади топорщилась криво прикрепленная фата, а на переднем плане прямо из головы (как мне показалось) наполовину высовывалась черная с ржавчиной шпилька. «Ну как, невеста довольна?» – подхалимским тоном проблеяла имидж-
мейкерша. Обалдевшая от впечатлений невеста, проглотив несколько неприличных выражений, вертевшихся на языке, вытаращила глаза. Парикмахерша завершила свое произведение искусства белым цветочком, прицепив его к той самой торчащей шпильке и вогнав ее куда-то в глубину моих мозгов. «Вот, теперь намного лучше».

Я не знаю, сколько заплатили этой приятной даме. Наверное, много. В любом случае переделывать прическу было уже поздно, поэтому, невзирая на мои активные возражения, меня снова запихнули в автомобиль и отвезли обратно домой.

К двум часам начали собираться гости. Две подружки, назначенные ответственными за выкуп невесты, по невыясненным причинам задерживались. Кто-то уже сидел за столом и пил водку, вокруг суетились какие-то люди. Я незаметно пробралась в другую комнату, уселась в кресло спиной к двери и взяла с книжной полки потрепанный дамский роман, решив немного отвлечься от дурных мыслей. Через некоторое время в коридоре кто-то громко сказал: «А что ж это наш жених опаздывает?» Я оторвалась от начатой книги и посмотрела на стенные часы. Они показывали пятнадцать минут третьего. Подумав, что у кого-то из родни не всё в порядке с головой, я снова попыталась сосредоточиться на сюжете романа. Прошло полчаса, затем еще минут десять. Алекс не торопился. Кто-то накручивал телефонный диск, пытаясь дозвониться к нему домой, однако попытки не имели успеха. Почему-то самым спокойным человеком оставалась я. Единственной овладевшей мной эмоцией оставалась странная апатия к происходящему вокруг. Звонок в дверь я восприняла как должное.

Равнодушно выслушав оправдания Алекса о засорившейся канализации, сломавшемся будильнике и прочих неурядицах, я от души обматерила опоздавших подружек, когда они появились на пороге (оказалось, что мерзавки забыли о возложенной на них почетной миссии и решили немного погулять по городу) и успокоилась окончательно. Через несколько минут толпа гостей погрузилась в машины, украшенные разноцветными атласными ленточками.

Я плохо помню дорогу в загс. Свадебный кортеж почему-то всё время застревал в пробках, так что весь путь вместо получаса занял добрые полтора. Разумеется, на церемонию мы опоздали. Поскольку всё было заранее оплачено, нас всё же зарегистрировали, немного поворчав для порядка. «Торжественный» обряд оказался крайне занудным и неинтересным. Женщина, читавшая по бумажке напутствия новобрачным и руководящая процессом регистрации, почему-то оказалась очень похожа на мою школьную учительницу – старую деву, преподававшую географию. На мгновение мне показалось, что сия дама вот-вот стукнет указкой по столу и строгим голосом вызовет меня к доске. Кроме того, я почему-то очень боялась засмеяться и всё время хмурилась, поэтому на свадебных фотографиях моя физиономия получилась мрачной и неприветливой.

Когда всё благополучно закончилось и мы выползли на улицу, неожиданно начался дождь. Моя прическа моментально впитала воду и стала напоминать старую потертую мочалку, которую кто-то украсил гипюровыми цветочками. Сфотографировавшись на память у ободранных дверей загса, мы погрузились в машины и поехали праздновать.

По дороге не случилось ничего особенного. Кортеж из двух потертых «жигулей» и черной «волги» с кляксой птичье-
го помета на капоте подкатил к дверям подъезда, где уже переминалась с ноги на ногу моя свекровь. В руках она держала поднос с караваем и воткнутой в него солонкой. Как выяснилось, пшеничного хлеба в магазине не оказалось, и его заменили позавчерашним пеклеванным. Я попыталась отломить корочку, но не тут то было. Моего мужа также постигла неудача. Рассердившись, я вцепилась в каравай обеими руками и попробовала откусить краешек. Вместе с куском хлеба во рту оказался какой-то небольшой камешек, при ближайшем рассмотрении оказавшийся обломком моего коренного зуба. Наверное, невеста, ругающаяся матом – очень комичное зрелище, поскольку веселились все присутствующие. Муж выбрал момент, когда мы поднимались по лестнице в квартиру родственников, где нас уже ждали накрытые столы, и шепнул мне на ухо: «И зачем я только женился на такой дуре, как ты? Вечно у тебя всё через жопу!» Я могла бы возразить, что на этот раз, наоборот, неприятность произошла во рту, но была занята ощупыванием образовавшегося в ряду зубов не-
ожиданного пробела.

Хорошо, что мы вместе с гостями решили подняться в квартиру пешком. Когда мы подходили к нашей двери, со стороны лифта уже минут пять доносились жуткие вопли. Оказалось, что соседка с восьмого этажа застряла в лифте на уровне седьмого. Тихо порадовавшись, что в тесной кабине оказались не мы с женихом (он бы от злости, наверное, умер), я вошла в открытую дверь коридора. Точнее, попыталась войти. Пышная юбка свадебного платья зацепилась за торчащий в косяке гвоздь. Раздался противный треск. Прозрачная нейлоновая оборка наполовину оторвалась от белой атласной юбки и повисла перебитым крылом. Кто-то из находившихся неподалеку гостей тихо пробормотал: «Нехорошая примета!» Я подхватила оборку и вошла в квартиру. Потихоньку отыскав в верхнем ящике серванта белые нитки, я кое-как закрепила воздушный волан. Все присутствующие в это время усиленно делали вид, что ничего особенного не случилось. Собственно говоря, так оно и было.

Застолье прошло без происшествий. Звучали тосты за молодых и их родителей, кто-то уже пытался улечься спать в тарелке с недоеденным салатом, кто-то выяснял отношения. Периодически меня толкали в бок и дурными голосами орали «Горько!». Целоваться при всём народе было почему-то очень стыдно. Какая-то десятиюродная родственница во все-
услышанье поинтересовалась, как я теперь буду называть родителей мужа. Я хотела ответить честно и правдиво, но пришлось соблюсти приличия и скромно пробормотать: «Поживем – увидим». Подарки оказались скромными, но полезными – посуда, постельное белье и немного денег на мелкие расходы. Праздник закончился около полуночи.

Первая брачная ночь (ударение на втором слове) запомнилась мне на всю жизнь. Это была одна из редчайших ночей, в которую я не занималась любовью. Я ела колбасу. Как ни странно, это правда: после трапезы осталась уйма вкусных продуктов. Мы принесли их в комнату, достали припрятанную бутылку вина и с аппетитом воздали должное чревоугодию. Насладиться пиршеством не помешал даже сломанный днем коренной зуб.

Это одно из немногих приятных воспоминаний о том времени. Я сижу на полу с тарелкой в руке, вокруг расставлены блюда с разными нарезками. Муж наливает в бокалы мое любимое красное вино, о чем-то спрашивает... Я чувствую себя совершенно счастливой, взрослой женщиной, у которой впереди безоблачная семейная жизнь...

Под утро мне удалось заснуть. Поскольку накануне я как следует набила желудок, сон был неспокойным. Мне всё чудились какие-то расплывчатые люди, выходящие из стены и скрывающиеся в шкафу. Почему-то их надо было считать вслух. На счете «семь» дверь в комнату распахнулась и на пороге появился Димка с объемистым свертком в руках. «Поздравляю, Алиса Денисовна!» – грустно произнес он и вручил мне подарок. Я разорвала тонкую красивую бумагу с непонятным рисунком. Внутри оказалась батистовая простыня в мелкий зеленый цветочек – именно такой комплект я получила в подарок накануне, только во сне тонкий батист оказался покрыт большими темными пятнами крови... Я в ужасе отшвырнула страшную тряпку прочь и проснулась. В окно било солнце. Часы показывали девять утра. Стол был сдвинут к стене, рядом с тумбочкой громоздились свертки с подарками, со спинки стула свисало помятое белое платье. Фата вме-
сте с веночком из дешевых цветов лежала на столе. Рядом со мной на диване, уткнувшись в подушку и завернувшись в оба одеяла (стащив одно из них с меня) похрапывал мой супруг. Умиротворенная семейная идиллия.

Я потихоньку сползла с дивана и отправилась в душ. Смывая с себя ночные кошмары, я попыталась понять их: что же означает этот странный подарок? Позвонить бы сейчас Димке... Выйдя из ванной, я двинулась было в сторону телефона, висящего на стене в прихожей, но вовремя спохватилась, вспомнив недавний скандал в доме родителей мужа. Еще не хватало утром после свадьбы выслушивать упреки и оскорбления! Поэтому я отправилась на кухню, налила воды в новый электрический чайник и включила его в розетку.

* * *

В соответствии с модной сейчас теорией биоритмов, я отношусь к категории жаворонков. Просыпаюсь легко и радост-
но, могу сразу же подняться с кровати и заняться домашними делами. Мой супруг оказался полной противоположностью. Это сейчас я понимаю, что у него от природы был злобный и агрессивный характер. Тогда мне казалось, что все его утренние реплики и действия были обусловлены тем, что он – сова. Заснуть он мог лишь после полуночи, а до этого развлекался в свое удовольствие: слушал громкую музыку в стиле металл, играл на гитаре и курил дешевые вонючие сигареты. Поскольку я отношусь к категории некурящих, последнее времяпровождение нравилось мне меньше всего. Но я молчала. Почему-то не хотелось ничего менять. Впрочем, не будем забегать вперед – пока еще только первое утро после свадьбы, и настроение у меня превосходное.

Итак, я поставила чайник, дождалась, пока он вскипел, и заварила вкусный китайский чай. Поставив на поднос рядом с чашками тарелки с нарезанным тортом, бутербродами с недоеденной накануне колбасой и дорогим эдамским сыром, я подхватила всё это со стола и направилась в комнату. Я шла по коридору и думала, как приятно будет молодому супругу получить от жены завтрак в постель. Наверное, он очень обрадуется.

Опустив на пол поднос, я нежно потрогала Алекса за плечо и мурлыкнула ему в ухо: «Просыпайся, солнышко». «От...сь!!!» – послышалось в ответ. Мне показалось, что кто-то ударил меня по голове. «ЧЕГО?» – прошептал чей-то (наверное, мой) онемевший язык. Алекс пробормотал что-то типа «поспать не даешь, б...», повернулся в мою сторону. Через минуту он окончательно проснулся и принялся извиняться: вро-
де как и не выспался он со вчерашнего, и сон плохой видел, и вообще – не понял ситуацию... Быстро помирившись, мы завернулись в простыни и сели есть. Потом мы разбирали подарки, мыли посуду и накрывали на стол в ожидании новых родственников – родителей мужа. Второй день свадьбы решено было провести «только для своих».

Свекор и свекровь приехали на такси. Расходы оказались оправданными: они привезли с собой все вещи Алекса в нескольких объемистых клетчатых сумках. Я рассчитывала, что мы сами перевезем их постепенно, а летнее барахло вообще можно было бы оставить до весны на прежнем месте, поэтому такой поворот событий меня удивил. Лишь потом, огляды-
ваясь назад, я поняла, что они были до смерти рады избавиться от любимого сыночка (жить мы собирались у меня)... Сообща мы втащили тяжеленные баулы в квартиру. Я кинулась освобождать половину шкафа, но меня остановили, поскольку пора было садиться за стол.

Обед прошел обыкновенно. Мои родители беседовали с новой родней о повышении цен на продукты, прошедшей свадьбе и планах на будущее. Общим мнением стала рекомендация немного подождать с детьми. Я только фыркнула в тарелку: рожать я вообще не собиралась. Дело было не в возрасте, просто я совершенно не представляла себя в роли матери. Именно поэтому я уже полгода пила противозачаточные таблетки и не беспокоилась по поводу беременности. Другие высказывания были направлены в адрес моего супруга: вро-
де бы, учиться надо, а потом работу найти и так далее... От многословия новоиспеченного свекра у меня зачесался левый бок. Чтобы немного отвлечься, я положила себе на тарелку еще салата и с аппетитом продолжила трапезу.

Второй день свадьбы прошел тихо и спокойно. Новые родственники ушли часов в пять, мы с мужем вынесли на кухню грязную посуду и отправились на прогулку.

Это было просто замечательно! Мы бродили по улицам, заходили в магазины и присматривались, чего бы такого полезного купить на подаренные деньги. В сумке уже лежали недорогой миксер, утюг с паровым увлажнителем и красивый настольный светильник. Приобретя на оставшиеся рубли мою давнюю мечту – пластмассовый «кодак», мы отправились в городской сквер. У меня сохранилось несколько фотографий с той пленки – я сижу на скамейке у дерева, супруг на фоне какого-то облезлого памятника, мы вместе на бортике тротуа-
ра (не помню уже, кого мы тогда попросили нажать на кнопку «кодака», да это и не важно вовсе). У нас обоих счастливые лица, улыбки до ушей и блестящие глаза. Не знаю, какие эмоции испытывал в тот день Алекс, а я действительно была в восторге. По дороге домой я рассматривала свое отражение в каждой витрине – молодая замужняя дама с новеньким золотым колечком на безымянном пальце правой руки. Счастье было безграничным.

Вечером, когда муж нежился в теплой ванне, предварительно вылив туда половину флакона моей любимой лавандовой пены, раздался телефонный звонок. Я сняла трубку. «Поздравляю, Алиса Денисовна, с заключением законного брака и последующей безоблачной семейной жизнью!» – раздалось оттуда.

Судя по голосу, Димка был окончательно и бесповоротно пьян. Он многословно распространялся на тему всеобщего счастья, обзаведения потомством и последующей жизни с супругом на долгие-долгие годы вперед, с пожеланием обязательной смерти в один день. Через пару минут мне надоело его слушать.

– Дим, прекращай гонки. Спасибо за поздравления, но мне надо идти.

– Я-то прекращу. Уже замолкаю. А ты мне когда-нибудь позвонишь и начнешь жаловаться на судьбу. Только мне уже по фигу будет. Не хочешь меня слушать – и не надо. Сама виновата.

В трубке раздался какой-то отдаленный грохот и тут же запищали гудки. Скорее всего, Димка уронил телефон со
своей старой тумбочки, стоящей в прихожей, или сам с нее свалился вместе с несчастным аппаратом. Я повесила трубку и села на пол рядом с журнальным столиком. Настроение у меня резко испортилось. Через пару минут в комнату ввалился свежевымытый Алекс, нежный, чистый и благоухающий лавандой. Мокрые длинные волосы он повязал моей любимой косынкой с цветочками по краю.

– Чего грустишь, подруга? Давай в кровать!

В принципе, это оказалось оптимальным выходом из положения.

* * *

Знать бы, где придется падать... А упасть пришлось уже очень скоро. Первый год после свадьбы пролетел быстро. Ничего плохого не произошло, несмотря на многочисленные мрачные прогнозы Димки. Он продолжал звонить, пару раз натыкался на моего мужа и выслушивал в свой адрес много нового и интересного. Супруг злился, угрожал пойти к моему «бывшему» и от всей души набить ему морду, но угрозы так и остались угрозами. Постепенно я отдалилась от всех друзей и знакомых. Весь круг общения составлял мой муж и его вечно пьяная рок-группа: трое свободных и беспечных молодых людей.

Наверное, мой супруг просто не понимал, что такое семья. После регистрации брака его вольное поведение совершенно не изменилось. Он не собирался устраиваться на работу, окончательно забросил учебу и в итоге был исключен из института. Я была в ужасе. Теперь у нас в квартире постоянно тусовались какие-то нетрезвые малопонятные личности с длинными немытыми волосами и туманным взглядом. Мои родители и бабушка (скорее всего, предварительно посовещавшись) выбрали принцип невмешательства. Никто не упрекал меня за то, что молодой здоровый парень бросил учебу, нигде не работает и дрыхнет до полудня, в то время как я поднимаюсь в шесть, бегу на работу, затем в институт, снова на работу и возвращаюсь часов в восемь – полдевятого... Мне самой в то время такая ситуация казалась нормальной – в конце концов, деньги на расходы у меня были. Правда, иногда Алекс их у меня выпрашивал: нужны были гитарные струны, барабанные палочки, новые джинсы, водка, портвейн, пиво...

А потом я незаметно, потихоньку поползла вниз. Моя лучшая подруга Анфиса через несколько лет сказала мне, что для всех это было очевидно. В то время я не стала ее слушать: разумеется, все подруги говорили гадости про моего мужа, сами-то они никак не могут выйти замуж, а я вот всех опередила! Фиса, выслушав от меня данную информацию, помол-
чала и исчезла с горизонта. Мы с ней не виделись после этого года четыре. Верный друг Димка звонил всё реже и реже, говорил какие-то банальные слова, практически не рассказывал о себе – я только знала, что он по каким-то причинам расстался с Диной и уже успел снова кого-то себе найти. Отчаявшись заработать достаточно денег на двоих, я бросила учебу и устроилась на работу в промтоварный магазин на самой дальней от дома окраине города. Уезжала из дома в семь утра, возвращалась в девять вечера.

На работе было неплохо. Коллектив существовал уже до-
статочно долго – два года, но мое появление в нем было воспринято с искренней радостью. Мы вместе отмечали празд-
ники, дни рождения и просто удачные для торговли дни. Начальство не доставало, зарплату платили исправно. Живи и радуйся жизни. Но именно тогда прозвучал первый звонок о неблагополучии.

Как уже упоминалось, вставала я очень рано, чтобы успеть добраться до работы. Чаще всего я с вечера готовила что-нибудь и оставляла на сковороде или в кастрюле, с тем чтобы утром по-быстрому разогреть и слопать, не тратя время на изыски кулинарного искусства. Но мой супруг-сова, которому не надо было подниматься в шесть, сидел всю ночь за компью-
тером или слушал музыку. Под утро он съедал приготовленные мной макароны или сосиски и, сытый и довольный, укладывался спать или же расталкивал меня для исполнения
супружеского долга (против этого я никогда не протестовала). Рано утром я просыпалась, обнаруживала полное отсутствие завтрака, злобно ругалась и, голодная, мчалась на автобусную остановку. Поэтому рабочий день для меня начинался с покупки лапши быстрого приготовления, заваривания ее кипятком и поглощения за считанные минуты уже на рабочем месте – в торговом зале. Наш старший продавец Игорь никак не комментировал ситуацию, но однажды, выпив со мной пару рюмок водки, вдруг спросил: «А тебя что, дома вообще не кормят? И если кормят, почему ты прибегаешь голодная и набрасываешься на эту долбаную вермишель, пахнущую несвежими мужскими носками?» Я не сразу сообразила, что ответить. Игорь, через минуту забыв о своем вопросе, уже поглощал закуску, аппетитно откусывая от краюхи белого хлеба. Ситуация осталась без комментария.

Вернувшись домой, я решила поговорить с мужем – в конце концов, уже совершенно посторонние люди стали замечать, что в нашей семье что-то неладно. Но супруг приперся в час ночи, пьяный и усталый, и сразу же завалился спать. От него пахло дрянными сигаретами и дешевым портвейном. Я молча сходила в душ, выпила чашку чая с печеньем и улеглась рядом на широкий трехспальный диван, обняв Алекса за талию. Почему-то, несмотря на все неприятности, я чувствовала сильную потребность в его присутствии. Проблема, между тем, так и осталась нерешенной. Теперь, чтобы не привлекать внимания любопытного Игорька, я покупала на остановке какой-нибудь «сникерс» или «марс» и съедала его в автобусе по дороге на работу.

Несмотря ни на что, я радовалась. До тех пор, пока однажды не вернулась с работы на полчаса позже обычного. В тот день в магазин заглянул бывший сотрудник – некий Анатолий Владимирович, весьма обаятельный тридцатилетний мужчина. Сославшись на недавно прошедший день рождения, Владимирыч (так его называли все присутствующие) сходил за тортиком и алкогольными напитками, и весь коллектив дружно уселся праздновать. Я с удовольствием выпила вкусного вина, побеседовала на разные темы с умным интеллигентным человеком (никакого флирта!) и уехала домой на поздней маршрутке, пребывая в превосходнейшем настроении. Тихо открыв дверь ключом, я вошла в темную прихожую, накинула цепочку и стала снимать сапоги. Дверь в комнату неожиданно распахнулась, и в проеме возник Алекс. Он был зол и пьян. Не дав мне снять куртку, он втащил меня в комнату и захлопнул дверь. «Ты где шлялась, б...?» – вежливо и тихо спросил он. Я честно объяснила, что была на работе, где зарабатывала деньги для нашего с ним совместного проживания. Затем я ехидно (и это оказалось моей роковой ошибкой) спросила у супруга, чем же весь день занимался он – лежал на диване или играл на гитаре? А может быть, пьянствовал со своими дружками где-нибудь в подворотне – или на этот раз они решили собраться в рок-клубе? Вместо ответа я получила первый УДАР.

* * *

Меня никогда не били. В младших классах школы я сама нередко участвовала в драках, поскольку всю жизнь была похожа на мальчишку: ходила в джинсах, ругалась плохими словами, а позднее – практически не пользовалась косметикой. Мне делали замечания, писали в дневнике «поведение – два», но в четверти обычно выводили милосердную «тройку». Травмы ограничивались синяками и ссадинами. Дома меня даже не шлепали по попе за детские шалости, предпочитая долгие нравоучительные разговоры. Я, в свою очередь, могла, разозлившись, от души наорать на кого-нибудь или громко выругаться матом, но поднять руку на человека... Тем более – на ЛЮБИМОГО...

...Я отлетела к дивану, не удержалась на ногах и упала на спину, ударившись о деревянный подлокотник. Тело пронзила боль. Перед глазами поплыли радужные круги, в ушах за-
звенело. Я даже не испугалась – настолько нереальной показалась ситуация. Через некоторое время, немного придя в себя и отдышавшись, я с трудом поднялась на четвереньки и уставилась на Алекса. Тот, как ни в чем не бывало, уже сидел за столом и увлеченно ковырялся в очередной разобранной электрогитаре. «Что произошло?» – прошептала я. Супруг не спеша допаял тонкий проводок, аккуратно пристроил паяльник на подставку и повернулся ко мне: «А что такое произошло? Ну извини, я переволновался за тебя – уже поздно, темно и страшно. Иди сюда».

Как ни странно, я подошла и села к нему на колени. Мне даже не пришла в голову мысль, что если уж он так волновался, мог бы позвонить в магазин и узнать, в чем дело. А то и приехать за мной – всё равно делать нечего. Об УДАРЕ я постаралась забыть сразу же, и это мне почти удалось. Почти, потому что вскоре мне пришлось о нем вспомнить.

* * *

Боль в спине появилась дня через три. Сперва она была слабой, тихой и почти незаметной. Я натирала поясницу мазью и ездила на работу, обмотав вокруг туловища теплый пуховый платок. В течение дня мне приходилось съедать пару таблеток анальгина, затем в ход пошли более сильные обезболивающие. Потом тепло и лекарства перестали помогать. Я взяла больничный и осталась дома. Постепенно мне становилось всё труднее передвигаться. Кто-то из родственников в один далеко не прекрасный день увидел меня ползущей к туалету на четвереньках – от боли я просто не смогла разо-
гнуться. В тот же день меня запихнули в автомобиль и отвезли к знакомому врачу.

В тихой больнице, расположенной на окраине города, я провела две недели. После нескольких назначенных уколов боль почти исчезла, но неприятные ощущения в спине не проходили. Доктор, оказавшийся симпатичным хирургом лет тридцати, был внимателен и деликатен. Он расспрашивал меня о моей болезни и всё хмурился, пытаясь понять истинную причину. Я, разумеется, не стала рассказывать об УДАРЕ: в конце концов, мои отношения с мужем – это мое личное дело. Через пару дней после моего появления в клинике врач вызвал меня в ординаторскую и заявил: «Я не хочу лезть в твою жизнь, но такие боли не возникают от переохлаждения и сидения на сквозняке. Они появляются после травмы позвоночника. Меня не интересуют обстоятельства травмы, только скажи, была она или нет». Деваться было некуда. Я молча кивнула головой. Доктор, совершенно не удивившись, написал мне направление на рентген и сухо попрощался. Беседа была окончена.

Обследование выявило смещение двух позвонков. Мне их вправили на место и вскоре выписали домой. Всё это время Алекс навещал меня каждый вечер. Мы подолгу стояли на лестнице, курили и разговаривали «за жизнь». Тогда я не обратила внимания, что от супруга каждый раз явственно попахивает спиртным. Случай, из-за которого я попала в больницу, мы не обсуждали. Алекс рассказывал о репетициях рок-группы, о предстоящем концерте, передавал приветы от общих знакомых... Когда закончился курс лечения, меня выписали домой.

Первое время всё было замечательно. Я вернулась в любимый магазин, где меня ждали с нетерпением. Алекс предпринял героическую попытку восстановиться в институте и даже начал готовиться к зачетной неделе. Торговля шла неплохо, я купила себе новое пальто и зимние сапоги и успокои-
лась окончательно. Боль в спине периодически появлялась, но в больнице меня предупредили, что теперь позвоночник – мое слабое место, и нужно беречься. О «незначительном происшествии» мы с Алексом решили не вспоминать.

Прошло недели две. Однажды вечером супруг вернулся домой «в нетрезвом состоянии» (точнее, его принесли друзья) и сообщил, что я – сволочь и дрянь, и в трезвом виде со мной общаться невозможно. После упомянутой речи добрый муж швырнул в меня сумкой, выбив стекло в книжной полке, и улегся спать, даже не сняв кроссовки. Чем был вызван подобный эксцесс, я так и не поняла. Наверное, и не стоило понимать.

Теперь нечастые совместные походы в гости прекратились. Алекс напивался всё чаще, нередко поднимал на меня руку, но всё как-то обходилось небольшими царапинами и малозаметными синяками. С учебой он, похоже, завязал окончательно и бесповоротно, работу же искать и не пытался. Верный друг больше не звонил, иногда Дина передавала от него приветы (очевидно, они решили снова сойтись). Так продолжалось полгода.

Однажды Алексу понадобилась какая-то книга (кажется, самоучитель игры на гитаре или нечто подобное), и я, не раздумывая, отправилась к Димке. Он не удивился моему появлению, но и не обрадовался. Нужная книга у него была, он снял ее с полки и положил в мою сумку. Говорить было не о чем. Мы сидели на кухне и пили вкусный холодный квас. Дим первым нарушил молчание.

– Ну и как тебе безоблачная семейная жизнь, Алиса Денисовна?

– Нормально, как у всех. А почему тебя это интересует?

– Нормально... И след от синяка на виске, и новый шрам на плече – тоже вариант нормы? И то, что рассказал Михаил про вашу годовщину свадьбы, как ты босиком мчалась по улице, а Алекс гнался за тобой с чем-то тяжелым в руке?..

Ответить было нечего. Наверное, Димка был в курсе всех произошедших событий. Поэтому я молча давилась квасом, который, казалось, приобрел привкус свежей крови. Друг выдержал паузу и сказал: «Дело твое. Но пора бы тебе призадуматься. Жаль, сейчас и поговорить толком некогда – через три часа у меня поезд. Снова собрался побродить по горам. Приеду с Кавказа, позвоню, тогда и побеседуем не спеша».

По дороге домой я размышляла над Димкиными словами. Говорят, что со стороны всегда виднее... Дома меня ждал Алекс и два его лучших друга, а также две пустые бутылки из-под пива и початая – водки. Чтобы не взвыть в голос от омерзения, я молча налила себе стакан прозрачной жидкости и с отвращением выпила. «Молодец, свой человек» – довольным тоном произнес супруг. Через полчаса я уснула, сидя на полу и положив голову на сиденье стула. Утром было похмелье, кружка пива и очередная вечеринка, или она состоялась на следующий день? А может быть, через неделю?..

Хорошо, что я была в отпуске, иначе меня преспокойно уволили бы за прогулы. Пьянка продолжалась недели три. Для меня она завершилась после телефонного звонка Динки. Она прорыдала в трубку, что случилось несчастье, я моментально протрезвела и поехала к ней. Оказалось, что с ней всё в порядке, а вот Димка погиб. Его смерть была страшной и нелепой, с некоторыми странными совпадениями и деталями, о которых и сейчас нет сил вспоминать. Похоронили его на Кавказе несколько дней назад. Дина не смогла туда поехать, мучилась из-за этого и ревела в голос. Я села рядом и тоже заплакала. Немного успокоившись, я сходила в магазин за вином, и мы устроили импровизированные поминки. Сиде-
ли рядом, вспоминали верного друга и прекрасного человека, плакали, обнявшись... Разумеется, домой я пришла поздно, красная от слез и заметно пьяная. За что и получила по заслугам... Кровь брызнула из носа и потекла на батистовую простыню, оставляя темные пятна. Сразу вспомнился сон в первую ночь после свадьбы, Димка, преподносящий мне страшный подарок, все обиды, незаслуженные оскорбления... Вихрь эмоций прорвал все барьеры, и я впервые в жизни ударила любимого человека. Не очень сильно. После этого я почувствовала еще один удар и увидела звездное небо на месте потолка.

Я лежала на холодном асфальте и смотрела в темное небо. Фонарей не было, или они горели очень тускло. Поднявшись, я увидела вдали странно знакомый силуэт. Длинные волосы, отблеск луны на стеклах круглых очков... Димка!!! С трудом поднявшись, я захромала к нему. Дим шагнул навстречу, с его плеча соскользнула лямка рюкзака. Я уткнулась лицом в пыльную джинсовую куртку и заплакала, как маленькая девочка. Друг молча гладил меня по волосам. Немного успокоившись, я подняла глаза. Лицо Димки было неразличимо в темноте, но мне показалось, что он улыбается. «Я тебя провожу домой, уже поздно», – спокойно сказал он, обнял меня за плечи и повел куда-то прочь.

Внезапно зажглись фонари, на миг ослепив меня, и чей-то незнакомый голос громко сказал: «Ничего серьезного, просто шок и пара царапин». Димка снова исчез. Вместо него обозначился незнакомый человек в белом халате с пластиковым шприцем в правой руке. Вокруг ходили какие-то люди в милицейской форме, кто-то истерическим тонким голосом громко объяснял, что я случайно выпала из окна, хорошо, что мы живем на втором этаже, иначе всё было бы намного хуже... Я повернула голову и увидела куст сирени, растущий, как мне показалось, прямо из пола. После этого снова пришла темнота.

Время не лечит. Оно уносит много дурного, оставляя светлое и радостное, но зерна обиды и боли остаются внутри, чтобы когда-нибудь прорасти снова. Я могла бы рассказать о долгом и мучительном разводе, упреках со стороны бывших родственников, потере многих материальных ценностей и диком разочаровании в людях. Поведать о бурной жизни после развода, закрытии любимого магазина и долгом романе с обаятельным Анатолием Владимирычем, обремененным женой
и двумя маленькими детьми, о почти состоявшейся скоропо-
стижной свадьбе с малознакомым человеком и многом, многом другом... Но я не хочу говорить об этом ни с кем. Все события, касающиеся моей дальнейшей личной жизни, останутся навсегда похороненными в глубине моей памяти.

Сейчас я замужем и счастлива, как может быть счастлива взрослая женщина, у которой есть любимый мужчина и интересная творческая работа. Кошмары о прошлом меня больше не мучают. Но изредка я вспоминаю юную девочку с длинными пышными волосами, которая когда-то разговаривала со своим другом на автобусной остановке и решила свернуть в неправильную сторону. Иногда мне хочется вернуть тот день, чтобы переиграть всё заново и остаться собой, но я давно уже другая, и ничего нельзя изменить. Ничего и никогда.