Хади ТАКТАШ

МУКАМАЙ[1]

Не знаю,

Сколько времени,

Должно быть,

Вовеки не смогу я позабыть

О том, как шелестит в лесах тамбовских

Листва осин.

И вечно, может быть, в мечтах моих лесная эта чаща

Меня не перестанет окружать.

И старые дубы, не отставая,

Меня повсюду будут провожать.

И нет нигде таких березок белых,

И нет цветов, подобных тем цветам:

Нет камышей нигде таких на свете,

Которые шумели бы, как там.

Как двое мальчиков из сказки,

Два голодранца: я и ты,

Карабкались мы на деревья,

Чтоб мир увидеть с высоты.

Два мальчика… белесы и чернявый:

Светловолосый – это я.

А смуглый, темноглазый, косолапый –

Ты, Мукамай, мой друг, душа моя!

Как я карабкался на белую березу,

Так к жизни, к свету, ввысь дорогу брал.

А ты, мой милый, не сумел подняться,

Ты затерялся,

Ты отстал.

Как двое мальчиков из сказки,

Мы, остренькие носики задрав,

Подобно взрослым, руки – за спиною,

Топча луга, бродили в гуще трав.

Все было ново нам, все было в диво,

От нас ничто укрыться не могло,

Мы до всего на свете добирались.

Довольно часто нам и не везло,

И не однажды ивовые прутья

Хлестали нас с тобою, милый друг,

Как двое мальчиков из сказки,

Терпели мы немало горьких мук.

Но кто же знал, что в ремесло худое

Забаву превратишь ты, удалец.

И что игрой начавшееся дело

Тебя погубит наконец?

Я б написал письмо тебе, но поздно,

Его уж ты не можешь получить.

И все же я, Мухаммеджан, обязан

Твою хотя бы память обелить.

Жизнь, очерченную худою славой,

Ножом ты окровавленным пресек.

Но как же это все-таки случилось?

Что ты наделал, милый человек?

Как двое мальчиков из сказки,

Два голодранца: я и ты,

Карабкались на белые березы,

Чтоб мир увидеть с высоты,

И я увидел красоту вселенной;

Все выше, к свету я дорогу брал,

А ты, мой милый, не сумел подняться,

Ты затерялся,

Ты отстал!

Былое для меня плохая сказка.

Коль в этой сказке тень мелькнет твоя,

Клянусь, что о тебе, дружок мой бедный,

Не как о воре вспомню я.

Ты жить хотел.

Имел на это право!

И за тобою лишь одна вина,

Что из когтей нужды пути не знал ты,

Что ты не видел выхода со дна.

А ведь когда плели мы вместе лапти,

Ты лучше плел – искусней и быстрей.

И то, что я плету их некрасиво,

Ты объяснял бездарностью моей!

Ах, Мукамай, мой милый, почему же

Ты не предвидел гибели своей

И жизнь свою не сплел ты так искусно,

Как пару славных липовых лаптей?

Жизнь, очерненную худою славой,

Ножом ты окровавленным пресек.

Так неудачно жизнь твоя сложилась,

Мухаммеджан, милейший человек.

А ведь она в лесах прекрасных наших,

Как месяц май, заулыбалась нам.

Как двое мальчиков из сказки,

Остались мы по разным сторонам.

Да! Жизнь твоя тяжелой стала сказкой,

И не украсил ты ее конца

Делами, незабвенными навеки,

И именем, пленяющим сердца.

Ты заблудился. Но хорошим был ты,

Ты доброю душою обладал.

Но ты не знал, что из болота жизни

Один не выберешься!

Ты не знал,

Что из трясины выбраться возможно,

Лишь только вместе выхода ища.

Чтоб не погибнуть нам поодиночке,

Мы все должны трудиться сообща!

Былое для меня плохая сказка,

Коль в этой сказке тень мелькнет твоя.

Нет, нет, клянусь, что о тебе, бедняга,

Не по-худому вспомню я!

Ты беден был, но ты любил трудиться,

Ты доброю душою обладал,

Но как от нищеты освободиться,

Как выйти из трясины –

Ты не знал!

Перевод с татарского Леонида Мартынова