Литературный клуб «Странник» впервые собрался летом 2021-го. Первый год мы усиленно занимались – разбирали свои и уже известные произведения современных авторов, и в этом нам помогали очно и онлайн – гл. редактор К.В. Смородин, писатели: Н.С. Рузанкина, Н.В. Задальская, за что им огромная благодарность. Постепенно выходили публикации в «Новых именах», а потом появилась задумка литературно-музыкального спектакля, способного объединить наше такое разное творчество. В процессе создания выяснилось, что окололитературные формы для привлечения внимания молодежи к книгам – сейчас «самый топ». И мы со своим спектаклем тоже оказались «в деле», став частью всероссийского фестиваля новых литературных форматов «Молодой Пушкин».
Мероприятие, названное по Машиной строчке «Мир в форме сердца», прошло в атмосферном молодежном месте, и помимо стихов и историй, объединенных общей сердечной линией, включало интерактив, вызвавший настоящий ажиотаж. Мы-то, наивные, готовили для «гвоздей садху» «подсадную утку»! О спектакле зрители отозвались тепло – отметив, искренность и огонь Альмиры, романтичность Люды, честность и мечтательность Кати, мою… серьезность, и метафоричность, и необычность песен и стихов Маши. Добрые слова вдохновили нас на продолжение…
На наших встречах сразу появилась традиция – делиться культурными новостями и посещать интересные мероприятия вместе. Недавно мы побывали на увлекательных и познавательных лекциях В.Б. Махаева, посвященных, по нашему «заказу», литературным музеям. Ну и, конечно, незабываемой стала совместная поездка в Ульяновск – на литературный семинар для молодых авторов. Вернувшись в Саранск, мы поняли, что стали не просто клубом по интересам, составляющей литературного мира журнала, но и важной частью жизни друг друга. А это, конечно, самое главное…
Полина Смородина, член СП России
Людмила Адушкина
* * *
После тебя останется дом
С тигровыми бабочками внутри?
Или большой белый фотоальбом,
Где юность твоя – смотри.
Июни, маи, августы, декабри.
Где в каждом новый стих.
Фото, где одинокие пустыри.
И одно – где ты печален и тих.
А радость была где-то раньше,
Молодая заря целовала веки.
Теперь ты намного старше,
Едва ли смахиваешь на человека.
Что в тебе целостного, доброго?
В фарфоровой чашке не мёд.
Есть снимок рентгена чужих рёбер
И родинки девочки, как аккорд.
Ищи память, как дитя – мармелад.
После титров входит девушка.
И поёт у колыбели через года и сад,
И сломаны у яблони веточки.
* * *
Не нашивать на воротник чужие улыбки.
В сердце весёлые, солнечные картинки.
Нам быть шампанским весенним вечером.
Танцевать с ветром в рубашке клетчатой.
Так повелось, что радость поверх дней.
Давай снова в игру «чья любовь теплей».
В глазах отражается цветущая красота.
С другими болит, а с тобой снова жива.
* * *
Цветы и книги, и бусинки-слова,
И аромат полуденный парфюма.
Моя печаль плыла, плыла, плыла,
И время было словно из изюма.
Антенны крыш ласкали облака.
Молчанье глаз – чисто идиома.
Твоя рука казалась столь легка,
Что по итогу стала невесома.
Мария Баркина
ПЛАСТИЛИНОВОЕ СЕРДЦЕ
Я рукой прикоснулась к рёбрам,
Надавила самую малость:
Весь мой страх под ногтями собран,
И меня почти не осталось.
Что я вижу? Под ртутью пальцев
Мнётся мягкая алая масса!
Может, я превратилась в страдальца –
Представителя новой расы?
Может, врач-бедолага напутал
И мне в грудь поместил случайно
Вместо мышц и любви сосуда
Этот клейкий комок печали?
Нет, ошибки здесь быть не может!
Бьётся нервным и липким герцем,
Пластилина куском тревожит
Ненасытное миром сердце.
Все подходят и пальцем тычат!
Мнёт, кто хочет, что хочет, лепит!
Мир возможностей – безграничен,
Мир меня – подсердечный трепет.
Мир колотится кровью в венах,
Мир – в зрачках тёплой чёрной ямой,
Мир сидит, крепко спрятанный в стенах,
Обведённый оконной рамой.
Мир – прозрачные в море льдины,
Мир – свирель в руках чужеземца,
Дайте, дайте ему застынуть!
И принять уже форму сердца.
Я его к себе в грудь засуну,
Помещу на привычном месте.
И забьёмся мы новым шумом:
Я и мир, мир и я – мы вместе.
О ЦВЕТАХ И МОЛИТВАХ
Знаешь, с холодным железом была я на «ты»:
Ржавые гвозди шипами блестели вдоль тела.
Но через руки мои прорастают цветы,
Я ничего и никак не могу с этим сделать.
Город так груб и жесток в плотной статике слов,
Он мне как цинковый гроб на откосе реки.
Вынуть бы тело немое из клетки слащавых стихов,
Скинуть бы пломбы и серьги, вынуть бы штифт из ноги!
Я так люблю тонких листьев запутанный слог.
Маки шептали, что видели сон у реки,
Розы растут через кости запутанных ног,
Листья плюща прорывают суставы руки.
Может быть, тени неровно на площадь легли?
Может, не победить никак в этой битве.
Буду, как прежде, валяясь в дорожной пыли,
Неумолкаемо петь о цветах и молитвах.
«Я пою через асфальт,
Я молюсь и я цвету,
Через камни и печаль
Всё равно я прорасту».
Екатерина Панова
* * *
Как хочется уюта слов,
Строки живой и безупречной
Про счастье, радость и любовь,
Об отдалённом и о вечном.
О том, о чём легко мечтать
Под стук колёс и шорох листьев.
О том, о чём тепло читать,
Перебирая звуки в мыслях.
Как хочется полёта снов,
И чтоб искать и днём, и ночью,
Что могут прятать многоточия.
Как хочется уюта слов...
Как хочется уюта слов...
* * *
Город свободы и ветра,
Весь утонул в сентябре...
В воду бросаю монеты,
Чтобы вернуться к тебе.
И отмечаю на картах
Новый маршрут
Для грядущей прогулки.
Мимо проносятся кадры:
Площади, переулки.
Город, в котором не знаю
Я никого и не надо.
Мимо несутся трамваи
И незнакомые взгляды.
Запоминаю моменты
Медленно, поэтапно.
В воду бросаю монеты,
Чтобы вернуться внезапно.
* * *
И было всё... Всё так как прежде...
И повторялись вновь и вновь
Мои забытые надежды,
Моя разбитая любовь,
Мои мечты о небывалом.
Я и сегодня верю им
Красивым, лёгким, пусть и старым
Путеводителям моим.
И верю в лучшее как прежде,
Но повторятся вновь и вновь
Мои забытые надежды,
Моя разбитая любовь.
* * *
Расскажи, пожалуйста,
О приходе августа...
Так легко и запросто,
Будто мы во сне...
Будто мы на гавани
И уходим в плаванье,
С ветерком, с гитарами,
Расскажи всё мне.
Альмира Морозова
Когда просыпается чудо
Каждое утро Светочка, спускаясь по лестнице, останавливалась в пролёте между вторым и третьим этажами и поливала кем-то еще летом выброшенную толстянку в старом, глиняном, потрескавшемся горшке. Смотрела в окошко на свинцовое тяжелое небо, неторопливо выкуривала сигарету и уходила на работу. Так было изо дня в день. Потом Света пересадила толстянку в большой белый горшок, где, освоившись, растение выпустило много новых листочков и на глазах у всех жильцов превратилось в могучее дерево.
Сменив работу в начале месяца, став из продавца продуктов продавцом обуви, Светочка по-прежнему оставалась неприметной и замкнутой. Когда-то давно она влипла в ту самую женскую историю, после которой не могла иметь детей и ко всем мужчинам относилась с подозрением, держа за пазухой остро наточенную саблю. Подруги приходили к ней редко, все уже имели семьи, где были свои проблемы и радости, которые требовали времени и участия.
В то ноябрьское утро, спускаясь по лестнице, Светочка не обнаружила свою толстянку. Не нашла она и свою хрустальную пепельницу на подоконнике между этажами. Резкое отчаяние сменилось гневом. Костеря местную шпану, она раздосадовано выкинула пластиковую бутылку с традиционным утренним чаем для цветка и, нахохлясь, словно птица в мороз, пошла на работу.
Настроение в тот день не заладилось. Коллеги по-доброму подтрунивали над переживаниями одинокий гордячки, делившейся подозрениями, кто мог стащить цветок буквально из-под носа. Покупатели были неразговорчивы и, неохотно расставшись с купюрами, не выражали на своих лицах радости. Светочка их не понимала. Как можно быть несчастными, покупая ботинки, по стоимости равные её месячной зарплате?
Вернувшись домой, она остановилась около подоконника, где еще вчера её встречала прекрасная толстянка. В это время по лестнице поднималась тучная соседка Сашка с внуком.
– Свет, правильно ты цветок свой забрала. Скоро мороз, а у нас тут окна, сама знаешь, все в щелях, местами аж в мизинец толщиной. Замерзнет такой красивый цветок, жалко-то как будет. Признаться, я тут на днях не стерпела и отросток сорвала, хочу, чтобы и у меня такой в зале стоял.
– Ах, Саша, если бы забрала... И в голове такого не было. Кто-то украл, – раздосадовано сказала Света.
– Ё-моё, надо своему сказать, пусть велосипед Алешкин в подвал спрячет, а то если воровать пошли, все своруют, – произнесла Сашка и нарочито, с несвойственной ей быстротой, стала подниматься по лестнице, таща за собой большого, с детства больного какой-то неизлечимой болезнью, неповоротливого внука – Алешку. Всё это время Алёшка не сводил глаз со Светочкиного лица, обдавая невидимой волной сочувствия. Впервые за день она почувствовала искреннее сопереживание.
Наступил долгожданный выходной. По привычке Светочка проснулась рано, но, вспомнив о том, что торопиться не нужно, снова погрузилась в сон. Ей снилось детство, Астрахань – они с дедом ловят рыбу на берегу Волги. Так хорошо, так спокойно и тепло ей не было давно. И только дед спросил: «Светочка, лучик ты мой, посчитай, сколько мы рыбок поймали?»; едва рыжая Светочкина голова нагнулась над алюминиевым ведром, как открылся огромный рот карпа и прозвенел звонок в дверь.
От неожиданности Светочка подпрыгнула на кровати и, недовольно завернувшись в одеяло, потопала к двери. Открыв её, она увидела соседку Сашку с Алешкой, в руках которого был маленький отросток толстянки.
– Свет, а мы не знали, что ты спишь. Каждый день к тебе приходим, а ты на работе, видимо, допоздна, никак застать не можем. Как только пришли мы в тот вечер домой, Алешка показывает на цветок, мол, иди, отдай его. А мне было вначале жалко. А он не унимается, покой прям потерял... – в слезах от жалости к внуку, лишенному родительской заботы и свойственных его ровесникам радостей, говорила Сашка.
– Входите, – это все, что могла сказать Светочка, взяв одной рукой растение, другой придерживая одеяло, чтобы, упав, оно не обнажило выцветшую и растянутую от многих стирок сорочку, которую пора бы уже было выкинуть, но почему-то было жалко.
За чашкой чая, одним ухом слушая Сашкину сагу о тяжелой жизни, Светочка смотрела в глаза Алешки. Давно она не чувствовала столько тепла и света в другом человеке. Она словно возрождалась сама, кутаясь в эти ощущения, как в одеяло. И тут её осенило.
– Алеш, я сейчас тебе такой подарок сделаю! – протараторила Светка и побежала к своим антресолям, скидывая на диван коробки со списанной обувью.
– Саша, у него 39-й размер обуви? У меня такие кроссовки есть, закачаешься, Алешка. Самый модный будешь, зуб даю.
Алешка, изо всех сил прижимая кроссовки к себе и улыбаясь, протяжно мычал. Сашка сказала, что он так благодарит, но Светочка сама почувствовала, что он имеет в виду: «Я о таких всегда мечтал».
Через несколько дней окно в подъезде Светка обклеила ватой и бумагой, чтобы не задувал холодный ветер. Поставила туда в красном, новом, глиняном горшке малютку-толстянку и сделанную руками Алешки пепельницу, наклеила на окно объявление: «Это цветок мой и Алешкин, кто украдет – прокляну лично».
За окном кончался декабрь, приближая праздник, но, несмотря на по-прежнему тяжелое свинцовое небо, Светочка была уверена – в ее жизни еще будет место для чуда.
