Валерий ЮРЧЕНКОВ

И кричали пастушки насмешливо:

«Девки, в пляску! Идут скоморохи!»

Сергей Есенин «Калики»

Странствующие актеры – профессиональные потешники, развлекатели, существовали практически во всех странах Европы. Во Франции их называли жонглерами, в Германии – шпильманами, Испании – хугларами, на Руси – скоморохами. Они снискали всенародную любовь, основу которой очень точно подметил Виктор Гюго: «Бродячий фигляр, с детства сроднившийся с живучей, крепкой средою, которую называют простонародьем.., насквозь пропитавшийся всеми стремлениями необъятной души человечества, он чувствовал себя частицей его угнетенных масс».

Народ считал скоморохов не простыми людьми. В знаменитой былине «Вавило и скоморохи» в народной оценке искусство бродячих актеров могло творить чудеса, ведь они могут переиграть царя Собаку и возвести на престол своего Вавилу.

Скоморохи на Руси были необычайно популярны. Ярмарки, праздники, повседневная жизнь без них не существовали, да и не могли существовать. Скоморохи воплощали в себе синтез народного искусства. «Каждый из них знал не одно что-нибудь,– замечал средневековый автор,– но каждый знал все». Бродячий актер одновременно был и певцом, и рассказчиком, и мимом, и гимнастом, и плясуном, и дрессировщиком, и фокусником. Правда, это не исключало определенной специализации. В рязанской кормчей 1284 года указывалось: «Иль свирець, или гудець, или смычек, или плясець…» Го наибольшей любовью в России пользовались поводыри медведей, которые в странствиях своих порой добирались до Франции и Германии. Гийом Аполлинер писал:

У них барабаны и обручи есть

И коврик, и гири – всего не счесть.

Косолапый  медведь, их испытанный друг,

Медяки собирая, обходит круг.

Приручение медведей существовало на протяжении веков, превращаясь порой в доходный промысел. Одним из его центров было Среднее Поволжье, описывая которое художники Чернецовы в 1838 году рассказали о воспитании медвежат в уездах Нижегородской губернии: «Крестьяне ловят их сами и покупают…, потом выкармливают; дав им несколько подрасти, продевают в губу железное кольцо, называемое больницею, действием которого приводят питомцев в послушание. Вслед за сим приступают к обучению; понятливые из медвежат приобретают нужные познания в полгода, а не так смышленые – в год и даже в два… Весною отправляются в странствия по России верст за тысячу и далее; такие вояжи продолжаются иногда более года… Послушные и смышленые живут у хозяев лет по десяти… Медведи с хожалыми (которые их водят) свыкаются и имеют к ним привязанность… В селе Ключищах Сергачского уезда Нижегородской губернии жители имеют у себя до 80 медведей, что и составляет главный их промысел».

Скоморошье представление великолепно описал немецкий путешественник Адам Олеарий, который неоднократно посещал Московию в первой половине XVII столетия: «Вожаки медведей имеют при себе таких комедиантов, которые, между прочим, тотчас же могут представить какую-нибудь шутку… с помощью кукол. Для этого они обвязывают вокруг своего тела простыню, поднимают свободную ее сторону вверх и устраивают над головой своей… нечто вроде сцены, с которой они и ходят по улицам и показывают на ней из кукол разные представления».

Поводыри медведей кочевали по бесконечным российским дорогам круглый год, их жизнь была сурова и порой происходило то, что зафиксировал немецкий дипломат, барон Сигизмунд фон Герберштейн. Он описал царившие в 1526 году в «Русии» страшные морозы, приведшие к тому, что «находили мертвыми на дорогах многих проводников, которые обычно бродят в тех местностях с медведями, приученными к танцам».

Однако более страшным были преследования со стороны власть имущих и церкви. Многим памятна знаменитая сцена из фильма Андрея Тарковского «Андрей Рублев», в которой слуги государевы хватают веселившего людей скомороха, избивают его и волокут на расправу. Такова была практика российского средневековья, когда официальная светская и церковная культура фактически преследовала культуру «низовую», говоря словами Михаила Бахтина. Свод жизненных правил российского средневековья «Домострой» однозначно осуждал «всякие богоотвратные дела» – «бесовские песни, пляски и прыгание, игру на бубнах, трубах, сопелках». По мнению его автора, эти действия были «угодны бесам». А еще ранее аскетичный Максим Грек обличал «скверных» скоморохов: «Обретше бо окоании медведь, дивий зверь, и многым временем и споспешьством бесовским научившее и стояща плясати к сурне и трубе и тимпану и плясанию рук, с душогубными песньми обходят всяку страну и села, играющее преддверию безумных игрелюбцев всячьскым кличом, въздвигше зверя к плясанию… Тогда же, тогда ино ест видети умно благоговейну и богобоязниву не точию самого сатану пляшуща играюща с зверем и веселящася о погыбели прельщающихся верных».

В результате преследований к XVII столетию скоморошество переместилось на окраины тогдашнего Российского государства. Появились бродячие труппы и в мордовском крае, в «понизовых» городах. Духовенство всполошилось. 20 октября 1652 года в Москве по указанию патриарха Иосифа дьяком Давыдом Дерябиным была написана уставная грамота протопопу Темниковского собора о производстве  суда и церковной расправы. В ней высказывалось требование, фактически ультимативное, чтоб «скоморохов бы с домрами, и с гуслями, и с гудками, и с бубнами, и с медведи, и с волынками, и с сопельми, и со всякими бесовскими играми отнюдь не было». Светским и церковным властям предписывалось: «Где объявятся домры, и сурны, и гусли, и гудки, и волынки с сопели, и цымбалы, и органы, и цымры, и реле, и ложки плясовые с колокольцами, и бубны, и хари, и всякие бесовские игры, и ты б то все у всяких чинов людей велел выимать и, изломав, сжечь». Впрочем, духовенство, отдельные представители которого были фанатично настроены, действовало и без указаний свыше. Тот же неистовый протопоп Аввакум, служивший под Нижним Новгородом, скоморошье действо пресекал весьма радикально: «Прийдоша в село мое плясовые медведи с юубнами и с домрами, и я, грешник, по Христове ревнуя, изгнал их, и хари и бубны изломал на поле един у многих и медведей двух великих отнял,– одново ушиб, и паки ожил, а Другова отпустил в поле». Правда, скоморохи не оставались в долгу. Один из первоучителей раскола Иван Неронов получил в Нижнем Новгороде, как повествует его «Житие», «многи раны от скомрахов, бесовских слуг»: Бе же в граде том научением диавольским множество скомрахов, иже хождаху по стогнам града с бубны и с домрами и с медведьми. Иоанн же непрестанно запреща им, да останутся таковаго злаго обычая и смехотворных игралищ, яже не суть угодна богу, и сокрушаше их бубны и домры. Они же гнева нань и ярости исполняющееся, бияху божия иерея».

Но вернемся в Темников. Уставная грамота 1652 года была призвана сыграть особую роль в жизни города и всей округи. Она призывала не только скоморохов «известь», но и упорядочить жизнь края, в который только что проникло и стало укрепляться христианство и были сильны языческие традиции и обряды. К примеру, патриарх Иосиф «на утрея недели всех святых в первый понедельник Петрова поста игрищь играть не велел». Он указал «работы никакие в воскресный день никому не работати, да и в господские праздники быти потомуж, как и в воскресные дни». К тому ж «дворяне б, и дети боярские, и стрельцы, и солдаты, и казаки, и всяких чинов люди, бороду у себя не брили…» Или еще один запрет, противоречащий умонастроениям людей той эпохи: «И ворожей бы мужиков и баб к больным людям и ко младенцам в домы к себе никто, всяких чинов люди, не признавали». Дальше – больше, требовалось, чтоб «и зернью, и карты, и шахматы, и лодыгами, и шаром, и мячом, и бабками, и шахардою, и свайкою, и сущем, не играли», «на свадьбах бы песней бесовских не пели, и ни каких кощун и срамных слов не говорили». Наконец, указывалось «никакими б глумными играми инее глумились, и купальниц не пугали, и на полех никаких игр бесовских и глумов отнюдь нигде не было, и в ладони б не били, и не плясали, и на кулачки меж себя не бились и не боролись, и на качелях бы никаких никто мужеска полу и женска, и малые робята, не качались, и на досках бы не скакали, и на санях бы и на лыжах мужики и бабы и девки и робята никогда не катались, и личин бы на себя никто не накладывали, и семика б не праздновали, и яиц по могилам не катали, и на лес бы березок завивать не ходили, и в домах у себя никто березок не завивали, и в тех березках венцов себе не плели, и в венцах к воде не ходили…» Патриарх грозил ослушникам карами великими: «А всяких чинов людем, которые объявятся в таком же богомерзком деле впервые, чинил наказание, сажал на два дня в тюрьму или в чепь; а в те дни питии и ясти давать им не велел. А которые всяких чинов люди объявятся в такой же вине вдругорядь и втретие, и ты б по другом и по третьем обличении тех людей за их безчинства велел бить батоги, при многих людях, смотря по вине, чтоб смотря на то иные наказались, и от такого богомерзкаго дела отстали». Следить за исполнением указанного было поручено приставам из Нижнего Ломова, Красной Слободы и Троицкого острога.

Указы – указами, а жизнь – жизнью. Несмотря на все строгости, сажание на цепь, битье батогами, ссылку, проклятия с церковного амвона народная «низовая» культура продолжала существовать, а скоморохи выступали ее своеобразными «идеологами». В 1698 году темниковский протопоп Иаков донес патриарху Адриану: «И из иных де городов приходят в Темников город и в Темниковский уезд скоморохи с медведи, с гудками, с домрами, и в Темникове и в уезде сатанинскою прелестию и играми многих людей прельщают, и многие люди тем прелестником скоморохом последствуют, и на безчинное их такое позорище и игры сходятся, и богомерзских их и скверных песней и всяких бесовских игр слушают, и многих людей чародейством и волхованьем прельщают же, и над большими людьми чинят всякое бесовское волхование». И уже новый патриарх повторяет по сути требования своего предшественника. Правда, не совсем доверяя темниковским властям, Адриан передает ведение духовных дел «мимо города Темникова; темниковскому уезду Краснослободского присуду протопопу Александру, от Темникова за 50 верст».

Наверное в истории всегда существовали и существуют явления противоположные. Патриархи и скоморохи. Церковная духовность и народная «низовая» культура. И как учит тот же исторический опыт, даже в самые тяжелые времена человеческий дух не может питаться только святостью и аскетизмом, как бы величественно они ни выглядели, ему нужна была и отрада, нужны были праздник, радость, которые уравновешивали серую монотонность буден.