В прошедшем году в Саранске состоялась выставка удивительного дуэта художников – Ирины и Валерия Нагий. Работают они под единым псевдонимом, который навеяла им, крымчанам по рождению, строка Максимилиана Волошина, поэта, чья жизнь тоже теснейше связана была с Крымом. В строке той говорилось о «нагих холмах»... Видимо, образ этот и зрительно, и душевно оказался столь родным, что художники взяли его себе в имя.

«Нагий» – так подписаны все, без исключения, их работы. Пишут они картины вместе, то есть буквально: в две кисти или карандаша, дополняя и продлевая друг друга, создавая то, в чём звучит человеческое, универсальное. Ведь, по замечанию Ирины, женщина и мужчина только вместе, в единстве составляют ЧЕЛОВЕКА. Эта идея воплощена в программной картине «Человек» (1997), стилизованной под Древний Египет, где изображена золотая ладья, на которой в образах царственной четы устремлены друг к другу мужчина и женщина.Кредо своё художники формулируют так: «Сотворить из света и любви свой мир. Мы – два начала – мужское и женское – составляем единое целое. Наши картины также часть этого целого. Слияние наших душ, мыслей, способностей, взаимное дополнение друг друга дают возможность нам творить... Творить – это великое таинство, счастье, чудо...»

Что ж? Над этим стоит поразмышлять, глядя на особенные, притягательные и удивительно гармоничные картины Ирины и Валерия Нагий. 

Е.КУЗИНА

СВЕТ СВЯТОЙ ПРОСТОТЫ

Ирина (1960) и Валерий (1955) Нагий закончили Крымское художественное училище имени Н.Самокиша. С 1981 года, став мужем и женой, работают как один автор. Члены Творческого союза художников России. Работы находятся в Музее истории Москвы, в Екатеринбургском музее изобразительных искусств, а также в частных коллекциях в России, США, Германии, Франции, Испании, Японии и др. Персональные выставки проходили в Москве, Екатеринбурге, Париже, Вене, в Бонне и Кёльне. Кроме станковой живописи, создают концептуальные арт-проекты с использованием скульптуры, аудио- и видеосопровождением.

Одна из самых трудных вещей в жизни – это попытка объяснить то, что трудно поддаётся вербальным определениям. Всё многообразие, которое способна представить в наше распоряжение полнокровная русская речь, оказывается бессильным перед космосом ощущений, возникающих там, где в диалог с человеком вступает Божественное. «...И тут кончается искусство, и дышит почва и судьба», – написал однажды Борис Пастернак, мастер точных поэтических определений. Вот так – дышат настоящим работы Валерия и Ирины Нагий, узнаваемые с первого взгляда, потому что их художественный стиль – устоявшийся почерк, отражающий сущностные вещи, и его невозможно подделать.

В их портретной живописи видится сочетание Ренессанса ботичеллиевского времени с русской иконописной традицией, в других полотнах – символизм Серебряного века соединяется с классической традицией русского импрессионизма. В то же время Нагий всегда неожиданны, потому что этим уникальным почерком они пишут самые разные послания, прочесть которые может тот, кто имеет духовные уши и очи. Персонажи их картин хрупки и реалистичны одновременно, оттого ангелы на них спускаются к земле, а люди обретают ангельскую способность парить, и Небесное сходится у художников с земным, минуя всякие надуманные противоречия.

Одна из выставок Ирины и Валерия в Арт-галерее «Древо» называлась «Святая простота», и более точное название придумать невозможно. Слово «простота» в современном обиходе носит почти иронический оттенок, а словосочетание «святая простота» с иной интонацией уже и не звучит.

Детство – вот область этого светлого состояния души – так считают художники. Дети не хитрят, пока не научатся этому у взрослых. Они не скрывают чувств, но и не выставляют их напоказ сознательно. Они живут не рассуждением, а чувством и интуицией, поэтому сентенция о младенцах, глаголющих истину, отнюдь не так банальна.

Галерея детских портретов в стенах «Древа» произвела ошеломляющее впечатление. Если внимательно вглядываться то в один, то в другой лик, наступает момент внутреннего молчания, близкого к молитвенному, когда зримое превращается в СОЗЕРЦАЕМОЕ, потому не очень хочется подвергать его искусствоведческому анализу. Метод пушкинского Сальери, предполагающий «разъятие музыки», должен везде зафиксировать соблюдение законов живописи, определить жанр и художественное направление. Надо поговорить о технике, о мазке, всё обозначить словами, но предупреждал нас Тютчев: «Мысль изреченная есть ложь», – и не потому что мы в каждом слове неправдивы, а потому что в присутствии святой простоты Истины – словеса бессильны.

Однако – что поделать? Пока не изобретено другого способа рассказать тем, кто этого не увидел воочию, как сквозь тёплые, то медные, то золотистые жаркие тона, которыми выписаны детские лики, просвечивает лазурная основа. Она то светлей, то гуще, и сочетание небесной ясности с полуденной солнечностью красок совпадает с нашими собственными воспоминаниями о вечном лете детства, в котором нет места пасмурным сумеркам. Из-под чётко прорисованных высокими дугами бровей строго и спокойно смотрят детские глаза, иконописно высоки и выпуклы их лбы, сосредоточенно сомкнуты маленькие рты. Лица детей схожи, и в этом – будто свидетельство о принадлежности к одной – ангельской – расе.

Колористические особенности каждой из картин, добавленные к общей, объединяющей их медно-золотой палитре, подчёркивают портретную индивидуальность. «Девочка с яблоком» – мечтательница, «Девочка с персиком» – эмоциональна и темпераментна, «Мальчик с белой совой», окружённой тёмно-синим ореолом звёздной ночи, – маленький философ, а «Мальчик с Рождественской звездой» – ангел-вестник Светлого зимнего праздника. Все позы скупы, здесь нет пластических излишеств, но в них пульсирует скрытое движение жизни. Наклон головы почти канонически подобен ликам святых на иконостасе, и всё вместе подчёркивает сознательную преемственность художников у русской иконописной традиции.

Есть у Нагий картины, в которых видна дань раннему Возрождению. Отроковица с ветками яблони безупречно женственна, как «Венера» или «Весна» Боттичелли, и так же недоступно невинна в своей наготе. Девочка-женщина парит в вихре яблоневых лепестков среди полупрозрачной нежной зелени, совершенно реальная и совершенно невесомая. А навстречу ей, с другого полотна, из светлого голубоватого пространства выступает «Отрок с рыбой», и в этом опять же видится скрытая смысловая ремарка, возвращающая нас к временам, когда телесная откровенность античности могла вместить в себя библейскую чистоту, и серебристая рыба стала первым христианским символом. «Мальчик с травинкой», «Отроки. Свобода». Голуби – символ Духа Святого – реют рядом с ними, напоминая, что Божественная свобода юношеской мечты открывает дорогу к высоким свершениям зрелости, и история человеческой мысли подтверждает это, ибо все великие учёные были большими мечтателями.

Библейские ассоциации вызывает и полотно «Смирение». Отрок играет на рожке, он присел на широкой спине отдыхающего лунорогого быка, усмирённого нежной мелодией. Нет ли параллели между сюжетом картины и библейским воспоминанием о льве и ягнёнке? Над головой ребёнка и тельца светится синева, вокруг них – чистая луговая зелень. Персонажи холста пламенеют жарким медно-золотым сиянием, исходящим из самого центра полотна, но не обжигающим, а согревающим сердце, и эта эмоциональная ликующая палитра предлагает вновь задуматься о полезной радости смирения...

Творчество художника, музыканта, поэта, актёра – это зеркало его личности. Один весьма эпатажный и весьма талантливый театральный режиссёр однажды заметил: «Театр – это не изображение жизни, а реакция на жизнь». Если двигаться по пути обобщений, то, наверно, не менее правдиво будет замечание, что «истинное творчество – не изображение жизни, а реакция
на жизнь». Именно реакции выдают нас с головой и многое могут – хотим мы того или нет – рассказать о нашей личности. У нас принято жаловаться на жизнь, а если не пожалуешься хотя бы раз, это почти моветон. Для художников Нагий, если исходить из созданного ими, реакция на жизнь – непрерывный манифест Радости и Света, то ликующий, то возвышенно-поэтичный. Это гимн всему лучшему, что должно быть в человеке, вера в то, что так оно и есть. Их полотна – эмоциональное и искреннее олицетворение Божественного приоритета любви, той, с которой мы начинаемся в детстве – неподкупной, пока ничем не омрачённой, полной ещё никем не обманутого доверия и существующей как естественная нравственная норма.

Всё высказанное и несказуемое, воплощённое в картинах, в графических работах Ирины и Валерия Нагий и даже в «рисунках на песке», в метафорических и мифологических сюжетах, несмотря на символизм по сути и стилизацию по форме, – истинная правда. И творчество их – ещё один шанс выйти к подлинной радости, нащупать в сумерках «взрослой» жизни узкую тропу к истинным себе самим и к Царствию Небес, которое, как известно, всегда внутри нас.