Федор Матюшкин

 

Близкое далекое

 

Повесть

 

 

Песни звонкие и пляски,

Раздолье тех прошедших дней,

И тот восторг, и те же краски

Все живы в памяти моей.

 

 

Действующие лица:

 

Д е д  З а х а р;

Б а б к а  М а р ь я;

Н а т а, их невестка;

В а н я, их внук, он же – жених;

С в а х а  И л и н а, дочь Захара и Марьи;

Б а ш к у д а, сват со стороны жениха, муж Илины;

А к с ю, невеста;

А н ю, мать невесты;

С а н д о р, отец невесты;

А р ь х ц я в а, главная среди поезжан^*, жена старшего брата невесты, сопровождает невесту на свадьбе;

А р ь х ц и, помощники арьхцявы, подружки Аксю;

Т о р о н ь  к а н д ы, доверенное лицо со стороны жениха, охраняющий сундук с приданым невесты;

К р е с т н ы е  Вани и Аксю.

 

Дорогие мои читатели, перед вами не пьеса, это попытка передать в облегченной форме колорит и особенности мордовских свадеб.

Действие первое

– Где-е тебя че-е-ерти носят? – недовольным голосом встретила бабка Марья своего старика. Она лежала на теплой печи, болели ноги. Как только не ставила их на горячие кирпичи бабка, но боль не унималась, била в самое сердце, отнимала силы.

– Аль скучно одной? – озорные искорки заиграли в глазах деда Захара.

Бабка Марья хорошо знала привычки мужа. Она заметила, что Захар уже где-то выпил. Он стоял и улыбался через широкую белую бороду на всю грудь. Старик разменял седьмой десяток, но на ногах еще держался крепко.

– Неужели по домам ходил, как последний пьяница, просил выпить? Стало быть, всё равно какие разговоры о тебе пойдут по селу?

– Э-э, баба, в наших делах ничего не понимаешь. Выпивать хорошо артельно, есть с кем душу отвести. Среди друзей ее успокоишь, поднимется она высоко-высоко, когда песню затянем. А одному?.. Одному и горькая в глотку не лезет. Да и праздник сегодня, красная неделя Пасхи идет.
В каждом доме как хорошего гостя бы встретили.

– Состарился, а ума не нажил. Одного-о боюсь!.. Упадешь в какую-нибудь грязную яму – захлебнешься, пропадешь. Вон, в горнушке печки стоит почти полная трехлитровая банка с самогоном. Выпей сколько хочешь и валяйся на кровати. Никто не увидит, никто не осудит, – плаксивым голосом продолжала-таки отчитывать старика бабка.

– Не хорони заранее, был не где-нибудь, а у дочери.

– Ну и любишь шляться, три версты тебе не расстояние. Чем шататься, поговорил бы с Ваней лучше, семнадцать скоро ему. Женить надо. В селе столько молодых солдаток и незамужних девок, закрутят парню мозги, испортят его. Да и дочь нашу надо пожалеть, сколько одна мучиться будет? Высохла вся, идет – ветер качает. Шесть лет прошло, как кончилась война, а о Федягае нет никакой весточки. Сколько можно ждать и жить с этим? А будет невестка, появятся внуки и у ней жизнь другой станет.

– Баба, хватит ковырять мои болячки, и так душа не на месте. Ты хоть знаешь, зачем я ходил-то? Ходил невестку смотреть!

– Что-что?!

– Илина мне заранее весточку прислала, чтобы я сегодня к ним пришел. Я не стал рассказывать тебе об этом. Мало ли что, подумал, вдруг дело сорвется? Она решила показать девушку, которая ей очень нравится.

Бабка Марья приподняла голову, потом с трудом и отяжелевшее тело.

– Ну и куда ходили с Илиной, кто эти люди?

– Нальешь в стаканчик – скажу, как дело было.

Бабка не очень верила словам не совсем трезвого мужа, но валенки на босые ноги надела и, охая, с печи слезла. Из горнушки достала банку с самогоном и поставила на стол.

– Они нам сватья, – начал рассказывать довольный дед Захар. – Там я гулял, Николай с Илиной с собой брали. Ох и доволен я тем, как угощали меня! А девица помогала матери. Аксю зовут.

– На старости лет ты совсем с ума спятил. Разум совсем пропил. Слушай теперь, что я скажу. Приходила баба Маша. Посылали ее или нет, этого я не знаю. Для меня она всё равно акляй^*, хотя с Васюрой вы не братья. Поговорили о том, о сём. Потом и говорит: «Внук-то вырос, акляй, как дубок крепкий стал. Дай Бог ему здоровья. Надо и о жене подумать». Дочку Авдотьи начала хвалить. И нитки на прялке может прясть, и ткань умеет ткать на наших деревянных станках. А какие вышивки на рубашках делает! Всему научили. В поле работает, другие не успевают за ней. И лицом хороша, и стройна как березка. Плохого слова от нее не услышишь, старших почитает.

– Постой, постой, бабка, остановись, – Захар двумя руками за голову схватился. – И сам знаю, как хвалят невесту. Не такой уж я пьяный, как ты думаешь. Я для своего внука жену выбрал. Ну и что сватья, ну и что роднимся? Женим Ваньку на их дочери, будем дважды родными. Не мы первые такие. Род у них большой и люди какие – знаем не понаслышке. Плохого слова про них никто еще не сказал. Ване помогать будут. Я стар, и сколько проживу – только Бог знает. И Илине нашей их дочка нравится. Говорит, работает в школе, полы моет в классах после уроков. Рано утром встает с петухами, чтобы до уроков успеть истопить голландки. Она не заботлива ли?

– Но что скажут родители, отдадут ли они?

– Наполни стаканчик. Столько говорить заставляешь, горло пересохло.

– Ох, ни-и, бог с тобой!..

Бабка еще раз прошла к печке, со шкафчика у ближней стены взяла большой стакан. Наполнила наполовину, поднесла старику.

Захар с великим удовлетворением принял стакан, левой рукой погладил свою большую бороду и одним глотком выпил содержимое.

– О-о! – выдохнул полной грудью, сказал: – Уважаю!

– Ну любитель! – не удержалась еще раз его кольнуть бабка.

– Старуха, за это еще можно пропустить стаканчик! Ты бы видела, какая хорошая девушка. Всё при ней, коса до
пояса, титьки...

– Тьфу, дурак. Иди ложись. Посмотрю, что скажешь, когда протрезвеешь.

– Я еще раз тебе скажу, я не пьян!.. Уж очень приглянулась она мне. Я старый человек и в людях разбираюсь. Молись больше, пусть Бог поможет понравиться друг другу молодым. А отказа от родителей, думаю, не будет. Куда денут свою дочь, когда мужики и парни в селе по счету. Лучше подумай заранее, кого возьмем с собой главным сватом, когда пойдем ее сватать? Кто будет наш башкуда?

Вошли Ната и Ванька. В руках невестки – большая алюминиевая чашка, накрытая белым материалом. Ваня нес кувшин.

– Никак пируете?.. Вовремя попали! – обратилась приветливо к старикам Ната.

Прошли, поставили всё на стол.

– Вот, мама, ватрушки и молоко. Сегодня я стряпала.

– За это большое спасибо, мои желанные. А мы и ссоримся с дедом, и в то же время ладим. Такой у нас возраст. Вот только перед вами домой явился, застали нас в самую горячку. Видите, какой сидит? Попробуй угадать, по каким местам ходит! Сегодня уже успел у Илины побывать. Что теперь язык проглотил? – набросилась она снова на деда.

– Жду, когда еще стаканы на стол поставишь...

– Вот-вот, одна у тебя песня!

– Ну хватит, что ли, Марья! Угомонись. До сих пор я ни разу не предлагал выпить, а сегодня сам налью. С ним я хочу выпить. Ох и хорошую жену я присмотрел, сынок! Женишься?

–  Как могу сказать «женюсь», дед, если я ее даже не видел...

–  Увидишь! – дед мотнул головой так, что борода легла по всей груди. – Илина, тетя твоя, когда сходишь к ним, позовет и девушку к себе. Дед твой плохого тебе не пожелает. Как, Ната, на это смотришь?

– По мне пусть хоть завтра приведет. Каждый вечер у меня сердце неспокойно, когда на улицу уходит. До полуночи темноту слушаю и караулю, молюсь, чтобы ничего с ним не случилось. А кто хоть эта девушка?

– Видишь, Ваня, как наши дела обстоят. Пожалей мать. А девушка эта – дочка брата зятя нашего Николая. Они нам родственники, скажешь, Ната? – повернулся дед к невестке. – Ну и пускай. Они засватали мою дочь, а мы засватаем
их дочку.

– Дед, я хочу вначале в армии отслужить.

– Пойдешь служить, внук, эту девочку для тебя не оставят. Может, и видел ее, на улицу по ночам в Новые Выселки ходите? Аксю ее зовут.

– Не дружим мы с их парнями. Деремся каждый раз, когда там бываем.

– Во-о, молодцы ребята, берегут от чужаков своих девок. А ты давай подумай хорошо. И мать не оставишь в пустом доме, когда служить уйдешь. Пожалей. В ее жизни единственная надежда – это ты. Старуха, совсем не шевелишься, где твои стаканы? На стол чего-нибудь собери. Калёные яички положи, Ванька любит калёные в горячей печке.

 

Действие второе

К Сандору в дом пришли брат Николай с женой Илиной, дед Захар, Ната. На хозяине свежая белая рубашка, перетянутая поясом из разноцветных шерстяных ниток. Ворот рубашки вышит ярким мордовским узором. В праздничную мордовскую одежду одета и жена Аню. Было видно, гостей они ждали. От Николая и Илины знали: сегодня придут сватать их дочь.

– Проходите, проходите, добрые люди! – встретила их у дверей Аню.

– Сан Саныч! Аню! Сватья дорогие! – волновался дед Захар. – Мы знаем друг друга давно, не один раз вместе пировали, – продолжал громко говорить, – поэтому не стану ходить вокруг да около и выискивать слова. Скажу прямо: мы пришли за невесткой.

– Сват, куда так торопишься? Вы оказали нам большую честь, проходите, пожалуйста. В дверях такие дела не решаются.

– На днях, помнишь, я был у вас, – умиротворенным голосом продолжал Захар. – До сих пор, Сан Саныч, на душе у меня хорошо, увидел я твою дочку и как будто свет пробился внутри. Очень понравилась она мне. Я, сват, и своего внука на разведку посылал. Встречались они. Не скрою, в этом деле помогала нам моя дочь Илина. Так что время зря не тратили. Аксю понравилась и моему внуку.

– Аксю – девочка еще, – подняла к груди руки Аню, – какая жена из нее? Из колодца ведро воды не сможет принести.

– А я с двумя ведрами и не пошлю, – сказала Ната, – да и колодец наш рядом с домом, у крыльца совсем. Не бойтесь за нее, тяжелую работу не заставлю делать. Жалеть буду ее как свою родную девочку. Только сама бы меня слушалась.

– Альнякай^*, ты не думай, будто бы тестя я к вам привел, хотя и получается, что главным сватом со стороны жениха являюсь я, – сказал Николай. После слов Аню он почему-то подумал, что может оказаться в не очень хорошем положении перед братом. – Но кто, как не я, – начал он, как бы оправдываясь, – по словам моего тестя, расскажет вам правду про Ваню? Ваня окончил восьмилетнюю школу, грамотный. В колхозе работает учетчиком. Свое дело знает, жалоб на него нет. Даже женщины в бригаде хвалят его, а сам знаешь, какой тяжелый народ – женщины. Семнадцать лет ему, а все дела взрослого мужчины по дому делает. За сохой ходит, землю пашет. Сохой картошку сажает и опахивает. Всё сам. Голодом морить вашу дочь не станет. Смотрите сами, отдавать за него дочь или не отдавать. Дом у них новый, перед самой войной успели поставить. Есть баня, амбар.

Все замолчали. Молчание затянулось, Сандор почему-то стал почесывать за ухом.

– Ну что, Аню, соглашаемся, – выдохнул наконец-то он, –
если парню понравилась Аксю.

– Совсем еще девочка, Сандор, я бы подождала года два.

– Пройдите, что теперь у дверей встали? Милости просим, – пригласил хозяин гостей к столу. – Дочери, Аню, выходить замуж когда-никогда надо. Девка, как и товар, задержится – испортится. Проходите, дорогие гости, садитесь под образа. Аню, приготовь-ка на стол, а мы пока уладим, что нужно для нашей дочери. Какой той^* потребуем за нее? Такие, сватья, наши обычаи. Нашей дочери нужен новый полушубок, в праздничные дни в люди выходить сборчатый зипун, сапоги хромовые гармошкой, шаль. А еще сундук для их хранения. Ну и перину, подушку.

– А теплые носки и валенки? – вспомнила Аню.

– Носки и валенки, – поддержал жену Сан Саныч.

– Сват, мы согласны. Всё, что нужно, мы выправим. Только покажите, пожалуйста, невестку.

Девушку окликнули. Аксю вышла из передней избы, не смея поднять глаза на гостей.

– Ой, какая хорошенькая! – не выдержала Ната. – Доченька, не стесняйся нас. Мы пришли к вам с самыми доб-
рыми намерениями и тебе желаем только добра.

– Аксю, доченька, ты слышала, наверное, говорили о тебе. Сама ты мне и отцу ничего не рассказывала, знать ничего не знаем. Как сама решишь, так и будет. Перечить не станем. Но знай, твоя жизнь отныне изменится. В другой семье другие нравы. Если ты согласна, вот что скажу тебе, дочка. Никогда не забывай мои слова. Слушай свекровь, не перечь ей. Слушай и деда, и старую бабушку. Заслужи своими делами их любовь. А сейчас поклонись перед ними.

Аксю низко поклонилась вначале перед будущей свекровью, затем перед дедом.

– Послушай и меня, Аксю, – продолжила после ее матери Ната. – Если согласна, доченька, ту будь нам своим человеком. В гости к соседям не ходи, про наши домашние дела никому ничего не говори. Соседки ничего хорошего тебе не пожелают. Домашний мусор и тот дальше крыльца не выбрасывай.

– Я согласна, – застеснялась девушка и чуть не бегом кинулась в другую комнату.

Тут же на столе появились тарелки с едой, большая бутыль с самогоном. Сандор наполнил стаканы. После слов девушки гости и родители выпили. Осушили стаканы до дна. Больше всех обрадовался дед Захар – у него всё получилось. Не выдержал и от переполнявших чувств запел звонким голосом:

 

– Эрзяночка, красавица,

Куда так наряжается?

 

– Полю собирается

В лес большой за ягодой! –

 

подхватили дружно старинную мордовскую песню остальные. Она не раз звучала на их гуляньях. С прихлопами и притопами песню допели, Сандор стал еще раз наполнять стаканы.

 

Действие третье

Настал день, когда Ната позвала самых близких родных и на двух повозках поехали сватать невесту. Когда выходили от Наты, дед Захар из переднего угла из-под образов потащил за собой стол до самой двери. По его мнению, так больше повезет. В Новых Выселках к ним подсели Илина с мужем, главные свахи.

– Крестник, дом не перепутал? – крестный первым спрыгнул с повозки, остановившейся в середине села.

– Нет, нет! Всё верно! Мимо не проехали, – встречали их Аню и Сандор, спускаясь с крыльца. К ним шли веселые мужчины и нарядные женщины, каждый шаг которых сопровождался звоном множества колокольчиков, которые висели на их одежде.

– Сватья, примите на доброе здоровье наш хлебушек, – кланяясь, Ната протянула на вышитом по краям полотенце каравай.

Аню приняла хлеб, трижды перекрестилась и, также сделав низкий поклон перед гостями, сказала:

– Дорогие гости, просим всех в дом!

Пока Сандор на улице здоровался с мужчинами за руку, женщины стали садиться за столы. Удивились, каким смелым стал Ванька! Только и видели его, как проскочил в переднюю избу. Ехали – слова не проронил, как ни пытались с ним заговорить. Про себя отметили, что здесь их ждали. Столы были накрыты. Посредине стоял большой кувшин, видимо, с самогоном. Аню, отодвинув тарелки на столе, освободила место под каравай. Вошли в дом, мужчины стали с шумом рассаживаться за стол.

– Если бы знали, как меня мучает жажда, то поторопились бы, – бросила упрек в сторону мужчин крестная, поглядывая на накрытый стол.

– Слава Богу, есть чем, сватья, жажду утолить, – услышав ее, проговорила Аню, когда ставила возле кувшина большой стакан (эти стаканы в народе назывались маленковскими). – Ваня, Аксю! Выходите! Сколько можно прятаться? – Молодые, толкая друг друга и спотыкаясь, вышли из передней избы. С красными лицами встали у стола. – Давайте-ка спросим, как будет обращаться Ваня ко мне, к Сандору?

– Давай, крестник, покажи себя! – крикнул крестный.

– Тёщей, а тестя батей...

– Молодец! – похвалили его родные. – Видим, повзрослел. Можешь смело жениться! А ты, Аксю, как свекровь и дедушку с бабушкой будешь звать?

– Свекровь – мамой, а дедушку и бабушку – дедушкой и бабушкой.

– Господи, – перекрестилась Аню, – Шкабаваз^*, – лицо ее светилось любовью, – помоги нашим детям в совместной жизни, дай им здоровья, огради их от всякого зла, дурного глаза. А теперь, сваха Ната, скажите, когда хотели бы приехать за ней? – Аню стала ломать руками хлеб, который принесла ее сваха, и раскладывать куски перед всеми. Сандор ковшиком наполнил стакан и поднес его вначале матери жениха.

– У нас всё готово для свадьбы. Как вы скажете? – приняла Ната до краев наполненный стакан. Рука дрожала, но она старалась не расплескать напиток.

– Дочка у нас хоть и молоденькая, но рукодельница. Свои подарки уже приготовила, их хватит для всех. Успеете, приезжайте за ней хоть через две недели. Если согласна, выпей, сваха.

– Аню, одной мне с этой бочкой не справиться, помоги.

Две свахи выпили из одного стакана под веселые возгласы и трижды поцеловались.

– Аксю! – крикнула дочери. – Вынеси подарки!

Помогал Ваня, приготовленные подарки чуть умещались в его охапке. Свекрови Аксю подарила мордовскую ожаки-рубашку^* и пояс из разноцветных шерстяных ниток. Подарок понравился, его рассматривали все. Хвалили вышитые на ней нитками узоры.

– Дедушка, прими и ты мой подарок, – поклонилась Аксю перед дедом, протянула мужскую рубашку. Старик встал, развернул, приложил к своей широкой груди и... в улыбке растянулись его губы под седыми длинными усами. –
Дедушка, еще пояс с ней...

– Ай да красавица, ай да дочка! Уважила, – говорил старик, рассматривая вышитый узорами ворот рубашки.

– Получи-ка, сват, – протянул Сандор Захару полный стакан.

Дед без всяких уговоров выпил до дна и, топнув ногой, изрек:

– Только так!

Крестной тоже подарили мордовскую рубашку, по краям
вышитую узорами.

– Слово не воробей, вылетит – не поймаешь! – сказала, принимая большой стакан из рук Сандора. – Придется выпить, утолить жажду. – Осталась довольна, угодили и ей.

– Теперь упасть, что ли, но выпить? – искала поддержки Илина, держа стакан перед собой двумя руками. – Может, кто-нибудь поможет? – Аксю подарила ей мордовскую рубашку, края которой снизу ушила лентами из толстой ткани разных цветов. Чередовались все цвета радуги, женщины это богатое украшение называли «ботой».

Никто из захмелевших женщин не захотел помочь, наоборот, стали громко кричать, пока Илина не выпила весь стакан. Ведь она была фактически свахой, она хвалила девушку и желала счастья для племянника.

Мужчинам девушка тоже подарила кому мордовскую рубашку, кому полотенце, вышитое по концам узорами. Выпили, закусили. Всем стало хорошо. Начали петь. Слова очень старинной песни «Бабанянь цёрась Алёша»^* мужчины знали не все, поэтому были слышны больше женские голоса. Но как только стали петь песню «Вышли девки на работу» – здесь показали мужчины себя со всех сторон. Песне в доме было тесно.

 

Действие четвертое

Прошла шумно и весело помолвка. Напелись от души. За столом, где есть выпивка, и – не спеть песню? Такого у мокшан не бывает. Разошлись гости, на некоторое время расстались Ваня и Аксю.

В доме Сандора повисла тишина. Почти совсем не слышно и не видно Аксю. Спрячется в передней избе и сидит целый день, не позовешь – слова не вымолвит. «Не поторопилась ли с замужеством?» – сколько раз она спрашивала себя. Но что сделано, то сделано.

Пригласила подружек и начала перед ними раскаиваться, роптать и жаловаться на родителей. Отец и мать находились тут же.

– У-у-ухай, матушка моя, пасхальное яичко! Не те добрые услышала я слова, которые ты мне всегда говорила. Зачем отдаешь меня в другое село в чужую семью? Как мне там жить, как привыкнуть у них есть-пить? Ух-ух-ух! Матушка моя, утренней зари моя звездочка, вырастила меня, горя не знала. Зачем теперь за ломтик хлеба отдаешь? Зачем, ты мой ангел хранитель, моя опора на земле, отдаешь выросшему в семье единственному ребенку? О-ой, матушка, боюсь, трудно будет с ним. Надо будет всё время ему угождать. У-у-ух-ух! – наклонилась до пола и руками обхватила мамину ногу.

– Батюшка, ты мой кормилец! – подошла к отцу. – Зачем за стакан хмельного вина меня пропил, за кусок мяса продал? Не отдавайте в чужое село. Я ведь заранее и о том, батюшка, думаю: как буду приходить к вам одна по этому полю? А вдоль леса одной страшно мне пройти. Вспорхнет птичка, разорвется сердечко мое, ух-ух-ух! Сучок с дерева упадет, силы оставят, ноги не будут держать. А собаку встречу, да если еще и залает, слезы зальют глаза, батюшка. По спине липкий холодный пот пойдет. У-у-ух-ух! – поклонилась также в отцовские ноги.

– Подружки мои! – подошла к девушкам. – Скажите что-нибудь, успокойте мое сердце. Как жить теперь, что делать мне? Не зря говорят: на голове девушки сияет серебряная корона, на голове женщины будет серый платок.

– Не убивайся так сильно, Аксю! – говорят ей подружки. – Такая у нас у всех судьба. Остынь, успокой душу и будь счастлива с Ваней.

– Девушки-подружки, на свадьбу приходите все. Не оставляйте меня одну, в онаву^* двенадцать орешков разбросайте, – говорила Аксю, провожая подруг. Слезы потекли двумя ручьями, она прощалась с прежней беззаботной жизнью.

 

Действие пятое

Дед Захар торопил со свадьбой. «Зачем тянуть с этим, – говорил он, – когда готовы и со стороны жениха, и со стороны невесты. Да и весна торопит, земля высохла на пригорках, не сегодня-завтра надо выходить на полевые работы».

Не остался дед дома, а поехал вместе с Ваней и его матерью отвозить выкуп за невесту. И как тут не выпить? Выпил и всю дорогу обратно домой пел песни. Несколько раз спел свою любимую «Кафта цёрат тише лядихть»^**.  Половину песни – по-мордовски, другую половину – по-русски. «Припотели, кума, припотели!» – слышно было даже в лесочке, который рос по краю поля.

О женитьбе Ивана вскоре знали в каждом доме. Был парень как парень, да вдруг для некоторых кумушек стал поводом для пересудов. Всё припомнили. Много было девушек в своем селе, готовых выйти за него замуж, с ними он прогуливался ночью на улице. На ночных посиделках всё было между молодыми: игры, пляски, обнимашки. И на тебе... Выходит, забраковал всех своих сельских?

Все слухи, все разговоры утихли сразу, когда перед домом Вани остановились запряженные в повозки лошади. Дуги были украшены красными и зелеными кушаками. К передней был привязан большой колокольчик. Когда стали выходить из дома родственники в ярких национальных нарядах, их окружили сельчане. К передней повозке через строй любопытных женщин прошли Ната, дед Захар, крестный и крестная жениха, Илина со своим мужем. Ната несла на вышитом полотенце большой каравай, дед – бочонок вина. На трех повозках с песнями под гармошку поехали за невестой.

Приехали, перед воротами их встретили родственники и подружки невесты. Девушки в белоснежных, с яркими узорами, мордовских рубашках охраняли невесту и ее приданое. Они встали перед воротами на пути пестрой шумной толпы. Казалось, не было силы, которая остановила бы эту толпу. Впереди шла Ната с караваем, дед Захар нес бочонок. За ними беспорядочно, но дружно шли остальные.

 

– Динголь-динголь, дон-дон-дон,

Прошлой ночью видел сон,

Убедил болтушек,

Бабушек-старушек,

Что невесты нашей

Нет в округе краше! –

 

пел башкуда.

 

– Разговоры их не впрок,

Гвоздь забил я в потолок! –

 

подхватил торонь канды, он был одет, как и положено охраннику, в солдатскую форму.

 

– Мы пришли с одной заботой

О невесте молодой,

Вы закрыли нам ворота

Ради выгоды какой?! –

 

продолжали петь и плясать торонь канды и его помощники.

– Откройте! Ворота откройте! – гудели гости. Остановились перед стеной из нарядных девушек.

 

– Знайте, так не отдадим,

Выкуп за нее хотим! –

 

вперед выскочила одна из девушек и, как бы загораживая проход, широко раскинула руки перед наступающими мужчинами и парнями. Ее подруги стояли и приглядывались, как бы снять еще и их головные уборы – поднять цену за невесту.

Девушки знали: снять фуражку силой будет непросто. А как это сделать – продумали заранее. Они стали тихонько пятиться к двери, образовав живой узкий коридор. Мужчины ринулись за ними. Вытащив свои медяки, стали шумно торговаться. При этом друг за другом тихонько продвигались вперед, совершенно забыв про свои фуражки. Довольные, с криками «ура!», но без фуражек, вошли в дом. Посторонившись, первыми пропустили в переднюю избу Нату и деда Захара. Через открытую дверь увидели рядом с матерью и отцом нарядную девушку. Она сидела между ними, была накрыта легкой полупрозрачной тканью.

 

– Ах, мокшаночка, невеста,

Непорочная душа,

Всё в тебе есть, всё на месте,

До чего ж ты хороша! –

 

окружили ее подружки.

Ната и Аню обменялись копшами^*, дед передал свой бочонок Сандору. Он тотчас же начал угощать всех вином. Гости постарше сели за стол. Позвали гармониста, частушки через открытые окна вырвались на улицу.

 

– Догулялись, доигрались,

Вот и доплясалися,

Без одной подружки нашей

Сегодня мы осталися, –

 

провожали Аксю подружки, –

 

Мы подруги, мы с ней вместе

Сколько лет – не сосчитать.

Теперь будет муж невесту

От невзгод оберегать!

 

– Дорогие сватья, гости! – остановила шум Ната. – Мы торопились, три версты под солнцем – не такой уж и маленький путь. А невеста наша успела собраться? Свои вещи все собрала?

– Покажите невесту! – заорала толпа. – Может, один глаз косит? Или вообще без глаза? Почему прячете от нас? Не рябая ли? – кричали родные жениха.

Аксю встала. На ней из домотканой льняной ткани (холсты такой ткани не один раз стирались в чистой проточной воде, а потом после каждой стирки сушили их под лучами яркого солнца, расстелив на цветущем весеннем лугу вдоль берегов речек и речушек) белая-белая рубашка – панар^*. На поясе завязан зеленый кушак. На голове шамурвай^**, большой платок с яркими цветами. Лицо закрывала полупрозрачная ткань. На ногах – хромовые, гармошкой, черные сапоги. Она прошла к столу и поклонилась гостям. Ей почему-то стало хорошо, вдруг эти незнакомые люди стали ей близкими. Они улыбались ей, хлопали в ладоши.

 

– И наряды нравятся

У нашей красавицы,

Значит, рукодельница,

Никак не бездельница, –

 

не смогла сдержать свои чувства крестная жениха и тоже пустилась в пляс.

– Кува-кува! Кува-кува! – торопил гармонист. – Дубор-дубор! Дубор-дубор! – усиливали шум от топота ног половицы.

Продолжая отплясывать, крестная приблизилась к девушке. Стала осматривать, по всем ли правилам одели ее? Увидела – на кушаке не сделано ни одного узла. Осталась довольной. Посмотрела на ворот рубашки. Застегнуто было иголкой как надо. Ткань, которая закрывала лицо, была приколота к платку тремя иголками. Всё было сделано, по ее мнению, так, чтобы оградить девушку от порчи. Довольная, вернулась в круг.

К своей невестке обратилась Ната. Чтобы услышали и те, и другие, громко сказала-пропела:

 

– Торопись, родная,

Знаешь ведь, ждет Ваня.

В пустом доме один,

Представь, что творится с ним?! –

 

и пошла к выходу, взяв гармониста под руку. За ними устремились и остальные.

В это время торонь канды со своими помощниками пытались унести сундук с приданым (постель) невесты.
Подружки не пускают, просят выкуп за постель, изо всей силы колотят кулаками по спинам несговорчивых парней. А тем еще нужно свои фуражки выкупить.

 

– Торонь канды, э-эх, охра-а-ана,

Радовались очень рано.

Раз уж пили, после бражки

Не забудьте про фуражки.

Просто так не отдадим,

Выбросим, куда хотим.

Может, воронам на гнёзда...

Платите нам, пока не поздно! –

 

напомнили им девушки. Когда только успели к украденным фуражкам пришить помпончики из разноцветных шерстяных ниток!

Получилось просто, но красиво. Хитрющие, окаянные! Подняли всё-таки цену. Торги-разборки между молодыми продолжились на улице.

В доме остались Аксю с родителями, крестная с крестным, два старших брата с женами. Крестная постелила на пол полушубок, в материнские руки передала образ Божьей Матери. Аксю опустилась на колени перед матерью, слезы потекли из глаз ручьями.

– Отдаю тебя, доченька, не на погибель, пусть сохранит тебя твой ангел хранитель, – она подняла над ее головой икону, – а создать житие-бытие, свою семью. Пусть твоему счастью будут завидовать люди. В новой семье слушайся старших, не перечь свекрови. Не забывай деда, бабку Марью. А больше всего почитай своего мужа. К соседям не ходи, что будут говорить тебе чужие люди – не слушай, – и три раза она иконой окрестила свою дочь.

Аксю встала, вытерла слезы, поцеловала мать и икону.

Опустилась на колени перед отцом.

– Дочка, постарайся понравиться в новой семье, – начал говорить отец. – Не жди, когда скажут, что что-то нужно сделать по дому. Корову подоить рано утром вставай. Вечером ложись последней, недоделанные дела на завтра не оставляй. Свекровь жалей. Когда что-то попросит, спину не показывай. Не подумав, словами не бросайся. Помни: вовремя сказанное хорошее слово ценнее пасхального яйца. Будь счастлива, дочка. Пусть почаще будут приходить от вас к нам хорошие новости, – Сандор тоже трижды окрестил дочь иконой.

Аксю поцеловала также вначале отца, потом икону.

Свои напутственные слова сказали крестные. И перед ними Аксю стояла на коленях. Жить они велели ей по совести, не забывать Бога. Помогать деду и бабушке по хозяйству – принести водичку, если ведро пустое висит. Толочь в ступе пшено, когда бабушка захочет затеять тесто для блинов. Ходить с ней в баню. Тогда Шкабаваз не забудет и Аксю.

После всего этого один из братьев взял ее на руки и понес к повозке, где возвышалась онава. Ее постель и сундук были уже там, их охранял торонь канды. Стали по очереди подходить ее подружки и разбросали в онаву и вокруг нее орехи. Эти орехи, как и у Пушкина, были не простые, их скорлупки золотые, ядра – чистый изумруд. Они были собраны поздней осенью под опавшей листвой орешника. Пусть эти двенадцать орешков, подобно звездам, будут светить Аксю и в темные тяжелые времена.

В повозку с онавой сели также свекровь, дед Захар,
братья с женами. Жена одного из братьев держала в руках икону, среди поезжан эта женщина была главная – арьхцява. Сопровождать невесту в дом жениха ей помогали девушки-подружки. Завернутый в белую тряпку пирог без начинки из пшенной муки (арьхцявань цюкор^*) арьхцява положила перед собой в подол. Заметили, когда Аню отдавала его, она что-то прошептала ей на ухо. По остальным повозкам, шумно толкая друг друга, рассаживались гости.

Мокша – народ суеверный, и чтобы не думалось, что будет какое-то колдовство, торонь канды берет в руки кнут. Брат невесты с иконой (ее передала арьхцява) в одной руке и большим ножом в другой бежит вокруг свадебной делегации, останавливается, ножом «раз-раз» чертит крест на земле. За ним бежит торонь канды, «хлысть» хлопнет кнутом. И так они трижды обходят «свадьбу». Тронули лошадей, и многоголосая «свадьба» с песнями под гармошку поехала на встречу с женихом. Кому не досталось места на повозке, двинулись пешком. С ними шли любопытные сельчане. Только кого было больше – их или тех, кто гуляли на свадьбе? Казалось, «этой свадьбе было места мало, и неба было мало, и земли».

Остались дома родители невесты со старенькими родственниками. Родственникам – что? Гуляют, песни поют. Только на душе у Аню кошки скребут.

– Вот когда только поняла, как пусто стало в моем доме. Коршун украл моего птенчика, – начала причитать она. – Может, и не нужно было, доченька, отдавать тебя в другое село? Без роду-племени тяжело будет там одной. Некуда будет выйти, некому подойти открыть свою душу. Ух-ух-ух! Что я сделала, доченька, что натворила? Может, и в своем селе нашлось бы местечко? Пришла бы рано утром, встретила. Задержалась – вечером поздно проводила бы. Ух-ух-ух! И с собой что-нибудь да да-
ла бы...

– Остынь, Аню, хватит напрасно рвать свое сердце, – говорят ей старухи, – молись больше Шкабавазти, пусть полюбят друг друга молодые и через год будет у них ребеночек. Лучше выпей с нами, легче на душе станет.

Попировали дедушки-старушки и с песнями по вечерней улице разошлись по домам.

 

Действие шестое

Многоликая толпа заполнила улицу перед домом жениха. Люде-е-ей собралось! Лес – стеной. Не поленились прийти и любопытные с Новых Выселок. Тихо стояли девочки, держась за руки своих бабушек. Неугомонные мальчишки не находили себе места, носились сквозь толпу. Их ругали, но мало кого они слушали. Всех охватило волнение.

Слезли с повозок нарядные женщины, сразу будто посветлела сама улица. Солнце играло на их нарядах. Все ждали, когда покажется невеста. Но с той, главной повозки слезли только Ната и дед Захар, вместе с торонь канды занесли домой сундук и постель невесты. Обратно из дома вышли с женихом, посадили его в онава рядом с невестой. В другой повозке расселись подружки Аксю и друзья жениха. На двух повозках поехали молодые регистрировать свой брак. Церковь была закрыта много лет назад, стояла без креста и колоколов, как немой памятник прошедшего времени.

В это время мать жениха и крестная стали готовить столы, рядом крутились дед с бабкой Марьей. От колдунов и злодеев деда попросили принести ржавый топор и положить под стол. Чтобы оградить свадьбу от скандала, в горнушку печки сунули ржавую подкову.

Начали подходить остальные приглашенные родственники и близкие знакомые. В руках хлеб, в больших бутылках – самогон. Всё это отдавали Нате и выходили на улицу. Ждали молодых.

Ната приготовила сковородку и лепестки дикого хмеля. Осыпать хмелем головы молодоженов попросила родственницу, которую считала в селе счастливой – у нее было много детей и все живы и здоровы.

Но вот толпа зашевелилась, услышали звон колокольчика. Скоро увидели обернутые зелеными кушаками дуги запряженных лошадей, которые быстро приближались. «Едут! Едут!» – помчались навстречу мальчишки. Известили Нату. Все, кто пришли смотреть, сбились в большую кучу. Стоящие сзади вставали на цыпочки, вытягивали, насколько возможно, головы, пытаясь разглядеть хоть что-то. Конечно, лучше бы жениха с невестой. Молодые вышли из онава и направились к дому, все расступились перед ними. Лицо невесты по-прежнему было закрыто. За ними шли арьхцява, ее помощницы, друзья и подруги молодоженов. Перед крыльцом остановились. Рядом с невестой встала арьхцявась, в одной руке цюкор (пирог), в другой – икона. Их встречали Ната, дед с бабкой, крестная жениха с крестным, башкуда и женщина, в руках которой была сковородка, на ней горкой лежали лепестки дикого хмеля. Ната держала стакан с вином, дед – кувшин, тоже с вином. Крестная встречала их хлебом-солью.

– Невестушка-матушка, – выступила вперед женщина со сковородкой, – сейчас я посыплю ваши головы легкими-легкими лепестками, чтобы ваша жизнь была такой же легкой. Доченька, никогда не пытайся понравиться черствым людям. Будь умницей, всегда думай, что говорить людям. Тогда будут принимать твои слова и считаться с тобой. – Посыпав лепестками головы молодоженов, продолжила: – Будьте счастливы, семь дочерей и семь сыновей чтобы родила. А теперь ты, сынок, пни вместе с остатками хмеля сковородку. Пусть каждый раз роды твоей жены будут легкими.

Ваня пнул сковородку так, что она отлетела под крыльцо.

– Ваня и Аксю, любите друг друга. Сынок, какая бы ни была твоя жена, если ты взял ее, не давай обижать даже своим родственникам, не позволяй о ней плохо говорить. Живите счастливо, подарите мне внуков, – Ната сделала глоток из стакана, передала его деду.

– О-ой, внучек, как ты нас с бабушкой обрадовал! Она сказала, что плясать будет! Вам желаю я доброго здоровья, не сдаваться перед трудностями, всё пережить и победить. Жизнь длинна, и какие только годы не бывают! Берегите друг друга! – Сделав большой глоток, стакан протянул бабке.

– Внучек ты мой, пасхальное яичко, береги свою лебедушку, – у бабушки тряслись руки. – Я еще думаю нянчить вашего ребеночка, – сделала глоточек и захлебнулась от горькой. То ли от этого, то ли от радости пошли слезы из глаз.

Выпили по глоточку из этого стакана и молодожены. Крестная им дала по кусочку хлеба, обмакнув в соль. «Открой лицо! Лицо покажи!» – кричали отовсюду. Близко к молодым никого не пускали подружки Аксю – арьхци.

Жениха с невестой посадили в передний угол под образа. Рядом с ними сели арьхцява и арьхци. Они самые почетные гости и заняли самые почетные места за свадебным столом. В задней избе гуляли родственники жениха, здесь командовал дед Захар, помогал башкуда. Угощали вином и брагой.

Поставили полные чарки перед женихом с невестой. Попросили встать.

– Ваня, Аксю! – даже в задней избе услышали голос арьхцявы. – Какие только добрые слова не говорили вам, какие только наказы не давали... Сейчас покажите и вы нам, как любите друг друга.

– Пусть невеста лицо вначале покажет! – не унимались родные жениха. – Может, оно страшное, сколько можно теперь прятать его?!

Аксю приподняла легкое покрывало. Вместе с Ваней пригубила вино. «Ох и горько! А почему, кто-нибудь знает?» – начали кричать более хитрые. Молодые застеснялись, догадались, что от них ждут. Пришлось поцеловаться.

– Молодец, Ванька! Вот так девку цапанул! – поднимая вверх большой палец, громко одобряли мужики выбор жениха.

Два больших стакана передавали по кругу, торонь канды наполнял их вином из большого кувшина, который стоял посредине стола. Сельчане на своих гуляньях пили вино почему-то из одного или очень редко из двух стаканов по очереди. Может, просто не было их. Смешав брагу с самогоном, гости скоро стали хмелеть.

Ната, разгоряченная происходящим, попросила парней вытащить из погреба флягу с брагой и поставить во дворе около дома. Люди подходили, пили и хвалили брагу. Благодарили Нату, молились за здоровье молодых, за их счастье. Брагу по своему рецепту делал дед Захар, к этому делу он не допускал никого. Видели: солод готовил из муки проросших на теплой печи зерен ржи. Сусло варил, используя сладкие сухари. Из вареной сахарной свеклы и той же ржаной муки делались лепешки, которые томились в жарко истопленной печи целые сутки. Получались сухари, похожие на медовые пряники. Цвет браги зависел от соломы. Из кипятка, сухарей и соломы гнал сусло. От ржаной соломы сусло получалось светлое, от гречишной – коричневое. Солод и хмель добавлялись в сусло, солод давал силу, хмель – горечь. Через сутки всё это процеживали, получалась брага.

Раз-другой заставят молодых поцеловаться и отпустят. Ната приготовила им место в амбаре. Проводить их вышли знающие и много видевшие, пользующиеся уважением в селе, старухи. В руках ножи, железные лопаты без черенков. Не бай бог, кто-нибудь им перейдет дорогу. Смотрит вслед молодым Ната – жалко стало их, время далеко за полдень, а у них во рту хлебной крошки нет. Догнала их, дала жареную курицу, хлеб и кувшин браги. Осенила крестным знамением, а что сказала тихонько – только сама и знает.

Ой, как хорошо и легко стало Ване и Аксю, освободились от того шума. Быстренько заперли дверь.

Захмелели и девушки, петь начали:

 

– Гуляла, гуляла подруженька

По зеленой траве,

По зеленой траве, подруженька,

По кусточкам.

 

Услышали их песню в задней избе, подхватили:

– О сучок уколола подруженька

Белу ноженьку,

Хотя и укололась подруженька,

Не болит...

Но тут поднялся шум, требуют от арьхцявы раздать свадебный пирог (арьхцявань цюкор). Арьхцява – женщина из бойких. Она быстренько отрезала горбушку и отдала мужу, потом лучшее со своими помощницами съедят. Что от калача осталось, стала раздавать остальным. Так посоветовала Аню, ее свекровь.

– Гляньте-ка, люди! Что я вытащила из своего куска?! Да это черный таракан! – стали стыдить те, кого она успела опередить, разгадав их плохие умыслы.

– А у меня кузнечик! – прохрипела другая хриплым голосом. – С ногами и голово-о-ой...

– Это что?! – кричит третья. – Бр-р-р... сейчас меня вырвет! У меня кусок с лягушачьей икрой!..

– Пить надо меньше! – раздался мужской голос в защиту арьхцявы.

Разгорячились люди. Душновато. Стали вставать из-за столов, выходить на улицу. Под большой ветлой начали плясать и петь девушки.

– Свадьба – лучшая награда,

Даже злой язык притих.

И невеста очень рада,

И волнуется жених

Кува! Кува! Кува! Кува! –

старался гармонист.

– Хороша у нас закуска,

Потому и много пьем.

Мы сегодня Ваню женим,

Аксю замуж отдаем.

Если ягода созрела,

Надо ягоду сорвать.

Звать невестой надоело,

Знать, пора женою звать, –

топали-притаптывали подружки перед гармонистом еще сыроватую землю.

Наблюдать за свадьбой приходило всё больше и больше людей. Дед Захар вынес и поставил рядом с флягой скамейку. Ната вынесла ведро, полное самогона, и большую тарелку с пирожками. Обратилась к сельчанам с просьбой попробовать что-то и со свадебного стола.

Вышла Илина и прямо с крыльца начала петь веселую мордовскую песню «На лужайке под березой».

– На лу-у-ужайке под бе-ре-зой! – пела и плясала скоро уже вся свадьба.

В доме остались гости-старики. Им ли гнаться за молодыми? Стали они веселиться по-своему, начали петь и плясать под стук пустых алюминиевых тарелок. А в руках одной старушки, которой уж очень захотелось погреметь, оказалась заслонка от печки. Бабушка Марья достала нюди^* и стала дудеть в такт этой произвольной музыке. Устали, сели снова за стол рядышком и начали петь. Прозвучала песня «Сенькань Микитать Ульянац»^**, да так хорошо, были и с высокими голосами среди них. Песня заставила их вновь подняться – кто ногой топнет, кто руками над головой машет, как птица крыльями.

В самый разгар веселья торонь канды стал подносить вино гостям колокольчиком, который был снят с дуги. Ему поручили следить, чтобы не высыхало место, где подвешивался язык колокольчика. Стало быть, тогда род не исчезнет, род поднимется.

Кто опьянел, кто устал, кто голос сорвал до хрипоты – стали расходиться. Кто считал себя еще трезвым, тем дед Захар подносил полный стакан самогона «на посошок». Что было удивительно, сам дед был трезв. На гулянье с ним такого не случалось.

Ушли с песнями домой арьхцява и арьхци, ее родные. Свое место – скамью под образами – оставили караулить брата невесты. «Береза ты береза, кудрявая береза», – далеко известная мордовская песня доносилась с другого конца села, узнали звонкий голос Илины. У Наты остались только самые ее близкие и пьяные с Новых Выселок. От излишка выпитого вина и браги их не держали ноги.

Когда солнце стало опускаться над лесом, жениха с невестой решили вернуть в дом. Отдохнуть бы Нате, она была согласна хоть на часик растянуться и на жестком топчане... такой день провела! Устали, ушли к себе дед с бабкой.

На мокшанских свадьбах есть обычай – проверить находчивость и прыть невесты. Поэтому молодоженов ждали, но сидели почему-то спиной к столам. Увидев в дверях молодых, все тут же замолчали.

– Что случилось, мать, почему так сидите? – спрашивает Ваня.

– Слава Богу, ничего. Устала я, сынок. Встать даже сил не осталось, а в горле пересохло, – отвечала упавшим голосом.

– Что тебе, мама, бражки подать, водички? – с готовностью предложила Аксю.

– Принеси бражки, доченька. Внутри всё горит.

Аксю ковшиком из кувшина наполнила кружку, протянула свекрови.

– На-ка, мама! – поклонилась перед ней.

Свекровь маленькими глоточками не спеша стала пить. Сделает глоточек – говорить начнет. А Аксю, как тростинка на ветру, стояла и ждала, наклонившись перед ней. Хоть Нате жалко ее зря мучить, но так надо было. Такие в селе обычаи, не она их придумала. Пусть невестка покажет себя, на что годна.

– Доченька, невестка ты моя. Много чего делать – заставлять не буду, но что скажу, пожалуйста, уж исполни. Увидишь меня к вечеру сильно уставшую – постель постели. – Сделав очередной глоточек, Ната начала вспоминать про все домашние дела. – Дела больше всего, невестушка, утром. Корову надо подоить, в стадо проводить, печь истопить, еду сварить. Вскипела вода – посуду нужно вымыть. В хлеву поросенок кричит – нужно дать корм. Одна, доченька, до обеда не справлялась. Солнце уже высоко над лесом, а я только начинала дома убираться, мыть полы. Теперь, скажу, и у меня есть на кого положиться. Придет суббота – баню истопи пожарче, спину попарить веничком помоги... – Ната остановилась, стала думать, что бы еще добавить. Чтобы прервать молчание, пришлось дважды-трижды пригубить брагу. – Э-эхи, удалась бражка, по жилам ходит... Да-а, чуть не забыла, в неделю хоть раз, но заводить стирку надо. Если пригласят на гулянье и увидишь, возвращаюсь пьяная, встреть меня, до дома доведи, спать уложи. Что бы ни случилось между нами дома, на людях не рассказывай. – Ната выпила остатки и, пока Аксю поднимала голову и выпрямляла спину, сунула кружку сзади себя в чьи-то руки. – Вставай, доченька, утомила тебя своими нравоучениями. Поднеси бражки и крестной, она тоже устала, день-деньской пела и плясала.

Но где кружка? На столе ее не было, не было ее и возле кувшина с брагой. Спросить свекровь у Аксю не повернулся язык. Как будто кто-то остановил ее, когда взглянула на нее, на других. Сидели они рядышком, плотно. Руки держали сзади и тихонечко «мст-мст» улыбались. Следили за ней, что будет делать. Аксю поняла: ее проверяют, кружку надо искать самой. Начала со свекрови, пощупала ее сбоку, сзади, проверила руки. Кружки у нее не было. Оставила свекровь, обняла всем своим легким станом крестную Вани, та сидела рядом со свекровью. Кружки и у нее не оказалось. Кружку она обнаружила у крестного.

– Ой, спасибо тебе, Господи, за такую невестку, – поблагодарила Бога Ната.

– Хрупкая хотя и с виду, но не даст себя в обиду, – похвалила невестку и поддержала Нату кума.

Нагнувшись, Аксю стояла перед ней, пока она пила.

– Увидишь меня, не прячься, не убегай, – говорила она, – поговори со мной. К вам попаду – к столу пригласи. Не делай вид, как будто у вас нет ничего.

Куда-куда? Пустую кружку она сунула подмышку, накрыв рукавом. Действительно, невеста бойкая попалась, и там нашла.

Весь вечер мучили Аксю. Всех поила брагой, перед всеми стояла нагнувшись. Спина стала ни-и-какой! Лицо покраснело, еще красивее стало. Под конец сжалились над девушкой, разрешили Ване ей помогать.

 

Действие седьмое

Начали собираться в дом жениха на следующий день. Арьхцяву и арьхци Ната пошлет встречать десант из ряженых родственников. Без них пировать не начнут. Женщин нарядили в мужскую одежду, кого в солдата, кого в боярина с большим, выпирающим из штанов животом. Мужчин одели в женскую одежду, на ногах – лапти. Щеки и губы густо намазали соком красной свеклы. Выходили из дома с песнями и плясками под гармошку.

– Давай, подруженька, попляшем,

Мы какие – всем покажем,

Боевые, клёвые,

Пускай непутёвые! –

 

стала выбивать дроби молодая женщина с нарисованными усами в солдатской форме.

– И петь буду,

И плясать буду,

Женись, солдат, не отстану,

Хочешь, граммофоном стану? –

 

топал кривыми ногами в лаптях мужик в женской рубашке.

– Твои ноги кривоноги,

Что-то плохо топают,

Посмотри-ка на мои,

Как они работают!

Милый, за тебя пойду,

С собой корову приведу!

Скажешь «нет» – приду с козой,

И козел есть с бородой, –

 

напирал на «солдата» ряженый бабой мужик.

– Только когда выпиваю –

Делаю что, сам не знаю,

О стол чаркой хлопну,

Ногой громко топну!

А когда не выпиваю,

Делаю лишь то, что знаю.

Всё село я обошел,

Лучше Аксю не нашел, –

отвечал солдат.

«Так они до вечера не вернутся», – подумала Ната и послала на лошади торонь канды. Тот и привез вскоре всех. Шум поднялся, как будто и не расставались. Дед Захар встречал их со своим бочонком, угощал вином, лечил больные головы.

 

– Арьхцява ты, матушка,

Пожалуйте в наш дом.

Твое место, лапушка,

За свадебным столом, –

 

встречала Ната самых важных гостей, провожая к столу.

Шумно стали рассаживаться и остальные. Вспомнили про жениха и невесту. Уж очень хотели навестить их собравшиеся старухи. Они знали: невеста приготовила подарки. Нашлось смелых пятеро. Молодых будить пошла с ними и бабка Марья. Подошли к амбару, начали невесту стыдить: почему так долго спит?

– Эй, невеста, просыпайся! Ладно, зорьку проспала, а водицы ты холодной, родниковой принесла?

За дверью тишина.

– Эй, невеста, лежебока, будешь утром столько спать, то тебе не сдобровать. Козел бодливый не полюбит, индюк голодный тоже плюнет, курица слепая – клюнет!

Начали стучать палкой:

– Открывай, невеста! Добрые хозяйки в домах уже убираются.

Самая бойкая взялась за дверную ручку и начала толкать дверь. Костлявые пальцы не слушались, плохо сгибались, а душа-то была такая же, как прежде, молодая. Хмель ударил в голову, захотелось даже пощупать их постель. Вспомнила молодость, свою первую брачную ночь.

Застучала задвижка. В белоснежной рубашке до пят, словно белая березка, в дверях стояла Аксю. Она знала, зачем они пришли. Внутрь не пустила, подарки стала дарить здесь же. Кому платок, кому полотенце, кто-то получил пояс, кто-то рушник. Бабушке Марье Аксю подарила мордовскую рубашку.

Вернулись в дом старухи. Дово-о-ольные! Начали хвалить невесту, молиться за нее. Очень уж понравилась она, разглядели со всех сторон – и лицом хороша, и фигурой вышла, и подарки у нее хорошие.

Возгордился еще больше дед Захар, как будто не невесту хвалили, а его самого. Поднял руки вверх, чуть до потолка не достают, как запоет: «Отке-е-ель взя-а-ался вор Игнашка? Укра-а-ал де-е-евичью рубашку! Рубашонку, кума рубашонку». Вырвался на волю его звонкий голос. С этой песней все вышли из свадебного дома и теперь пойдет свадьба гулять по сватам.

Сегодня на свадьбу пригласил к себе торонь канды. И там арьхцява и арьхци занимают за столом передний угол. В самый разгар женщины начинают прятать под своей одеждой ложки, готовятся к большому представлению.

Завтра мать невесты пригласит свадьбу на «арьхциень кашу», но ложек не будет. Поэтому – где сегодня гуляют,
за всеми следят, ложки караулят. Кого поймают, начинают стыдить, заставляют выпить большой стакан вина, а ложку возвращают хозяйке. Кое-кому всё-таки удается унести,
про таких женщин говорят: «не женщина, а оторви и
выбрось».

После торонь канды свадьбу пригласил крестный жениха, после крестного – крестная. Незаметно уйдет арьхцява. Прибежит к Аксю и скажет, чтобы она переоделась в легкие вещи. Платок на голове поможет завязать так, как носят замужние женщины.

– Ну вот, вечером девка, утром жена! Придется и это испытание пройти. Покажешь, как будешь встречать после гулянья свекровь и всех родных. А что у них в головах творится, как себя поведут – трезвому и не придумать! Кое-кому сегодня море по колено.

Слышно было, как с каждой минутой приближалась свадьба.

 

Топну раз, топну два,

Топну три, четыре.

Не умела я плясать,

Сегодня научили.

 

До чего у нас красивы

И невеста, и жених!

Соберу в себе все силы,

Выпью литра два за них!

В сторонке за свадьбой наблюдали сельчане, ждали, как покажет себя невеста.

Шла-шла Ната, приплясывая, притворилась пьяной. Решила держаться за других, а потом стала садиться на
лужок.

– Позовите невестку мою с Ваней! – кричит. – Не дойду! Известите их, люди! Пусть не оставят у дороги всем на позор. – И легла вообще.

Прибежала невеста. Тянет за руку, с места не сдвинула. Приподняла кое-как голову, обхватила сзади за плечи, и так, и эдак старается – так и не смогла поднять. Помогли арьхци – за ноги, за руки отнесли домой.

Словно птица полетела Аксю снова, за ней бежал Ваня.

– Сюда! Сюда! – кричали мальчики, показывая на деда Захара, который, раскинув руки, лежал на краю канавы.

– Эх, припотели, будь ты неладным, и надо же было так напиться? Всю душеньку высушил! – Рядом стояла бабка Марья и ругалась.

Даже при желании дед сегодня не смог бы удержаться от выпивки, ведь угощали в нескольких домах. Помогли взвалить деда на плечи Ване и понесли его домой. За ними, взявшись под руку, шли Аксю с бабкой. Хорошо старушке, дождалась она этого праздника. Подарки невестки не износить до смерти.

«А если мне спрятаться? Будет ли искать? – гадала крестная жениха. – За домами спрятаться – ребятишки укажут. Может, на ветлу залезть? Хорошо бы, да одна без помощи не смогу. Зад тяжелый стал от вина. Не дай бог упаду, вот будет потеха!»

– А-а, будь что будет, – махнула рукой захмелевшая женщина. – Люди мне помогут.

– Эй, ба-а-абоньки! – обратилась к толпе. – Поможете мне залезть на дерево? Вот уж задам задачу невесте. Как будет доставать – вам будем интересно посмотреть!

Почему не помочь? Тут же нашлась бойкая солдатка. Ловко залезла на толстый сук ветлы, легла на него, обхватив одной рукой. Вторую руку протянула вниз, зацепила за руку крёстную жениха, тянет вверх, а две другие женщины толкают снизу. Кое-как подняли, посадили на тот же толстый сук поближе к верхушке, где больше веток и листвы. Снизу посмотришь – среди ветвей сидит большая красивая птица, поглядывает вниз, крутит налево-направо головой. Разве что только не поет. Листья прячут лицо.

Прибежали Ваня и Аксю. Мальчики показывают руками вверх, а сами смеются!

– Теперь если только Ваня столкнет ее оттуда! – услышала крестная чей-то неприятный женский голос. Посмот-
рела на смеющихся внизу людей, закружилась голова. Не грохнуться бы вниз!

– Скажешь тоже, Мариша... Вечно чем-то недовольна. Разве Ваня так сделает? Как я думаю, сидеть ей там придется долго – пока вся свадьба не придет снимать. Натянут постельное покрывало под ветлой и заставят прыгать, – по-деловому рассудила другая старушка.

– Ай, Шкабаваз-кормилец, только пьяных здесь не хватало, – посмотрела вверх Аксю. – Ангел хранитель, не дай ей упасть. Этого еще не хватало в такой день, – и пустилась обратно бегом в дом.

Скоро вернулась, в руках кувшин и стакан.

– Люди добрые, пожалуйста, снимите. Я вам со свадебного стола вино принесла. Пробуйте, угощайтесь.

Тут же нашлась лестница, мальчишки принесли. Как всем миром ее поднимали, там и всем миром снимали. Посмотрела она другими глазами на свое место и чуть не села на землю, вмиг выветрился хмель из головы. Хоть и не сразу, но слово за слово – перекинулась с сельчанами, повеселела и начала вместе с невестой угощать их вином.

– Повезло Нате, какая умница! – говорили вслед молодке женщины, этот случай неожиданно сблизил их.

В целости и сохранности Аксю и Ваня с двух сторон вели крестную домой. Здесь уже знали, как ее снимали с дерева, поэтому встретили весело и шумно.

– Аксю, расскажи нам, как ловили эту жар-птицу! – интересовались мужики.

– Рассказала бы, да некогда, – отвечала невеста, – не всех еще встретила. Пусть сама расскажет, – поспешила девушка к выходу.

– Мы бы ее послушали, да заранее знаем – всё не расскажет. Разве сознается, что за оказия могла с ней случиться? – громко смеялись мужики.

Аксю не стала больше никого слушать, вышла из переполненной избы с мыслью, где найти крестного. Но искать не пришлось. То, что она увидела, очень ее уди-
вило.

– Милые женщины, почему такие злые на меня? Ой-ой-ой! Ведь больно же, ваши кулаки тяжелые и твердые, как камни! – крестный прикрывал руками лицо и голову. Самогон, которым угощала их Аксю, сделал свое дело. Так захмелевшие женщины помогали девушке. – Аксю, защити! – увидев ее, закричал крестный.

– Ах, так! Защиту у девушки просишь? Говоришь, кулаки наши тяжелые...

– Откуда им быть мягкими, когда всю войну мужицкую работу делали? Пустите-ка и меня, хоть ущипну за живот, коли кулаков наших боится, – пробивалась сквозь толпу женщин к нему веселая молодка...

– Милые, ну хватит! Почему я должен один страдать за все ваши обиды?

– Давай, топай, – толкнули его к девушке.

Очень долго чуть ли не всем селом догоняли башкуда. Зять деда Захара воевал с немцами в морфлоте. Закончилась война. Стали возвращаться мужики в село, а его всё не было. Три года вместе с другими очищал Ленинград от мусора и обломков после бомбежек. Крепким и здоровым был моряк, а затем – строитель. Под конец догнала его, как и нужно было, невеста.

 

Действие восьмое

Собрались все опять за столом, лица красные. Никак не успокоятся. Арьхцява и арьхци заняли свои места и уходить, видимо, скоро не собирались. А пора. Наступило время, когда нужно было приглашать свадьбу к себе, в дом невесты на «арьхциень кашу». Но они нарочно тянули время, продолжая веселиться. Тогда сваты начали шутками и прибаутками стыдить их.

– Гостья в первый день – как солнце

Греет, свет светлей в оконце,

День прошел – словно луна

Светится, но холодна.

А на третий день – как снег,

Разговоров больше нет, –

стала намекать крестная жениха арьхцяве, что нужно и честь знать, мол, гости приходят и уходят.

– Вы нарядны, вы прелестны,

Разговоры ваши лестны.

Хватит по гостям ходить,

К себе пора нас приводить! –

расталкивая других, вперед рвалась, поучаствовать в перепалке, жена торонь канды.

Вышла невеста, стала арьхцяве с ее помощницами дарить подарки. Ната вытащила пустой новый горшок и передала Илине, главной свахе. Она поднялась на лавку и со всей силы бросила его на пол. Горшок разбился вдребезги – на счастье молодых. Заиграла гармонь, началась дикая пляска по осколкам. Илине дали в руки кочергу, крестная схватила сковородник, жена торонь кандыть – ухват. Поднялись на лавку и все трое под музыку и топот начали грохотать ими о пол, при этом напевая:

 

– Все гулять в наш дом явились,

Знать на целый год вселились!

 

Второй день гуляет свадьба, второй день не прекращаются пляски. Устал гармонист, пот заливает глаза. Не переставая плясать, к нему проплыла, раскинув руки, молодая арьхци и своим фартуком вытерла лицо. Ожил парень, силы прибавились. Душераздирающие голоса выдували меха гармошки. Раненный в ногу и тот не выдержал, топал другой, опираясь на палку.

 

– Лучше места не нашлось,

Вы уж извините, –

 

хлопнула в ладоши перед гармонистом молодая.

 

– Задержались, так пришлось,

Уйдем, отвезите! –

допела частушку вместе с ней арьхцява и всем телом плюхнулась на лавку.

– Арьхцява-то гляньте как развалилась! Голову и ту не держит! Вино с кем угодно что хочешь сделает! – кричали сваты. – Не-е, это она притворилась, хочет, чтобы Ваня до лошади на руках ее нес.

Не только нести, но возможно ли было поднять на руки эту женщину с ее нарядами? На ней была мордовская рубашка, может, и не одна. Уж очень толстой она казалась. На ногах черные гармошкой сапоги. Хоть на улице было жарко – выше колен шерстяные с узорами чулки (сегодня мы их назвали бы гетрами, они защищали ноги от холода зимой). На голове – весь в красных цветах большой яркий платок. Снизу по бокам висели серебряные колокольчики.

Провожали ее к лошади Ваня и торонь канды. При каждом ее шаге колокольчики звонко звенели.

– Не тогда, когда помру,

А сегодня я в раю.

Золовка, знать, твоя судьба

К кадке с медом привела, –

она шла и пела, ее переполняли радостные чувства. За ними тянулись ее помощники. Провожать вышли все сваты, сватья. Для «арьхциень каши» Ната дала ей пшена.

Встречали их Аню и Сандор в окружении любопытных старушек.

– Ой, спасибо, погуляла,

Кланяюсь до пояса,

Два дня пела и плясала,

А теперь без голоса, –

пела арьхцява, передавая пшено свекрови.

– Сказали, жених из путевой семьи, вырос единственным ребенком, – шептались сзади старушки.

– Отец до войны был председателем сельсовета, с войны не вернулся.

– А-а-а...

Жениха посадили под образа, рядом торонь канды. Зять в доме тещи – самый желанный гость. Сандор и Аню стали их угощать.

– Сандор, налей из этой бутылки, – старалась угодить Аню, – в горнушке печки держали. Теплое вино – лечебное, так еще моя бабушка говорила.

 

Действие девятое

Перед домом Сандора на конце длинного шеста развевался красный платок. Здесь же стояла арьхцява, встречала гостей. Для всех находила хорошие слова, приглашала в дом. Взяли сегодня с собой гулять и Ваню, а то, сказали, останется без подарков. Всю свадьбу он и Аксю нянчились с детьми сватов. Сваты гуляли, а они возились с детьми и кормили-поили скотину. Торонь канды с женой принесли им своего ребенка в зыбке, пусть учится невеста нянчить.

Сидит Ваня за столом, а у самого сердце разрывается: как там Аксю с бабкой Марьей с ребятишками справляются?

Аню поставила посредине стола большую чашку с пшенной кашей. Арьхцява начала раздавать деревянные палочки наподобие маленьких лопаточек. Ложки положила только перед Ваней, Натой, дедом и торонь канды. Кому достались палочки, заранее стали злословить, хулить кашу. Над кувшином с вином стоял Сандор и ждал, когда хоть немного утихнет шум.

– Сваха Ната, начнем с вас! Благослови кашу! – и протянул полный стакан.

– Дорогие сватья! – Ната встала и поклонилась перед свахой и сватом. – Сколько зернышек в каше, пусть столько и прибыли прибудет в ваш дом. – Пригубила вино, проглотила немного каши. – О-о, вку-у-усная... – и тут же добавила: – А кто приготовил, тем желаю доброго
здоровья.

– Аню, ты что скажешь своему зятю, сватам?

– Всем сватам и родным Вани скажу одно: будут в наших краях, пусть мимо нас не проходят. В любое время, в ночь-полночь примем. А Ване скажу: где, зятек, любовь да совет, там и горя нет. Помни, с хорошим мужем и плохая жена будет хорошей, а с плохим – и хорошая жена станет плохой. Я тоже приготовила подарок, прими! – на плечи зятю накинула рубашку.

– Подарок надо обмыть! – крикнули гости.

Глоток из стакана сделала теща. Кашу передала ей своей ложкой Ната. Рубашку подарила и арьхцява. Она на правах старшей сопровождающей невесты тоже получила ложку для каши. Стали следить друг за другом, чтобы без подарка кашу не давали никому, даже если ешь тоненькой деревянной лопаткой. Получилась веселая игра, захватившая всех. В очередь вставали и те, у кого были лопаточки. Скоро рубашки, полотенца уже не умещались на шее и спине жениха. Торонь канды подарил кочедык, будет чем лапти плести. Тесть считался во всей округе лучшим плотником, подарил топор и наструг.

Хоть и была недовольна крестная Вани, что ей дали лопатку, но не обиделась. Ничего не сделаешь, такой обычай был на всех свадьбах.

– Я подарила своему крестнику носки из козлиного пуха, даже холодной зимой в них будет тепло ногам. А большой подарок у меня пока дома, – говорила она, принимая стакан из рук Сандора. – В их двор я приведу козленочка. Надо же завести им хозяйство.

Выпила вино, лопаткой зацепила кашу и начала осторожно подносить ко рту. Открыла рот – и в это время из-за спины женщин кто-то толкнул ее руку под локоть. Каша выпала, она и так еле держалась, и осталась крестная с открытым ртом.

– Вася! – крикнула она сердитым голосом, даже не посмотрев назад.

– Что тебе, Катя? – отвечал мужской голос.

– Ва-а-ася! – теперь в ее голосе услышали угрозу.

– Что случилось, Катя?

– Погоди немного, будем домой возвращаться – не только скажу, но и покажу у кустов возле болотца.

Все чуть не попадали со смеху. Женщина попыталась еще раз зацепить своей лопаткой кашу, но арьхци начали за нее просить новый подарок. Заступился Сандор.

– Подарок крестной, гости дорогие, очень ценный, – сказал он, – кашу дайте. Но еще один стакан вина, моя любезная сваха, выпить придется, такие у нас правила. Прими, свахонька, прими! – и протягивает ей до краев наполненный стакан.

– Вася!

– Ну что тебе?

– Что-что, подойди ко мне!

«Как догадалась?» – недоумевал шутник. Он вышел из-за женщин, не решаясь подойти близко.

– Иди, не бойся. Выпьешь – мир будет между нами!

Вася не стал спорить. Он понимал, что против пьяной сердитой женщины не устоит ни один мужчина. Начнет проклинать – всему белому свету станет тошно. Вася выпил стакан до дна, рукавом вытер рот. Довольная крестная проглотила кашу и весело, с издевкой, посмотрела на мужчин, мол, знайте, с кем можно шутки шутить, а с кем нет!

– Эх, Васенька-Васенька, слаба-а-ак! – жалели мужики, что слишком скоро закончился спектакль.

Вспомнили про Аксю, Ваню отпустили.

Всем хватило каши, досталось ее кому целая ложка, а кому несколько зернышек. Но все довольны. Как ни держался, опьянел и Сандор, выпили «на посошок» с дедом Захаром. Очень уж был доволен. Хороший зять, на всю жизнь породнился с хорошими людьми. Не выдержал, запел:

 

– Когда б имел златые горы

И реки, полные вина...

 

Звонкие голоса женщин под аккомпанемент гармошки и стук ложками и алюминиевыми чашками заполнили сначала дом, потом улицу. Остались в доме Ната и Аню – посоветоваться, сколько людей приведет завтра с собой Аню навестить дочь. Считала-считала, насчитала около пятидесяти. Обиженных не должно быть, ни старых, ни молодых. Так решили провести третий день свадьбы две свахи.

«Ничего, успею подготовиться, встречу как надо. Есть у меня теперь помощница, невестка, – думала, торопясь за свадьбой, Ната. – Пусть все увидят, где будет жить Аксю, и успокоится сердце матери».

 

Перевод с мордовского-мокша

К. Смородина и Ф. Матюшкина