Полустанок



Места наши лесные, грибные, дремучие, по которым, как в былинах поется, и черен вран не пролетывал, и дикий зверь не прорыскивал. Маленькая, старинная, великорусская деревенька затерялась среди лесов и пойменных низин. Раньше, бывало, как рассказывала бабка, всем селом хаживали по грибы, да собирали не всякие, а токмо дорогие – боровики, грузди белые да берёзовики, а прочих от колен стародавних не брали и ходили пиная ногами, почитая те грибы за «поганые», и звали их не иначе как «собачьими». Но несмотря на такой прихотливый вкус, всем дорогих грибочков хватало вдосталь... Прознали грибники про такое изобилие и рванули было в деревеньку. Ан нет! Не так-то просто! Дорога только одна, и та грунтовая, вся в колдобинах да ямах, тридцать верст по лесу, и в сухую погоду не иначе как на УАЗе или джипе каком иноземном проехать можно, а про весну и осень, когда всё размыкает, и говорить нечего! Но не сдавались неугомонные, нашли железнодорожную станцию, что ближе всего к деревеньке: семь верст по малохоженой тропочке – и на месте. Вправду сказать, от этой станции ездили только редкие в умирающем селе гости. Да не о том сказ...

Сентябрь в том году выдался ясный, с небольшими дождичками – самый что ни на есть грибной. Мы с отцом стояли на глухом нашем полустанке, ожидая вечно запаздывающей электрички. Хорошо было, и не хотелось уезжать... День был жарким совсем по летнему, и в пять часов солнце только чуть-чуть умерило свой пыл. Тихо-тихо... А какой свежий лесной воздух! И вдруг донесся безмерно-далекий, за много верст от нас, монастырский перезвон... Благодать!.. У меня за плечами – двухведерная корзина с дорогими, отборными грибами, и у отца такая же, да еще ведро. А грибки-то один к одному! С заветных полян, с Кабановой Мельницы... Совсем рядом с нами стояли пять человек «залетных» (так их называли в нашей деревеньке) грибников. Их огромные лукошки и ведра наполняли грибы самых разных категорий, по больше части – «собачьих». Мы с отцом немного пренебрежительно улыбались их добыче, а они с завистью смотрели на нашу. Но все же их восторгом не было конца. А ведь они походили (по-нашему «пошарпали») только по краю и не видели истинной красоты – целых полян, сокрытых в глубине леса и густо прямо-таки усеянных грибами! Но как им понравились наши места! Да любому человеку, если он хоть чуть-чуть неравнодушен к родной русской природе, нельзя не полюбить эту тихую лесную глушь, где старушки в старинных повойниках протяжно окают и ходят в лес с берестяными туесами и «набирками»...

Да, хорошо было... До поезда оставалось еще минут двадцать. Было душно, но весело и радостно. Тучный мужчина с красным от жары лицом воодушевленно рассказывал своим спутникам о дневных приключениях. Он хитро уложил на верх корзины, для товарного вида, самых лучших «дорогих» грибов. Поочередно доставал их, вертел, смотрел на них и очень им радовался – совсем как ребенок! Я помню, как он говорил, что в следующий выходной, если не будет дождей, обязательно сюда приедет, обязательно! Он часто отирал одутловатое красное лицо платком, смоченным ледяной водой из чистейшего родника, что тек невдалеке, и отпивал из этой бутыли. Потом потихоньку выпил какую-то таблетку. Повеселел еще более и, сложив еще несколько дифирамбов столь прекрасному месту, присел на поваленное бревно, заменявшее лавочку. Сложив руки на коленях и поставив корзину у ног, он наклонил голову и весь ушел в созерцание своей добычи. Его спутники продолжали весело болтать и хвалиться достижениями в собирании грибов, поэтому они не обратили никакого внимания на своего уединившегося друга. Но вот – повернулись к нему, окликнули, а он только тряхнул как-то головой и застыл. «Да оставьте вы его в покое, наедине с добычей, пусть полюбуется, он сегодня у нас чемпион по сборке грибов!» «Вы что, Петьку не знаете? Он всегда такой!» Говоривший хлопнул сидящего приятеля по плечу, а тот упал. Упал странно, лицом вниз, не подставив рук, не издав ни звука, и лежал неподвижно в неестественной позе... «Господи! Да он умер!..» – «Не может быть!..»

Мы кинулись к «чемпиону по сбору грибов». Да, он был действительно мертв... Все оторопели, улыбки мгновенно сползли с лиц... «Да как же так?..» – «У него вить это, – запинаясь, сказал небритый мужичонка в серой выгоревшей куртке, – всю жизнь сердце болело, видать и не выдержало... Перегрелся Петька. Он вить сегодня и таблетки уже пил...» И я вспомнил про ту выпитую таблеточку, не помогла видно... Все опешили и на минуту затихли, а в далеком монастыре тихо-тихо звонил колокол, словно провожая новопреставленного Петра. Небритый мужичонка (как оказалось, лучший друг покойного) заплакал, дергая плечами и утирая слезы серыми рукавами куртёшки. Все потупились, и у меня что-то заныло в груди и зачесались глаза...

Один из грибников – седой старичок с огромными очками на носу сказал, перекрестившись: «Вот так и живем... Все под Богом ходим. Сегодня живы, а завтра – нет. Никто конца своего не знает...» Отвернувшись, скомканным и грязным носовым платком дед утер слезу. Тогда, до этого молчащий, мужчина с косым шрамиком на левой щеке тихо сказал: «А Ленке-то как всё сказать?» И по тому, с каким страхом все посмотрели на него, я догадался, что речь шла о жене Петра. «А вот гляньте, как, ветка рябины, совсем красная. Это ведь он ей вёз... Последний подарок...»

А тем временем подошла электричка... Мы с отцом помогли положить покойника на одно из сидений, чтоб довезти его до города вместе с его последними грибами и веткой почти красной рябины...

Что было дальше – не знаю. Но всю дорогу вспоминал его, сначала живого и веселого, радостно собирающегося сюда за грибами на следующей неделе, а уже потом – недвижимого, безгласного, бездыханного. И сами собой всплыли слова того старичка в очках: «Все под Богом ходим, сегодня живы, а завтра – нет. Никто конца своего не знает...» А ведь он еще двадцать минут назад обещал сюда вернуться за «дорогими» грибами, но теперь умер. Оборвалась ниточка жизни, которая, казалось, так крепко привязывала человека к тому полустанку, грибам в корзине, к жаркому по-летнему сентябрю...