Чем был толстый журнал в советское время? Индикатором времени и, выражусь высокопарно, квазаром человеческой души. Я никогда не забуду потрясения от романа «Берег», замечательного, да, да, именно замечательного советского писателя Юрия Бондарева – он таким и останется для меня, что бы о нем ни говорили! Я тогда был студентом и хорошо помню, как все бегали по филологическому факультету за единственным, жутко растрепанным, номером журнала «Наш современник», где был опубликован этот роман. В конце концов каким-то образом он достался и мне... А потом было многолюдное обсуждение этого романа (участвовали и преподаватели, и студенты) в республиканской библиотеке имени А.С.Пушкина. Говорили от души, все были захвачены этим произведением. Был на этом обсуждении и я, и как-то сразу завелся, когда кто-то из выступающих вдруг сравнил одного из главных героев – лейтенанта Княжко – с Мартином Иденом из романа Джека Лондона. Какое тут может быть сравнение, возмущался я, это наш, типично русский характер! Зал одобрительно загудел, мне с улыбкой закивал декан, тут я еще больше оживился... Сейчас, из глубины прожитых лет, понимаю, насколько, наверное, я выглядел глупо и несуразно на фоне классически образованных педагогов, но разве плохо для восемнадцатилетнего парня, когда он полностью захвачен образом чистого и благородного человека и считает самопожертвование – одним из лучших человеческих достоинств?
И еще, к слову. В любом учебном учреждении всегда найдется студент, которого все считают недотёпой, над ним незлобиво подсмеиваются, часто шутят, и он привычно считает себя немного не своим в компании. Он обычно ни в чем не участвует и не решается даже лишний раз слово молвить, чтобы не засмеяли. Был и у нас такой. Вел он себя обычно тише воды, ниже травы. И вдруг вижу: на обсуждении романа просит слово. Конечно, дали. Он минут пятнадцать что-то не совсем внятное говорил, все его слушали, и никто, повторяю, ни один человек, не посмел согнать его с трибуны. Потому что поняли: и у него роман затронул душевные струны.
Это было очень важно: в те годы именно в толстых журналах мы находили произведения, которые пробуждали наши души и заставляли их светиться чистым светом. А моя любовь к толстым журналам превышала все мыслимые пределы, я даже выписывал некоторые из прибалтийских стран (естественно, на русском языке).
Приезжая студентом в село, что называется, на побывку к матери, я каждый раз заходил в знакомую с детства маленькую избушку – нашу сельскую библиотеку. И вот однажды зимним вьюжным днем я тоже забежал и увидел перед печуркой, которая топилась, несколько толстых журналов в характерной сине-голубой обложке. Конечно, это был «Новый мир». Я стал перелистывать номера и удивился, что их не читал. Не знаю, как это вышло, по возрасту, что ли... Номера легендарных твардовских времен. «А еще есть?» – спросил я, прижав эти уцелевшие номера к груди. Меня повели в чулан, где рядом с запасами угля лежало несколько стопок «Нового мира». Я стал просматривать... Много любопытного, интересного, познавательного как для читателя, так и для филолога. Но все их забрать было не в моих силах. Выбрал, сколько мог унести. Именно тогда я прочитал впервые цветаевскую «Повесть о Сонечке», Пастернака «Люди и положения», еще много материалов, поразивших меня. Долго еще эти номера хранились в моем деревенском архиве...
Конечно, в толстых журналах, как в зеркале, отражалась жизнь страны. Приметы времени пронизывали всё: и прозу, и стихи, и библиографию, и уж, конечно, экономические и тем более политические статьи. Иногда мелькала замечательная статья, которая потом отдельным изданием уже нигде не появлялась: цензоры, оказывается, проглядели, не ко времени она оказалась.
В начале гласности и отмены советской цензуры (а я тогда уже вовсю работал в журнали-
стике и пытался писать прозу) моя квартира была завалена почти всеми толстыми журналами, издававшимися тогда: «Новый мир», «Москва», «Знамя», «Дружба народов», «Наш современник», «Нева», «Аврора», «Звезда», «Октябрь»... Это был пик популярности «толстяков»! Что за прекрасные тексты мы в них находили! Как мы их смаковали! Платонов, Замятин, Розанов, Флоренский, Цветаева, Набоков, Гроссман, Шаламов...
Перечислять можно до бесконечности! Нас захлестнула волна замечательных стихов и прозы русского зарубежья! Это было настоящее потрясение! И жить и писать хотелось в полную силу! Тем более, казалось, что страна находится в благородном порыве переустройства! Почти любой толстый журнал обещал необыкновенно яркое путешествие в другой мир, на другую планету. И даже тяжелые тексты, рассказывающие о сталинских репрессиях, несли с собой катарсис, очищение души. Думалось: Бог ты мой, какие люди жили в то страшное время, как их судьба ломала, била, кромсала, калечила... а они оставались несломленными. После лагерей – ни гроша, ни кола, ни двора, а сколько внутренней духовной силы! Вот, к примеру, Борис Пастернак посылал ссыльной Ариадне Эфрон (как эта романтическая девушка прошла лагерь и осталась жива – одному Богу известно!) деньги, но важнее для нее были письма, духовное общение.
И когда мы, другое поколение, выросшее во вроде бы благополучные хрущевские и брежневское времена, обращали взгляд на себя, то видели, в какую сторону мы эволюционировали, у нас другие приоритеты: а как квартиру побольше оторвать, машину получше купить, заграничный магнитофон достать... А что в душе твоей цельного осталось? Только внешнее, только материальное в цене! Не у всех, конечно. Но за достаток боролись. Конечно, он вообще не сравним с тем, что сейчас происходит, но не тогда ли и стал завязываться этот страшный гордиев узел потребительства, который теперь никаким мечом не разрубишь, потому что человек повязан им по рукам и ногам.
А были люди, которых никаким узлом материальных благ не свяжешь.
У меня перед глазами стоит сухонькая, как былинка, Анастасия Цветаева, о ней снят телевизионный фильм, отсидевшая в лагерях какой-то сумасшедший срок (кстати, вы читали ее потрясающие воспоминания?), которая сбежала так легко с горочки, а потом спросила в камеру: «Видите, и в девяносто я еще без всякой поклажи легко могу бегать...» И прозвучало это так по-детски наивно, что, ей-богу, захотелось стать перед этим человеком на колени. Вот о таких людях мы узнавали в первую очередь из многочисленных воспоминаний, публиковавшихся в толстых журналах.
И вдруг – есть хорошее русское выражение – всё как корова языком слизнула! Журналы захирели, тиражи стали мизерными, ушли редакторы, воспитанные на хорошей русской литературе, и сменились герои журнальных публикаций. На нашу страну обрушилась дикая рыночная жизнь. У руля «толстяков» встали никому не известные в литературном мире люди, и никто не знал, в какую сторону они направят свой корабль. Но я уже «подсел» на журнальное чтение и не мог обходиться без него. Так и брал в библиотеке стопки журналов, которые некогда составляли духовную парадигму моей жизни. И у меня на глазах происходило то, что в принципе и должно происходить в новых появившихся обстоятельствах. В литературу пришло другое поколение, с иным взглядом на жизнь, с резко выраженным отрицательным отношением к советскому прошлому. Долой все запреты, гласные и негласные, чем чернушнее, с большим вывертом, рассказ, повесть, роман – тем выше рейтинг у писателя. Автора не помню, но помню название произведения, чье содержание походило на записки из ада – «Одлян». И понеслось: тюрьма, психиатрическая больница, кладбище, морг, некрофилия и так – до бесконечности. Не скрою, некоторые вещи были написаны весьма и весьма талантливо, но всему же есть предел. Вскоре это, наверное, поняли и в самих журналах. За-
предельные темы ушли, тон выровнялся. Я бы не сказал, что появились эпохальные произведения, типа «Берега», в первую очередь отметим добротные рассказы, и, что важно, снова стали появляться воспоминания, дневники людей, живших
в прошлый и позапрошлый век. Модным стала публикация и прижизненных дневников. Конечно, у всех к этому разное отношение, но я нахожу в этом позитив. В этом меня убедила публикация в 9 и 10 номерах «Нового мира» за 2010 год дневниковых записей лауреата Солженицынской премии, поэта Юрия Кублановского. То здесь, то там рассыпаны «сердца горестные заметы», важные наблюдения, которые заставляют работать твой мыслительный аппарат. Вот, к примеру, несколько выписок, что называется, навскидку.
«Ездил из Переделкина в Москву в автобусе с немытыми окнами. Рядом сидела девушка и читала молитвослов. И то, и другое в Европе совершенно исключено».
«НТВ. Федор Николаевич Гладков – 80-летний ветеран запытан в своей квартире в Новгороде: требовали отдать боевые ордена – не отдал».
«Ругаем шестидесятников. Но шестидесятники – ЛЮДИ по сравнению с нынешними журнально-компьютерными монстрами, беззастенчивыми, гламурными. Амбициозное алчное поколение, «рапповцы» олигархического режима. Дима Бобышев о них написал: «Здравствуй, младое и незнакомое племя, похожее на людей». Размножились, будто в каком-то технотронном голливудском блокбастере».
«БОЛЬНО? Я себя проверяю: если больно – значит, еще не заматерел (в довольстве)».
Хороших повестей и романов современных молодых авторов я за многие перестроечные годы почти не встречал. Сейчас же стали сочинять «многокилометровые» романы... как бы это сказать... вот, нашел точное определение: ОБО ВСЁМ И НИ О ЧЁМ. Начинаешь читать и скулы вскоре сводит от скуки. А вот критический отдел прочитывается во многих журналах на одном дыхании! В 10 номере «Нового мира» того же года – блестящая статья Вадима Муратханова «Чичибабин и Блаженный: отрицающие величины. Опыт сопоставления». Ну, скажите, пожалуйста, где бы я еще мог прочитать о самых любимых моих поэтах-современниках?! Сейчас ведь отдельным изданием литературная критика почти не появляется. И еще: журналы могут быть хорошим лоцманом в книжном мире. Для умного, размышляющего читателя. Всякая детективная белиберда в библиографические листки не пролезет. Я, к примеру, только через журналы обнаруживал, что вышла в свет интересующая меня книга. На всех телеканалах – ни одной передачи о книжных новинках, не говоря уж о знаменитом формате «Вечеров в Останкино», когда на встречи с лучшими писателями земли русской приходила масса людей.
В 2011 году у меня возникла новая проблема: в библиотеку, где я беру журналы, к лету пришли пока только первые три номера «Знамени», «Дружбы народов» и некоторых других журналов и ни одного номера «Нового мира». В «Знамени» опубликовала новую повесть Ульяна Гамаюн (не знаю только – настоя-
щая это фамилия или псевдоним). На фоне серых подделок под литературные произведения этот насыщенный культурными знаковыми аллюзиями текст явно выделяется. На мой взгляд, у этого автора большое будущее. Очень любопытный писатель Юрий Буйда в «Знамени» напечатал свою новую фантасмагоричную вещь под названием «Синяя кровь». И хотя она попала в шорт-лист одной из престижных современных премий, но, как мне кажется, писатель стал повторяться. Тем не менее каждый новый номер любого журнала открываешь с непреходящим трепетом: а вдруг наткнешься на истинный талант? Сожалею, что стал недоступным журнал «Иностранная литера-
тура». В республике, насколько я знаю, его получает только Национальная библиотека имени А.С.Пушкина, и он идет на вечное хранение (один-единственный экземпляр!) в книгохранилище. А ведь именно этому журналу я обязан тем, что открыл для себя многих прекрасных зарубежных авторов. В студенческие годы на филологическом факультете у нас был кружок по изучению иностранной литературы, члены которого прочитывали каждый новый номер «Иностран-
ной литературы» от корки до корки и обсуждали наиболее интересные произведения. До сих пор я с огромной благодарностью вспоминаю его руководителя, кандидата филологических наук, незаурядного преподавателя и интересного человека Юрия Федоровича Басихина, у которого, к сожалению, оказалась трагическая судьба.
Конечно, «толстяки» идут в ногу со временем. Большинство из них вывешено в «Журнальном зале» в Интернете. Но там только «версии для печати», да и не всё, что хочешь прочитать, можно открыть. Потом читать с монитора – не так приятно для глаз. Так что для меня нет сомнения в том, что толстые журналы должны жить. Но... всё меньше людей спрашивают их в библиотеках, в киосках не купишь, тиражи продолжают падать... Пока журналы поддерживают и государство, и разные фонды, но это не может продолжаться вечно. Да и вообще – есть ли какой-то выход, может, и выхода-то никакого нет?
Но в это не хочется верить. Я так думаю, что не должны журналы исчезнуть. Конечно, нанотехнологии, гаджеты, электронные книги (у меня даже в мобильник забит философско-авантюрный роман датского писателя Питера Хёга «Смилла и ее чувство снега», на всякий случай, для пробок, например, или дальних поездок) – это, в принципе, замечательно, от требований времени никуда не уйдешь, но и желание читать текст в его традиционном гутенберговском исполнении всё еще остается. Пусть журналы выглядят как последние мамонты, но не хочется верить в то, что они «вымрут». Не хочется!
