Камиль ТАНГАЛЫЧЕВ

КРАСНЫЕ  БЕРЕЗЫ  ХАДИ  ТАКТАША

Поэты бывают неповторимы даже днем своего появления на свет. Классик татарской литературы Хади Такташ родился в первый день 20 века – в деревне Сыркыды (Сургодь) ныне Торбеевского района Мордовии, среди просторных полей и шумных лесов. Это о нашем крае Такташ произнес восторженные слова: «И нет нигде таких березок белых, и нет цветов, подобных тем цветам…»

А я, тем более, считаю Такташа своим ближайшим земляком, чуть ли не соседом: от торбеевской деревни Сыркыды до моего ельниковского села Кюгеш (Акчеево) напрямую, через сияющие поля и луга, можно сказать, рукой подать. И я постоянно помнил об этом, когда читал стихи, драматургию и публицистику Хади Такташа и, особенно, когда готовил доклад на тему «Такташ – поэт России» для юбилейного торжественного собрания, состоявшегося в Саранске в конце декабря 2000 года.

Такташ искренне и самозабвенно выражал свою трагическую, но великую эпоху. Как поэт он принадлежит всей нашей России, как и сама эпоха принадлежит всей России. «А я не кто иной, как злой бунтарь, взволнованный ходатай униженного темного народа», – писал Такташ в 1923 году в стихотворении «Бунт» (Гыйсъян»).

Хади Такташ – поэт всей евразийской России. Ей, чуть утомленной от великих стихов дворян, понадобилось вдруг услышать стихи простого, «униженного» и «темного» народа – словно заговор знахаря, чтобы не погибнуть. Ведь когда унижен и порабощен народ, родина начинает погибать. И ей, жаждущей новых стихов от народа, необходимо было убедиться: ее народ унижен, но не сломлен. И шли по призыву России эти ее целители – эти народные поэты, шли с болью о судьбе простого человека. И наверное, больше, чем даже Пушкину, Лермонтову и Тургеневу, Родина тогда верила этим поэтам в лаптях, со свежими следами помещичьей плетки на худой спине, этим вчерашним «маленьким разбойникам» (у Такташа есть стихотворение и с таким названием), этим озорникам, только что сошедшим с белых берез. «Карабкались на белые березы, чтоб мир увидеть с высоты. И я увидел красоту вселенной; все выше к свету я дорогу брал, а ты, мой милый, не сумел подняться, ты затерялся, ты пропал!..» Так Хади Такташ в стихотворении «Мукамай» обращался к другу детства – сыну бедняка. Нужда часто подталкивала того к воровству. Однажды сельчане заподозрили Мукамая в краже колес от арбы, избили, посадили в подпол, где он от отчаяния и обиды зарезался. Такташ написал о своем жертвенном друге светлую поэму, одно из лучших своих произведений. Поэт сожалел о том, что его лучший друг не пошел за ним, стремившимся к светлым идеалам, в вышину, а остался в социальной трясине, остался в сумерках. Образ Мукамая не покидал Такташа всю жизнь, и это не случайно. Ведь, наверное, трагическая судьба Мукамая ждет и народ, который не идет за поэтами, Богом ему данными, зовущими его к добру, к духовным высотам, к просвещению. И наверное, такая же судьба несчастного Мукамая ждет народ, отвергающий традиции, веру и идеалы своих предков. Я верю, мы не такой народ. Мы не такой народ хотя бы даже потому, что помним Хади Такташа, помним Габдуллу Тукая, помним Муссу Джалиля. У татар есть пословица: «Кого обижают дома, того притесняет мир». Татарский народ умеет чтить своих поэтов, умеет опускаться на колени даже среди сугробов перед тем местом, где рождаются поэты, и это тоже помогает ему самосохраниться в истории.

Татарские писатели, приезжавшие на юбилейные торжества в Мордовию и посетившие родную деревню поэта, действительно, опустились на колени перед тем местом, где, предположительно, стоял дом его отца Хайруллы и матери Шамсенисы, прирожденной песенницы, писавшей в песнях даже письма сыну. Теперь здесь пустырь, заросший репейниками. Председатель союза писателей Татарстана профессор Фоат Галимуллин произнес здесь молитву, посвятив ее памяти поэта. Будто даже декабрьская метель примолкла, когда профессор татарской литературы произносил сокровенную молитву. Тем более, это были дни священного Рамазана. Мне казалось, слышал молитву Такташ и радовался, хотя во многих своих стихах он выглядел отчаянным богоборцем. Поэтому, говоря о Такташе, невозможно пройти мимо этой темы, невозможно пройти и мимо темы революции в жизни российских поэтов. Когда земля рождает поэтов, это, наверное, говорит о том, что Всевышний еще не совсем разочаровался в человечестве, еще не совсем разочаровался в том или ином народе. И сегодня не столько мы прославляем Хади Такташа, сколько Провидение дало нам сокровенную возможность быть его земляками и соотечественниками, дало нам проникновенную память, чтобы помнить о поэте, дало нам разум и душу, чтобы долго любить его стихи. Чему бы они ни посвящались – диким гусям, летящим на теплое озеро, воинам революции, матери, сестре, прекрасной девушке Алсу (Такташ еще и пронзительный лирик), молодому политруку комсомольцу Махмуту или же старику-односельчанину Шахми, который в студеную январскую ночь сторожит ветхое здание сельсовета. Но старику вовсе не одиноко, потому что всегда с ним рядом «друг его мудрый, очень знакомый – Ленин!» Читая маленькую, но трогательную и очень родную поэму «Деревня Сыркыды» («Сыркыды авылы»), написанную  в 1924 году и также посвященную непримиримому столкновению нового со старым, ощущаешь, будто вот-вот в темной январской ночи прямо на деревенской улице появится солнце. Или само прикатится, или же его прикатит Ленин – на каждую улицу, к каждому дому. Такташ изображает людей, истосковавшихся по свету, по торжеству справедливости, по торжеству взаимного братства. Эти люди уже убедились, что, кроме Революции, долгожданный свет им никто не принесет. Какой же национальности была российская Революция, если, например, в глухой татарской деревушке, приютившейся «среди ночных ветров», старик Шахми как о лучшем друге и брате думал о Ленине? Только ли русской? И какой национальности сама Россия? Не поэтической ли национальности родина наша?

Говоря о России, я говорю об отцовской земле сотен народов, о стране, которая и задумана Всевышним как родина сотен народов. Я говорю о России, любящей все свои народы, всех своих поэтов, все свои земли. Если на этих землях народы рождают больших поэтов, значит, эти народы жили на этих землях всегда и будут жить на этих землях всегда. И разве Россия не велика еще и тем, что на стольких сущих языках поэты прославляют ее и воспевают ее? Отрадно, что и Верховный муфтий России Талгат Туджуддин неустанно напоминает о том, что понятие «родина» для верующего мусульманина свято, ибо Пророк Мухаммед говорил, что «любовь к отчизне – это часть вашей веры».

В стихах Такташа, на первый взгляд, вроде бы можно увидеть воинственный атеизм, энергичное, настойчивое богоборчество. Главный герой его «Трагедии сынов земли» («Жир уллары трагедиясе»), написанной еще в 1921 году, поэт Кабил вступает в откровенную схватку с Богом, обвиняя именно Его во всем злом, что творится на земле. В этой «Трагедии» мы видим духовное возвышение человека, наделенного небывалой верой в собственное могущество. Такой человек был необходим опять-таки эпохе, чтобы вдохновить его на грандиозное созидание: эпоха жаждала взлета. И Бога невозможно было унизить богоборчеством стихотворцев, Ему хватит славы на тысячелетия. Видимо, на земле случилось такое необычное время, когда Всевышний прощал поэтам даже их порыв встать с ним вровень. Пусть только становятся красивее душой и пусть избавляют землю от зла. А Господь миров, как сказано еще в первых строках Корана, милостив и милосерд.

Естественно, несмотря на всю свою природную мудрость, 20-летний Такташ не мог не очароваться атеистическим романтизмом своего времени. Воюя как бы «против Бога», революционный народ воевал против лицемерных священников, часто служивших не Богу, а маммоне. И лирический герой стихотворения «Да, постарел я» («Картайдым шул»), разбивший окно деревенской мечети и гордый этим, не Богу мстил, а мулле, в котором сельчане давно уже не видели ни духовидца, ни заступника, а напротив – видели своего духовного поработителя. И трагедия борющегося с Богом Кабила в том, что он, отчаявшись, приписал священному небу всю злобу и лицемерие, существовавшее на земле, хотя они небу, скорее всего, и не принадлежали. Тем не менее, образ Кабила жертвенно-светел. Отрицая Бога и воюя с ним, он в то же время воюет против рабства и унижения, за что вечно и неизменно сражается и Бог. Кабил погибает, но в финале произведения вновь появляется удивительный персонаж – Идея. Она уверенно обещает продолжить кровавую борьбу против унижения человека и произносит пророческие слова: «Пусть в небесах есть владыка кровавый, здесь, на земле, есть владыка другой». В том-то, видимо, и дело, что высшая сила добра землю никогда и не покидала. Потому и благославленны революционные поэты, что они защищали именно высшую силу добра. Кстати, эта Идея, которая, пронзая художественно-философское пространство всей мировой культуры, переходила из одной поэмы в другую, из одного манифеста в другой, от одного народа к другому, жива до сих пор.

И при всем этом, повторяю, я не стал бы говорить о воинственном атеизме Такташа. Сегодня мы можем говорить о том, что Всевышний пришел в сердце поэта, минуя мечети и лицемерных священнослужителей. Он воплотился в любви поэта к родной земле и к родному народу, к родному полю и к родному небу. Ведь мы знаем, что без Бога в сердце проникновенные стихи невозможны. В том числе – и проникновенные стихи о революции.

Тема «поэт и революция» – для России особенная. И если стихотворцы искренне и горячо поддерживают революцию, значит, есть в этом высокий смысл. Вспомним Есенина, Блока, Маяковского или же их предшественников – Рылеева, Пушкина, Некрасова. Величественна судьба поэтов революций, и какой еще нужен аргумент для подтверждения неслучайности революционных событий на нашей земле. «Такие, как Такташ, рождаются только от бурь», – сказал о своем друге классик татарской поэзии Хасан Туфан. Огненная поэзия Такташа и в этом смысле органично вплетена в ткань всей российской поэзии. Если эпоха оставляет после себя большую литературу, значит, эпоха благословенна. И нам не надо слушать хулителей наших потрясающих эпох, ведь, если кто-то и может объять их необъятный масштаб, так это только наша поэзия. Тютчев когда-то написал: «Всю тебя, земля родная, в рабском виде Царь Небесный исходил, благословляя». А во времена Блока, Маяковского, Такташа не в виде ли революции обходил землю Царь Небесный? И не потому ли лучшие поэты приняли революцию, что они относились к ней, как к откровению, как к завету?

В 1924 году своей поэмой «Века и минуты» («Гасырлар хям минутлар») Такташ первым в татарской литературе откликнулся на смерть Ленина. Неважно, что сегодня это произведение читается не так, как оно читалось еще только вчера. Сегодня «Века и минуты» интересны нам как документ трагического времени, когда был изгнан царь, но народ все равно не мыслил себя без лидера, заступника. Хотя, стоя на «огнедышащей горе», поэзия и силилась ввергнуть Бога, говоря словами из стихотворения Такташа «Бунт», в «пылание великого огня», но все же взбунтовавшаяся эпоха жить не могла без мифического героя. Эпоха не могла жить без символа, которому она приписывала наскоро списанное у Бога величие и наскоро же списанную у мужика простоту. Что такое «Века и минуты» Такташа? Это народная многовековая тоска о заступнике прорвалась в его стихи. Народ изгнал царя, но народ не переставал мечтать о поводыре, который был бы наделен могуществом Бога и простотой человека. Такташ, конечно же, был со своим народом и в этом его мечтании.

Необычна для татарской поэзии того времени и ритмика «Веков и минут». Новая музыка стиха такова, будто в пространство поэмы врывается ветер, а может быть, и ураган. И этот ураган врывается уже и во все пространство татарской поэзии, делая его необъятным.

Поэзии Такташа характерна искренность и открытость. Для нас предпочтительнее искренний атеизм поэта, чем чья-то лукавая «божественность». В стихах Такташа звучит открытое «да», когда он говорит о революционном обновлении жизни, и в них звучит открытое «нет», когда он говорит о религии. Но в стихах Такташа нет того третьего, что всегда от лукавого. Потому и любит Такташа народ. Потому и любит Такташа земля. Земля белых берез и тополей, влюбленных в березы.

…А березы вблизи деревни Сыркыды, краснея от заката, часто кажутся объятыми огнем пожара, лютовавшего здесь в 1931 году. Сгорело тогда 250 домов. Это был последний год жизни Хади Такташа. В то время он как раз приехал на побывку из Казани в родную деревню. Поэт вместе с земляками тушил пожар, вместе с земляками противостоял лютому огню, ограждая от него родину. Благодарная земля такое не забывает…